Она и не заметила, как задремала.
И снова звонок.
Пошатываясь, она поднялась. Голова кружится. Ноги дрожат.
Лайам?
Да, конечно! Как это мило с его стороны!
Сара прошла в темную гостиную. Шторы не задернуты. Из окна падает синевато-серый свет.
Девушка подняла трубку, когда раздался третий звонок. Ей очень хотелось услышать его голос.
– Алло!
– Держись подальше от Лайама!
Это совсем не тот голос, который она ожидала услышать. Это противный хриплый шепот, тот же, что и неделю назад.
– Ты хочешь умереть? Это не шутка! – Держись подальше от Лайама!
– Кто? Кто это? – запинаясь, сердито крикнула она. – Кто это? Кто?
Глава 21
Вспоминая свой дом в Ирландии, Лайам всегда вспоминал запах бекона. Бекон, ломтики турнепса, лук, жаренный на печи в просторной кухне, самой большой комнате маленького фермерского дома. Его дед построил этот дом собственными руками.
В 1970 году Лайаму было десять лет, Маргарет – девять. Коричневые поля были пусты и унылы, как взгляд его отца.
– Удача покинула нас, – сказал однажды сыну Рори О'Коннор.
Других объяснений мальчик не получил. Подобно ирландцам из народных сказок, отец считал себя обязанным читать и рассказывать сыну сказки, но сам он был человеком немногословным.
– Удача покинула нас!
Соседи-фермеры один за другим уезжали в города, чтобы найти там работу. Свои фермы они оставляли большим компаниям, которые могли с ними справиться.
Но отец Лайама упорно отказывался уезжать. Он продолжал жить там, где кончались мощеные дороги и простирались усыпанные камнями неогороженные поля. Рори настаивал на том, чтобы его семья занималась сельским хозяйством, которое к тому времени уже почти вымерло в Ирландии.
Лайаму пришло в голову, что его отец ведет себя так, словно прячется. Прячется от современного мира.
– Отец, почему у нас всегда неурожай картофеля? – спрашивал Лайам, дергая лямки мешковатого поношенного комбинезона из джинсовой ткани. Лайам был таким худым и бледным, что просто утопал в своей одежде. Он никогда не был таким крепким и розовощеким, как Маргарет. Он был темноволосым и серьезным. По его глазам можно было подумать, что мальчик много старше своих лет.
– Это все удача. Она отвернулась от нас, – повторял Рори, глядя в стену.
В доме удачи им тоже не было. Лайам видел это по глазам отца, в которых порой блестели слезы, понимал по тяжелым отцовским вздохам. Несмотря на огонь в камине, ему было холодно в родном доме.
Мальчик все еще до конца не осознал, что мать умерла. Ее не стало полгода назад. Но он чувствовал только неясную печаль. Пустоту. И тупую боль в животе.
Без мамы, без ее белокурой кудрявой головки, без ее голубых глаз и бледного веснушчатого лица, дом казался темнее.
Слезы часто набегали на глаза Рори. А Лайам не мог плакать. Хотя и пытался. На похороны из города приехали мужчины в черных костюмах. Они и их мрачные жены поели и попили, помянули усопшую, помолились за нее, принесли Лайаму с отцом свои соболезнования и удалились, грохоча тяжелыми башмаками. (Лайам знал, что никогда не забудет этого грохота.) После того как приезжие с мрачными лицами растворились во мраке ветреной ночи, Лайам заперся в своей комнате, бросился на постель и попытался заплакать.
Он старался изо всех сил. Напрягал мускулы лица.
Старался выдавить слезы. Все напрасно.
На душе у него было очень тяжело. Мальчик знал, что больше никогда не увидит свою мать, никогда не услышит ее милый музыкальный голос, никогда больше не почувствует на своем затылке ее ласковую руку. Никогда больше она не пригладит его темные волосы.
Почему же он не может плакать?
Лайам щипал себе щеки, кусал язык.
Но слез не было.
Из соседней комнаты послышался плач. Это отец. Он громко рыдает.
Лайам открыл рот и попытался издать тот же звук.
Он лежал на спине и смотрел на низкий потолок с паутинкой трещин. Пытался представить себе мать. Пытался представить ее лицо.
Ему хотелось внимательно рассмотреть это лицо. Так, чтобы оно навечно запечатлелось в его памяти.
Неужели он его забудет? Мама, неужели я забуду, как ты выглядишь? Неужели я забуду твой голос?
Но даже эта ужасная мысль не вызвала слез.
