Нашел на полу какую-то ветошь, поднял и, вернувшись на балкон, протер ограждение, после чего отправил тряпку на дно ущелья. Он сделал это вовремя – в коридоре послышался топот сапог: бежали стрелки, поднятые по боевой тревоге. Молитва немного задержала их, но не слишком.Снова взлетели в воздух огненосные мячи, и снова взорвались чуть ниже первых этажей башни. Механики пристреливались. А вот когда пристреляются…Тогин, чтобы не мешать, отошел в сторонку и дождался, пока на балкон войдут все стрелки. Потом он пожелал ребятам удачной стрельбы («Да-парень-спасибо-иди-не-мешай») и побрел по опустевшему коридору к своим. Похоже, скоро настанет и их черед. Когда начнется штурм, на нижних балконах потребуется много солдат, у которых нет семьи и детей… ну, хотя бы детей./смещение – последний луч закатного солнца/Талигхилл стоял на колокольне до самого вечера. Отвлекся, только чтобы пойти пообедать, да и то – лишь после долгих и настоятельных уговоров Джергила. Телохранитель обязан хранить тело Пресветлого не только от окружающих, но и от самого Пресветлого.Солнце зашло сегодня как-то неожиданно. Наверное, Талигхилл слишком увлекся происходящим внизу и попросту не обратил на светило надлежащего внимания (хотя, честно говоря, слово «увлекся» здесь не совсем к месту). А происходящее внизу особых надежд не вселяло. Скорее наоборот.Хуминам удалось как следует пристреляться, и их катапульты сбили некоторое количество балконов на обеих южных башнях. Ответные действия ашэдгунцев дали мало: достать катапульты им не удалось ни с помощью небольших (и оттого – маломощных) баллист, ни – тем более – с помощью луков и стрел. Благо, обстрел башен занимал у хуминов слишком много времени, так как дальнобойных метательных машин у них было лишь две. Талигхилл мог надеяться, что взятие Южных продлится достаточно долго. А в том, что Южные падут, Пресветлый уже не сомневался.Один из звонарей, тощий, как оголодавший пес, с вислой губой, ровно поперек разделенной старым шрамом, тихонько подошел к Джергилу.– Я бы посоветовал господам спуститься вниз, – сообщил он тихим невозмутимым голосом. – Мы сейчас станем говорить с башнями, будет очень громко.Телохранитель посмотрел на Пресветлого, слышавшего этот разговор.– Да, – сказал тот. – Пойдем.Звонарь поклонился и извлек из кармана две затычки, которыми стал обстоятельно и не торопясь затыкать уши.Спускался Талигхилл машинально, размышляя все над тем же, что занимало его мысли целый день. Катапульты. Что с ними делать и откуда они такие взялись? Тем более – у южан, этих, по сути, дикарей, у которых даже государства долгое время не было, которые до сих пор не решили, на каком языке им между собой разговаривать, которых… Которых мы недооценили. И теперь расплачиваемся.До этого дня у Пресветлого оставалась надежда: может, все обойдется. Может, они продержатся, пока подойдет Армахог с войском. Теперь надежды были разбиты двумя неуклюжими механизмами, крушившими балконы южных башен.Над головой загудели колокола, мрачно и торжественно, словно предвещая близкое поражение и смерть. Этим гулом наполнилась вся Северо-Западная; вскоре ей ответили остальные башни. Люди, застигнутые величественными и тревожными звуками, останавливались и пытались разобрать, о чем же таком беседуют меж собой звонари.Пожалуй, только Мабор, один из всех, обитавших сейчас в Северо-Западной, не вслушивался в звон колоколов. Он с остервенением рубил и колол деревянный манекен деревянным же мечом, и щепками уже был усыпан весь пол. Остальные «счастливчики», отзанимавшись в тренировочном зале положенное время, предпочли «свалить» в казармы, чтобы снова предаться либо сну, либо болтовне. Бешеный же чувствовал, что от этих тошнотворных занятий его воротит, как от лужи с ослиной мочой. За время, проведенное в Могилах, он достаточно нагляделся на каждую из этих небритых рож, чтобы и теперь еще проводить часы в их компании. Но другого общества у него не было: бывшие приятели и знакомцы по Братству тут же вспоминали о дюжине незаконченных дел, стоило им лишь увидеть косоплечую фигуру Бешеного; солдаты же гарнизона относились к «счастливчикам» свысока и пренебрежительно. А набиваться в друзья-товарищи, даже – в собутыльники Мабор не умел и не желал учиться. Он предпочитал дубасить мечом по манекену до тех пор, пока либо деревянная фигура не обретет еще одну талию, либо не сломается тренировочный меч. Но то, что Бешеный не обращал внимания на звон колоколов, вовсе не означало, что он вообще не следит за окружающим. Поэтому когда кто-то вошел в комнату и встал у него за спиной, Мабор остановил меч на полпути к манеке-новой груди (вторая талия уже наметилась и скоро должна была сравняться с первой), после чего обернулся.