Преодолеть его, да еще с разбегу, так же трудно, как проволочное малозаметное препятствие.
Плонский хотел сказать, что нужен, мол, мегафон, крикнуть беглецу, чтобы остановился. И вдруг увидел в руках у Толмача карабин.
- Сейчас мы его придержим, - крикнул Толмач, открывая дверь вертолета.
- Он и так не уйдет.
- Ничего, попугать невредно.
Толмач, видно, был отменным стрелком. После второго выстрела человек внизу застыл в неестественной позе. Прогремели еще три выстрела, явно доставшие цель, но, по мнению Плонского, совершенно лишние.
- Садись куда-нибудь! - захлопнув дверь, крикнул Толмач пилоту. И обернулся к Плонскому, сказал, как тому почудилось, с вызовом: - Надо поглядеть, тот ли это, кто нам нужен. Убедиться.
Посадить машину удалось лишь в полукилометре. Но ничего не оставалось, как идти пешком. И они пошли, не говоря друг другу ни слова. Плонский не знал что сказать. Толмач молчал, нарочно давая возможность зампрокурору придти в себя.
Труп лежал лицом вниз с руками, запутавшимися в плотной поросли. Это был именно труп, каких Плонский за свою прокурорскую практику нагляделся.
- Я хотел только подранить, чтобы не убег, - с жутким спокойствием произнес Толмач.
Плонский посмотрел на него и ничего не сказал. Перевернув убитого, он увидел юное мальчишечье лицо. Попаданий было три - в плечо, в спину и в голову, как при контрольном выстреле. Ясно, что Толмач ставил перед собой именно эту задачу - не задержать, а убить.
- Он?
- Он самый, - сказал Толмач, приподнимая труп. - А это что у него?
Левая рука убитого, опущенная в глубину стланиковой полосли, сжимала какой-то узел. Толмач поднял этот узел и с новой восторженностью глянул на Плонского.
- Ого, тяжеловато! Глядите-ка!
В узле был круглый мягковатый на ощупь мешочек из плотной ткани, точно такой, какие были в ящичках в том вертолете.
- Золото?
Плонский растерянно пожал плечами. Толмач продолжил:
- Я думаю так: мы никого не видели, ни в кого не стреляли. А рыжевье пополам. Что об этом думает прокуратура?
- Прокуратура пока молчит, - осторожно ответил Плонский.
- Пока - это как?
- Тебе что - прокламации нужны? - разозлился Плонский.
Он уже понимал, что отговорками не отделаться. Даже опасны отговорки, позволяющие как угодно толковать сказанное. Но не умел он так круто переворачиваться. Помягче бы, помедленней.
- Верно, не прокламации нужны, а дела. Ну так что, берете рыжевье?
- Кто же отказывается от золота?
- Ну и ладненько. Куда теперь? Обратно на курорт или домой?
- Домой, пожалуй.
И они пошли к вертолету. Не торопясь пошли, не разговаривая. Да и о чем было говорить, когда все сказано...
* * *
Тихий был этот день, теплый и ласковый. Сидели у костра, ели пресную кабанятину и посмеивались, вспоминая ночное приключение.
Внезапный порыв ветра разметал костер, забросал поверхность озера листьями и ветками. Пошумев несколько минут, ветер так же внезапно стих. Только озеро все ежилось, встревоженное, ходило мелкими частыми волнами.
Сизов встал обеспокоенный, прошелся по берегу, вглядываясь в небо. Затянутое серой пеленой небо быстро темнело. Откуда-то из дальнего далека доносился утробный гул.
- Уходить надо. К горе, - сказал Сизов.
- Почему это? - подозрительно сощурился Красюк.
- Непогода идет.
- Подумаешь, дождик. Не размокнем.
- Бури бы не было. Застанет в лесу - пропадем.
Сизов подхватил мешок со своими камнями, кинул на плечо обжаренный кабаний окорок, приготовленный в дорогу, и, не оглядываясь, пошел по берегу...
Было уже далеко за полдень, когда, совсем запыхавшиеся, мокрые от пота, они добежали до горы, полезли по каменистому склону. Ветер усиливался. Временами его порывы заставляли останавливаться и приседать. Деревья скрипели, кряхтели по-стариковски, клонились к земле. Кроны елей, лиственниц, сосен трепыхались так, словно их разом трясли десятки здоровенных медведей.
Склон впереди казался зеленым и ровным. Но Сизов не пошел на этот склон, полез в сторону от него.
- Чего опять вниз? - забеспокоился Красюк.
- Кедровый стланик. Не пройдем.
Красюк не послушался, полез в низкий, по колено, кустарник и с первых же шагов застрял среди торчавших навстречу острых вершинок. Кинулся назад, заспешил, чтоб не отстать.
