Она рассмеялась и добавила:
— С вами я бы не посмела… спорить так отчаянно. Тем не менее, маркиз решил, что ему стоит потренировать мозги, а по прибытии в Абердин вынужден был признать, что поездка придала ему энергии и развлекла, а вовсе не вызвала подавленность.
Только человек, лишенный нормального восприятия, не был бы обрадован приветствием членов клана, великолепно выглядевших в своих килтах. Эти люди сопровождали маркиза и Эрайну на яхту герцога, пришвартованную у набережной.
Волынщик сыграл «Победу Макдононам», когда они поднялись на борт; судно двинулось из гавани к открытому морю, и собравшаяся на берегу толпа громкими криками провожала их в путь.
Если Эрайна пришла в радостное волнение, впервые увидев замок, то маркиз испытал чувство гордости, незнакомое ему до сих пор.
На всем побережье Шотландии не было другого такого величественного и красивого замка, как Килдонон.
Замок был расположен высоко над заливом, до самого моря простирался огромный парк; силуэт здания четко рисовался на фоне вересковых пустошей, тянущихся до самого горизонта.
Дело было не только в том, насколько красив сам замок с его башнями и шпилями: маркиз успел позабыть, что дневной свет в этой части Шотландии совершенно необычен, как нигде в мире. Он менялся, чуть ли не каждые несколько секунд в зависимости от движения облаков и солнца, и в самом центре этой картины замок сиял, как драгоценный камень.
Яхта плавно двигалась по спокойной воде, и пассажиры глядели на собравшихся на берегу членов клана, а когда судно приблизилось к далеко выступающей в залив длинной деревянной пристани, от звуков волынок загудел воздух.
Маркиз ни за что не признался бы в этом, но в этот миг ему захотелось, чтобы на нем была шотландская одежда, от которой он с таким пренебрежением отказался, уехав с матерью на юг.
Приветствия Макдононов, уважение, с каким они встречали его, вновь вызвали у маркиза прилив гордости.
Едва он и Эрайна двинулись через парк к замку, сопровождаемые двумя волынщиками впереди них и двумя позади, маркиз понял, что не просто вернулся домой, но принят как будущий глава клана.
В парке было множество цветов, в цвету стояли деревья, и струи фонтана в центре радужно сверкали в солнечных лучах.
Большой пролет каменных ступеней вел на огороженную балюстрадой террасу, потом все подошли к парадному входу в замок — огромной деревянной двери, обитой железом и сохранившейся со времен средневековья.
Здесь их тоже ждали члены клана, которые жили непосредственно в замке или поблизости; они приветствовали маркиза на английском и на гэльском языках.
Но выразительнее слов были улыбки и глаза, говорившие, что все эти люди рады видеть маркиза.
Широкая лестница привела их на первый этаж, где, как отлично знал маркиз, находилась приемная зала главы клана, — в ней теперь ждал маркиза его отец.
Маркиз скривил губы при мысли о том, что отец с самого его приезда подчеркивает новое к нему отношение и принимает, по существу, как блудного сына из евангельской притчи.
Мажордом провозгласил зычным голосом:
— Маркиз Килдонон, ваша милость!
Приемная главы клана производила сильное впечатление: стены увешаны щитами и старинными палашами вперемежку с огромными портретами прежних вождей; Эрайна даже не сразу обратила внимание на человека, который ждал их.
Герцог восседал в дальнем от них конце комнаты на высоком кресле, которое вполне сошло бы за трон.
Она вдруг занервничала и засмущалась, пока они с маркизом шли между двух рядов застывших, в неподвижности людей в килтах.
Она успела заметить, что присутствовавшие здесь, в зале, посматривали на нее с таким же любопытством, как и те, кто встречал их на яхте и на пристани.
Маркиз знакомил ее с некоторыми представителями клана, но никому из них не называл ее имя.
Сердце у Эрайны билось неспокойно, однако утешало, что выглядит она наилучшим образом.
Это Чампкинс посоветовал надеть платье темно-синее, как море, и шляпу, поля которой были оторочены кружевом, а тулья украшена маленькими розовыми розочками.
Маркиз посмотрел на нее с одобрением, когда она вышла из каюты перед прибытием в Абердин.
Заметил он не только нарядное платье, которое шло ей, но и то, что от нормального питания в течение трех дней пути с ее лица исчезло голодное выражение, а щеки заметно округлились.
