И едва он сел, как тут же будто ниоткуда возникли двое слуг, похожих на вышколенных официантов в дорогом ресторане, и на столе появились красивые тарелочки, большие, поменьше, совсем маленькие, вазы с фруктами, вазочки с орехами и еще что-то, и еще.
- Русские пьют только водку или и вино тоже?
- И вино тоже.
Тотчас перед Сергеем были поставлены три бокала, на две трети заполненные золотистым, огненно-рубиновым и совсем темным вином.
- Давайте без восточных церемоний, без тостов, - сказал Бутнер. Попробуйте эти вина. Потом можно будет попробовать другие.
- С удовольствием. Только объясните, что все это значит!
- Ох уж эти русские, все-то им надо знать... Ну, ладно, скажу. Так уж вышло, что мне дали послушать запись вашей беседы с двумя пожилыми немцами. Помните, какую лекцию вы им позавчера закатили в поезде?
- Они что, записали мою болтовню? Зачем?
- Ваши суждения меня заинтересовали, - не ответив на вопрос, сказал Бутнер.
- Что именно?
- Хотя бы вот это, которое вы только что выразили словами - "человек существо общественное". Вы что, коммунист?
- Должен вас разочаровать. Я просто человек. Человек понимающий.
- Понимающий что?
- Прошлое, настоящее, а значит, и будущее.
- Громко заявлено. Но все знает только Господь Бог.
- Я не сказал - все. Но мне кажется, и ума-то большого не надо, чтобы спрогнозировать будущее. Оно вытекает из прошлого, из настоящего.
- И это будущее вам, конечно, представляется коммунистическим?
Сергей внимательно посмотрел на собеседника: вроде бы умный человек, а повторяет газетную чепуху. Захотелось прекратить разговор, встать, пройтись по залу, посмотреть картины. В общем, дать понять самоуверенному богачу, что разговор банален, а потому неинтересен. Но в гостях - не дома. Тем более в таких гостях. И он заговорил, как считал, об очевидном.
- Как вы думаете, какими идеями будут охвачены массы людей, скажем, через полвека? Когда всерьез встанут вопросы об истощении ресурсов Земли? Не далее чем через полсотни лет нынешнего пирога на всех не хватит и скорей всего начнется кровавый дележ остатков. Ну а еще через полвека? Придется, ой как придется подтягивать ремни, самоограничиваться.
- Стройными рядами в коммунизм? - усмехнулся Бутнер.
- Сначала, вероятно, дикими толпами. А потом придется строиться в ряды. Даже известный вам господин Бжезинский предрекает глобальную смуту в случае, если не будет моральных ограничений.
- Всем-то строиться не придется. - Бутнер хитро прищурился и стал похож на набедокурившего мальчишку, наблюдающего изподтишка за тем, как на его шалости реагируют взрослые.
- Вы имеете в виду пресловутый золотой миллиард?
- Миллиард? Что ж, цифра, согласитесь, не малая. Остается определить, кого взять в этот миллиард.
- Люди должны сами определяться, по способностям.
- Ага! - радостно воскликнул Бутнер. И куда только девалась его чопорность. - Вот мы и нашли общий язык.
- Я говорю о равенстве возможностей.
- Но вы все-таки согласны, что пирог придется делить не поровну. Так что коммунистическая идея и в будущем не проходит. Да ведь и в настоящем есть убедительный пример - ее крах в так называемом Советском Союзе.
- Напрасно иронизируете. Советский Союз все-таки существовал и уважением во всем мире пользовался. Во многом заслуженно. Крах потерпела не коммунистическая идея, а лишь одна из организационных форм ее воплощения в жизнь.
- Пусть так. Но как вы объясните этот крах? Без философских отвлеченностей и политических выпадов о деструктивной роли западной пропаганды. Стабильно живущее общество пропагандой не собьешь.
- Объясню. Человек не может существовать, не проявляя себя в творчестве, в личностной инициативе. Таким он создавался на протяжении всей своей биологической истории. Почти все живое приспосабливается к окружающему, к условиям жизни. Человек создает для себя эти условия. Если Бог сотворил человека по образу и подобию своему, то главное, что он заповедал, это творчество. Сейчас творчеством чаще всего называют писательство, композитороство, всякое живописание. Но для большинства людей творчество проявляется в личностной хозяйственной инициативе. В этом и радость жизни, и смысл ее. А господствовавшая в Советском Союзе тирания ведомств и, как следствие, диктатура чинуш убивали личностную инициативу. Это они, именно они слепили из марксистских выжимок талмудический ком непререкаемых псевдореволюционных молитв...