- Торопись, Юра! Там пещерка есть, я ее заприметил.
Сзади послышался хрип, похожий на смех. Сизов хотел выкрикнуть сердито, что "зеленый прокурор" - не обыватель с городской окраины, его блатными истериками не проймешь, что безволие во время здешней бури равносильно подписанию себе смертного приговора. Но прежде оглянулся и увидел Красюка лежавшим на каменистом выступе. Подбежал к нему и еще издали увидел темный кровоподтек у виска.
Испуганно оглядываясь на остервеневший лес, он бросил свой узел с камнями и тяжелый окорок, принялся расталкивать Красюка. Отчаявшись привести его в чувство, подхватил под руки, рывками поволок в гору.
Пещерка была небольшая, как раз для двоих, но достаточно глубокая, чтобы лежать в ней, не высовывая ни головы, ни ног. Сизов втиснул в нее ватное, непослушное тело Красюка и снова побежал вниз к угрожающе шумящему, свистящему, ревущему лесу. Пометался по опушке, надрал бересты, снова побежал в гору, подхватив по дороге свертки и мясо.
Красюк все еще не приходил в себя, лежал в той же позе, прислоненный спиной к стене. Сизов осмотрел его голову, потрогал обширный кровоподтек возле левого виска, набухший, тугой. Камень, о который, падая, ударился Красюк, по-видимому, не был острым, иначе были бы пробиты не только кожа, а, возможно, и кость.
Быстро и ловко Сизов расправил бересту на колене, вырезал квадрат, приложил его к ушибу и принялся перевязывать тряпицей. И тут Красюк пришел в себя. Оглядел пещерку и уставился на темные лохматые тучи над горой. Сказал неожиданное:
- Тебя-то гора терпит. А кто с тобой сюда лезет, должен пропасть, да?
- Глупости болтаешь, - одернул его Сизов. - Просто по горам надо уметь ходить.
- А тот умел?
- Кто?
- Ну, который с горы свалился?
- Тот - другое дело.
Красюк поднял руку, пощупал повязку на голове и затих.
- Ты можешь сидеть? - спросил Сизов.
- Могу... наверное.
- Сядем спина к спине. Иначе застынем. Непогода эта надолго.
Так они и сидели, прижавшись спинами, слушали рев ветра. Тайги уже не было видно, все скрывала вечерняя мгла.
Утром буря бушевала еще сильнее. А к полудню над сопками поднялась черная туча, скрыла дали. Впереди той тучи катился белесый вал. Молния наискось ударила в этот вал, и он завихрился, заплясал еще быстрее, словно подстегнутый. Ахнул гром, от которого задрожала гора. И снова вспыхнула долгая трепещущая молния, за ней третья, четвертая...
Словно большие встревоженные птицы, взлетали над лесом обломанные ветки. Видно было, как огромная сосна, растущая на отшибе, наклонилась до самой земли и вдруг приподнялась, грозя туче вырванными корневищами. Потом еще потемнело, и соседние сопки совсем исчезли из виду. Молнии ускорили свой адский танец, и громы ревели уже непрерывно, словно собравшиеся в невиданное стадо тысячи медведей.
И хлынул ливень. Поток воды ринулся с горы. Сначала они еще видели водяной вал, летевший к озеру, потом все закрыла водяная завеса, лившаяся с карниза над пещерой.
- Ну ты даешь, Иваныч! Каким идиотом я был, что с тобой спорил. Как думаешь, надолго это?
- Пасть шайтана, - сказал Сизов. - Два солнца тайга купайся, комар пропади. Нам хорошо, птичкам плохо - кушай не моги. Два дня твоя сиди, жди...
- Чего это ты? - изумился Красюк.
- Проводник так говорил. Застала нас буря вроде этой... Нет, эта, пожалуй, посильней... Если бы не проводник - пропали бы.
Замолчали, прислушиваясь к реву бури, изматывающему нервы.
- Не молчи, - попросил Красюк. - Наври еще что-нибудь про города.
- Это правда, Юра.
- Ну, хоть и правду наври. Как ты говорил: набережная будет, дома на берегу озера...
- И школы, детские сады, спортплощадки, магазины, автобусы на улицах. И железная дорога сюда придет обязательно... Не вечно же эта грабиловка в стране будет. Насытятся. Или головы им, ненасытным-то, поотрывают. Жизнь всегда берет свое, всегда.
- Лодочная станция на озере, - мечтательно подхватил Красюк. - Эх, на лодочке бы да с хорошей девахой... Любил я это дело. В Киеве-то, на Днепре-то, лодок-то!.. Достанем золото, рвану в Киев, там развернусь.
- Ты по-украински говоришь?