Она шла теперь рядом с ним, и ей казалось, что расстояние, которое предстоит пройти до герцогского кресла, бесконечно.
Наконец они остановились перед старым человеком; плед его был заколот брошью с огромным дымчатым топазом, а большой спорран отделан блестящим серебром.
Несколько секунд никто не говорил ни слова. Потом герцог, взглянув на сына из-под нависших бровей, произнес глубоким, властным голосом:
— Добро пожаловать домой, Алистер. Рад тебя видеть.
Он протянул руку, и маркиз сжал ее в своей. Потом, вопреки собственному решению не делать ничего подобного, мягким движением опустился на одно колено.
Он знал, что отец в качестве главы клана вправе ждать от него подобного знака уважения, и, думая об этом по пути, клялся себе, что будь он проклят, если унизит себя. Но сейчас это показалось ему вполне естественным.
Все еще не выпуская руку отца из своей, он проговорил:
— Как вы себя чувствуете, сэр? Мы с вами долго не виделись.
— Слишком долго! — коротко ответил герцог. И тотчас его зоркие, как у орла, глаза обратились на Эрайну.
Она и без слов поняла, о чем он хочет спросить, и от страха у нее перехватило дыхание.
Маркиз, возвысив голос, так что все в зале его слышали, произнес:
— А теперь, отец, позвольте мне представить вам мою жену, которая сопровождала меня в моей поездке сюда.
— Твою жену?!
Герцог, без сомнения, был крайне удивлен, но прежде чем маркиз успел что-то объяснить, спросил резким тоном:
— Ты женат? Почему мне никто не сообщил об этом?
— Мы совершили наше бракосочетание без огласки, — ответил маркиз. — Причины я объясню вам позже.
Наступило молчание, словно герцог не находил что сказать.
Но тут от боковой стены комнаты отделилась фигура женщины, до сей минуты ничем о себе не заявлявшей. Теперь он подошла совсем близко.
Высоко держа голову, остановилась она возле кресла герцога и посмотрела маркизу в лицо. Женщина была высокая и красивая, но какой-то слишком мужественной красотой; у нее были чересчур резкие черты лица, волосы, каштановые с рыжеватым отливом, небрежно убраны под клетчатый берет, сбоку на котором была приколота брошь в виде герба Макнаинов, как определил, приглядевшись маркиз.
Герцог мог бы и не произносить скороговоркой совершенно иным тоном, чем прежде:
— Леди Морэг, вы еще не встречались с моим сыном Алистером.
— Нет, но я ждала этой встречи, — ясным голосом, без малейшей запинки сказала леди Морэг.
Она протянула руку, и маркиз слегка пожал ее, проговорив не без иронии:
— Это, безусловно, новость — увидеть в стенах Килдонона члена семьи Макнаинов!
— Мой брат и я решили, что настало время покончить со старыми распрями, из-за которых наши люди веками убивали друг друга.
— Я согласен с вами, — отвечал маркиз. — Позвольте вам представить мою жену.
Кивок, которым леди Морэг удостоила Эрайну, дал ей понять, что она здесь нежеланная гостья, чуть ли не самозванка; ясно было и недоброжелательное отношение герцога к англичанке.
Он никак не мог смириться с тем, что маркиз женится на женщине, которая не принадлежит к клану Макдононов и вряд ли способна осознать Великое предназначение шотландского народа.
Однако герцог понимал, что здесь не время и не место для взаимных обвинений, поэтому он медленно и с трудом встал с кресла.
— Здесь много наших родственников, желающих поздороваться с тобой, Алистер.
Маркиз кивнул в знак согласия, и герцог сделал несколько шагов рядом с сыном; к ним друг за другом начали подходить присутствующие, чтобы познакомиться и поздравить маркиза с возвращением домой.
Кто пожимал руку, кто ограничивался почтительным поклоном, но маркиз для каждого находил доброе слово и обнаружил, что многих помнит с детских лет.
Пока все это происходило, кто-то подвинул Эрайне кресло, и она села, хотя леди Морэг от такого же предложения отказалась с пренебрежительной миной.
Она осталась стоять неподалеку от Эрайны, прямая, с мрачным лицом, всем своим видом давая понять, что не имеет желания общаться.
Как только представления были закончены, герцог, по-видимому, собрался покинуть приемный зал, а маркиз обернулся и поманил к себе Эрайну.
Она быстро вскочила с кресла и присоединилась к нему, но тут же подошла и леди Морэг.