- Браво! - Бутнер легонько похлопал в ладоши и поднял бокал. - За здоровье противников марксизма-коммунизма.
- Я сказал о выжимках из марксизма. А о коммунизме не говорил вовсе. Многие не приемлют хрестоматийных принципов коммунизма, но тем не менее живут в соответствии с этими принципами. Коммунизм до того, как был провозглашен наукой, долгие века существовал в виде неписаных законов совести, стыда, сострадания, взаимопомощи. Эти нормы коммунистической нравственности существуют по меньшей мере сорок тысяч лет...
- Вот как?! С такой точностью?
- Эти нормы возникли с появлением биологического вида гомо сапиенс, к которому принадлежим мы с вами. Можно сказать и так: эти нормы и есть то самое, что создало гомо сапиенса.
Бунтер хохотнул. Странно, невесело, растянув губы, как Фантомас в известном фильме.
- По-вашему выходит, что человечество без коммунизма обречено?
- Совершенно верно. Вы когда-нибудь задумывались над странным историческим феноменом - взрывоподобным распространением христианства? Ведь для него вроде бы не было никаких объективных предпосылок. В Римской империи господствовал культ насилия и наслаждений. Иудеи жаждали того же. А пришел чудотворец и начал провозглашать... да, да, не удивляйтесь... коммунистические идеи. И в кратчайший исторический срок, несмотря на жесточайшие репрессии властей, завоевал умы и сердца миллионов. Почему? Нельзя же всерьез верить, что людей увлекла мечта о загробном блаженстве. Это в те-то времена, когда люди были куда большими материалистами, чем теперь. Остается предположить одно: проповеди Христа, основополагающие идеи христианства будили в людях что-то близкое им и понятное. Будили наследственную память о тех временах, когда все жили по справедливым законам общины, где каждому было по делам его. В возможность возврата "Золотого века" поверили все и сразу, как в божественный призыв. Потому что каждый носил эту память в себе, в своем подсознании. Это была поистине вера, и отнюдь не слепая, не "опиум для народа", якобы навязанный эксплуататорами. Это уж потом вольного коня всеобщей веры запрягли в тяжкий воз отвлеченных догм и использовали как тягловую лошадь...
На минуту Сергей замолчал, и Бутнер воспользовался паузой.
- Давайте переменим тему, - поморщившись, сказал он. - Поговорим о пироге, которого якобы всем не хватит. Вы любите апелировать к далекому прошлому. Позвольте и мне. На какие ресурсы рассчитывал тот самый гомо сапиенс в течение многих тясячелетий, когда жил, как вы утверждаете, общиной? Ресурс был один - зверь, птица, рыба. Ну, там еще ягоды да грибы, то есть дары природы. Вы убедительно говорили тогда, в поезде, что человек, обретя коллективизм, самодисциплину, стал сильнее всех. Но, став сильнее всех, он, как известно, попал в экологический тупик: пирога дикой природы не хватало для прокорма растущего числа гомо сапиенсов. И, как известно, выход был найден в том, чтобы взять на себя часть обязанностей природы. Возникли скотоводство и земледелие, которые позволили прокормить стократно большее число людей. И долгое время единственной ценностью земли была ее естественная урожайность. Но численность населения росла, и опять стал просматриваться экологический тупик. Тогда человек начал осваивать земные недра... Вам не кажется примечательным совпадение: бурное освоение земных недр и одновременно столь же бурное развитие естественных наук? Случайно ли это?..
Бутнер потянулся к бокалу, жестом пригласил гостя сделать то же самое. Сергей не удержался, осушил бокал почти до дна. Тотчас из-за его спины протянулась рука - угольно-черный обшлаг, ослепительно белый рукав сорочки, - вновь наполнила бокал. Захотелось оглянуться, посмотреть на слугу, подошедшего столь бесшумно. Но тут неведомо откуда проклюнулся в нем аристократ: оглядываться на слугу не принято.
- Мне продолжать? - спросил хозяин.
И опять в Сергее взыграло аристократическое, чего он прежде за собой никогда не замечал. Не ответив сразу, он выпрямился, плавно откинулся к высокой спинке стула. Он понял, о чем собирается дальше говорить Бутнер, об очередном экологическом тупике, из которого сегодня никто не видит выхода, и о том, что выход будет непременно найден с помощью гигантских наработок современной науки и техники, изменения общества и, может быть, самого человека.
