С тех пор, как мама с папой разошлись. Рон всегда засыпал первым, а Джейми не давал брату по ночам покоя: ему так хотелось поговорить, тогда как старшему брату хотелось одного – спать. Джейми всегда старался представить свои мысли на суд старшего, всезнающего брата. И всегда у него оставался маленький шанс за счет интуиции опередить мудрого Рона.
Рон спал как обычно. Как в старые добрые времена. И хорошо. Как бы Джейми ему сказал: "Рон, ты представляешь, я пытался покончить с собой, когда выходил сегодня на крышу. Нет, не так. Я пытался НЕ покончить с собой. И я смог. Смог, Рон, не спрыгнуть с крыши. Ты гордишься мной, брат?"
Непонятно – такому понятливому брату. И Джейми непонятно.
Или: "Вечером, Рон, помнишь, я ел яблоко, такое красивое, большое, красное. А в нем был червяк. И я его съел. Нарочно съел. Что ты на это скажешь? Это я-то, такой привередливый, слопал червяка, мягкого, склизкого, трыкнувшего на зубах червяка.."
Необъяснимо.
Гадкое ощущение напомнило старый фильм, с Дракулой. Как же его звали, этого? Ренфрю?, Ренфрю в сумасшедшем доме. Ренфрю, "детище" Дракулы. Ренфрю, усердный раб вампира. Награда за рабство? Джейми еще раз прокрутил сцену в голове. Мокрые губы Ренфрю, жучиные ножки. Все дрыгаются и дрыгаются. В этом была какая-то идея. "Концепт", – сказал бы Рон. Обаяние рабства. Жажда стать ничем, меньше чем пешкой, которую переставляет некто могущественный. "Вроде тех фанаток, что ездят за рок-группами, – предположил Джейми. – Приманка. Вот оно что. Страшная приманка".
Джейми заснул.
Глава 3
Послышался щелчок. Мурлыканье прекратилось. Не-ет. Не кошка. Какая же это кошка? Кошка теплая.
Ящерица? Мурлыкающая. И ящерица не такая холодная. Скорей уж богомол. Молится Мурлыкает. Если это он мурлыкал.
Другой щелчок, третий. Джейми понял, что задремал. Мурлыкало во сне. Это был не звук, а ощущение мурлыканья, ставшее фоном его сна.
Эфраим. Сон про старика. Он идет в чулан, услышал шум. Шум означает жизнь. А жизнь означает смерть. Чудная мысль для Джейми. Для Эфраима – естественная. Ни от чего так не впадал в панику старый Эфраим, как от мысли о смерти. Не о его даже смерти. Любой смерти. О смерти как форме существования, а не как о конце жизни.
Джейми не мог понять, чего он, Эфраим, так боялся смерти. Во сне она была так естественна, буднична, как сила тяжести.
Эфраим знал: с первой ступенькой надо быть осторожным, сначала нашарить ногой. Только в этот раз она оказалась слишком близко. Мозжечок подвел. Старик даже подумал, как нелепо он выглядит, прежде чем каблук ударился о предательский край первой ступеньки. Страх появился потом, когда лодыжка подвернулась. Затем, когда рука прошла мимо перил, один палец задел полированное дерево, выгнулся и косточка хрустнула, пришел ужас.
Джейми знал, что опасения Эфраима, не услышал бы кто (или что?) хруст косточки, были сильней, важней, тошнотворней, чем сама боль, прострелившая руку до локтя.
Потом пришло чувство невесомости, послышался хруст худого плеча о неподдающуюся стену, снова невесомость и глухой звук – тело старика ударилось об пол. Спина изогнулась. Спина не рассчитана на такой угол. Падение закончилось на последней длинной ступени крутой лестницы. Вот тут и началось мурлыканье. Эфраим, поворачиваясь лицом к ступеням, от усилия прокусил губу. Это он сделал зря. Из-за крови. Запах мускуса и во рту – теплый металлический вкус крови. Правая рука не действовала, ноги лежали мертвым грузом. Нижняя часть тела не болела, мучило только чувство тяжести, как от мешков с песком, вроде тех, что он ворочал еще в то время, когда обрушился берег реки. Давным-давно. Там, где сейчас мол. Или это был склад? Теперь, во всяком случае, там склада нет. Супермаркеты, "ботики". Чудно: они никогда не казались ему новыми. Скорее старыми.
Почему Эфраим смотрел на старые, выщербленные ступеньки? Он на полу. В погребе. Здесь и должно произойти это. Единственное место в доме с тусклыми лампами. Что-то с лампами.
То тускло, то поярче. Надо что-то делать. Вот именно! Он умирает, так? Надо выбираться из Дома. Сначала из погреба. Это – самое трудное.