— Ну и каково вернуться в загон после столь долгого отсутствия? — спросила она.
— Я пока предпочитаю подождать с ответом, — уклонился маркиз.
Герцог шел впереди них, и леди Морэг, словно бы не замечая присутствия Эрайны, продолжала:
— Вам, вероятно, известно, что ваш отец хотел объединить наши кланы в дружбе и гармонии.
— Я понял, что вы дали согласие выйти за моего брата.
— Бедный Айен, — чуть менее жестким голосом произнесла леди Морэг. — Но мы, то есть вы и я, должны думать не только о себе, но и о нашем народе.
— Разумеется, — согласился маркиз, — и я буду ждать случая представить мою жену Макнаинам.
Его слова как бы стерли улыбку с губ леди Морэг, она мельком взглянула на Эрайну, и выражение глаз у нее было жестокое.
Потом, когда они дошли до двери, леди Морэг вместо того, чтобы последовать за герцогом, направляющимся в гостиную, стала спускаться по лестнице, и Эрайна физически ощущала ее ненависть и злобу, как будто она выразила ее в соответствующих словах.
Эрайна импульсивно произнесла так, чтобы ее услышал только маркиз:
— Я сочувствую ей…
— Я вам признателен.
Глаза их встретились, и Эрайна поняла, что хоть леди Морэг по-своему привлекательна, ей не сравниться с красавицами, которые, как поведал ей Чампкинс, преследовали маркиза своей любовью.
Она подумала о пуховке, найденной в ящичке у зеркала, и сказала себе: «Я уверена, что он любил только женственных женщин, а леди Морэг вовсе не женственна».
У нее не было возможности обменяться с маркизом еще хоть словом до того, как они вошли в гостиную, где присоединились к ближайшим родственникам герцога.
Среди них было несколько кузенов, а также родственниц женского пола, пожилых и не слишком пожилых; все они, как узнала Эрайна, жили поблизости.
Было и несколько подростков, которые с любопытством рассматривали маркиза; юноши явно любовались его элегантной модной одеждой, а девушки, очевидно, находили его неотразимо красивым.
Разговор шел какой-то напыщенный и скованный, потом герцог произнес несколько угрожающим тоном:
— Алистер, я хочу поговорить с тобой наедине. Пройди, пожалуйста, в библиотеку.
— Хорошо, отец, — ответил маркиз, — но сначала я провожу Эрайну в спальню, чтобы она могла отдохнуть перед обедом.
— Надеюсь, тебе известно, где ты спишь, — отрывисто бросил герцог.
— Безусловно.
Когда они шли по длинному коридору, Эрайна вздохнула с облегчением.
Последний час в гостиной, когда любопытствующие родственницы засыпали ее вопросами, ответы на которые требовали немалого хитроумия, стал для Эрайны испытанием, вымотавшим всю душу.
Но вот маркиз открыл дверь, и они вошли в большую нарядную комнату. Девушку поразила огромная, украшенная резьбой кровать со столбиками для балдахина и камин, в котором при желании можно было бы жечь целые бревна.
Эрайна с интересом огляделась.
Окна выходили в парк, за которым виднелось море; по большому ковру на полу разбросаны были маленькие коврики из меха дикого кота.
Комната была строгая по стилю и создавала впечатление величавости.
Маркиз затворил дверь и сказал:
— Я должен поздравить вас. Вы блестяще прошли через это мучительное испытание.
— Вы и в самом деле так считаете? — спросила Эрайна. — Я так боялась осрамить вас.
— Вы меня спасли!
— Я отлично понимаю, что вы не захотели бы жениться… на леди Морэг, — робко заговорила Эрайна. — В то же время я вижу, что ваш отец… ненавидит меня.
— И, тем не менее, он верит, что вы моя жена, а с этим он ничего не может поделать.
— Леди Морэг очень негодовала, — продолжала Эрайна. — Не приведет ли это к тому, что вражда между кланами усилится… и вам снова придется сражаться?
В голосе у нее было столько ужаса перед подобной перспективой, что маркиз расхохотался.
— Конечно же, нет, — сказал он. — Мы теперь гораздо более цивилизованны, чем в прошлом, и я убежден, что старейшины кланов со временем научатся уважать друг друга и станут вести себя как человеческие существа, а не как варвары.
— Быть может, было бы лучше… для всех… если бы вы женились на ней.