Лайам поднялся, чувствуя еще большую пустоту в душе. Ему хотелось знать, видит ли его с небес его мать. Видит ли она, что он не в состоянии плакать?
Полгода спустя боль была уже не такой острой. Лайам знал, что слезы придут. Но когда?
Мать умерла и удача отвернулась от них. Теперь им уже не удавалось вырастить хороший урожай. Кустики картофеля рыжели и увядали, несмотря на полив и тщательный уход, который обеспечивал им Рори.
– В этой старой земле не осталось больше ни капли удачи, – говорил отец бледному встревоженному сыну.
Козы росли тощими, блеяли тихо и печально.
– Нет больше удачи на этой ферме! – снова и снова бормотал Рори.
На каминной полке стоял портрет матери, у которого постоянно горели две зажженных свечи. Это был ее единственный портрет, сделанный профессиональным фотографом в ателье. Вокруг фотографии была прикреплена тонкая цепочка с серебряным крестом. Мать носила ее на шее. Рядом с портретом – вырезанный из дерева листок клевера, необычный, с четырьмя лепестками. Он был выкрашен зеленой шелушащейся краской.
Отец Лайама проводил все больше и больше времени у камина, глядя полными слез глазами на молодую женщину на портрете, светловолосую и сияющую.
Лайам знал, что не будь рядом с ним Маргарет, он бы давно погрузился в пучину отчаяния. Он знал, что без нее его жизнь была бы еще более унылой, чем голые картофельные поля.
Своим веселым смехом, блестящими зелеными глазами и золотыми, как солнце, волосами Маргарет согревала и освещала мрачную и холодную жизнь Лайама.
Дети проводили вместе целые дни, гоняясь друг за другом по каменистым пастбищам. Вместе пытались отыскать потаенные сокровища гномов, зарытые где-то под деревьями. А по вечерам собирали в банки многочисленных светлячков. Они были «сверкающими алмазами» Маргарет.
Еще тогда Лайам пообещал, что они всегда будут вместе.
Еще тогда.
Пообещал несмотря на то, что Рори решил покинуть ферму, оставив позади все их несчастья и неудачи.
– Мы что, в самом деле переедем в Америку, а, пап? – спрашивал Лайам, у которого только что начал ломаться голос.
Мальчиком владели смешанные чувства – ему не хотелось покидать родные места, но было интересно увидеть другую страну.
День был хмурый. В комнате царил полумрак. У стола Рори резал бекон. Он искоса взглянул на сына. На сковородке уже подрумянивался лук. Он шипел и благоухал.
– Я жду письма от твоего кузена из Иллинойса.
Иллинойс. Отец особенно нажимал на букву "G". Лайаму хотелось знать, что там за жизнь? На каком языке там говорят?
– А что мы там будем делать? Купим ферму?
Отец пожал плечами. Движения стали медленнее. Лайам смотрел на его узловатые мозолистые руки.
– Разве мы не можем переехать в Дублин?
Рори перестал резать и, прищурясь, посмотрел на сына.
– А что нам там делать? Попрошайничать на улицах?
– Но ведь Шизы переехали в Дублин. И Рейли тоже теперь живут в городе.
– Это не для нас, Лайам!
Рори смутно представлял себе городскую жизнь. Он родился в Гелвей Бей, на крошечном зеленом острове. За всю жизнь лишь один раз был в большом городе и был им очень напуган.
– На этих асфальтированных улицах нет места эльфам и феям, – сказал он как-то Лайаму.
Но верил ли сам он в эльфов и фей?
Иногда Лайаму казалось, что отец в них верит. Вечерами Рори рассказывал сыну сказки. Это были истории о эльфах и феях, живших недалеко от их фермы, истории о гномах, духах, плачем предвещающих смерть, волшебных конях, русалках и о человеке, носившем голову под мышкой. (Как часто потом многие из них являлись мальчику во сне!)
Рори умел оживить в воображении эти странные существа.
Иногда вечерами отец и сын сидели у камина и читали, склонившись над книгой, лежавшей на коленях. Маргарет обычно сидела на маленькой скамеечке у дивана. Отсветы огня прыгали по страницам книги. Лайам не всегда понимал смысл прочитанных историй. Но ему нравился их язык, их мрачный юмор. Он очень любил слушать отца, который с выражением читал каждое предложение, каждый абзац. Рори читал с большим энтузиазмом. Чтение было единственным утешением в его жизни.
А теперь они должны были уехать с фермы, уехать из Ирландии.
– Мы не можем остаться, раз наше везение кончилось, – мрачно объяснял Рори.
А как же феи и эльфы? Они тоже поедут с ними?