- Я догадываюсь, о чем вы хотите сказать, - с почтительной задумчивостью произнес он. - Но ведь это будет другой мир, отличный от нынешнего. Кого приносить в жертву?..
- Вы верующий? - неожиданно спросил Бутнер.
- Пожалуй что нет.
- И я пожалуй что нет. И все же верю: кто-то нас пасет. Не могу отделаться от мысли, что планета Земля - это вселенский заповедник. Такой, каким был задуман изначально. Взять хотя бы расположение Земли в планетной системе. 150 миллионов километров от Солнца - оптимальное для жизни расстояние. На десять процентов ближе к светилу - и все бы сгорело, на десять процентов дальше - и все бы замерзло. А взять Луну? Ее видимый диаметр в точности совпадает с диаметром Солнца. Да много чего еще, говорящего об исключительности нашего бытия во вселенной. Как не поверить в высшее организующее начало?..
- Представьте себе, я думаю точно так же, но вижу это начало не в виде существа с седой бородой, сидящего на облаке, а как некую абстрактную силу, всеобщий закон.
- Конечно, закон, - согласился Бутнер. - Второй закон термодинамики. Всякая система, не имеющая свыше себя организующего начала, стремится к распаду.
- Доказательство - Советский Союз, - воскликнул Сергей. - Как только развалили организующее начало...
- Я имел в виду не компартию, а религию.
- Пусть религия или что-то другое - монархия, просто имперская власть, но обязательно - высший закон сохранения государства...
- А насилие? - заинтересованно спросил Бутнер.
- Увы, из распада не выйти без насилия.
- Если вы о вашей стране, то скажу: поздновато хватились.
- Да ничего наши московские господа не хватились. Ничего они не поняли, мать их!..
Он грубо выругался по-русски, спохватился, испуганно глянул на Бутнера. Тот сидел все такой же бесстрастный, но глаза его блестели насмешливо, и Сергей догадался: понимает по-русски.
- Вот мы и пришли к общему знаменателю. Нужно организующее начало. Раньше это касалось одного племени, затем союзов племен, государств, а теперь - во всепланетном масштабе. Вы согласны?
- Предположим, - неопределенно ответил Сергей, чувствуя за этими словами какой-то подвох.
- Если согласны, то почему вы, да, да, лично вы служите не общему, а частному?
- Что вы имеете в виду?
- Ваш визит в Штутгарт. Мне известно, зачем вы сюда приехали.
Сергей почувствовал, как вдруг похолодели пальцы рук - первый признак чрезмерного волнения, от которого, как ему всегда казалось, вот-вот остановится сердце. Он потянулся к бокалу, жадно выпил его почти до дна. Взял орешки с вазочки, принялся старательно жевать, не ощущая никакого вкуса. И вообще он ничего не ощущал в эту минуту: все силы уходили на то, чтобы не выдать себя, оставаться спокойным. Он тянул время, собирая разбегавшиеся мысли, и ждал, ждал, что еще сболтнет "гостеприимный хозяин".
- Итак, мы оба одинаково считаем, что человечество находится на переломном этапе своего развития. Я даже думаю: правы те, кто пугает нас смертельной болезнью цивилизации. Что ж, кризис есть кризис, кто-то должен пострадать, а кто-то взять на себя организующую роль.
- Роль Господа Бога? - ехидно спросил Сергей.
Он уже опомнился и размышлял над тем, что, как и подозревал, влип в очередную историю, да такую, из которой если удастся выбраться, то уж точно придется ставить свечку в храме.
- Да, если угодно, - спокойно продолжал Бутнер. - Только в роли Господа Бога будет не один человек. Это будет тот самый "золотой миллиард", о котором вы упомянули, миллиард наиболее способных и умных. Вы же не будете возражать, что именно умные и способные должны быть тем самым огранизующим началом?
- Не буду, - буркнул Сергей. И подумал о том, к каким бедам привело в Советском Союзе всевластие чужаков и дураков.
- И вы не будете возражать, что умных и способных не так много. Во всяком случае, не больше одного миллиарда?
Сергей открыто вызывающе усмехнулся.
- Это похоже на социал-дарвинизм. Искусственный отбор...
- Когда речь идет о такой громадной цифре, как миллиард, то, скорее, естественный...