- А зачем?
- Национализм знаешь что такое? Ты для них - москаль.
- Я в Москве никогда и не был.
- Все равно ты для них - кацап. Развернуться не дадут. Пропьешь ты все. Или тебя обворуют.
- Да я!..
- Золото на руках - опаснейшая штука.
Красюк промолчал. И сам временами думал о том же, да не хотел верить. Все казалось, что уж он-то сумеет, не прошляпит.
- Никакого города тут не будет, - зло сказал он, чтобы только досадить Мухомору, разрушающему его мечту. - Сейчас живые-то города загибаются...
- Это сейчас. Придет время, и все встанет на свои места. Воры, как и полагается, сядут в тюрьму...
- Ха! Воры-то на самом верху!
- Чем выше, тем больнее падать. Сядут обязательно, пренепременно.
- Кто их сажать-то будет? Ты, что ли?
- Может быть, и я.
- А сам-то кто? За золотишком нацелился...
- Я свою долю сдам государству.
- Зачем?
- Освободят досрочно.
- За побег добавят.
- Может, учтут и не добавят.
- Ну-у!.. - Красюк развел руками.
Загадкой был для него Мухомор, загадкой и остался. Сидеть мужику оставалось всего ничего, а он - в побег. Ладно бы за золотом, а то ведь для того, чтобы освободиться пораньше. Куда уж пораньше-то?! А риск? А если не учтут? На золотишко у того же Дуба глаза разгорятся. Или у другого какого начальника. Зажмут золото, заявят: врет беглый зэк. Чем докажет?..
Красюк потрогал вдруг разболевшуюся голову. Подумал, что у Мухомора какие-то другие планы. Вдруг на все золото нацелился?..
Он даже отодвинулся от Сизова, так его напугала эта мысль. Чтобы скрыть испуг, деланно засмеялся. Сизов тоже засмеялся, просто так, из солидарности. Он всегда радовался смеху, считая его доктором, лечащим от любой хвори. Они смеялись, и в это время им казалось, что буря не рычит по-звериному, а просто хохочет, не свирепствует, а лишь резвится...
К концу дня ветер стал ослабевать, но дождь хлестал всю ночь, и они не спали, дрожали от пронизывающей холодной сырости.
Дождь прекратился только на рассвете. Когда взошло солнце, они увидели, что натворила буря: все вокруг было завалено кучами бурелома, стволами рухнувших деревьев.
Когда выбрались из пещеры, Сизов сразу с тревогой ощутил то, что принимал за усталость, - ломоту во всем теле, тягучую болезненную истому.
- Как голова? - спросил Красюка.
- А, пройдет.
Он не стал жаловаться на свое недомогание. Знал: среди уголовников слабость обычно вызывает не сочувствие, а озлобление.
Измученные жаждой, они по осклизлым осыпям спустились к озеру. Вода у берега напоминала кисель. И все вокруг - стволы деревьев, плотные завалы бурелома на берегах - было покрыто липкой грязью. Будь хоть какая-нибудь посудина, можно было бы набрать воды и дать ей отстояться. Но посуды не имелось, и пришлось пить эту воду, под которой, когда ее черпали руками, не видно было ладоней.
Сизов понимал, что в его положении лучше бы отлежаться, отогреться у костра. Но он пошел, заспешил, надеясь, что болезненная истома выйдет с потом.
- Сдурел, что ли? - бубнил за спиной Красюк. - Поскакал, как застоявшийся жеребец.
Сизов не отвечал, мутнеющим взором выискивал дорогу среди завалов бурелома и заставлял себя идти и идти, стараясь не думать о болезни.
* * *
Хопер уходил, не оглядываясь. Не было его вины в том, что Паря отравился. Но он знал: мертвые путаются под ногами, если на них оглядываться.
Сам он ни в чьей смерти не был виновен. Разве что косвенно. Например, в смерти Васяни в лагере, где сидел до того, как попал на эту полувольную лесную вахту.
Был Васяня паханом, а Хопер у него считай что козырным фраером. Власти у него было тоже немало - гасил беспределы, собирал гревы. А все казалось, что шестерит. Шестерке стать паханом заказано. Но он спал и видел себя на месте Васяни. При том же почтении к нему не только зэков, но и лагерного начальства, при тех же благах, да и фиксах немалых, перетекающих через руки.
Мечта заблазнила, когда узнал, что Васяня нацелился в бега. Узнал случайно. Но об этом уже не случайно тогда же стало известно лейтенанту Дубову, с которым у Хопра были давние тити-мити.
Васяню не преследовали, чтобы задержать и водворить обратно. Его застрелили.
