— Вы говорите на гэльском языке? — спросил он.
— Немного.
— Кто научил вас?
Она слегка замялась, но сказала правду:
— Моя мать.
— Откуда ваша мать узнала гэльский язык?
— Она… она шотландка.
Эрайна говорила очень тихо и сильно смутилась. Маркиз, не в силах сдержать любопытство, поинтересовался:
— Почему ты мне не сказала? Она подняла на него глаза:
— Я боялась, что ты рассердишься.
— Рассержусь? Чего ради мне сердиться?
Эрайна молчала, и тогда он спросил так, словно заранее готов был к ответу:
— Кто твоя мать?
Эрайна вытянула руки, как будто хотела ухватиться за него, но тут же снова опустила их.
— Моя мама… — она на мгновение запнулась. — Мама… из Макнаинов.
Маркиз онемел, а герцог воскликнул:
— Из Макнаинов? Почему же мне не сказали? Почему вы это так тщательно скрывали?
Видимо, Эрайне легче было отвечать ему, а не маркизу:
— Мама убежала с моим отцом, а так как он был англичанин, то дедушка… он был главой клана Макнаинов… дедушка отрекся от нее.
Герцог уставился на нее так, словно ушам своим не верил, потом предложил:
— Вернемся в гостиную.
Герцог пошел впереди, Эрайна покорно последовала за ним, а маркиз взял ее за руку, и она поняла, что он не сердится, но поддерживает и любит ее.
Она высоко держала голову и в ясных, спокойных выражениях объяснила герцогу то, что он хотел знать.
— Мама очень страдала оттого, что отец отказался общаться с ней из-за ее брака с англичанином, но они с папой были очень счастливы, и больше ничто не имело для них значения.
— Так ваш дед — граф Наин? — спросил герцог.
— Да, ваша милость, но после того, как мама убежала из дома, она не пользовалась титулом.
— Граф был достойным вождем клана, — сказал герцог, — но нас он ненавидел почти так же сильно, как и англичан.
Маркиз расхохотался.
— Так относились к нам все Макнаины, насколько мне помнится, — сказал он. — А что вы собираетесь предпринять по отношению к леди Морэг?
Герцог крепко сжал губы.
— Она предстанет перед судом старейшин своего клана и будет приговорена к изгнанию.
— Вы полагаете, что этого добьетесь?
— Глава клана сделает это, когда я уведомлю его о происшедшем. Будут наказаны и те, кто действовал по указке леди Морэг.
Маркиз понял, что отец хочет еще что-то сказать, и молча ждал.
— Леди Морэг всего лишь сводная сестра нынешнего графа, — пояснил герцог, — и они никогда не питали расположения друг к другу. Как глава рода, граф стремится установить добрые отношения между нашими кланами, и эта проблема уже решена, Алистер, поскольку ты женат на женщине из Макнаинов. Я к тому же уверен, что граф примет в своем доме мать Эрайны, свою родную сестру, если она захочет вернуться.
— Вы, в самом деле, так считаете? — воскликнула Эрайна. — Мама будет просто счастлива, ведь после смерти папы она постоянно вспоминала и тосковала о своей семье.
— Мы поможем ей обрести эту семью, как только она достаточно поправится, чтобы вынести переезд, — спокойно произнес маркиз.
От радости Эрайна позабыла, что герцог еще здесь, и прижалась щекой к плечу Алистера. Со сдержанным смехом в голосе тот сказал:
— Вот видите, отец, после всех моих ошибок, после долгих лет, проведенных, как вы считали, по-пустому, я вернулся, совершив правильный поступок, и привез с собой ту жену, какую вы хотели сами выбрать для меня. Признайтесь, что уж этого вы никак не ожидали!
В словах не было необходимости… Герцог просто положил руку сыну на плечо, и жест его был весьма выразителен.
Обед был очень длинный, так как съехалось множество гостей, а волынщики, развлекавшие собравшихся музыкой, в конце трапезы исполнили две дополнительные мелодии, — как поняла Эрайна, в честь ее избавления от гибели. Тем не менее, она вовсе не устала.
Но все же ее отправили в постель немедленно после того, как обед кончился. Миссис Макдонон помогла ей раздеться и оставила у постели горящую свечу; в камине пылало большущее полено.
— Нынче с моря тянет холодный ветер, м'леди, — объявила экономка, выглянув в окно. — Будет просто чудо, если вы не схватите простуду после того, что с вами случилось.
Эрайна ничего не ответила, улеглась спиной на подушки и думала о том, как ей тепло и уютно… и кажется, что крохотные язычки пламени из камина бегают у нее внутри, согревая все тело.
Она лежала и ждала. Меньше чем через полчаса смежная дверь отворилась.
Маркиз вошел в комнату; на нем уже не было одеяния шотландских горцев, вместо него он надел длинный бархатный халат, которого Эрайна раньше не видела, и который очень ему шел.
Он подошел к постели; глаза его сияли необычным светом, который и смутил и возбудил девушку.
Она протянула к нему руки.
— Я была уверена, что ты придешь… пожелать мне доброй ночи.
Маркиз присел на кровать в той же позе, как и днем.
— Доброй ночи? — переспросил он. — Я считаю, любимая, что ты кое о чем забыла.
— О чем же я забыла? Разве что поблагодарить тебя еще и еще раз?
— Ты благодарила меня более чем достаточно.
— Тогда что же я все-таки забыла?
— Что мы с тобой женаты! Эрайна опустила глаза.
— Но ведь ты говорил, что это всего лишь… притворство.
