Никаких там опер с билетами и контролершами! Прямо под стеной стоять, слушать и тащиться! Blesk!!!
Гунтер счел эти крики просто истерикой и во многом был прав. Тевтонец фон Райхерт не знал, кто такая Ярославна и что крутого в ее плаче - плачут только слабые, это еще Бисмарк говорил. И потом, большинства русских слов он не понял. А если бы понял, то поморщился.
…Всех троих обуял сладкий средиземноморский климат, Сицилия-сказка, оливы-маслины-ракушки, терпкие вина, темноглазые красавицы, куча денег в карманах (эх, надо поставить свечку за упокой души канцлера де Лоншана!) и чувство собственной силы.
Прежде всего ощущалась Сила. Принадлежащая им троим.
Почему? А-а-а…
У Мишеля - потому, что в этом мире он был своим из своих. Дворянином, сыном барона, которого посвятил в рыцари сын короля и канцлер Англии Годфри Клиффорд. Мишель видел в снах, как первым входит в отбитый у сарацин Иерусалим.
Он был потомком осевших во Франции викингов и истинным христианином.
У Гунтера - потому, что он давно понял, что прошлое невозвратно, что он начал учиться новому, что не хочет бросать начатого дела и оставлять «на дядю» какую-никакую ответственность за самого себя и своих необычных (да что там! Самых обыкновенных и близких!!) друзей. Бог дал, Бог взял. Но пока взял только прошлое… Слава Ему!
Гунтер являлся готом, тевтоном, любителем свинины и пива, бывшим офицером Люфтваффе Третьего Германского Рейха, управляемого вздорным австрияком по фамилии Гитлер… В общем, просто немцем.
А Сергею Казакову было просто нечего терять.
Этот был русским.
И все трое рванули вперед. Незнамо куда. Первый - по долгу перед кровью, честью и Матерью-Церковью.
Второй - по взятой на себя обязанности и желанию педантично пройти новую дорогу до конца. До короны герцога, как обещал Лорду. Пусть подавится. Гунтер все заработает сам.
Третий… Ему было просто по пути. Он еще ничего не решил. Присматривался.
Француз, немец и русский.
Как в анекдоте.
ВЕСТНИКИ ВРЕМЁН. ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СИЦИЛИЯ - НА ВЗЛЁТ
Нет, я не в том тебе завидую
С такой мучительной обидою,
Что уезжаешь ты и вскоре
На Средиземном будешь море.
И Рим увидишь, и Сицилию -
Места, любезные Вергилию,
В благоухающей, лимонной
Трущобе сложишь стих влюбленный.
Я это сом не раз испытывал,
Я солью моря грудь пропитывал,
Над Арно, Данта чтя обычай,
Слагал сонеты Беатриче.
Что до природы мне, до древности,
Когда я полон жгучей ревности,
Ведь ты во всем ее убранстве
Увидишь Музу Дальних Странствий.
Ведь для тебя в руках изменницы
Нектар в хрустальном кубке пенится,
И огнедышащей беседы
Ты знаешь молнии и бреды.
А я, как некими гигантами,
Торжественными фолиантами
От вольной жизни заперт в нишу,
Ее не вижу и не слышу.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ
13 СЕНТЯБРЯ 1189 ГОДА, БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ - 27 СЕНТЯБРЯ 1189 ГОДА.
БАРОНСТВО ФАРМЕР, ГЕРЦОГСТВО НОРМАНДСКОЕ
Осенью темнеет рано. Солнце уже давно скрылось за верхушками сосен, давно уже опустились на лес серые сентябрьские сумерки и незаметно перешли в ночь. На поросшем молодым сосняком склоне, не больше чем в сотне шагов от вершины холма, горел костер. Потрескивали, плюясь снопами искр, сухие смолистые ветки. Весело плясали оранжевые язычки пламени. Над огнем покачивался закопченный котелок, в котором что-то сердито булькало. Когда жидкость выплескивалась на горячие уголья, в воздухе распространялся душистый аромат травяного настоя, видимо, заменявшего собой чай. Невдалеке, у черного нагромождения валунов, спал на колючем ложе из бурой прошлогодней хвои молодой рыцарь. Временами он что-то беспокойно бормотал и ворочался во сне. Чуть поодаль, у старой разлапистой ели, чернел сделанный на скорую руку шалаш - там устроился на ночлег бородатый старик в монашеской одежде. На краю прогалины тихонько пофыркивали три стреноженные лошади.
