Питер Бенчли: «Девушка из Моря Кортеса»

Питер Бенчли
Девушка из Моря Кортеса



OCR Денис
«Питер Бенчли. Девушка из Моря Кортеса»: ЭКСМО, Домино; Москва; 2004

ISBN 5-699-06537-7Оригинал: Peter ,
“The Girl of the Sea of Cortez”

Перевод: М. красавин
Аннотация Юная Палома, унаследовавшая от отца особый дар общения с обитателями подводного мира, находит среди них необыкновенного друга, который раскрывает ей тайну подводных скал. Питер БенчлиДевушка из Моря Кортеса Посвящается Кейт Медине 1 Охваченная страхом, девушка лежала на поверхности моря, глядя в толщу воды сквозь маску.Этот страх — настоящий, глубокий страх, почти паника — был неожиданностью для нее самой, поскольку вот уже много лет ничто в глубине моря не могло напугать ее.До сих пор обитатели моря ни разу не проявляли агрессивности по отношению к ней. Случалось, что они делали резкие движения в ее сторону или кружили возле нее, голодные и любопытные. Но всякий раз, чувствуя ее силу и уверенность, они предпочитали поискать более подходящую жертву.Однако с этим представителем подводного царства дело обстояло иначе. Вряд ли животное стало бы кусать или пытаться съесть девушку, однако создавалось такое ощущение, что оно способно напасть и пронзить ее насквозь своим клювом.Животное появилось в поле зрения с невероятной быстротой. Еще секунду назад девушка спокойно обозревала голубую пустоту — и вдруг из ниоткуда возник острый костяной клюв, подрагивающий в метре от ее груди. Клюв расширялся у основания и заканчивался между двух холодно-черных глаз, каждый размером с устрицу.В отличие от многих похожих рыб у этой не было спинных плавников. Вместо этого почти вся ее хребтина была покрыта чем-то вроде паруса. Рыба то складывала этот «парус» вдоль спины, так что он становился почти невидим, то гордо поднимала его.Сейчас рыба была явно возбуждена: «парус» пульсировал вверх и вниз, подобно голове змеи, гипнотизирующей кролика.Хвост рыбы напоминал заточенную косу. Рыба вдруг дернула этим хвостом, движение передалось по телу и заставило клюв тоже дернуться, напугав девушку.Она не знала, что ей предпринять и как вести себя. Попытка просто уплыть не решила бы проблемы, так как не было похоже, что рыба претендует на эту территорию. Видимо, она просто странствовала по морским глубинам и не искала себе постоянного пристанища.Бесполезно было бы также начать наступать и пытаться отпугнуть рыбу — та, несомненно, чувствовала свое превосходство над девушкой в силе, быстроте и проворстве, наверное, потому и подплыла к ней столь беззастенчиво.Оставаться на месте тоже было опасно: девушка чем-то раздражала рыбу, и та покачивала головой, с заметной силой разрезая воду клювом.Рыба и в самом деле могла нанизать девушку на свой клюв: она уже опустила боковые плавники, и все ее тело было как взведенная пружина, готовая в любой момент выстрелить, словно по нажатию спускового крючка.Но почему?Может, это была простая злость? Но отец говорил ей, что злость чужда животным. Животное может быть голодным, разъяренным, напуганным, раненым, больным, усталым, недоверчивым; оно может защищаться или защищать, а может просто беззаботно заигрывать с человеком. В любом из этих состояний оно может стать агрессивным и начать выказывать дурной нрав. Однако никогда оно не испытывает ничем не объяснимую злость.Что же тогда? Что нужно этой твари?Рыба опять мотнула головой, полоснув клювом по воде.Девушка прикинула, успеет ли она добраться до своей лодки прежде, чем рыбе вдруг вздумается напасть. Она стала незаметно пошевеливать пальцами рук и ног, надеясь постепенно, дюйм за дюймом, продвинуться назад, в сторону лодки.Девушка не знала, далеко ли находится лодка, поэтому она слегка повернула голову и бросила взгляд через плечо. Заприметив лодку, она тут же повернулась лицом к рыбе.Но рыба куда-то исчезла.Девушка даже не услышала и не почувствовала, как это случилось. Все, что она видела сейчас перед собой, — это бесконечная морская голубизна. 