Перед ним стоял тот самый паренек (кажется, Кэйос?), о котором недавно так заботился Кэн.– Добрый день, – сказал паренек. – Шеленгмах попросил, чтобы я нашел тебя и передал: десятник ждет в казармах. Что-то срочное.– Ладно, – кивнул Мабор. И пошел к стойкам, чтобы вернуть на место деревянный меч.Когда он снова посмотрел в сторону искромсанного манекена, паренька уже не было. Шустрый, демон. Только делать ему здесь совсем нечего, в этих башнях. Ну да мне-то что с того, я у него в няньках не хожу.Шеленгмах выглядел сегодня как-то уж чересчур смурно. Оно и понятно, если вспомнить о катапультах, которые медленно, но верно разносили по кирпичику обе южные башни. Нечему радоваться.– Ответственный за десятку, все ли в сборе? – спросил у Мабора Трехпалый.Тот рявкнул: «Стройсь!» – и провел перекличку.– Все.– Отлично. – Шеленгмах ходил вдоль выстроившихся «счастливчиков», и ни лицо его, ни фигура не обещали ничего хорошего.– Вам всем, должно быть, известно, что у хуминов имеется две катапульты, которые способны сильно навредить нам.– Уже вредят, – хмыкнул Трепач.– Р-разговорчики в строю! – проревел взбешенный не на шутку Мабор. Он чуял, что слова Трехпалого – только начало, небольшая прелюдия к самой поганой новости за сегодняшний день.– Дисциплина по-прежнему хромает, ответственный, – мрачно заметил Шеленгмах. – Вам бы следовало заняться этим. Но продолжим. Катапульты очень мешают нам, и просто необходимо их обезвредить.Но как! – подумал Бешеный. – Ты же не хочешь сказать, десятник…– Ни наши баллисты, ни наши снайперы не способны добраться до катапульт. Но командование выработало план, который дает нам шанс. Сегодня ночью необходимо спуститься в ущелье и повредить вражеские машины. В темноте из них стрелять не станут, но и отволакивать обратно в лагерь – тоже, чтобы не сбить прицелы. Просто выставят охрану. Командование считает, что наша десятка справится.Мабор шагнул из строя вперед, посылая все благоразумие к демонам и хуминам:– Прошу прощения, десятник, у меня есть несколько вопросов.Шеленгмах сурово посмотрел на него:– Задавайте.– Первый: как, по-вашему, мы успеем выйти тем же путем, что и вошли в Северо-Западную, да еще и вернуться назад? Мне кажется, это невозможно. Второй: хумины – не полные придурки, и наверняка стражи там будет полным-полно. Как вы намерены, даже с помощью нашей десятки, перебить их всех? Сдается мне, это неисполнимо.Трехпалый кивнул:– Понятно. Что же, ответы на ваши вопросы у меня есть. Первое: мы не станем идти подземными коридорами, они на самом деле слишком длинны. Мы спустимся с нижнего балкона прямо в ущелье, по веревочной лестнице. Как сказал мне господин Лумвэй, прецеденты уже имелись. Второе: стражи на самом деле должно быть полным-полно. Но нам совсем не обязательно вырезать всех охранников катапульт, достаточно испортить сами машины. С нами пойдут лучшие снайперы. Мы должны отвлечь охрану, а уж они займутся катапультами.– Это приказ? – спросил Бешеный.– Это приказ. – Лицо Трехпалого окаменело. – Десять минут на сборы. Идут все. Сейчас займемся инструктажем.На одно долгое, тягучее мгновение возникла пауза. Это была та самая пауза, в которой – потенциально – скрыто чересчур многое. От безусловного подчинения до бунта. Все решают слишком неуловимые и малопредсказуемые факторы: поворот головы, прищур глаз, твердо сжатые губы… шорох в мышиной норе или скрип двери – что угодно.Шеленгмах видел, как много зависит сейчас от Мабора. Он не зря выбрал этого «счастливчика» в качестве своего помощника – тот и так играл главенствующую роль в этой группе. Теперь бывшие каторжники смотрели на Бешеного, а Бешеный смотрел в лицо десятника и взвешивал. Шеленгмаху показалось – вечность.