– Так что же мы будем делать в Иллинойсе? – Лайам тщательно выговорил незнакомое название.
– Ты пойдешь в школу и станешь образованным человеком, – Рори закончил резать бекон, опустил его в шкворчащий лук и взял деревянную ложку, чтобы помешать.
– Но американские дети богатые. Я им не понравлюсь. Там все люди ездят в дорогих машинах и стреляют друг в друга.
Рори усмехнулся.
– Ты слишком много смотришь телек!
В сковородке шипел турнепс.
– Лайам, чего бы ты хотел сегодня на ужин?
Лайам сделал вид, что думает.
– Как насчет бекона?
– Хорошая мысль!
Это была одна из их постоянных шуток.
* * *
Детство Лайама кончилось совершенно неожиданно, за несколько недель до того, как ему исполнилось двенадцать лет.
Стоял теплый весенний вечер. Через открытое окно спальни доносился сладкий аромат клевера. Лайам лежал на животе на потертом шерстяном коврике и при неярком свете заката читал книжку о путешествиях в космосе. Может, он так готовился к переезду в Иллинойс?
На книгу упала тень. Лайам поднял голову. Он думал увидеть Маргарет. Вместо нее рядом с ним стоял отец. Лицо его было суровым, глаза усталыми, на лбу появились новые морщины. Он задумчиво смотрел на сына.
– Пойдем со мною, Лайам!
– Я только хотел закончить главу.
Лайам часто произносил эти слова. Он знал, что отец очень одобрительно относится к чтению.
Но на этот раз отец только холодно посмотрел на него.
– Пожалуйста, пойдем со мной!
«Может, я что-нибудь натворил?» – подумал Лайам, пытаясь найти объяснение суровости отца, настойчивости и отчужденности в его голосе.
Мальчик закрыл книгу и встал. Одернул голубой свитер, надетый поверх джинсов и следом за Рори пошел по лестнице. Они вышли через заднюю дверь.
Над цветущими деревьями догорали последние красные лучи закатного солнца. Незасеянные поля казались розовыми, похожими на обнаженную кожу.
– Куда мы идем, отец?
Рори не ответил.
Он быстро шел, широко шагая по влажной земле. Лайам едва поспевал за ним.
– Мы идем в город?
Маленький городок. Почта и магазинчик. Бензоколонка. Два обветшалых склада возле железнодорожных путей.
Обычно они выходили из дому через парадный вход и шли вдоль шоссе. Если мимо на открытом грузовичке ехал сосед, он подвозил их. Но сегодня они с отцом пошли по проселочной дороге. Это была грунтовая дорога, которая шла через поля. Минувшей ночью прошел дождь, настоящая весенняя гроза. Дул сильный ветер, сотрясавший почки на деревьях и заставлявший коз искать укрытия в сарае. Дорога все еще не высохла. Местами на ней стояли лужи.
– Отец, подожди! Мы идем в город? Что случилось?
Рори шел, наклонясь вперед, размахивая узловатыми руками. Темные волосы его развевались. Он не замедлил шаг.
"Странно. Что-то тут не так, – подумал Лайам. – Что-то не ладно".
За ними увязались два сеттера. Они взволнованно бежали следом, периодически тыкаясь носом друг в друга. Их рыжая шерсть была влажной и спутанной. Рори обернулся и сердито закричал:
– Домой! Марш домой!
Обычно в таких случаях собаки напрочь игнорировали его команды. Но сегодня по голосу отца они поняли, что нужно подчиниться. Сеттеры остановились поджав хвосты и виновато опустив головы. Шумно дыша они смотрели и ждали.
– Домой!
К удивлению Лайама, обе собаки повернулись и послушно побежали назад, на ферму. Где-то поблизости каркнула ворона. Поднялся вороний гвалт. Лайам увидел, что отец моргнул. Мальчик знал, что вороны – плохой знак. Эти птицы – вестники смерти.
Отец и сын молча шли по голым полям. Догорали пурпурные краски заката. Они подошли к магазинчику и до Лайама донеслись голоса. Магазин был одноэтажным зданием, стоявшим на перекрестке. Были слышны взволнованные голоса и крики. Мальчик увидел, как двое мужчин в черных костюмах торопливо обошли здание сзади.
О'Конноры пересекли улицу. Рори замедлил шаг. Положил тяжелую руку на худенькое плечо сына.
Они обошли магазин и по вымощенной камнем тропинке прошли к складу.
Возле магазина стояли две небольших машины, а посреди улицы – открытый грузовичок со включенными фарами.