2 На острове не было электричества, а если зажечь керосиновую лампу, она начинала источать густую тошнотворную копоть. Поэтому комната, в которой сидели девушка и старик, освещалась лишь светом, просачивающимся сквозь шторы на окнах. Старик намеренно завешивал окна, иначе резкие лучи предзакатного солнца окрашивали комнату в столь яркие цвета, что было больно глазам и мысли шли вразброд. Оба его глаза были поражены катарактой, и внезапные вспышки света вызывали приступы головной боли.Старика звали Франциско, однако все называли его Виехо — «старик», даже ребятишки, которые вполне могли бы звать его дедушкой или еще каким-нибудь ласкательным именем. Но имя Виехо было знаком уважения, титулом столь же значительным, как «ваше сиятельство» или «генерал». Дожить до преклонного возраста считалось на острове настоящим достижением.Девушку звали Палома, что означало «голубка» — утренняя птица, что воркует ранним утром свою прелюдию петушиному пению. Паломе было шестнадцать лет.— Ты не понимаешь, Виехо, — сказала Палома, — ничего подобного со мной прежде не случалось.— Ты просто не встречала злобных морских животных, а теперь встретила. Рано или поздно это должно было случиться.— Но, Виехо, — нерешительно возразила Палома, — отец всегда говорил, что не бывает злых животных.— Твой отец Хобим был... странным человеком. — Говоря о своем зяте, Виехо подыскивал слова повежливее, стараясь не использовать те, что первыми приходили на ум. — Злые животные есть, так же как есть злые люди. Остается только радоваться, что рыба, которую ты сегодня повстречала, не оказалась по-настоящему свирепой, а то бы она попросту насадила тебя на свой клюв. И такое случалось. Однажды, за много лет до того, как ты родилась...Палома перебила дедовы воспоминания:— Я не понимаю, зачем Бог создал злых животных. Это бессмысленно.Виехо плотно сжал губы, из чего Палома поняла, что самолюбие его задето. Виехо прекрасно рассказывал всяческие истории, это было одним из немногих удовольствий, оставшихся у него в жизни.— А с чего ты взяла, что все в этом мире должно иметь смысл? — сказал он. — По-моему, все попытки человека вникнуть в деяния Господа — пустая трата времени.Палома решила отступить:— Я не имела в виду...— Одно верно: в мире есть плохое и хорошее. — Виехо немного помолчал. — Мне сказали, что на днях ты опять досаждала рыбакам.— Нет-нет! Я только...— Мне сказали, что ты что-то громко кричала и вообще вела себя недостойно.— Пускай они думают все, что им заблагорассудится. Я всего лишь просила, чтобы Хо и Индио с их компанией проявляли больше осмотрительности. Они ловят все, что ловится, и приносят домой рыбу, с которой ничего нельзя сделать. Я же вижу, что они убивают рыбу не только для пропитания. Но если они будут продолжать так поступать, в море скоро ничего не останется.— Ты не права. Море вечно. И человек может охотиться на все, на что пожелает, — имея на то причину или нет. Это ему решать, какую рыбу оставить в живых, а какую поймать и убить. Пеламида, тунец или морской окунь хороши в любом виде: живые, они кормят других животных; мертвые, они кормят людей да и других животных, полезных животных. Дурные же твари, вроде морских змей, бородавчаток или скорпионов, приносят только боль и смерть. Есть животные, которые и плохи, и хороши, например барракуда, которая может или накормить человека с лихвой, или отравить его. Или акула — она приносит достаток и пропитание, но зачастую нападает на людей.— А скалярия? Разве в ней есть что-то плохое или хорошее? — спросила Палома. — Или иглобрюх? Индио поймал одного на днях, думая, что поймал марлина. А зачем? Эта рыба не идет ни на стол, ни на продажу.— Море кормит рыбаков, — сказал Виехо. — Поэтому они должны стать одним целым с морем и его обитателями. И подчас, чтобы узнать морскую тварь, ее нужно поймать и убить.Паломе не хотелось дальше расстраивать или обижать деда, поэтому она прекратила спор, тем более что ей вряд ли удалось бы поколебать его уверенность. Она просто выразила надежду, что никто из морских обитателей не пожелает познакомиться с ней самой таким же способом. * * * Выйдя наружу, Палома оглядела предзакатное небо. Солнце висело над горизонтом, и казалось, что оно вот-вот будет затянуто под блестящую серую поверхность воды.