Первые три ступеньки преодолел почти легко: помогал локтями. Потом начались проблемы с дыханием. Вдохнуть – пожалуйста. Выдохнуть – никак. Грудная клетка раздулась.
Почти полпути вверх прошел. Оно знало. Эфраим чувствовал, как Оно предвкушает. Мурлыкает. Ждет, когда он сдохнет. Не дождешься! Старик не собирался доставить ему такое удовольствие. Сначала он проволочет себя через входную дверь, а там прямо по земле.
Эфраим мог поклясться, что слышал, как Оно посмеивалось, когда острая щепка вошла в мякоть ладони. Воображение! С дверью прошло легче, чем старик ожидал. Входя, он обронил шлепанец, и тот не дал двери закрыться. Самое сложное было протащить ноги. Дверь заклинивала их чуть выше колен, стискивала, как стариковские беззубые десны. Грудная клетка разбухла, она будто гноем переполнилась, вот-вот взорвется. Давит изнутри. Как же тяжело!
Телефонный аппарат. Наверное, Эфраим мог бы стянуть его вниз, позвать на помощь. Только, когда она подоспеет, старик уже будет трупом. Надо ползти. Запачкал кровью хороший ковер: тащил по нему ноги, как на санках, почти до входной двери. Он это сделает! Только бы приподняться, достать до ручки. Приподнялся, и тут что-то в груди сделало "п-пух!" Эфраим опустился на пол и умер.
Джейми в курсе. Что-то сосет, мурлычет, растет. А вперемешку со сном – другое. Неясное. Кино. Ренфрю. Слова: "сладостная капитуляция".
Еще щелчок. Джейми вылез из постели, подошел к окну. В длинных лучах зари, как висельники, плясали тени пугал.
Щелк. Наружный подоконник накрыт шевелящимся одеялом из мертвых и полумертвых майских жуков.
Джейми сел у окна. Он так и просидел там, обхватив себя руками, пока не проснулся Рон.
Ни тот, ни другой обычно лосьонами после бритья не пользовались. Одеколон – по праздникам. Этим утром братья не жалели одеколона. Обменялись полуухмылками, и оба воздержались от комментариев.
Прыжки вниз по лестнице навстречу смешанному аромату кофе и бекона растрясли напрочь сон Джейми. Цветы на столе в холле вернули сон. Оставленные на ночь без воды, они погибли. Застигнутый засухой лепесток спасался бегством, скользя по гладкому мрамору, как останки мертвого жука. Сухой, коричневый, вот-вот рассыпется. Взгляд Джейми скользнул вниз, на ковер. Пятен крови нет. Сон неправильный. Или ковер – новый.
После завтрака разделились. Каждому было выдано особое задание. Баунти получила назначение исследовать дом на предмет потайных комнат, слуховых ниш и так далее. Джейми тут же возразил:
– А почему она? Это что, не мужская работа?
Боб оторвался от кофеварки и посмотрел на него пристально:
– Баунти, молодой человек, заканчивает архитектурный колледж. Тема ее диплома: "Североамериканское жилище в историческом аспекте". А ваша специальность, позвольте полюбопытствовать?
Сам Боб занялся телефоном. Ему нужна была вторая линия, чтобы подключить свой компьютер и, связавшись с местной газетой и библиотекой, осуществить "фундаментальный поиск".
Харвест взялась исследовать картины, орнаменты и прочее.
– Клад запросто может быть "спрятан на самом виду", – сказал Боб.
– "Похищенное письмо", – присовокупил Рон, и Боб немедленно откликнулся:
– Несомненно.
О чем они, Джейми понятия не имел.
Рон переоделся в шорты и футболку – для исследования территории. "Шанс продемонстрировать накачанные ляжки, – понял Джейми, – братец не упустит". Насчет того, что и где искать, у Джейми была разработана собственная теория, и он намеревался следовать ей. Разрешение было дано незамедлительно. У Джейми появились подозрения, что его деятельность в любом направлении расценивается всеми как заведомо бесполезная, и они рады, что не надо думать, чем занять парня. К этому он привык.
Обед состоял из холодных мясных закусок. Векки начала было сервировать стол на открытом воздухе, но потом решила, что в кухне будет удобней.
– Если там что-то и закопано, то лет сто назад, – начал Рон-, кивнув в сторону окна. – Я облазил все в радиусе ста метров. Ничего! Дерн везде нетронутый. Ни зких подозрительных выпуклостей, ничего.
– Так. Клумбы? – спросил Боб.
– Их нет близко. Ни цветов, ни деревьев, кроме как нa аллее. Только трава, трава и еще трава. Старая, солидная такая трава.
Боб потер подбородок.
– Харвест?