Впереди показался склад, размером с хороший сарай. Лайам увидел полицейские машины. Они стояли у входа в склад, нос к носу, в форме буквы "V". Правее патрульных машин стояла бело-красная машина «скорой помощи». На крыше ее горел красный мигающий фонарь.
Лайам услышал крики. Сердитые крики. Гул голосов.
Держа руку на плече сына, Рори провел его вдоль дощатой стены склада к его задней части.
В сгущающихся сумерках суетилось много народу. Лайаму все это показалось похожим на пьесу. Именно так он и представлял себе пьесы, когда они читали их с отцом. Казалось, каждый из присутствующих играет определенную роль. Полицейские в темной форме, медики в белых халатах, плачущая женщина, которую утешают двое мужчин.
Что же они все здесь делают?
И почему отец привел его на это странное представление?
Полицейские стояли плотным кружком возле стены склада. Рори подвел сына ближе. Башмаки вязли в размокшей грязи.
Полицейские расступились и мальчик увидел на земле человека.
И охнул.
Этот человек ранен?
Они подошли ближе. Рука Рори еще крепче сжала плечо Лайама. Он словно опасался, что сын убежит.
Этот мужчина на земле – он лежал на боку, голова запрокинута назад. Глаза широко раскрыты. Нет, широко открыт был только один глаз. Вместо второго глаза была пустая глазница. Просто черная дыра в черепе.
Одна рука. Вторая полностью оторвана. На ней все еще оставался рукав рубашки. Она лежала, словно сверток, в нескольких футах от тела.
Лайам ухватился за руку отца, сжимавшую его плечо.
– Нет! О, Господи, нет!
Но отец подтолкнул его поближе. Теперь мальчик стоял совсем близко. Так близко, что видел лужу крови вокруг искалеченного тела. Так близко, что видел мух – они были видны даже в тусклом сумеречном свете. Мухи ползали по лицу, залетали в открытый рот, ползали по оставшемуся глазу. Их жужжание перекрывало приглушенный гул голосов собравшихся зевак. Мухи заглушали даже рыдания женщины. Эти насекомые покрыли тело, словно одеяло. Они покрыли и оторванную руку с запекшейся кровью, похожую на кусок мяса. Насекомые деловито суетились над своим ужином.
Лайам отвернулся и уткнулся лицом в рубаху отца.
– Отец, зачем ты мне все это показываешь? – голос мальчика дрожал, он задыхался, зарывшись лицом во фланель.
Лайам почувствовал, как напряглись мышцы на груди отца. Все его тело затвердело. Голос Рори был тверд и холоден:
– Потому что ты, Лайам, в ответе за это!
Часть четвертая
Глава 22
– Ты веришь в фей? – спросил Лайам.
Сара рассмеялась и прижалась лицом к его руке. Они только что закончили заниматься любовью. Теперь девушка крепче прижалась к нему, к его теплой коже. Ей хотелось остаться рядом с ним, обнимать его, стать с ним единым целым.
– Ну, так как? – теплое дыхание Лайама щекотало ей ухо.
Сара поежилась и натянула простыню и одеяло почти до подбородка. И еще сильнее прижалась к нему, так что их влажные и горячие тела вплавились друг в друга.
– Я верю вот во что, – сказала она, целуя его в щеку мягкими от поцелуев губами.
Он отбросил волосы с ее лица.
– Сказка называется «Жена-фея».
Лайам приподнялся и взял с ночного столика рюмку с вином. Отпил глоток шардонэ.
На туалетном столике, в другом конце спальни Сары, горели две свечи. Их мерцающее пламя отражалось в овальном зеркале позади них. Лайам всегда настаивал на том, чтобы они зажигали две свечи до того, как начнут заниматься любовью. Она знала, что это одно из его суеверий. Очень романтичное.
Сара считала романтичными многие из суеверий Лайама. Сама мысль о том, что кто-то может быть суеверен в наши дни, в наше время, казалась ей очень романтичной и совершенно безобидной.
Девушка удобно устроилась рядом с любимым, прижавшись лбом к его плечу и ласково гладя его грудь. Прикосновение ее было очень легким, но в нем была уверенность, что этот мужчина принадлежит ей. Лайам начал рассказывать:
* * *
– Давным-давно жил на картофельной ферме в Россезе молодой человек по имени Лонни. Однажды вечером он стоял на пороге своего дома и смотрел на звезды. А надо сказать, что звезды над Ирландией гораздо ярче, чем где бы то ни было. ( И это, Сара, научно установленный факт.) Неожиданно, словно по волшебству, появилась прекрасная женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
И снова звонок.