Палома поспешила на свою излюбленную скалу — узкую полоску камня, выступающую над западным концом острова. Она приходила сюда каждый день в одно и то же время, и ей нравились и скала, и час заката. Именно здесь она чувствовала полный покой, близость к природе и жизни вообще.Садившееся солнце окрасило в розовый цвет редкие облака над головой, но горизонт был безоблачен. Палома продолжала созерцать блестящее лезвие моря, что врезалось в огненный шар солнца, медленно сползающего вниз и теперь казавшегося сплющенным.Палома подумала, что сегодня можно будет увидеть зеленый луч. Уткнув подбородок в ладони, она старалась не моргать, приковав свой взор к исчезающему солнцу. Зеленый луч трудно разглядеть: вечер должен быть ясным и почти прохладным, на воде не должно быть волн, и от нее не должно исходить тепла, горизонт должен быть безупречен и без единого облачка. И конечно, нужно сидеть и внимательно наблюдать, не моргая, ведь зеленый луч появляется лишь на долю секунды в тот самый момент, когда последний краешек солнца ныряет за горизонт. Много раз Палома пропускала зеленый луч, случайно моргнув, и видела его за всю свою жизнь лишь дважды, причем первый раз — давным-давно вместе с отцом, когда тот привел ее за руку и показал ей это особое место.Когда нижний край солнца коснулся горизонта, Палома готова была услышать шипение, будто раскаленный диск опустился в воду, или увидеть, как клубы пара поднимутся от того места. Но солнце мягко и беззвучно — казалось, все быстрее и быстрее — ускользало с вечернего неба.Палома затаила дыхание и широко раскрыла глаза. Солнце скрылось, и когда Палома уже подумала, что зеленого луча сегодня не будет, он вдруг возник — ослепительно яркий укол зеленого света — и исчез в тот же момент.Палома еще некоторое время разглядывала небо, наслаждаясь той стремительностью, с которой происходят перемены в пейзаже в самом начале и конце дня. Желтизна постепенно гасла, следуя за солнцем к другим частям света. Небо над головой быстро темнело и покрывалось звездами, и только еле заметный розовый отсвет по-прежнему держался на облаках.Внезапно Палома почувствовала необыкновенный покой и счастье. Считалось, что увидевший зеленый луч обречен на счастливую судьбу и удачу. И хотя Палома не верила в предзнаменования, она знала, что лучше было увидеть свечение, чем так и не дождаться его.Она поднялась на колени и уже собралась уйти со скалы, когда какое-то едва заметное движение в воде привлекло ее внимание. То, что увидела девушка, заставило ее остановиться, внимательно приглядеться и вновь задержать дыхание.Гигантский марлин вдруг выпрыгнул из воды, словно извиваясь в судороге наслаждения, и отчетливо обрисовался на фоне темно-синего неба. Его сабельный клинок рассекал воздух, а серповидный хвост был вздернут вверх. Наконец, медленно и грациозно, огромная рыбья туша обрушилась в воду.Прошла целая секунда, прежде чем грохот, вызванный этим падением, достиг ушей Паломы. Когда все стихло, расходящиеся по воде круги были единственным свидетельством только что исполненного марлином акробатического номера.Произошедшее было очень необычно, и казалось, это сама природа шепнула девушке, что все же следует верить в предзнаменования.Гордясь тем, что она только что стала невольным свидетелем бурного пиршества природы, Палома зашагала домой. Идя по тропинке к дому, она взглянула вниз и заметила своего брата Хо и двух его приятелей, подплывающих к причалу на моторной лодке.С высоты холма Палома видела, что для них день удался. Лодка была доверху наполнена рыбой, и рыбья чешуя переливалась всеми цветами радуги в вечернем полумраке. Было видно также, что они опять ловили все без разбору и глушили всю пойманную рыбу. В лодке лежали скалярии и морские ерши, пеламиды и каранксы, иглобрюхи и скаты-хвостоколы и даже пугливые и безобидные, но совершенно бесполезные гитарные акулы. Очевидно, та рыба, которая не попадалась на крючок, ловилась гарпуном, а если не помогал гарпун, в ход шли сети.Палома наблюдала, как Хо выключил мотор и направил тяжело груженную лодку к причалу, в то время как его приятели перебирали руками мертвую рыбу и выбрасывали за борт ту, которая не пойдет на продажу.Когда Палома впервые стала свидетелем этой процедуры, она разразилась гневом, кричала на Хо, требуя объяснить, почему они не отпустили ненужную рыбу сразу, еще живую, если они знали наперед, что все равно выбросят ее мертвую.