— Я говорил это, когда вел себя как англичанин, и контракт наш был тоже английский. В Шотландии мы объявили себя мужем и женой в присутствии свидетелей, и теперь по законам этой страны мы с тобой состоим в браке.
Эрайна почувствовала, что каждое его слово возносит ее к небесам в радостном порыве.
— Сегодня я уже написал в Эдинбург с просьбой зарегистрировать наш брак, — добавил он.
— Ты уверен? Вполне уверен, что хочешь этого? — спросила Эрайна.
— Твердо уверен, — отвечал маркиз. — Это именно то, чего я хочу! Ты моя, Эрайна, моя жена отныне и навсегда, и я никогда не позволю тебе уехать!
Она подумала, что сейчас он обнимет ее, но он этого не сделал, а, помолчав минуту, сказал:
— Ты ведь понимаешь, как сильно я желаю тебя… не только телом, но разумом, сердцем и душой. Но ты перенесла чудовищное потрясение, и если хочешь, я просто пожелаю тебе спокойной ночи и уйду, а ты будешь отдыхать.
Эрайна понимала, что только идеалист и рыцарь, каким она его считала, может быть таким понимающим и самоотверженным.
У нее не было слов, чтобы сказать ему об этом, она только протянула руки и привлекла его к себе.
Много позже, когда дрова в камине превратились в золотые угли, а пламя угасло, маркиз заговорил:
— Мне хотелось бы найти слова и объяснить тебе, что для меня значит быть с тобой в моем доме, в моей стране, окруженным людьми, которые любят и уважают меня, и которым я стану служить до конца моих дней.
— Я понимаю тебя, — тихонько отозвалась Эрайна. — Чудесно думать о таких вещах.
Он теснее прижал ее к себе и подумал приэтом, что прикоснуться к ней значит для него прикоснуться к совершенству, которого он всегда искал в женщине.
— Как же мне так повезло, что я нашел тебя?
— Тебе, наверное, мои слова покажутся странными, но ведь это папа руководил мной, когда я была в таком отчаянии. Это он внушил мне мысль пойти к леди Беверли и каким-то таинственным путем устроил так, что ты подслушал мой разговор с ней.
Эрайна помолчала. Потом сказала:
— Только человек с врожденным инстинктом добра мог помочь мне так, как ты.
— Не только твой отец, но и твои молитвы, любимая, научили меня, как поступить.
Он произнес эти слова и подумал, как это необычно для него говорить вот так и верить.
Как бы то ни было, но с самого приезда сюда высокомерный цинизм, управлявший его мыслями и его разговорами с друзьями из клуба «Уайтс», а также его отношениями с женщинами, бесследно исчез.
И он подумал про себя, что в Шотландии можно быть только честным.
Эрайна предчувствовала, что красота замка и окружающей природы отвратят его разум от всего мелочного и ничтожного, но с ним произошло нечто более серьезное: он сам стал выше и значительнее, чем когда-либо в прошлом.
Только теперь он впервые начал понимать тягу отца к всемогуществу и его заботу не только о величии клана, но о величии всей Шотландии.
Он повернул голову и посмотрел на Эрайну. Подумал, как она красива при свете угасающего огня, какой у нее одухотворенный вид, и как она непохожа на любую другую женщину из тех, кого он знал до сих пор.
Ее глаза смотрели на него с обожанием, и он сказал себе, что никогда не обманет ее ожиданий, и дал обет жить в соответствии с ее идеалами.
В камине упало полено, и пламя вновь вспыхнуло на мгновение, осветив их лица; они взглянули друг на друга и инстинктивно придвинулись ближе.
— Я люблю тебя! — произнес он.
— Я не знала, что любовь может быть такой чудесной. Мы словно взлетели вместе к звездам в небеса, а там царит любовь.
Губы маркиза коснулись ее щеки, прежде чем он спросил:
— Ты почувствовала это благодаря мне?
— И это, и еще больше. Но как мне выразить в словах… восторг, который есть Бог… и в то же время это я сама?
— Моя драгоценная маленькая возлюбленная!
— Я сделала тебя… счастливым?
— Таким счастливым, что я не нахожу слов, чтобы выразить наши чувства. Это и нечто экстатическое, и вместе с тем глубоко человеческое, потому что я могу дотронуться до тебя и осознать, что ты моя не только как женщина, но и как частица моей собственной крови.
— Потому что я шотландка.
— Как и я, как наши дети и дети наших детей… Как я мог вообразить, что убегу от Шотландии и от всего, чем она является для тех, кто здесь рожден, в чьей крови живет инстинкт, подымающий человека к пониманию Бога?
— Именно так чувствую и я, — почти неслышно проговорила Эрайна.
— Мы чувствуем одно и то же, потому что мы едины, — сказал Алистер. — Мы одна суть, любимая.
Она обвила рукой его шею, чтобы еще приблизить к себе, и знала, что в них обоих горит не менее жаркое пламя, чем то, которое охватывает поленья в очаге.
Восторженный экстаз и невероятное напряжение, страдание такое же сильное, как радость.
— Я хочу тебя! — шепнул Алистер.
— Я люблю тебя! — ответила Эрайна. — О дорогой, пожалуйста, люби меня… сделай меня твоей… ведь ты сказал, что мы… одна суть.
Алистер припал губами к ее губам, и сердце его билось возле ее груди.
И он пронес ее над зарослями вереска к небу и когда сделал ее своей, они попали в собственный рай, где царила Божественная Любовь, а она и есть Вечность.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15