Пошатываясь, она поднялась. Голова кружится. Ноги дрожат.
Лайам?
Да, конечно! Как это мило с его стороны!
Сара прошла в темную гостиную. Шторы не задернуты. Из окна падает синевато-серый свет.
Девушка подняла трубку, когда раздался третий звонок. Ей очень хотелось услышать его голос.
– Алло!
– Держись подальше от Лайама!
Это совсем не тот голос, который она ожидала услышать. Это противный хриплый шепот, тот же, что и неделю назад.
– Ты хочешь умереть? Это не шутка! – Держись подальше от Лайама!
– Кто? Кто это? – запинаясь, сердито крикнула она. – Кто это? Кто?
Глава 21
Вспоминая свой дом в Ирландии, Лайам всегда вспоминал запах бекона. Бекон, ломтики турнепса, лук, жаренный на печи в просторной кухне, самой большой комнате маленького фермерского дома. Его дед построил этот дом собственными руками.
В 1970 году Лайаму было десять лет, Маргарет – девять. Коричневые поля были пусты и унылы, как взгляд его отца.
– Удача покинула нас, – сказал однажды сыну Рори О'Коннор.
Других объяснений мальчик не получил. Подобно ирландцам из народных сказок, отец считал себя обязанным читать и рассказывать сыну сказки, но сам он был человеком немногословным.
– Удача покинула нас!
Соседи-фермеры один за другим уезжали в города, чтобы найти там работу. Свои фермы они оставляли большим компаниям, которые могли с ними справиться.
Но отец Лайама упорно отказывался уезжать. Он продолжал жить там, где кончались мощеные дороги и простирались усыпанные камнями неогороженные поля. Рори настаивал на том, чтобы его семья занималась сельским хозяйством, которое к тому времени уже почти вымерло в Ирландии.
Лайаму пришло в голову, что его отец ведет себя так, словно прячется. Прячется от современного мира.
– Отец, почему у нас всегда неурожай картофеля? – спрашивал Лайам, дергая лямки мешковатого поношенного комбинезона из джинсовой ткани. Лайам был таким худым и бледным, что просто утопал в своей одежде. Он никогда не был таким крепким и розовощеким, как Маргарет. Он был темноволосым и серьезным. По его глазам можно было подумать, что мальчик много старше своих лет.
– Это все удача. Она отвернулась от нас, – повторял Рори, глядя в стену.
В доме удачи им тоже не было. Лайам видел это по глазам отца, в которых порой блестели слезы, понимал по тяжелым отцовским вздохам. Несмотря на огонь в камине, ему было холодно в родном доме.
Мальчик все еще до конца не осознал, что мать умерла. Ее не стало полгода назад. Но он чувствовал только неясную печаль. Пустоту. И тупую боль в животе.
Без мамы, без ее белокурой кудрявой головки, без ее голубых глаз и бледного веснушчатого лица, дом казался темнее.
Слезы часто набегали на глаза Рори. А Лайам не мог плакать. Хотя и пытался. На похороны из города приехали мужчины в черных костюмах. Они и их мрачные жены поели и попили, помянули усопшую, помолились за нее, принесли Лайаму с отцом свои соболезнования и удалились, грохоча тяжелыми башмаками. (Лайам знал, что никогда не забудет этого грохота.) После того как приезжие с мрачными лицами растворились во мраке ветреной ночи, Лайам заперся в своей комнате, бросился на постель и попытался заплакать.
Он старался изо всех сил. Напрягал мускулы лица.
Старался выдавить слезы. Все напрасно.
На душе у него было очень тяжело. Мальчик знал, что больше никогда не увидит свою мать, никогда не услышит ее милый музыкальный голос, никогда больше не почувствует на своем затылке ее ласковую руку. Никогда больше она не пригладит его темные волосы.
Почему же он не может плакать?
Лайам щипал себе щеки, кусал язык.
Но слез не было.
Из соседней комнаты послышался плач. Это отец. Он громко рыдает.
Лайам открыл рот и попытался издать тот же звук.
Он лежал на спине и смотрел на низкий потолок с паутинкой трещин. Пытался представить себе мать. Пытался представить ее лицо.
Ему хотелось внимательно рассмотреть это лицо. Так, чтобы оно навечно запечатлелось в его памяти.
Неужели он его забудет? Мама, неужели я забуду, как ты выглядишь? Неужели я забуду твой голос?
Но даже эта ужасная мысль не вызвала слез.