Хотя Хо и был обескуражен ее гневом, он ответил ей вполне хладнокровно:«В начале дня, когда мы еще не знаем, каким будет улов, любая рыба хороша. Если в конце дня улов оказывается богатым, мы можем позволить себе оставить лишь отборную рыбу и выбросить плохую за борт».Палома пыталась спорить, но Хо зашагал прочь, давая ей понять, что так было и будет всегда.Сейчас Палома наблюдала, как тот, кого звали Индио, схватил небольшую рыбу за глазницы и замахал ею в сторону своего приятеля Маноло. Хотя они находились на некотором расстоянии от нее и было уже довольно темно, Палома могла различить их по цвету волос. Индио всегда надевал шапку, выходя в море, поэтому его волосы оставались черными. Маноло постоянно охлаждал голову, выливая морскую воду на волосы, так что те осветлились до светло-коричневого цвета, так же, как длинные темно-рыжие волосы самой Паломы стали почти бесцветными под действием солнца и соленой воды. Индио что-то выкрикнул и швырнул рыбу в Маноло. Тот ухватил другую рыбу за хвост и хлопнул ею Индио по голове.Отчаянно ругаясь и вопя, рыбаки продолжали кидаться рыбой. Чаще всего рыба не попадала в цель и оказывалась в воде, плавая там брюхом кверху.Зрелище этого бессмысленного расточительства было омерзительным. То, что с мертвыми животными обращаются так, будто они никогда и не были живыми существами, ранило Палому в самое сердце.Она наклонилась, подобрала камень и крикнула:— Эй!Трое на лодке подняли головы.— Если вам нужно бросаться чем-то друг в друга, попробуйте вот это!С этими словами Палома занесла руку и швырнула камень как можно дальше, надеясь попасть в лодку и пробить в ней дыру. Но камень отлетел в сторону и плюхнулся в воду. Хо загоготал и принялся щелкать ногтем большого пальца по зубам и тыкать им в сторону Паломы — самый непристойный и оскорбительный жест, какой он мог себе вообразить.Девушка просто отвернулась.Много лет назад, когда Палома возмущенно говорила своему отцу о том, как бездумно ловят рыбу эти молодые рыбаки, тот так объяснил ей суть проблемы:«Море слишком богато. В нем слишком много жизни».Палома не поняла, что отец имел в виду.«Если бы здесь было мало рыбы, рыбаки были бы более осторожны, из чувства самосохранения. Они побоялись бы истребить источник своего пропитания, — сказан отец. — Но природа в наших местах не прячет свои богатства, будто стараясь показать, на что она способна. Поэтому и людям нет никакого смысла осторожничать. Когда-нибудь им все-таки придется стать более осмотрительными, но тогда может оказаться слишком поздно. А сейчас они забирают у моря все; что им заблагорассудится».Сколько Палома себя помнила, она всегда любила море. Ее отец Хобим сразу распознал эту любовь и старался развить в девочке это чувство. Когда Палома была совсем малышкой, отец купал ее в море и учил сначала держаться на воде, потом плавать. И главное, он научил ее не бояться морских обитателей, а уважать их.Отец совершенно очаровал Палому своими рассказами о том, почему их море, море Кортеса, столь уникально.Море Кортеса возникло в древности в результате катастрофы. Много веков назад полуостров Калифорния был частью континентальной Мексики. И вот в какой-то момент, в доисторические времена, тектонические плиты, которые до этого были соединены и составляли целую поверхность земли, разошлись, вызвав сильнейшее землетрясение.«Представь, что ты берешь старую рубашку и разрываешь ее на тряпки, — сказал Хобим. — Примерно то же самое произошло с Мексикой. Она оказалась разорвана вдоль своего главного „шва“ — разлома Сан-Андреас. Когда шов разошелся, туда устремился Атлантический океан, и получилось новое море».В то время у моря, конечно, не было названия. Хобим читал дочке какую-то книгу, где говорилось, что только в 1536 году море было названо в честь испанского мореплавателя Эрнана Кортеса, который открыл Южную Калифорнию и это море, отделяющее полуостров от мексиканского континента.«Разве это не забавно? — спрашивал отец. — Подумай сама, разве не смешная получается история?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22