– Ни ренуаров, ни хальсов, ни роденов, ни чипендейлов с хеплвайтами. Мебель добротная, кое-что потянет на несколько тысяч, горка – тысяч на десять-двенадцать. Но отнюдь не "целое состояние". Картин очень мало. Те, что есть, – старые, но местного значения, Пройдут как антиквариат.
– Баунти?
– Не дом, а выкидыш, архитектурно говоря. Недоделано, пристроено, комнаты поделены. Джейми оказался прав. Комнаты за той, где проходило "чтение", были некогда одной большой залой. Для балов, скорее всего. Все испорчено. Теперь – просто куча бессмысленных маленьких коробочек.
– Потайные комнаты?
– Не видела. В город собираетесь?
– Да. Мы с Векки собираемся туда после обеда. – Нужны две рулетки: землемерная и плотницкая.
Ну, знаете, одна двадцатиметровая, матерчатая, другая трех-пяти, стальная, втягивающаяся. Ах да! Еще мел. Баунти облизала язычком нижнюю губу. "Вислогубая", – подумал Джейми.
– Я помогу мерить, – вызвался Рон. Он повернулся к Бобу. – А ваши успехи?
– Не густо. Вторая телефонная линия будет после завтра. Из библиотеки мало радостных известий. Провел кое-какие исторические изыскания в архивах местной газеты. Для небольшого городка очень прогрессивно. Со временное оснащение. Можно напрямую подключиться к их компьютеру. Все статьи в памяти. Я их выведу на экран. Перекрестные ссылки. Можно создать толковую базу данных – знать бы только, что ищем.
Я пока обнаружил только то, что дом часто склоняли в разделе светской хроники лет восемьдесят и более тому назад. С тех пор – почти ничего. Все как адвокат говорил. Никаких смертей в доме, помните? Похоже, он прав. Просмотрел некрологи. Ничего. Даже на родителей Эфраима нет. Растворились, видимо.
– Военные? – спросил Рон.
– "Старые солдаты", – откликнулся Боб, и опять Джейми не понял, о чем речь.
– В итоге, – сказал Боб, – топчемся на месте. – Первый день, – успокоила Векки.
Джейми сделал важную мину и, придав солидность голосу, изрек:
– Ваши проблемы могут быть разрешены, если смотреть на них в правильной перспективе.
– Глубоко-о. Глубоко, ничего, не скажешь, – съехидничал Рон,
– Минуточку, – сказал Боб, – это ты сам придумал или прочитал где-то? Где-то в определенном месте?
– "Где-то в определенном". Я изучаю подряд все правила на стенах. Есть так, лозунги, а есть и кое-что интересное.
– Да? Что ты имеешь в виду?
– То, о чем вы говорили: "Ключи спрятаны на самом виду".
– Мысль дельная, – задумался Боб.
Джейми чуть не покраснел. Мать улыбнулась ему ободряюще.
– Что-то нашел, Джейми?
– Нет пока. Я работал над составлением фраз. Брал первые слова из каждого правила и пытался составить фразу, то же – со вторыми, потом первые со вторыми и так далее. Вот и все.
– Долгое дело. Слишком много комбинаций, – заметил Боб. – Вечером сяду за компьютер, напишу для тебя программку.
– Здорово!
– А можно понимать и совсем буквально, – сказал вдруг Рон.
– Не понял? – насторожился его брат.
– Как там? Ну, то, что ты цитировал?
– "Ваши проблемы могут быть разрешены, если смотреть на них в правильной перспективе".
– Правильная перспектива. – размышлял Рон.
– Правильный угол? Под другим углом? С большого расстояния? Баунти, есть что-то такое вроде.. Как бы это сказать... линия зрения в доме. Через что можно посмотреть? Ряд окон, может быть.
– "Проследи падение луча полуденного солнца и ты найдешь кристалл, преломившись в нем, лучи сиянием своим укажут тебе место". А?
– Точно! – Он подпрыгнул на стуле. – Где? Где ты это видела?
– Там же, где и ты. В кино. "Индиана Джонс" называется, верно?
Рон сник.
– Это мысль, – пробормотал он.
Джейми сиял.
Когда Векки и Боб уехали в Ридж-Ривер, Джейми вернулся к разложенным на обеденном столе черным рамкам. Сгорбленный над шифрограммами правил, он не заметил, что Харвест вошла в комнату и стоит за его спиной.
– Делу – время, потехе – час?
– А? Что? О, прости, заработался.
– Как насчет перерывчика?
Он оторвал наконец взгляд от бумаг. Харвест переоделась в белую мини-юбку.
– В теннис?
– Корта нет. Я предлагаю поплавать.
В руках – пляжная сумка, сложенное махровое полотенце поверх.
– Есть бассейн?
– Пруд есть. Помнишь, "бездонный пруд" у Колдов ского Холма, куда влюбленные ходили?