Около костра, на сухом поваленном дереве, сидели, негромко беседуя на разговорном английском языке образца XX века, два человека, само присутствие которых в королевстве Английском на исходе предпоследнего десятилетия двенадцатого века являлось - с точки зрения логики и здравого смысла - полнейшим абсурдом. Того из них, что с виду казался чуть постарше и повыше, рыжеволосого, с небольшой бородкой, звали Гунтер фон Райхерт, и родился он (точнее, еще не родился!) в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году в Германии. Всего месяц назад (или семь с половиной столетий спустя…) он был офицером Люфтваффе. Ныне же ему приходилось довольствоваться званием оруженосца, что, впрочем, нисколько его не огорчало.
Тому, что помоложе - невысокий, смуглый, коротко стриженный, с чуть монголоидными темными глазами, - компьютерному технику Сергею Казакову из далекой России, предстояло родиться без малого восемь столетий спустя, в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году в государстве, именовавшемся Союзом Советских Социалистических Республик, в городе-герое Ленинграде, позже вновь ставшим Санкт-Петербургом.
Несмотря на то что - как говорилось выше - присутствие их в это время и в этом месте являлось полным абсурдом, и тот, и другой прожили в 1189 году уже двадцать семь дней и перспектив вернуться в свое родное сейчас ни у того, ни у другого не имелось. По крайней мере в области рационального. Что же касается иррационального… впрочем, к чему рассуждать об иррациональном? Хоть их и закинуло в эти средневековые края почти месяц назад, встретились они только сегодня, да и то лишь благодаря вмешательству того самого святого отшельника, что лежал сейчас, отдыхая от дневных трудов и выпавших на его долю злоключений, в импровизированном шалаше из лапника.
Сергей, пребывавший до сего дня в абсолютном и блаженном неведении относительно того, куда занесла его судьба, довольно быстро оправился от первого шока и даже нашел в себе силы приготовить на костре весьма сносное жаркое из угодившего в капкан кролика. Тем временем Гунтер, пока еще не совсем стемнело, успел сходить за оставленными в лесу лошадьми, а сэр Мишель (так звали юного рыцаря) несколько свыкся с мыслью о том, что теперь ему придется принять под свое рыцарское покровительство еще одного оруженосца, в буквальном смысле слова свалившегося с неба.
Когда, насытившись крольчатиной, сэр Мишель, а вслед за ним и отец Колумбан пожелали всем доброй ночи и удалились ко сну. Гунтер устроился рядом с Сержем у костра и, прихлебывая из алюминиевой кружки горячий настой душистых трав, поведал вкратце своему новому знакомцу о том, что произошло с ним здесь за последний месяц, начиная с того самого дня, 13 августа, когда судьба таинственным образом закинула его, германского летчика, из 1940-го в 1189 год. Серж слушал молча, не перебивая и почти не задавая вопросов: сейчас ему проще было ни о чем не задумываться, и Гунтер прекрасно его понимал, а потому, героически сражаясь со сном, неспешно рассказывал все по порядку. Как он, отправившись на самый рутинный боевой вылет, внезапно попал в густой туман, как потом долго летел над Нормандией, удивляясь, куда пропали все привычные ориентиры, как, наконец, отчаявшись что-либо понять, совершил неподалеку отсюда вынужденную посадку и как встретил на поляне до смерти перепуганного похмельного сэра Мишеля, который мало того что был одет в совершенно непотребный для двадцатого века маскарадный костюм, так еще и изъяснялся на классическом норманно-французском наречии.
Видимо, с даром слова у Гунтера все было в порядке, поскольку при описании этой сцены Казаков даже забыл (правда, ненадолго), что ему сейчас полагается пребывать в состоянии полного шока, и весьма неприлично и громко захохотал, живо представив себе весь этот эпизод.
Правда, потом германский летчик поведал нечто такое, что заставило Сергея вновь усомниться в умственной (и психической) полноценности его нового знакомца. И действительно, посудите сами, может ли нормальный человек из покончившего с предрассудками двадцатого века на полном серьезе излагать историю о встрече с дьяволом, при этом то и дело нервно озираясь на слишком близко подступивший к поляне ночной лес и всячески избегая называть вещи своими именами, употребляя разного рода эвфемизмы: «враг рода человеческого», «сила, не принадлежащая известному нам миру» и прочее в том же духе. Впрочем, Сергей и тут не стал его перебивать, здраво рассудив, что либо его собрат по будущему на этом вопросе малость тронутый - и тогда не стоит вязаться, либо же к нему и впрямь явился сам сатана собственной персоной (что, конечно, весьма маловероятно, но не исключено: мало ли что у них тут в этом средневековье творится?).