Но судьба - индейка. Паханом стал новый, откуда-то объявившийся в бараке "ломом подпоясанный" вор в законе, и Хопер при нем скатился с первых ролей чуть ли на последние.
Спасибо Дубу. Переброшенный начальником в эту лесную богадельню, он перетащил сюда и своего осведомителя...
Хопер не оглядывался, а Рыжий весь извертелся. Все ему казалось, что Паря придуривается и сейчас, как только они отойдут, отмочит какой-нибудь номер. Он тоже жалости к Паре не испытывал, скорее радовался: в предстоящем дележе рыжевья одним хапком будет меньше.
Золото - это было единственное, перед чем Рыжий благоговел, чему поклонялся с неистовством язычника. Оно являлось для него не просто мерой ценности, а чем-то самодовлеющим, и если в самом деле был изначальный Божий замысел, то он, по убеждению Рыжего, выразился именно в сотворении золота.
Еще до лагеря, а потом везде, где сидел, он морочил шпане головы россказнями, похожими на небылицы. Будто счастливцы находили самородки весом в два центнера. Будто на свете не существует ничего, что могло бы изничтожить золото, погасить его манящий блеск. Будто из одного-единственного грамма рыжевья можно вытянуть нить, называемую канителью, длиной в два километра.
Он морщился, разглядывая в витринах ювелирок золотые бабьи безделки, злился, когда видел желтые цепи на оплывших грудях крутых поганцев и просто выходил из себя, слыша о применении золота в технике наравне с какой-то нержавейкой, из которой делают ложки и вилки.
Он и сел-то из-за своей безумной страсти. Так жадно разглядывал золотые кольца в витрине, что выдавил стекло. И ему припаяли пусть небольшой, но все же срок за попытку ограбления ювелирного магазина.
И сейчас в бликах вечернего солнца ему все чудились самородные блестки. В каждом обрыве ему хотелось покопаться, каждую кучу земли, выброшенную из норы зверем, разглядеть повнимательней. Но Хопер не давал остановиться даже на минуту.
- Нам надо их догнать, повиснуть на хвосте, - говорил Хопер. - Только тогда будем точно знать, нашли золото или нет. А то спугнем раньше времени. Или упустим их в тайге.
Пока что они шли по следу. Красавчик с Мухомором не таились, оставляли за собой примятую траву в распадках, ломали ветки, окурки бросали где ни попадя. В одном месте валялась охапка таких же толстых трубчатых стеблей, какими отравился Паря. Но Мухомор, знающий тайгу, видимо, вовремя остерег Красавчика.
Не раз попадались лежанки из мягких веток пихты и кострища, еще не успевшие остыть. На этих готовых постелях Хопер с Рыжим останавливались ночевать.
Однажды с вершины очередной сопки они углядели вдали блескучую гладь озера и дым костра. Дым столбом тянулся к небу: золотоискатели, видимо, жгли хвою, спасаясь от комаров.
- Вот теперь отдохнем, - сказал Хопер. - Только спустимся в распадок, а то костер не разведешь, увидят.
Внизу, в распадке, журчал ручей. Воды в нем было по щиколотку, но завалы бурелома по обоим берегам говорили о том, что ручей не всегда такой хилый.
Сбросив мешок с остатками вареной косули, Рыжий сразу полез к ручью, принялся щупать илистое дно.
- Сперва о костре надо думать, чтобы на всю ночь дров хватило, одернул его Хопер. - И на подстилку веток наломай.
Рыжий хотел огрызнуться, что это, мол, Хопер и сам мог бы, но промолчал: сухостоя рядом были кучи, натаскать его не составляло труда. За еловыми лапами да за ветками пихты пришлось идти подальше, но и с этим он, подгоняемый нетерпением золотодобытчика, справился быстро.
Сбросив колючую охапку к ногам Хопра, занятого разжиганием костра, Рыжий решительно направился к ручью. Еще издали усмотрел песчаную плешь и заспешил к ней, перелезая через завалы сухих и почему-то грязных веток. Словно каждую из них, прежде чем бросить сюда, окунали в глиняный раствор.
Серую змею, похожую на одну из этих веток, он чуть не схватил рукой. Но она шевельнулась и Рыжий отпрыгнул. Сердце зашлось так, что стало больно дышать. Он обошел змею, но когда был уж совсем близко от приглянувшейся песчаной проплешины, вдруг увидел сразу двух змей, гревшиеся на солнце. Ему расхотелось совать руки в воду и щупать дно под корягами, и Рыжий пошел обратно к костру, исходившему белым дымом.
- Нашел? - ехидно спросил Хопер.
- Завтра найду. - Он испуганно оглянулся и выдохнул: - Змеи там. Повылезали, чуют чего-то.
- Ах, ах! А ты кого хотел встретить в тайге?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20