– Значит, поиск?
– Считай, что поиск. Дай возможность подсознанию спокойно поработать. Сбегай за плавками, мой купальник на мне.
Купальник? Как тут устоишь?
– А Рон с Баунти?
– Растворились. Придется рискнуть одним. Ты откажешься?
Ровно шесть с половиной минут заняло у Джейми подняться по лестнице, побриться зачем-то еще раз, почистить зубы, переодеться и вернуться. Четыре из них ушли на раздумья: какие из трех плавок надеть.
Пруд был ядовито-синий и слишком чистый, как с открытки. Джейми заглянул в глубину.
– Может, и правда бездонный.
– У?
– Может, говорю, правда-.
Харвест выскользнула из одежды, разложила полотенце и устроилась полулежа. Она оперлась на локоток – скорей изящно, чем удобно; одну коленку при этом приподняла, а носочки вытянула, выгнув ступни дугой.
– А плавать не будешь? – спросил Джейми.
– На вид холодновато. – Она похлопала ладошкой по полотенцу.
Юноша сбросил с ноги кроссовку и поболтал в воде большим пальцем ноги.
– Ага.
Джейми опустился на край полотенца. Харвест залезла в сумку, шершаво скользнув по его бедру локтем. Джейми смутился.
– Огонек есть?
Это ему не понравилось, внутренне, помимо воли. Тут он увидел, что "сигарета" самодельная, неловко скрученная. "Конечно, будет она еще табак курить", – ворчал он на себя.
– Нет. К сожалению...
– А я думаю, есть. Тут где-то спички должны быть.
Девушка улеглась, глубоко затянувшись. Выдержав долгую паузу, она выпустила дым изо рта и пропищала изменившимся голосом:
– Пропадает зазря.
– Что?
Она потрепала его по коленке: встряхнуть хоть чутьчуть.
– Дым, глупый, пропадает. Я выдохну, ну и...
Джейми уставился, ничего не понимая.
– Лови его, глупый. Нагнись сюда. Я выдохну, а ты всасывай. Думаешь, бывший в употреблении хуже?
Харвест расслабила лицевые мышцы, веки сами опустились, а губы приоткрылись – она видела, что Баунти делает так.
– Он даже еще лучше!
Он и не поцеловал ее, а возбуждение такое же, если не больше. Дым и сладостное ее дыхание – все одновременно. Ее тепло растворяется в нем. О такой интимности Джейми и не мечтал.
Резинка плавок оказалась вдруг нестерпимо тутой. Заметит она? Это ее не обидит?
Голова пошла кругом. То ли от желания, то ли от любви, то ли просто от дыма – не поймешь. Окурок приближался к нестерпимому, неудержимому концу.
– Как насчет поплавать? – прокаркал он. Голос сел. Харвест улыбнулась бессильно и легла на спину.
Решив, что ей хочется остаться одной, чтобы сохранить весь кайф, Джейми, качаясь, встал на ноги.
Как он бултыхнулся в воду, он не помнил. На глубине около двух метров слой прогретой солнцем воды резко обрывался. Холод сжал голову, дым растекся по самым укромным местечкам сознания. Юноша плыл вертикально вниз и только решил повернуть к поверхности, как увидел под собой огромную торчащую под углом плиту из гладкого камня, подпираемую куском голого гранита. Под плитой в склоне холма зияла черная, манящая дыра. Дыхания пока хватало. Только заглянуть, что там внутри. Так. Чуть изогнуться. Джейми уже во мраке. А за мраком еще больший мрак. Протянул руку. Пещера! Или туннель?
Юноша вплыл внутрь не раздумывая. Плавные, легкие, неправдоподобно грациозные гребки. Он скользит, тихо раздвигая эбонитово-черную воду. Уже не холодно. Словно в нежном бархате. Он вдруг задел грудью за выступ, отпрянул и тут же ударился спиной о скалу. Протянул руки. Стены слишком близко. Он представил, как пытается развернуться в этой узкой щели. Невозможно, слишком долго. Утонешь на сто процентов. "Вот как приходит конец, – подумал Джейми. – Никто и не найдет меня. Еще одна тайна Колдовского Холма. Еще один любовник пропал, да никакой еще и не любовник!"
Выбора не было, юноша поплыл дальше. Появилось ощущение, что воздуха, который он набрал в легкие, перед тем как нырнуть, хватит на целую жизнь. "Наверное, я уже умер! Вот отчего нет паники. Мертвым страх неизвестен". Тут его грудь напряглась – он-таки запаниковал и сразу почувствовал, как его голова прорвала поверхность воды. Воздух!