Лайам поднялся, чувствуя еще большую пустоту в душе. Ему хотелось знать, видит ли его с небес его мать. Видит ли она, что он не в состоянии плакать?
Полгода спустя боль была уже не такой острой. Лайам знал, что слезы придут. Но когда?
Мать умерла и удача отвернулась от них. Теперь им уже не удавалось вырастить хороший урожай. Кустики картофеля рыжели и увядали, несмотря на полив и тщательный уход, который обеспечивал им Рори.
– В этой старой земле не осталось больше ни капли удачи, – говорил отец бледному встревоженному сыну.
Козы росли тощими, блеяли тихо и печально.
– Нет больше удачи на этой ферме! – снова и снова бормотал Рори.
На каминной полке стоял портрет матери, у которого постоянно горели две зажженных свечи. Это был ее единственный портрет, сделанный профессиональным фотографом в ателье. Вокруг фотографии была прикреплена тонкая цепочка с серебряным крестом. Мать носила ее на шее. Рядом с портретом – вырезанный из дерева листок клевера, необычный, с четырьмя лепестками. Он был выкрашен зеленой шелушащейся краской.
Отец Лайама проводил все больше и больше времени у камина, глядя полными слез глазами на молодую женщину на портрете, светловолосую и сияющую.
Лайам знал, что не будь рядом с ним Маргарет, он бы давно погрузился в пучину отчаяния. Он знал, что без нее его жизнь была бы еще более унылой, чем голые картофельные поля.
Своим веселым смехом, блестящими зелеными глазами и золотыми, как солнце, волосами Маргарет согревала и освещала мрачную и холодную жизнь Лайама.
Дети проводили вместе целые дни, гоняясь друг за другом по каменистым пастбищам. Вместе пытались отыскать потаенные сокровища гномов, зарытые где-то под деревьями. А по вечерам собирали в банки многочисленных светлячков. Они были «сверкающими алмазами» Маргарет.
Еще тогда Лайам пообещал, что они всегда будут вместе.
Еще тогда.
Пообещал несмотря на то, что Рори решил покинуть ферму, оставив позади все их несчастья и неудачи.
– Мы что, в самом деле переедем в Америку, а, пап? – спрашивал Лайам, у которого только что начал ломаться голос.
Мальчиком владели смешанные чувства – ему не хотелось покидать родные места, но было интересно увидеть другую страну.
День был хмурый. В комнате царил полумрак. У стола Рори резал бекон. Он искоса взглянул на сына. На сковородке уже подрумянивался лук. Он шипел и благоухал.
– Я жду письма от твоего кузена из Иллинойса.
Иллинойс. Отец особенно нажимал на букву "G". Лайаму хотелось знать, что там за жизнь? На каком языке там говорят?
– А что мы там будем делать? Купим ферму?
Отец пожал плечами. Движения стали медленнее. Лайам смотрел на его узловатые мозолистые руки.
– Разве мы не можем переехать в Дублин?
Рори перестал резать и, прищурясь, посмотрел на сына.
– А что нам там делать? Попрошайничать на улицах?
– Но ведь Шизы переехали в Дублин. И Рейли тоже теперь живут в городе.
– Это не для нас, Лайам!
Рори смутно представлял себе городскую жизнь. Он родился в Гелвей Бей, на крошечном зеленом острове. За всю жизнь лишь один раз был в большом городе и был им очень напуган.
– На этих асфальтированных улицах нет места эльфам и феям, – сказал он как-то Лайаму.
Но верил ли сам он в эльфов и фей?
Иногда Лайаму казалось, что отец в них верит. Вечерами Рори рассказывал сыну сказки. Это были истории о эльфах и феях, живших недалеко от их фермы, истории о гномах, духах, плачем предвещающих смерть, волшебных конях, русалках и о человеке, носившем голову под мышкой. (Как часто потом многие из них являлись мальчику во сне!)
Рори умел оживить в воображении эти странные существа.
Иногда вечерами отец и сын сидели у камина и читали, склонившись над книгой, лежавшей на коленях. Маргарет обычно сидела на маленькой скамеечке у дивана. Отсветы огня прыгали по страницам книги. Лайам не всегда понимал смысл прочитанных историй. Но ему нравился их язык, их мрачный юмор. Он очень любил слушать отца, который с выражением читал каждое предложение, каждый абзац. Рори читал с большим энтузиазмом. Чтение было единственным утешением в его жизни.
А теперь они должны были уехать с фермы, уехать из Ирландии.
– Мы не можем остаться, раз наше везение кончилось, – мрачно объяснял Рори.
А как же феи и эльфы? Они тоже поедут с ними?