— Япредпочел бы умереть! — отрезал маркиз. — Или — что гораздо реальнее! — голодать.
Он говорил так твердо, что Эрайна взглянула на него: он был, несомненно, искренен.
— Мы должны быть очень… очень осторожны, чтобы не попасться, — проговорила она.
— Мы и будем, — ответил маркиз. — А теперь отдохните и готовьтесь к весьма торжественному обеду. Мой отец обедает по всей форме.
С этими словами он вышел из комнаты, и в нее поспешно, словно только и ждали его ухода, вошли две служанки — помочь Эрайне раздеться.
Маркиз возвращался взамок с реки по короткой дороге через заросли вереска, который еще и не начал цвести; маркиз находился прямо-таки в триумфальном настроении — ему было, чем похвастаться.
Он поймал ни много, ни мало целых четырех лососей, начав удить с самого утра, и был в восторге оттого, что не утратил сноровки, хотя с двенадцати лет не брал удочку в руки.
Двое слуг, нагруженные лососями, удочкой и острогой, с трудом поспевали за ним — маркиз спешил поскорее рассказать Эрайне, каким ловким он оказался.
«Завтра возьму ее с собой, — решил он, — и научу удить. Уверен, что ей это занятие понравится».
Просто удивительно, как легко Эрайна освоилась с жизнью в замке, причем так, что никто не мог к ней придраться, даже сам герцог; Шотландия ей явно пришлась по сердцу не меньше, чем ему.
Вышагивая по направлению к замку, он подумал, что хочешь, не хочешь, но он вынужден признать Килдонон своим домом.
Он этого никак не ожидал, наоборот, предчувствовал, что возненавидит каждый миг своего пребывания здесь, но вышло иначе: он словно начал жизнь с того часа, как оставил ее пятнадцать лет назад.
Стоило ему услышать утром игру волынщиков, вышагивающих мимо замка, как начинало казаться, что годы, проведенные на юге, меркнут в сознании, рассеиваются, будто туман на болотах.
Он снова стал шотландцем, живущим на родной земле, и сердце его начинало биться сильнее, а кровь в жилах бежала быстрее при мысли о древних традициях этой земли.
Волынки, вересковые пустоши, туман и люди его клана — со всем этим связана целая жизнь.
«Я ехал сюда с ненавистью к Шотландии, но я ее люблю!» — признался он себе прошедшей ночью.
Спал он на узкой кровати в гардеробной, примыкающей к спальне, которую занимала теперь Эрайна, и как это ни смешно, сожалел, что не может возлежать на огромной постели с четырьмя столбиками, поколение за поколением принадлежавшей старшему из сыновей главы клана.
Но самая большая перемена произошла с его отцом.
Едва только приехав, маркиз удивился тому, каким ссохшимся и маленьким стал отец по сравнению с тем, каким он его помнил.
Потом он понял: на самом деле это он, Алистер, вырос, стал взрослым человеком и больше не боится отца, как это было в детстве.
Герцог состарился и, хотя все еще оставался требовательным и властным, но держался он спокойно и приветливо… до тех пор, пока не задевали его авторитета.
Маркиз готовил себя к борьбе с отцом, но это оказалось вовсе не нужным.
— Я сильно разочарован, Алистер, — пожаловался герцог, — что ты женился на женщине с юга, а ведь я полагал, что ты займешь место брата и женишься на Морэг Макнаин.
— Фолкнер говорил мне об этом, — ответил маркиз, — но, поскольку я уже женат, это неосуществимо.
— Разумеется, — согласился герцог, — но жаль… очень жаль!
К удивлению маркиза, на том он и остановился и, хотя все присматривался к Эрайне с осторожностью, словно она не заслуживала полного доверия, но не был с нею груб, и она занимала в доме место, принадлежавшее ей по праву.
«Все обернулось куда лучше, чем я ожидал», — говорил себе маркиз.
Выводок молодых куропаток вспорхнул у него из-под самых ног, и маркиз вспомнил, что в августе начинается охота, а егеря пророчат полные ягдташи дичи.
Уезжая из Лондона, он считал, что ему ужасно будет не хватать скачек в Аскоте, друзей из клуба «Уайтс», почти еженощных балов.
Но все это отодвинулось куда-то далеко, словно он жил на другой планете.
Поднимаясь по утрам с постели, он думал не о тех, кто остался в Лондоне, а о тех, кого увидит сейчас, и о том, как бы поскорее выбраться к реке на рыбалку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15