Джейми нашарил рукой выступ и повис на нем, пытаясь отдышаться. Воздух. Спертый, с мерзким запахом, но воздух. Ошупал каменный берег. Камни. Нет, кости: длинные, тонкие, рассыпающиеся, как спекшийся тальк, страшные кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Рон спал как обычно. Как в старые добрые времена. И хорошо. Как бы Джейми ему сказал: "Рон, ты представляешь, я пытался покончить с собой, когда выходил сегодня на крышу. Нет, не так. Я пытался НЕ покончить с собой. И я смог. Смог, Рон, не спрыгнуть с крыши. Ты гордишься мной, брат?"
Непонятно – такому понятливому брату. И Джейми непонятно.
Или: "Вечером, Рон, помнишь, я ел яблоко, такое красивое, большое, красное. А в нем был червяк. И я его съел. Нарочно съел. Что ты на это скажешь? Это я-то, такой привередливый, слопал червяка, мягкого, склизкого, трыкнувшего на зубах червяка.."
Необъяснимо.
Гадкое ощущение напомнило старый фильм, с Дракулой. Как же его звали, этого? Ренфрю?, Ренфрю в сумасшедшем доме. Ренфрю, "детище" Дракулы. Ренфрю, усердный раб вампира. Награда за рабство? Джейми еще раз прокрутил сцену в голове. Мокрые губы Ренфрю, жучиные ножки. Все дрыгаются и дрыгаются. В этом была какая-то идея. "Концепт", – сказал бы Рон. Обаяние рабства. Жажда стать ничем, меньше чем пешкой, которую переставляет некто могущественный. "Вроде тех фанаток, что ездят за рок-группами, – предположил Джейми. – Приманка. Вот оно что. Страшная приманка".
Джейми заснул.
Глава 3
Послышался щелчок. Мурлыканье прекратилось. Не-ет. Не кошка. Какая же это кошка? Кошка теплая.
Ящерица? Мурлыкающая. И ящерица не такая холодная. Скорей уж богомол. Молится Мурлыкает. Если это он мурлыкал.
Другой щелчок, третий. Джейми понял, что задремал. Мурлыкало во сне. Это был не звук, а ощущение мурлыканья, ставшее фоном его сна.
Эфраим. Сон про старика. Он идет в чулан, услышал шум. Шум означает жизнь. А жизнь означает смерть. Чудная мысль для Джейми. Для Эфраима – естественная. Ни от чего так не впадал в панику старый Эфраим, как от мысли о смерти. Не о его даже смерти. Любой смерти. О смерти как форме существования, а не как о конце жизни.
Джейми не мог понять, чего он, Эфраим, так боялся смерти. Во сне она была так естественна, буднична, как сила тяжести.
Эфраим знал: с первой ступенькой надо быть осторожным, сначала нашарить ногой. Только в этот раз она оказалась слишком близко. Мозжечок подвел. Старик даже подумал, как нелепо он выглядит, прежде чем каблук ударился о предательский край первой ступеньки. Страх появился потом, когда лодыжка подвернулась. Затем, когда рука прошла мимо перил, один палец задел полированное дерево, выгнулся и косточка хрустнула, пришел ужас.
Джейми знал, что опасения Эфраима, не услышал бы кто (или что?) хруст косточки, были сильней, важней, тошнотворней, чем сама боль, прострелившая руку до локтя.
Потом пришло чувство невесомости, послышался хруст худого плеча о неподдающуюся стену, снова невесомость и глухой звук – тело старика ударилось об пол. Спина изогнулась. Спина не рассчитана на такой угол. Падение закончилось на последней длинной ступени крутой лестницы. Вот тут и началось мурлыканье. Эфраим, поворачиваясь лицом к ступеням, от усилия прокусил губу. Это он сделал зря. Из-за крови. Запах мускуса и во рту – теплый металлический вкус крови. Правая рука не действовала, ноги лежали мертвым грузом. Нижняя часть тела не болела, мучило только чувство тяжести, как от мешков с песком, вроде тех, что он ворочал еще в то время, когда обрушился берег реки. Давным-давно. Там, где сейчас мол. Или это был склад? Теперь, во всяком случае, там склада нет. Супермаркеты, "ботики". Чудно: они никогда не казались ему новыми. Скорее старыми.
Почему Эфраим смотрел на старые, выщербленные ступеньки? Он на полу. В погребе. Здесь и должно произойти это. Единственное место в доме с тусклыми лампами. Что-то с лампами.
То тускло, то поярче. Надо что-то делать. Вот именно! Он умирает, так? Надо выбираться из Дома. Сначала из погреба. Это – самое трудное.
Первые три ступеньки преодолел почти легко: помогал локтями. Потом начались проблемы с дыханием. Вдохнуть – пожалуйста. Выдохнуть – никак. Грудная клетка раздулась.