Кратко изложив дальнейшие события, имевшие место в окрестностях баронства Фармер - как-то: поджог сеновала, обстрел коварного сэра Понтия Ломбардского и спасение от меча оного коварного Понтия сэра Мишеля вкупе с отцом Колумбаном, возвращение блудного сэра Мишеля в родительский замок, - и обойдя молчанием инцидент с прекрасной Сванхильд, Гунтер перешел к следующей части своей истории. Он довольно живо и со всеми подробностями поведал о поручении бейлифа, о встрече с новоиспеченным епископом Кентерберийским, о невероятных пакостях английского канцлера де Лоншана, об осаде аббатства, о принце Джоне, Гае Гисборне («Представляешь?! Самый настоящий Гай Гисборн, тот самый! И представь - очень славный малый, совсем не злой и даже нормально воспитанный. Правда, по-моему, слегка тугодум. А про Робин Гуда у них тут и слыхом не слыхивали!»). Рассказал он и о поимке хитроумного канцлера, который надумал бежать, переодевшись в женское платье («Ух ты! - откомментировал Сергей. - Ну прям как наш Керенский!»), и о знакомстве с Дугалом Мак-Лаудом. Завершил же он свое долгое повествование прощанием с Гаем и Дугалом у древнего каменного креста.
- Как Керенский? - педантично уточнил Гунтер. - Если я правильно помню историю, этот господин был премьер-министром России до большевистского переворота? Я читал его воспоминания, изданные в Берлине, так он утверждает, что побега в женском платье не было и это все выдумки красной пропаганды.
- Какая разница? - отмахнулся русский. - Сие для истории непринципиально. Ты дальше рассказывай!
- А потом мы с отцом Колумбаном и нашим доблестным рыцарем отправились на поиски еще одного гостя из будущего, сиречь тебя. Дальнейшее тебе известно. - Снова вспомнив это «дальнейшее», Гунтер не смог удержаться от усмешки и добавил: - Кто ж мог подумать, что ты тут не только на кроликов охотишься?
Казаков только вяло махнул рукой: «Проехали!» - и, поднявшись с дерева, подбросил в догорающий костер охапку хвороста. Угасшее было пламя вновь весело затрещало, выбросив к темным небесам огромный сноп искр. Серж все так же молча взял у Гунтера опустевшую алюминиевую кружку и деловито плеснул в нее из котелка горячего травяного настоя. Гунтер благодарно кивнул, сделал большой глоток, откашлялся, вопросительно посмотрел на русского. Тот опустился на дерево и задумчиво уставился в огонь. Судя по всему, человек со странной профессией, именовавшейся «компьютерный техник», вознамерился снова впасть в депрессию. Этого допускать никак было нельзя. Гунтер отставил полупустую кружку, поворошил длинной палкой костер и преувеличенно бодро провозгласил:
- Не знаю, как у Мишеля, а у меня план следующий: во-первых, утром забери со своего геликоптера все вещи, которые могут пригодиться…
- Например, процессор бортового компьютера, - фыркнул Казаков. - Толкнем на рынке в Ватикане как святую реликвию. Не слабое ноу-хау для двенадцатого века!
- Ноу-хау? - не понял Гунтер странного выражения, однако продолжил: - Во-вторых, отбытие на юг откладывается на пару недель. Будет слишком подозрительно, если мы заявимся к королю Ричарду с сообщением наподобие: «Знаете, вашвеличество, мы тут три дня назад вашего канцлера в Англии повесили, а потом прилетели сюда на драконе - доложиться»… Юмор не оценят.
- Надо полагать, меня ждет усиленный курс адаптации? - вяло поинтересовался Сергей. - Что тут положено? Практическая куртуазия, теория религии, основы владения холодным оружием, верховая езда… Ни дать ни взять - отдых нового русского.
- Новый русский? - снова оторопел германец. - Что это за разделение такое? А старые кто? Впрочем, не важно. Полагаю, адаптацию ты пройдешь быстро. Здесь все то же самое, только язык другой и техники нет.