Потом Мабор кивнул, и напряжение спало.– Мы пойдем. Через десять минут все будут готовы, десятник. Инструктируйте.Если Боги играют с тобой по-крупному, не мелочись. Нет, это сказал не мудрый Исуур, это выдумал я сам, Трехпалый. Только что. Нравится?/смещение – упавший в бездну факел/Внизу, в ущелье, было холодно. Воняло смертью. Мабор отошел в сторону от веревочной лестницы, чтобы не мешать спускаться остальным. Щурясь, он разглядывал клинки лучей, рвущие тьму в Крина на крупные увесистые ломти.– О чем думаете? – спросили за спиной.Трехпалый. И что ему неймется?– На кой нужны эти лучи? Чтоб интересней было?Шеленгмах подошел ближе и покачал головой:– Чтобы хумины не волновались. Раз мы вчера светили, должны и сегодня. Но я хотел поговорить не об этом.Бешеный иронически поднял бровь:– Да?– Я догадываюсь, какие мысли занимают вас сейчас, – сказал Трехпалый. – Но поверьте, вам будет лучше взвесить все трезво.– Не понимаю, о чем вы, десятник.– Может быть, и не понимаете, но тем не менее извольте дослушать до конца. – Голос Шеленгмаха затвердел, как опущенный в воду после ковки меч. – Наша десятка – не самая надежная в глазах командования, а впереди у нас чересчур много опасных дел, когда неуверенность в солдатах – и неверность самих солдат – может оказаться роковой не только для находящихся в башнях, но и для всей страны. Лучший способ проверить вас – выслать на заведомо сложное и рискованное задание, когда потребуется вся ваша верность правителю и Ашэдгуну. Понимаете?– Послушайте, десятник, а вам-то зачем вся эта морока? – улыбаясь, спросил Мабор. – Вам что, приплачивают за вредность? Вы же рискуете своей жизнью, если ваши слова – правда. И если мы решим дезертировать, то уж свидетелей постараемся не оставлять. Вы ведь не присоединитесь к нам, если я предложу, а?Он продолжал улыбаться, словно говорил о чем-то забавном, но сам пытался сообразить, что же происходит. На чьей стороне играет трехпалый десятник?– Вы когда-нибудь слышали слово «патриот», Мабор? Я понимаю, что для Вольного Клинка оно значит не слишком много, но все же смею надеяться, что о его значении вы хотя бы догадываетесь. Так вот, Мабор, я – патриот своей родины. Кроме того, офицерская честь…Бешеный прервал его взмахом руки:– Слышал – слышал и о чести, и о патриотах, не стоит, десятник. Такими словами меня не заденешь уже давно. Знаете, есть такая поговорка, мол, дурака могила исправит. Так вот, я ведь побывал в Могилах. Но я еще помню значение этих слов. И оценил сказанное вами. Как-нибудь сочтемся, я долгов не забываю.– Мне не нужно…– Мне – нужно. Я ведь сказал, что помню о значении слова «честь».Честь, в конце концов, бывает даже у постельных клопов, Трехпалый. Как-нибудь сочтемся.Группа уже спустилась, ждали Мабора с Шеленгмахом.– Пойдем, что ли? – пробормотал Бешеный./смещение – танец светляков в полнолуние/Сегодня ночью его людей впервые поставили дежурить на балконах, и Тогин счел нужным лично обойти всех и проверить, все ли в порядке. Это не было его прямой обязанностью, но Шрамнику не спалось, а сонно ворочаться в постели с боку на бок он не хотел.Тогин почти закончил обход, когда пришел на этот балкон. Он сначала даже не понял, в чем дело.Поэтому шагнул вперед и спросил у единственного стоящего здесь стрелка:– А где остальные?Довольно дурацкий вопрос, и задан абсолютно дурацким тоном, не ко времени и ни к месту. Но все мы сильны именно задним умом.Человек, напряженно застывший у балконного ограждения с мощным заряженным арбалетом, резко обернулся:– В чем дело, Тогин?Переборов удивление, Шрамник покачал головой:– Это я спрашиваю, в чем дело, Сог? Какого демона ты здесь делаешь? И где, скажи на милость, стражники?Сог мельком взглянул вниз, в ущелье, после чего повернулся к нему вполоборота и заявил:– Я отпустил их на часок-другой. Не спится, знаешь ли. Вот и решил тряхнуть стариной, постоять на страже. Они скоро придут, не беспокойся. И не стоит заниматься дисциплинарными взысканиями – разве что, если очень приспичит, вычитаешь мне, договорились?От сказанного Вольным Клинком за двадцать шагов несло несусветной ложью. Но ложь бывает разной. Эта – смердела наподобие трупов внизу.