Почти полпути вверх прошел. Оно знало. Эфраим чувствовал, как Оно предвкушает. Мурлыкает. Ждет, когда он сдохнет. Не дождешься! Старик не собирался доставить ему такое удовольствие. Сначала он проволочет себя через входную дверь, а там прямо по земле.
Эфраим мог поклясться, что слышал, как Оно посмеивалось, когда острая щепка вошла в мякоть ладони. Воображение! С дверью прошло легче, чем старик ожидал. Входя, он обронил шлепанец, и тот не дал двери закрыться. Самое сложное было протащить ноги. Дверь заклинивала их чуть выше колен, стискивала, как стариковские беззубые десны. Грудная клетка разбухла, она будто гноем переполнилась, вот-вот взорвется. Давит изнутри. Как же тяжело!
Телефонный аппарат. Наверное, Эфраим мог бы стянуть его вниз, позвать на помощь. Только, когда она подоспеет, старик уже будет трупом. Надо ползти. Запачкал кровью хороший ковер: тащил по нему ноги, как на санках, почти до входной двери. Он это сделает! Только бы приподняться, достать до ручки. Приподнялся, и тут что-то в груди сделало "п-пух!" Эфраим опустился на пол и умер.
Джейми в курсе. Что-то сосет, мурлычет, растет. А вперемешку со сном – другое. Неясное. Кино. Ренфрю. Слова: "сладостная капитуляция".
Еще щелчок. Джейми вылез из постели, подошел к окну. В длинных лучах зари, как висельники, плясали тени пугал.
Щелк. Наружный подоконник накрыт шевелящимся одеялом из мертвых и полумертвых майских жуков.
Джейми сел у окна. Он так и просидел там, обхватив себя руками, пока не проснулся Рон.
Ни тот, ни другой обычно лосьонами после бритья не пользовались. Одеколон – по праздникам. Этим утром братья не жалели одеколона. Обменялись полуухмылками, и оба воздержались от комментариев.
Прыжки вниз по лестнице навстречу смешанному аромату кофе и бекона растрясли напрочь сон Джейми. Цветы на столе в холле вернули сон. Оставленные на ночь без воды, они погибли. Застигнутый засухой лепесток спасался бегством, скользя по гладкому мрамору, как останки мертвого жука. Сухой, коричневый, вот-вот рассыпется. Взгляд Джейми скользнул вниз, на ковер. Пятен крови нет. Сон неправильный. Или ковер – новый.
После завтрака разделились. Каждому было выдано особое задание. Баунти получила назначение исследовать дом на предмет потайных комнат, слуховых ниш и так далее. Джейми тут же возразил:
– А почему она? Это что, не мужская работа?
Боб оторвался от кофеварки и посмотрел на него пристально:
– Баунти, молодой человек, заканчивает архитектурный колледж. Тема ее диплома: "Североамериканское жилище в историческом аспекте". А ваша специальность, позвольте полюбопытствовать?
Сам Боб занялся телефоном. Ему нужна была вторая линия, чтобы подключить свой компьютер и, связавшись с местной газетой и библиотекой, осуществить "фундаментальный поиск".
Харвест взялась исследовать картины, орнаменты и прочее.
– Клад запросто может быть "спрятан на самом виду", – сказал Боб.
– "Похищенное письмо", – присовокупил Рон, и Боб немедленно откликнулся:
– Несомненно.
О чем они, Джейми понятия не имел.
Рон переоделся в шорты и футболку – для исследования территории. "Шанс продемонстрировать накачанные ляжки, – понял Джейми, – братец не упустит". Насчет того, что и где искать, у Джейми была разработана собственная теория, и он намеревался следовать ей. Разрешение было дано незамедлительно. У Джейми появились подозрения, что его деятельность в любом направлении расценивается всеми как заведомо бесполезная, и они рады, что не надо думать, чем занять парня. К этому он привык.
Обед состоял из холодных мясных закусок. Векки начала было сервировать стол на открытом воздухе, но потом решила, что в кухне будет удобней.
– Если там что-то и закопано, то лет сто назад, – начал Рон-, кивнув в сторону окна. – Я облазил все в радиусе ста метров. Ничего! Дерн везде нетронутый. Ни зких подозрительных выпуклостей, ничего.
– Так. Клумбы? – спросил Боб.
– Их нет близко. Ни цветов, ни деревьев, кроме как нa аллее. Только трава, трава и еще трава. Старая, солидная такая трава.
Боб потер подбородок.
– Харвест?
– Ни ренуаров, ни хальсов, ни роденов, ни чипендейлов с хеплвайтами. Мебель добротная, кое-что потянет на несколько тысяч, горка – тысяч на десять-двенадцать. Но отнюдь не "целое состояние". Картин очень мало. Те, что есть, – старые, но местного значения, Пройдут как антиквариат.