- У меня с деньгами туго, - вздохнул Казаков. - У вас все дорого. Я в деревне куриц покупал, пришлось выложить две тяжеленные серебряные монеты, которые у лоха в доспехах на дороге попятил. Да у нас в любом антикварном магазине каждая на сотню баксов потянула бы только из-за веса, не считая исторической ценности. Эй, а может, меня обсчитали? Уж больно рожи у этих вилланов хитрые были…
Гунтер, почитавший себя изрядным знатоком правил жизни и поведения раннего средневековья, тотчас пустился в расплывчатые описания, из коих следовала одна-единственная мысль: существование в двенадцатом веке складывается из таких вот мелочей - как и сколько заплатить в трактире, надо ли целовать руку всем священникам или только епископам с кардиналами, как к кому обращаться, как осознавать свой статус на местной социальной лестнице и вести себя соответственно занятой ступеньке.
- Ясно, - подвел итог Казаков. - Психология, менталитет, расстановка акциденций и определение дефиниций. В точности по Умберто Эко. Медиевистика и семиотика.
- Чего? - вытаращился Гунтер. - Ты откуда у нас такой умный? И кто такой Эко?
- Итальянский писатель. Он во время Второй мировой еще ребенком был, поэтому ты о нем не слышал. Мне бы сейчас томик «Имени Розы», тогда бы наверняка выкрутился… Замечательно человек о средневековье писал, только оно у него какое-то мрачноватое получилось, без всяких этих ваших чудес. Ну признайся, ты небось со шнапсом перебрал, когда черта видел?
- К тебе заявится - посмотрим, что тогда запоешь, - мстительно сказал Гунтер.
- Арию Фауста, - гыгыкнул Казаков. - Хотя я ее не помню. А «Люди гибнут за металл» - из другой оперы или из той же? И вообще ко мне, полнейшему «унтерменшу» с твоей немецко-фашистской точки зрения, дьявол являться не может. Кто я такой, в конце концов?
- Еще одна фигура на шахматной доске, - совершенно серьезно проворчал Гунтер. - Хочешь - верь, хочешь - не верь, но, по-моему, этот старый козлище попросту развлекается, наблюдая за нами. Ему интересно следить за новой ситуацией. Он мне сам признавался, что случай переноса во времени человеческой плоти с заключенной в ней бессмертной душой произошел впервые и больше не произойдет никогда. Понимаешь? Вселенная устроена по определенным законам.
- Постой, постой! - сдвинул брови Казаков. - Вот даже как?.. Допустим, я тебе верю. Герберта Уэллса читал? «Машину времени»? Я тоже. Он вроде бы жил в самом начале века… Не прав был старик. И его последователи тоже. За шестьдесят лет, которые нас с тобой разделяли в двадцатом веке, технический прогресс ушел вперед настолько, что ты и представить себе не можешь. Атомная бомба, прокладки «Оллдейз», компьютеры, американцы на Луну летали…
- Да ну? - ахнул Гунтер. - И что?
- Ни фига там нету, вот что… Пусто. Большой пыльный булыжник. Ты дальше слушай. Если путешествие в ограниченном пространстве, замкнутом, скажем так, нашей Солнечной системой, вполне возможно, а при желании можно лететь и дальше, то перебороть время, основной стержень, на котором держится Вселенная, не удалось пока никому, да и не удастся вообще. Научный факт. Никаких путешествий во времени - ни назад, ни вперед. Каждый живет там, где ему положено. Кроме нас с тобой, двух дебилов. Мораль ясна?
- Куда уж яснее. - Гунтер вытащил еще одну сигарету из зеленой пачки и прикурил от уголька. - И сам на эту тему думал, и все, кто только мог, подсказывали. Если произошел столь невероятный прецедент, если ради нас на какое-то время были изменены основополагающие законы мироздания, то это не случайно!
- Параноик. Клинический случай. Полбашки отстричь. - Сергей сощурил глаза и нехорошо заулыбался. - Мироздание ради него меняют. Гы! Твой глючный черт что говорил? Во-о!.. Случайность. Аномалия. Воздействие хаотического фактора. Два гы-гы! Мы просто потерялись. Ошибка в работе небесной канцелярии. Какой-то похмельный архангел, отвечавший за техническое обеспечение проекта, ткнул не ту клавишу. Три раза гы-гы-гы! Файлы вместо того, чтобы уйти в соответствующую директорию или в корзину, отправились в сеть и осели на каком-то захолустном сервере, никому не нужные и никому не понятные.
- Что за бред ты несешь?
- А, извини. Это не бред, а разбор ситуации с точки зрения ребенка компьютерного века. В общем, если приводить более понятные для тебя формулы, наши учетные карточки просто нечаянно смахнули со стола, они попали в корзину для бумаг, а потом на помойку.