Сергею вдруг стало скучно. Ясно было, что этот благополучный господин уже примерил на себя Божьи одежды. Умный мужик, ничего не скажешь, но все у него не по-русски. По-русски - это как Бог даст, так и правильно. На авось? Но, может быть, это как раз и вернее, чем придуманное кем-то смертным организующее начало...
- Вижу, что не убедил вас. Но я знаю: вы об этом будете думать. И рано или поздно вы согласитесь, что путь в будущее для неорганизованной толпы чреват куда большими жертвами. Да вы и сами об этом говорили. И мне кажется, что ваше место, при определенных, разумеется, условиях и действиях с вашей стороны, может оказаться не то что в золотом миллиарде, а, может быть, даже и в алмазном миллионе.
- Есть и такой?
- Нет, так будет. Людям некуда деться. И у вас для этого имеется все...
- Кроме миллионов.
- Каких миллионов?
- Долларов, разумеется. По рублям-то я давно уж миллионер.
- Способности не купишь, а деньги - дело наживное. Если пожелаете, будете их иметь.
- Каким образом?
- Об этом вам скажут. Прощайте.
Он резко поднялся, отступил от стола и сразу исчез за черной портьерой, висевшей позади него.
Плотный ворс паласа скрадывал шаги, и Бутнер совершенно бесшумно прошел в другую комнату, где его ждал Майк.
- Забирайте, - холодно бросил Бутнер.
Майк вскочил.
- А что архив?
- Архив надо взять. Любой ценой. Этот человек, несомненно, что-то знает о нем.
- А если не скажет?
- Любой ценой, - повторил Бутнер. В его голосе слышалось раздражение. - Что-то не ясно?
- А потом? Куда его? Если отдаст архив...
- Если отдаст, пусть уезжает. Мы за ним понаблюдаем. Экземпляр интересный, может быть, даже перспективный. Но нужен глаз да глаз.
24
И опять Сергею вспомнилась сказка про Кота в сапогах. Великан в сказке тоже внезапно появлялся и исчезал. И превращался в кого хотел. А Бутнер? Попросить бы его превратиться, скажем, в муху. Вдруг получилось бы. А потом - хоп! - и прихлопнуть...
Он засмеялся, допил вино и встал. Подумал, что великан-то в сказке был не просто добрый малый, а настоящий людоед. Про Бутнера такого не скажешь. Но вот посидели, выпили, поговорили вроде бы по-приятельски, а на душе муторно и тревожно.
Сергей ходил по лоснящимся черно-белым геометрическим фигурам паркета и ждал, что будет дальше. Дошел до раскрытого настеж окна в конце зала, выглянул и отшатнулся: за окном был провал. Скала обрывалась метров на сто, и там, внизу, начинался другой склон, заросший лесом. Снова выглянул, уже спокойнее. Дождь перестал. Воздух, настоянный на ароматах горных лесов, казался густым.
Кто-то вошел в залу, и, похоже, не один. Оглянувшись, Сергей увидел Пауля и Майка, усаживающихся за стол.
- Вы тут пировали, а мы слюной изошли, - по-русски сказал Пауль.
- Мы не пировали, мы беседовали, - по-немецки ответил Сергей.
- Ах да, конечно. Коллеги же... И до чего добеседовались?
Сергей пожал плечами.
- Видал? - повернулся Пауль к Майку. - Вот что значит общение с великим человеком. У нашего гостя сразу изменился тон.
- Если я вам больше не нужен, отвезите меня обратно, - сердито сказал Сергей.
- Очень даже нужен. Только... вы позволите и нам немного выпить?
Пауль паясничал, что было на него совсем не похоже.
А Майк угрюмо молчал. А Сергей, внимательно наблюдавший за обоими, старался унять нервную дрожь. Ясно было: они от него чего-то хотят. Получить архив? Но он сам не знает, где его искать. У Фогеля? Но не блефует ли Фогель?
Всего непонятней был Бутнер. Зачем ему понадобилась эта премудрая беседа? Кто он, Сергей, чтобы с ним цацкаться? Таких доморощенных мудрецов в России-матушке - пруд пруди...
Он все думал об этом, и когда шли к машине, и когда ехали по чисто промытам дорожкам.
День разгуливался. Небо теперь застилала лишь тонкая пелена, сквозь которую проглядывало солнце.
Майк гнал машину так, что порой было по-настоящему страшно. Но Сергей ничего не говорил ему. Ясно было, что теперь сохранность его персоны не гарантировалась. Он все ждал подтверждения этого своего вывода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28