– Баунти?
– Не дом, а выкидыш, архитектурно говоря. Недоделано, пристроено, комнаты поделены. Джейми оказался прав. Комнаты за той, где проходило "чтение", были некогда одной большой залой. Для балов, скорее всего. Все испорчено. Теперь – просто куча бессмысленных маленьких коробочек.
– Потайные комнаты?
– Не видела. В город собираетесь?
– Да. Мы с Векки собираемся туда после обеда. – Нужны две рулетки: землемерная и плотницкая.
Ну, знаете, одна двадцатиметровая, матерчатая, другая трех-пяти, стальная, втягивающаяся. Ах да! Еще мел. Баунти облизала язычком нижнюю губу. "Вислогубая", – подумал Джейми.
– Я помогу мерить, – вызвался Рон. Он повернулся к Бобу. – А ваши успехи?
– Не густо. Вторая телефонная линия будет после завтра. Из библиотеки мало радостных известий. Провел кое-какие исторические изыскания в архивах местной газеты. Для небольшого городка очень прогрессивно. Со временное оснащение. Можно напрямую подключиться к их компьютеру. Все статьи в памяти. Я их выведу на экран. Перекрестные ссылки. Можно создать толковую базу данных – знать бы только, что ищем.
Я пока обнаружил только то, что дом часто склоняли в разделе светской хроники лет восемьдесят и более тому назад. С тех пор – почти ничего. Все как адвокат говорил. Никаких смертей в доме, помните? Похоже, он прав. Просмотрел некрологи. Ничего. Даже на родителей Эфраима нет. Растворились, видимо.
– Военные? – спросил Рон.
– "Старые солдаты", – откликнулся Боб, и опять Джейми не понял, о чем речь.
– В итоге, – сказал Боб, – топчемся на месте. – Первый день, – успокоила Векки.
Джейми сделал важную мину и, придав солидность голосу, изрек:
– Ваши проблемы могут быть разрешены, если смотреть на них в правильной перспективе.
– Глубоко-о. Глубоко, ничего, не скажешь, – съехидничал Рон,
– Минуточку, – сказал Боб, – это ты сам придумал или прочитал где-то? Где-то в определенном месте?
– "Где-то в определенном". Я изучаю подряд все правила на стенах. Есть так, лозунги, а есть и кое-что интересное.
– Да? Что ты имеешь в виду?
– То, о чем вы говорили: "Ключи спрятаны на самом виду".
– Мысль дельная, – задумался Боб.
Джейми чуть не покраснел. Мать улыбнулась ему ободряюще.
– Что-то нашел, Джейми?
– Нет пока. Я работал над составлением фраз. Брал первые слова из каждого правила и пытался составить фразу, то же – со вторыми, потом первые со вторыми и так далее. Вот и все.
– Долгое дело. Слишком много комбинаций, – заметил Боб. – Вечером сяду за компьютер, напишу для тебя программку.
– Здорово!
– А можно понимать и совсем буквально, – сказал вдруг Рон.
– Не понял? – насторожился его брат.
– Как там? Ну, то, что ты цитировал?
– "Ваши проблемы могут быть разрешены, если смотреть на них в правильной перспективе".
– Правильная перспектива. – размышлял Рон.
– Правильный угол? Под другим углом? С большого расстояния? Баунти, есть что-то такое вроде.. Как бы это сказать... линия зрения в доме. Через что можно посмотреть? Ряд окон, может быть.
– "Проследи падение луча полуденного солнца и ты найдешь кристалл, преломившись в нем, лучи сиянием своим укажут тебе место". А?
– Точно! – Он подпрыгнул на стуле. – Где? Где ты это видела?
– Там же, где и ты. В кино. "Индиана Джонс" называется, верно?
Рон сник.
– Это мысль, – пробормотал он.
Джейми сиял.
Когда Векки и Боб уехали в Ридж-Ривер, Джейми вернулся к разложенным на обеденном столе черным рамкам. Сгорбленный над шифрограммами правил, он не заметил, что Харвест вошла в комнату и стоит за его спиной.
– Делу – время, потехе – час?
– А? Что? О, прости, заработался.
– Как насчет перерывчика?
Он оторвал наконец взгляд от бумаг. Харвест переоделась в белую мини-юбку.
– В теннис?
– Корта нет. Я предлагаю поплавать.
В руках – пляжная сумка, сложенное махровое полотенце поверх.
– Есть бассейн?
– Пруд есть. Помнишь, "бездонный пруд" у Колдов ского Холма, куда влюбленные ходили?
– Значит, поиск?
– Считай, что поиск. Дай возможность подсознанию спокойно поработать. Сбегай за плавками, мой купальник на мне.