1 2 3 4 5 6
Гунтер счел эти крики просто истерикой и во многом был прав. Тевтонец фон Райхерт не знал, кто такая Ярославна и что крутого в ее плаче - плачут только слабые, это еще Бисмарк говорил. И потом, большинства русских слов он не понял. А если бы понял, то поморщился.
…Всех троих обуял сладкий средиземноморский климат, Сицилия-сказка, оливы-маслины-ракушки, терпкие вина, темноглазые красавицы, куча денег в карманах (эх, надо поставить свечку за упокой души канцлера де Лоншана!) и чувство собственной силы.
Прежде всего ощущалась Сила. Принадлежащая им троим.
Почему? А-а-а…
У Мишеля - потому, что в этом мире он был своим из своих. Дворянином, сыном барона, которого посвятил в рыцари сын короля и канцлер Англии Годфри Клиффорд. Мишель видел в снах, как первым входит в отбитый у сарацин Иерусалим.
Он был потомком осевших во Франции викингов и истинным христианином.
У Гунтера - потому, что он давно понял, что прошлое невозвратно, что он начал учиться новому, что не хочет бросать начатого дела и оставлять «на дядю» какую-никакую ответственность за самого себя и своих необычных (да что там! Самых обыкновенных и близких!!) друзей. Бог дал, Бог взял. Но пока взял только прошлое… Слава Ему!
Гунтер являлся готом, тевтоном, любителем свинины и пива, бывшим офицером Люфтваффе Третьего Германского Рейха, управляемого вздорным австрияком по фамилии Гитлер… В общем, просто немцем.
А Сергею Казакову было просто нечего терять.
Этот был русским.
И все трое рванули вперед. Незнамо куда. Первый - по долгу перед кровью, честью и Матерью-Церковью.
Второй - по взятой на себя обязанности и желанию педантично пройти новую дорогу до конца. До короны герцога, как обещал Лорду. Пусть подавится. Гунтер все заработает сам.
Третий… Ему было просто по пути. Он еще ничего не решил. Присматривался.
Француз, немец и русский.
Как в анекдоте.
ВЕСТНИКИ ВРЕМЁН. ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СИЦИЛИЯ - НА ВЗЛЁТ
Нет, я не в том тебе завидую
С такой мучительной обидою,
Что уезжаешь ты и вскоре
На Средиземном будешь море.
И Рим увидишь, и Сицилию -
Места, любезные Вергилию,
В благоухающей, лимонной
Трущобе сложишь стих влюбленный.
Я это сом не раз испытывал,
Я солью моря грудь пропитывал,
Над Арно, Данта чтя обычай,
Слагал сонеты Беатриче.
Что до природы мне, до древности,
Когда я полон жгучей ревности,
Ведь ты во всем ее убранстве
Увидишь Музу Дальних Странствий.
Ведь для тебя в руках изменницы
Нектар в хрустальном кубке пенится,
И огнедышащей беседы
Ты знаешь молнии и бреды.
А я, как некими гигантами,
Торжественными фолиантами
От вольной жизни заперт в нишу,
Ее не вижу и не слышу.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ
13 СЕНТЯБРЯ 1189 ГОДА, БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ - 27 СЕНТЯБРЯ 1189 ГОДА.
БАРОНСТВО ФАРМЕР, ГЕРЦОГСТВО НОРМАНДСКОЕ
Осенью темнеет рано. Солнце уже давно скрылось за верхушками сосен, давно уже опустились на лес серые сентябрьские сумерки и незаметно перешли в ночь. На поросшем молодым сосняком склоне, не больше чем в сотне шагов от вершины холма, горел костер. Потрескивали, плюясь снопами искр, сухие смолистые ветки. Весело плясали оранжевые язычки пламени. Над огнем покачивался закопченный котелок, в котором что-то сердито булькало. Когда жидкость выплескивалась на горячие уголья, в воздухе распространялся душистый аромат травяного настоя, видимо, заменявшего собой чай. Невдалеке, у черного нагромождения валунов, спал на колючем ложе из бурой прошлогодней хвои молодой рыцарь. Временами он что-то беспокойно бормотал и ворочался во сне. Чуть поодаль, у старой разлапистой ели, чернел сделанный на скорую руку шалаш - там устроился на ночлег бородатый старик в монашеской одежде. На краю прогалины тихонько пофыркивали три стреноженные лошади.