– Так что же мы будем делать в Иллинойсе? – Лайам тщательно выговорил незнакомое название.
– Ты пойдешь в школу и станешь образованным человеком, – Рори закончил резать бекон, опустил его в шкворчащий лук и взял деревянную ложку, чтобы помешать.
– Но американские дети богатые. Я им не понравлюсь. Там все люди ездят в дорогих машинах и стреляют друг в друга.
Рори усмехнулся.
– Ты слишком много смотришь телек!
В сковородке шипел турнепс.
– Лайам, чего бы ты хотел сегодня на ужин?
Лайам сделал вид, что думает.
– Как насчет бекона?
– Хорошая мысль!
Это была одна из их постоянных шуток.
* * *
Детство Лайама кончилось совершенно неожиданно, за несколько недель до того, как ему исполнилось двенадцать лет.
Стоял теплый весенний вечер. Через открытое окно спальни доносился сладкий аромат клевера. Лайам лежал на животе на потертом шерстяном коврике и при неярком свете заката читал книжку о путешествиях в космосе. Может, он так готовился к переезду в Иллинойс?
На книгу упала тень. Лайам поднял голову. Он думал увидеть Маргарет. Вместо нее рядом с ним стоял отец. Лицо его было суровым, глаза усталыми, на лбу появились новые морщины. Он задумчиво смотрел на сына.
– Пойдем со мною, Лайам!
– Я только хотел закончить главу.
Лайам часто произносил эти слова. Он знал, что отец очень одобрительно относится к чтению.
Но на этот раз отец только холодно посмотрел на него.
– Пожалуйста, пойдем со мной!
«Может, я что-нибудь натворил?» – подумал Лайам, пытаясь найти объяснение суровости отца, настойчивости и отчужденности в его голосе.
Мальчик закрыл книгу и встал. Одернул голубой свитер, надетый поверх джинсов и следом за Рори пошел по лестнице. Они вышли через заднюю дверь.
Над цветущими деревьями догорали последние красные лучи закатного солнца. Незасеянные поля казались розовыми, похожими на обнаженную кожу.
– Куда мы идем, отец?
Рори не ответил.
Он быстро шел, широко шагая по влажной земле. Лайам едва поспевал за ним.
– Мы идем в город?
Маленький городок. Почта и магазинчик. Бензоколонка. Два обветшалых склада возле железнодорожных путей.
Обычно они выходили из дому через парадный вход и шли вдоль шоссе. Если мимо на открытом грузовичке ехал сосед, он подвозил их. Но сегодня они с отцом пошли по проселочной дороге. Это была грунтовая дорога, которая шла через поля. Минувшей ночью прошел дождь, настоящая весенняя гроза. Дул сильный ветер, сотрясавший почки на деревьях и заставлявший коз искать укрытия в сарае. Дорога все еще не высохла. Местами на ней стояли лужи.
– Отец, подожди! Мы идем в город? Что случилось?
Рори шел, наклонясь вперед, размахивая узловатыми руками. Темные волосы его развевались. Он не замедлил шаг.
"Странно. Что-то тут не так, – подумал Лайам. – Что-то не ладно".
За ними увязались два сеттера. Они взволнованно бежали следом, периодически тыкаясь носом друг в друга. Их рыжая шерсть была влажной и спутанной. Рори обернулся и сердито закричал:
– Домой! Марш домой!
Обычно в таких случаях собаки напрочь игнорировали его команды. Но сегодня по голосу отца они поняли, что нужно подчиниться. Сеттеры остановились поджав хвосты и виновато опустив головы. Шумно дыша они смотрели и ждали.
– Домой!
К удивлению Лайама, обе собаки повернулись и послушно побежали назад, на ферму. Где-то поблизости каркнула ворона. Поднялся вороний гвалт. Лайам увидел, что отец моргнул. Мальчик знал, что вороны – плохой знак. Эти птицы – вестники смерти.
Отец и сын молча шли по голым полям. Догорали пурпурные краски заката. Они подошли к магазинчику и до Лайама донеслись голоса. Магазин был одноэтажным зданием, стоявшим на перекрестке. Были слышны взволнованные голоса и крики. Мальчик увидел, как двое мужчин в черных костюмах торопливо обошли здание сзади.
О'Конноры пересекли улицу. Рори замедлил шаг. Положил тяжелую руку на худенькое плечо сына.
Они обошли магазин и по вымощенной камнем тропинке прошли к складу.
Возле магазина стояли две небольших машины, а посреди улицы – открытый грузовичок со включенными фарами.