Купальник? Как тут устоишь?
– А Рон с Баунти?
– Растворились. Придется рискнуть одним. Ты откажешься?
Ровно шесть с половиной минут заняло у Джейми подняться по лестнице, побриться зачем-то еще раз, почистить зубы, переодеться и вернуться. Четыре из них ушли на раздумья: какие из трех плавок надеть.
Пруд был ядовито-синий и слишком чистый, как с открытки. Джейми заглянул в глубину.
– Может, и правда бездонный.
– У?
– Может, говорю, правда-.
Харвест выскользнула из одежды, разложила полотенце и устроилась полулежа. Она оперлась на локоток – скорей изящно, чем удобно; одну коленку при этом приподняла, а носочки вытянула, выгнув ступни дугой.
– А плавать не будешь? – спросил Джейми.
– На вид холодновато. – Она похлопала ладошкой по полотенцу.
Юноша сбросил с ноги кроссовку и поболтал в воде большим пальцем ноги.
– Ага.
Джейми опустился на край полотенца. Харвест залезла в сумку, шершаво скользнув по его бедру локтем. Джейми смутился.
– Огонек есть?
Это ему не понравилось, внутренне, помимо воли. Тут он увидел, что "сигарета" самодельная, неловко скрученная. "Конечно, будет она еще табак курить", – ворчал он на себя.
– Нет. К сожалению...
– А я думаю, есть. Тут где-то спички должны быть.
Девушка улеглась, глубоко затянувшись. Выдержав долгую паузу, она выпустила дым изо рта и пропищала изменившимся голосом:
– Пропадает зазря.
– Что?
Она потрепала его по коленке: встряхнуть хоть чутьчуть.
– Дым, глупый, пропадает. Я выдохну, ну и...
Джейми уставился, ничего не понимая.
– Лови его, глупый. Нагнись сюда. Я выдохну, а ты всасывай. Думаешь, бывший в употреблении хуже?
Харвест расслабила лицевые мышцы, веки сами опустились, а губы приоткрылись – она видела, что Баунти делает так.
– Он даже еще лучше!
Он и не поцеловал ее, а возбуждение такое же, если не больше. Дым и сладостное ее дыхание – все одновременно. Ее тепло растворяется в нем. О такой интимности Джейми и не мечтал.
Резинка плавок оказалась вдруг нестерпимо тутой. Заметит она? Это ее не обидит?
Голова пошла кругом. То ли от желания, то ли от любви, то ли просто от дыма – не поймешь. Окурок приближался к нестерпимому, неудержимому концу.
– Как насчет поплавать? – прокаркал он. Голос сел. Харвест улыбнулась бессильно и легла на спину.
Решив, что ей хочется остаться одной, чтобы сохранить весь кайф, Джейми, качаясь, встал на ноги.
Как он бултыхнулся в воду, он не помнил. На глубине около двух метров слой прогретой солнцем воды резко обрывался. Холод сжал голову, дым растекся по самым укромным местечкам сознания. Юноша плыл вертикально вниз и только решил повернуть к поверхности, как увидел под собой огромную торчащую под углом плиту из гладкого камня, подпираемую куском голого гранита. Под плитой в склоне холма зияла черная, манящая дыра. Дыхания пока хватало. Только заглянуть, что там внутри. Так. Чуть изогнуться. Джейми уже во мраке. А за мраком еще больший мрак. Протянул руку. Пещера! Или туннель?
Юноша вплыл внутрь не раздумывая. Плавные, легкие, неправдоподобно грациозные гребки. Он скользит, тихо раздвигая эбонитово-черную воду. Уже не холодно. Словно в нежном бархате. Он вдруг задел грудью за выступ, отпрянул и тут же ударился спиной о скалу. Протянул руки. Стены слишком близко. Он представил, как пытается развернуться в этой узкой щели. Невозможно, слишком долго. Утонешь на сто процентов. "Вот как приходит конец, – подумал Джейми. – Никто и не найдет меня. Еще одна тайна Колдовского Холма. Еще один любовник пропал, да никакой еще и не любовник!"
Выбора не было, юноша поплыл дальше. Появилось ощущение, что воздуха, который он набрал в легкие, перед тем как нырнуть, хватит на целую жизнь. "Наверное, я уже умер! Вот отчего нет паники. Мертвым страх неизвестен". Тут его грудь напряглась – он-таки запаниковал и сразу почувствовал, как его голова прорвала поверхность воды. Воздух!
Джейми нашарил рукой выступ и повис на нем, пытаясь отдышаться. Воздух. Спертый, с мерзким запахом, но воздух. Ошупал каменный берег. Камни. Нет, кости: длинные, тонкие, рассыпающиеся, как спекшийся тальк, страшные кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20