Около костра, на сухом поваленном дереве, сидели, негромко беседуя на разговорном английском языке образца XX века, два человека, само присутствие которых в королевстве Английском на исходе предпоследнего десятилетия двенадцатого века являлось - с точки зрения логики и здравого смысла - полнейшим абсурдом. Того из них, что с виду казался чуть постарше и повыше, рыжеволосого, с небольшой бородкой, звали Гунтер фон Райхерт, и родился он (точнее, еще не родился!) в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году в Германии. Всего месяц назад (или семь с половиной столетий спустя…) он был офицером Люфтваффе. Ныне же ему приходилось довольствоваться званием оруженосца, что, впрочем, нисколько его не огорчало.
Тому, что помоложе - невысокий, смуглый, коротко стриженный, с чуть монголоидными темными глазами, - компьютерному технику Сергею Казакову из далекой России, предстояло родиться без малого восемь столетий спустя, в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году в государстве, именовавшемся Союзом Советских Социалистических Республик, в городе-герое Ленинграде, позже вновь ставшим Санкт-Петербургом.
Несмотря на то что - как говорилось выше - присутствие их в это время и в этом месте являлось полным абсурдом, и тот, и другой прожили в 1189 году уже двадцать семь дней и перспектив вернуться в свое родное сейчас ни у того, ни у другого не имелось. По крайней мере в области рационального. Что же касается иррационального… впрочем, к чему рассуждать об иррациональном? Хоть их и закинуло в эти средневековые края почти месяц назад, встретились они только сегодня, да и то лишь благодаря вмешательству того самого святого отшельника, что лежал сейчас, отдыхая от дневных трудов и выпавших на его долю злоключений, в импровизированном шалаше из лапника.
Сергей, пребывавший до сего дня в абсолютном и блаженном неведении относительно того, куда занесла его судьба, довольно быстро оправился от первого шока и даже нашел в себе силы приготовить на костре весьма сносное жаркое из угодившего в капкан кролика. Тем временем Гунтер, пока еще не совсем стемнело, успел сходить за оставленными в лесу лошадьми, а сэр Мишель (так звали юного рыцаря) несколько свыкся с мыслью о том, что теперь ему придется принять под свое рыцарское покровительство еще одного оруженосца, в буквальном смысле слова свалившегося с неба.
Когда, насытившись крольчатиной, сэр Мишель, а вслед за ним и отец Колумбан пожелали всем доброй ночи и удалились ко сну. Гунтер устроился рядом с Сержем у костра и, прихлебывая из алюминиевой кружки горячий настой душистых трав, поведал вкратце своему новому знакомцу о том, что произошло с ним здесь за последний месяц, начиная с того самого дня, 13 августа, когда судьба таинственным образом закинула его, германского летчика, из 1940-го в 1189 год. Серж слушал молча, не перебивая и почти не задавая вопросов: сейчас ему проще было ни о чем не задумываться, и Гунтер прекрасно его понимал, а потому, героически сражаясь со сном, неспешно рассказывал все по порядку. Как он, отправившись на самый рутинный боевой вылет, внезапно попал в густой туман, как потом долго летел над Нормандией, удивляясь, куда пропали все привычные ориентиры, как, наконец, отчаявшись что-либо понять, совершил неподалеку отсюда вынужденную посадку и как встретил на поляне до смерти перепуганного похмельного сэра Мишеля, который мало того что был одет в совершенно непотребный для двадцатого века маскарадный костюм, так еще и изъяснялся на классическом норманно-французском наречии.
Видимо, с даром слова у Гунтера все было в порядке, поскольку при описании этой сцены Казаков даже забыл (правда, ненадолго), что ему сейчас полагается пребывать в состоянии полного шока, и весьма неприлично и громко захохотал, живо представив себе весь этот эпизод.
Правда, потом германский летчик поведал нечто такое, что заставило Сергея вновь усомниться в умственной (и психической) полноценности его нового знакомца. И действительно, посудите сами, может ли нормальный человек из покончившего с предрассудками двадцатого века на полном серьезе излагать историю о встрече с дьяволом, при этом то и дело нервно озираясь на слишком близко подступивший к поляне ночной лес и всячески избегая называть вещи своими именами, употребляя разного рода эвфемизмы: «враг рода человеческого», «сила, не принадлежащая известному нам миру» и прочее в том же духе. Впрочем, Сергей и тут не стал его перебивать, здраво рассудив, что либо его собрат по будущему на этом вопросе малость тронутый - и тогда не стоит вязаться, либо же к нему и впрямь явился сам сатана собственной персоной (что, конечно, весьма маловероятно, но не исключено: мало ли что у них тут в этом средневековье творится?).