Впереди показался склад, размером с хороший сарай. Лайам увидел полицейские машины. Они стояли у входа в склад, нос к носу, в форме буквы "V". Правее патрульных машин стояла бело-красная машина «скорой помощи». На крыше ее горел красный мигающий фонарь.
Лайам услышал крики. Сердитые крики. Гул голосов.
Держа руку на плече сына, Рори провел его вдоль дощатой стены склада к его задней части.
В сгущающихся сумерках суетилось много народу. Лайаму все это показалось похожим на пьесу. Именно так он и представлял себе пьесы, когда они читали их с отцом. Казалось, каждый из присутствующих играет определенную роль. Полицейские в темной форме, медики в белых халатах, плачущая женщина, которую утешают двое мужчин.
Что же они все здесь делают?
И почему отец привел его на это странное представление?
Полицейские стояли плотным кружком возле стены склада. Рори подвел сына ближе. Башмаки вязли в размокшей грязи.
Полицейские расступились и мальчик увидел на земле человека.
И охнул.
Этот человек ранен?
Они подошли ближе. Рука Рори еще крепче сжала плечо Лайама. Он словно опасался, что сын убежит.
Этот мужчина на земле – он лежал на боку, голова запрокинута назад. Глаза широко раскрыты. Нет, широко открыт был только один глаз. Вместо второго глаза была пустая глазница. Просто черная дыра в черепе.
Одна рука. Вторая полностью оторвана. На ней все еще оставался рукав рубашки. Она лежала, словно сверток, в нескольких футах от тела.
Лайам ухватился за руку отца, сжимавшую его плечо.
– Нет! О, Господи, нет!
Но отец подтолкнул его поближе. Теперь мальчик стоял совсем близко. Так близко, что видел лужу крови вокруг искалеченного тела. Так близко, что видел мух – они были видны даже в тусклом сумеречном свете. Мухи ползали по лицу, залетали в открытый рот, ползали по оставшемуся глазу. Их жужжание перекрывало приглушенный гул голосов собравшихся зевак. Мухи заглушали даже рыдания женщины. Эти насекомые покрыли тело, словно одеяло. Они покрыли и оторванную руку с запекшейся кровью, похожую на кусок мяса. Насекомые деловито суетились над своим ужином.
Лайам отвернулся и уткнулся лицом в рубаху отца.
– Отец, зачем ты мне все это показываешь? – голос мальчика дрожал, он задыхался, зарывшись лицом во фланель.
Лайам почувствовал, как напряглись мышцы на груди отца. Все его тело затвердело. Голос Рори был тверд и холоден:
– Потому что ты, Лайам, в ответе за это!
Часть четвертая
Глава 22
– Ты веришь в фей? – спросил Лайам.
Сара рассмеялась и прижалась лицом к его руке. Они только что закончили заниматься любовью. Теперь девушка крепче прижалась к нему, к его теплой коже. Ей хотелось остаться рядом с ним, обнимать его, стать с ним единым целым.
– Ну, так как? – теплое дыхание Лайама щекотало ей ухо.
Сара поежилась и натянула простыню и одеяло почти до подбородка. И еще сильнее прижалась к нему, так что их влажные и горячие тела вплавились друг в друга.
– Я верю вот во что, – сказала она, целуя его в щеку мягкими от поцелуев губами.
Он отбросил волосы с ее лица.
– Сказка называется «Жена-фея».
Лайам приподнялся и взял с ночного столика рюмку с вином. Отпил глоток шардонэ.
На туалетном столике, в другом конце спальни Сары, горели две свечи. Их мерцающее пламя отражалось в овальном зеркале позади них. Лайам всегда настаивал на том, чтобы они зажигали две свечи до того, как начнут заниматься любовью. Она знала, что это одно из его суеверий. Очень романтичное.
Сара считала романтичными многие из суеверий Лайама. Сама мысль о том, что кто-то может быть суеверен в наши дни, в наше время, казалась ей очень романтичной и совершенно безобидной.
Девушка удобно устроилась рядом с любимым, прижавшись лбом к его плечу и ласково гладя его грудь. Прикосновение ее было очень легким, но в нем была уверенность, что этот мужчина принадлежит ей. Лайам начал рассказывать:
* * *
– Давным-давно жил на картофельной ферме в Россезе молодой человек по имени Лонни. Однажды вечером он стоял на пороге своего дома и смотрел на звезды. А надо сказать, что звезды над Ирландией гораздо ярче, чем где бы то ни было. ( И это, Сара, научно установленный факт.) Неожиданно, словно по волшебству, появилась прекрасная женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37