А Сог уже, видимо, решив, что инцидент исчерпан, снова повернулся к Тогину спиной и снова уставился на дно ущелья. Что ж он там такого интересного нашел?«Счастливчик» подошел поближе и тоже взглянул вниз.Сначала, из-за медленно ползущих лучей света и ломтиков тьмы меж ними, он ничего не разглядел, но потом выделил из ряда тряпичных валунов группку, которая перемещалась. А перемещаться ей было явно не положено. Да и кому, скажите, стукнет в голову ползти по Крина ночью, еще и в сторону лагеря хуминов?! Только хуминам.– Тревога, – тихо, чтобы не спугнуть (хотя вряд ли его внизу сейчас бы услышали), сказал Тогин. – Видишь? Сог как-то странно посмотрел на него:– Вижу. Я к ним и присматриваюсь – не могу понять, то ли кажется, то ли на самом деле они двигаются. Ладно, беги, зови людей.– А ты?– А я покамест попробую кое-кого из них достать. Сколько демонов способно уместиться на кончике иглы? А сколько событий – в одном-двух мгновениях? То, что произошло дальше, по мнению Тогина, приближалось к пределу возможного.Прокричала ночная птица: дважды, потом – с небольшим, полусекундным перерывом – еще дваждыЛучи на башнях внезапно, словно по приказу этой самой птицы, повернулись в одну и туже сторону, освещая хуминские катапульты, которые те так и не откатили с позиций. Охранники, приставленные к машинам, растерянно зашевелились, и кое-кто даже упал – но не просто так, а сраженные стрелами; вспыхнули одежды убитых. Да, откуда-то из-под Юго-Восточной стреляли воспламеняющимися, почти из-под самого ее подножия, так что снайперов с балкона видно не было. Зато очень хорошо в отсветах пламени и лучах из башен Тогин смог разглядеть ту группу, которая привлекла их с Согом внимание.Одна из стрел попала в катапульту, и та взорвалась вспышкой огня. Сог прицелился и положил палец на спусковой крючок арбалета.– Стой!Прыжок, удар в бок: Сог стреляет – стреляет машинально, падая – но прицел уже сбит, и болт, скорее всего, не попадет в цель.– Ослицын сын! – Клинок яростно отшвырнул в сторону арбалет. – Ослицын сын!– Что здесь происходит? – громко и властно спросил Укрин, появившийся в дверном проеме. – Что здесь происходит, демон вас пожри?!– Этот ослицын сын толкнул меня, когда я собирался подстрелить вражеских лазутчиков! – гневно воскликнул Сог. – Он толкнул меня!…– Это были не вражеские лазутчики! – объяснил Тогин. – Это были свои, из западных башен, я уверен. Мне показалось, что я даже разглядел там знакомые лица.Укрин прервал его взмахом руки:– Ступай.– Этот ослицын сын!… Я убью его!…– Заткнись, Сог! – На сей раз уже Укрин вышел из себя, что случалось с ним крайне редко. – Помолчи!Он дождался, пока Шрамник уйдет, и резко повернулся к поднимающемуся с пола Клинку.– Ты что, забыл? Это – наша гарантия, что мы выберемся живымиСог злобно зыркнул из-под нависших бровей, но промолчал.Внизу под ними кто-то кричал и что-то чадно горело./смещение – взорвавшаяся пламенем стрела/Все пошло наперекосяк, когда лучи из башен одновременно оказались направлены на катапульты. Снайперы, расположившиеся под Юго-Восточной, начали стрелять (Мабор мельком удивился, почему же сами стрелки из башни не попадали по машинам), и первые стрелы уже взрывались в телах хуминских стражников. Другая группа успела поджечь одну катапульту.Внезапно Трепач отпрыгнул куда-то в сторону и упал. Бешеный удивленно посмотрел на него:– Какого демона ты?..В плече Трепача выросла еще одна кость, и Мабор лишь с запозданием понял, что это не кость, а стрела. Вернее, арбалетный болт.Что за дела?!Он посмотрел туда, откуда стреляли, но смог различить лишь фигурки на балконах Юго-Восточной.Приняли за чужих? Но ведь звонари должны были предупредить!А потом догадался, что «предупредить» могли по-разному.Сог.– Эй, десятник, у нас проблемы!Можно было не стеречься и кричать, потому что гвалт и так поднялся достойный. Хумины у катапульт смекнули, что к чему, и звали из лагеря подмогу: оттуда уже выезжал конный отряд, и нужно было делать ноги. С раненым-то Трепачом!Шеленгмаху хватило одного взгляда, чтобы понять суть дела.– Мабор, хватайте раненого и к лестницам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56