Кратко изложив дальнейшие события, имевшие место в окрестностях баронства Фармер - как-то: поджог сеновала, обстрел коварного сэра Понтия Ломбардского и спасение от меча оного коварного Понтия сэра Мишеля вкупе с отцом Колумбаном, возвращение блудного сэра Мишеля в родительский замок, - и обойдя молчанием инцидент с прекрасной Сванхильд, Гунтер перешел к следующей части своей истории. Он довольно живо и со всеми подробностями поведал о поручении бейлифа, о встрече с новоиспеченным епископом Кентерберийским, о невероятных пакостях английского канцлера де Лоншана, об осаде аббатства, о принце Джоне, Гае Гисборне («Представляешь?! Самый настоящий Гай Гисборн, тот самый! И представь - очень славный малый, совсем не злой и даже нормально воспитанный. Правда, по-моему, слегка тугодум. А про Робин Гуда у них тут и слыхом не слыхивали!»). Рассказал он и о поимке хитроумного канцлера, который надумал бежать, переодевшись в женское платье («Ух ты! - откомментировал Сергей. - Ну прям как наш Керенский!»), и о знакомстве с Дугалом Мак-Лаудом. Завершил же он свое долгое повествование прощанием с Гаем и Дугалом у древнего каменного креста.
- Как Керенский? - педантично уточнил Гунтер. - Если я правильно помню историю, этот господин был премьер-министром России до большевистского переворота? Я читал его воспоминания, изданные в Берлине, так он утверждает, что побега в женском платье не было и это все выдумки красной пропаганды.
- Какая разница? - отмахнулся русский. - Сие для истории непринципиально. Ты дальше рассказывай!
- А потом мы с отцом Колумбаном и нашим доблестным рыцарем отправились на поиски еще одного гостя из будущего, сиречь тебя. Дальнейшее тебе известно. - Снова вспомнив это «дальнейшее», Гунтер не смог удержаться от усмешки и добавил: - Кто ж мог подумать, что ты тут не только на кроликов охотишься?
Казаков только вяло махнул рукой: «Проехали!» - и, поднявшись с дерева, подбросил в догорающий костер охапку хвороста. Угасшее было пламя вновь весело затрещало, выбросив к темным небесам огромный сноп искр. Серж все так же молча взял у Гунтера опустевшую алюминиевую кружку и деловито плеснул в нее из котелка горячего травяного настоя. Гунтер благодарно кивнул, сделал большой глоток, откашлялся, вопросительно посмотрел на русского. Тот опустился на дерево и задумчиво уставился в огонь. Судя по всему, человек со странной профессией, именовавшейся «компьютерный техник», вознамерился снова впасть в депрессию. Этого допускать никак было нельзя. Гунтер отставил полупустую кружку, поворошил длинной палкой костер и преувеличенно бодро провозгласил:
- Не знаю, как у Мишеля, а у меня план следующий: во-первых, утром забери со своего геликоптера все вещи, которые могут пригодиться…
- Например, процессор бортового компьютера, - фыркнул Казаков. - Толкнем на рынке в Ватикане как святую реликвию. Не слабое ноу-хау для двенадцатого века!
- Ноу-хау? - не понял Гунтер странного выражения, однако продолжил: - Во-вторых, отбытие на юг откладывается на пару недель. Будет слишком подозрительно, если мы заявимся к королю Ричарду с сообщением наподобие: «Знаете, вашвеличество, мы тут три дня назад вашего канцлера в Англии повесили, а потом прилетели сюда на драконе - доложиться»… Юмор не оценят.
- Надо полагать, меня ждет усиленный курс адаптации? - вяло поинтересовался Сергей. - Что тут положено? Практическая куртуазия, теория религии, основы владения холодным оружием, верховая езда… Ни дать ни взять - отдых нового русского.
- Новый русский? - снова оторопел германец. - Что это за разделение такое? А старые кто? Впрочем, не важно. Полагаю, адаптацию ты пройдешь быстро. Здесь все то же самое, только язык другой и техники нет.
- У меня с деньгами туго, - вздохнул Казаков. - У вас все дорого. Я в деревне куриц покупал, пришлось выложить две тяжеленные серебряные монеты, которые у лоха в доспехах на дороге попятил. Да у нас в любом антикварном магазине каждая на сотню баксов потянула бы только из-за веса, не считая исторической ценности. Эй, а может, меня обсчитали? Уж больно рожи у этих вилланов хитрые были…
Гунтер, почитавший себя изрядным знатоком правил жизни и поведения раннего средневековья, тотчас пустился в расплывчатые описания, из коих следовала одна-единственная мысль: существование в двенадцатом веке складывается из таких вот мелочей - как и сколько заплатить в трактире, надо ли целовать руку всем священникам или только епископам с кардиналами, как к кому обращаться, как осознавать свой статус на местной социальной лестнице и вести себя соответственно занятой ступеньке.
- Ясно, - подвел итог Казаков. - Психология, менталитет, расстановка акциденций и определение дефиниций. В точности по Умберто Эко. Медиевистика и семиотика.
- Чего? - вытаращился Гунтер. - Ты откуда у нас такой умный? И кто такой Эко?
- Итальянский писатель. Он во время Второй мировой еще ребенком был, поэтому ты о нем не слышал. Мне бы сейчас томик «Имени Розы», тогда бы наверняка выкрутился… Замечательно человек о средневековье писал, только оно у него какое-то мрачноватое получилось, без всяких этих ваших чудес. Ну признайся, ты небось со шнапсом перебрал, когда черта видел?
- К тебе заявится - посмотрим, что тогда запоешь, - мстительно сказал Гунтер.
- Арию Фауста, - гыгыкнул Казаков. - Хотя я ее не помню. А «Люди гибнут за металл» - из другой оперы или из той же? И вообще ко мне, полнейшему «унтерменшу» с твоей немецко-фашистской точки зрения, дьявол являться не может. Кто я такой, в конце концов?
- Еще одна фигура на шахматной доске, - совершенно серьезно проворчал Гунтер. - Хочешь - верь, хочешь - не верь, но, по-моему, этот старый козлище попросту развлекается, наблюдая за нами. Ему интересно следить за новой ситуацией. Он мне сам признавался, что случай переноса во времени человеческой плоти с заключенной в ней бессмертной душой произошел впервые и больше не произойдет никогда. Понимаешь? Вселенная устроена по определенным законам.
- Постой, постой! - сдвинул брови Казаков. - Вот даже как?.. Допустим, я тебе верю. Герберта Уэллса читал? «Машину времени»? Я тоже. Он вроде бы жил в самом начале века… Не прав был старик. И его последователи тоже. За шестьдесят лет, которые нас с тобой разделяли в двадцатом веке, технический прогресс ушел вперед настолько, что ты и представить себе не можешь. Атомная бомба, прокладки «Оллдейз», компьютеры, американцы на Луну летали…
- Да ну? - ахнул Гунтер. - И что?
- Ни фига там нету, вот что… Пусто. Большой пыльный булыжник. Ты дальше слушай. Если путешествие в ограниченном пространстве, замкнутом, скажем так, нашей Солнечной системой, вполне возможно, а при желании можно лететь и дальше, то перебороть время, основной стержень, на котором держится Вселенная, не удалось пока никому, да и не удастся вообще. Научный факт. Никаких путешествий во времени - ни назад, ни вперед. Каждый живет там, где ему положено. Кроме нас с тобой, двух дебилов. Мораль ясна?
- Куда уж яснее. - Гунтер вытащил еще одну сигарету из зеленой пачки и прикурил от уголька. - И сам на эту тему думал, и все, кто только мог, подсказывали. Если произошел столь невероятный прецедент, если ради нас на какое-то время были изменены основополагающие законы мироздания, то это не случайно!
- Параноик. Клинический случай. Полбашки отстричь. - Сергей сощурил глаза и нехорошо заулыбался. - Мироздание ради него меняют. Гы! Твой глючный черт что говорил? Во-о!.. Случайность. Аномалия. Воздействие хаотического фактора. Два гы-гы! Мы просто потерялись. Ошибка в работе небесной канцелярии. Какой-то похмельный архангел, отвечавший за техническое обеспечение проекта, ткнул не ту клавишу. Три раза гы-гы-гы! Файлы вместо того, чтобы уйти в соответствующую директорию или в корзину, отправились в сеть и осели на каком-то захолустном сервере, никому не нужные и никому не понятные.
- Что за бред ты несешь?
- А, извини. Это не бред, а разбор ситуации с точки зрения ребенка компьютерного века. В общем, если приводить более понятные для тебя формулы, наши учетные карточки просто нечаянно смахнули со стола, они попали в корзину для бумаг, а потом на помойку.
1 2 3 4 5 6