А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Везуч по причине изворотливости (тут Радзянский пришел к неожиданному выводу: Сергей Иванов напомнил ему Бориса Левина). Прославился философскими изречениями: «Сохранять нейтралитет - значит сотрудничать со всеми», «То, что нравится всем, называется навязыванием», «Совесть - это обращение к самому себе». Однажды нарвался на скандал с директрисой Института материнства, когда на ее достаточно колкое замечание предложил матерям жрать свои последыши. Объяснил свою грубую философию тем, что, по его мнению, утрачена связь дикой природы с цивилизацией. Богат, перешагнул едва ли не последнюю ступень обогащения и теневой политики. Коррупцию считает механизмом в достижении своих целей. Твердо верит, что у него только один противник, и имя ему Иванов Сергей Юрьевич. Интриган, время от времени вбрасывает компромат на высокопоставленных чиновников - не ради достижения определенной цели, а из желания закулисных развлечений. Азартный игрок, интересуется художественными ценностями, в частности, золотыми изделиями из царских захоронений в Тилля-Тепе. Любитель авангарда, боготворит Василия Кандинского и имеет несколько работ этого мастера, находится в вечной погоне за полотнами именитого авангардиста. Охрану осуществляет специально созданное частное детективное предприятие «Гвардия», возглавляемое бывшим офицером федеральной службы охраны Павлом Усачевым. В свое время Усачев руководил подразделением, обеспечивающим безопасность председателя Верховного суда Российской Федерации, как специалист привлекался к участию в антитеррористических мероприятиях. До приглашения Иванова возглавить его личную охрану командовал подразделением спецслужбы Внуковского аэропорта.
Не сейчас, а много раньше, и даже не с подачи Руслана Хачирова, Радзянский пришел к выводу, что традиционное устранение этого человека грозит крупным скандалом и бросает тень подозрения на определенный круг лиц. Они на довольно длительный срок могут быть дискредитированы в глазах политических и деловых партнеров, представляющих крупные международные организации. К тому же, если следствие затянется на долгие месяцы, будут потеряны большие деньги и наработанные связи.
Иванов передвигался по столице в бронированном «Мерседесе» с синим проблесковым маячком на крыше, территория вокруг его дома окружена высоким забором, по периметру бегают три кобеля-добермана. Цифровые камеры наружного наблюдения словно маленькие жерла фантастического оружия, не мигая, двадцать четыре часа в сутки охраняют покой хозяина и его домочадцев.
Эти последние сведения подтвердились, когда Радзянский понаблюдал за домом Сергея Иванова. Квалификация Араба позволяла ему успокоить псов желтоватой маслянистой жидкостью - синтезированным запахом суки в период течки, без труда справиться с охранной сигнализацией, вырубить систему наружного наблюдения, дать тем же охранникам попробовать синтез барышни с Тверской и так далее. Но он редко пользовался грубыми приемами, тем более что заказ носил специфический характер: необходимо достать документы, будь они трижды прокляты!
Вот когда Араб забеспокоился: что, если Иванову именно сейчас взбредет в голову воспользоваться документами, подтверждающими крупные хищения руководителей Югбизнесбанка? Для Хачирова и Кургаева это будет означать, что Радзянский осуществил контакт с Ивановым и, несмотря на предостережения, заручился его помощью. Тогда бесполезно оправдываться.
Так или иначе, операция носила затяжной или, лучше сказать, длительный характер, требовала определенных затрат и терпения как со стороны исполнителя, так и заказчика. Насчет последнего условия были оговорены заранее, чтобы в процессе подготовки у Руслана Хачирова не возникло нежелательного недержания. В последнем разговоре с Арабом, состоявшемся после кратковременного пребывания («отдыха») в столице, Руслан применял уже иные термины.
«Когда он умрет?» - об Иванове.
«Раньше срока еще никто не умирал».
«Хорошо. Где мои люди?»
«Ты у меня об этом спрашиваешь? Твои люди, не мои, своих я бы давно нашел».
«Скажи спасибо, что я за это не изуродовал твою девчонку».
Такого трудного задания у Араба не было давно. И вообще с момента последнего, не считая удачной работы в Каире, прошел год с лишним. За этот сравнительно короткий промежуток времени Радзянский многое пересмотрел, о прежней работе напоминали только редкие звонки партнера, исполняющего в их тандеме роль администратора. Борис Левин и был похож на администратора академического театра: подтянут, вышколен, терпелив, с лицом актера, которому на роду написано играть отрицательные роли.
Тщательно изучив полученную на клиента информацию, Радзянский приступил к делу.
Еще при Борисе Левине, возглавлявшем в «Реставраторе» службу безопасности, эта фирма занималась нелегальным бизнесом. Под ее крышей собрались высококлассные мастера: художники, скульпторы, ювелиры. Они подделывали предметы старины и искусства и сбывали их как подлинники русским нуворишам с низким интеллектуальным показателем. Работали так профессионально, используя, где надо, природные краски, «старя» полотна, повторяя кракелюры и имитируя любые утраты, что до сей поры не имели проблем ни с клиентами, ни с правоохранительными органами.
Незадолго до ухода из фирмы Левин буквально «выцепил» работу Василия Кандинского «Опрокинутый треугольник», с которой делали копию. Он приказал художнику «Реставратора» вместо одной копии сделать две - подделки ушли заказчику, который остался доволен работой мастеров. Он даже шутил, что может отличить копию от оригинала только по меткам, собственноручно оставленным им на обратной стороне холста. Он и заказал копию для того, чтобы обезопасить себя от кражи: подлинник перекочует в надежное хранилище, а многочисленные знакомые продолжат восторгаться «Опрокинутым треугольником» Кандинского в его доме. Прежде чем передать картину в руки «реставраторов», заказчик поставил на обратной стороне полотна печать своей фирмы и свой же залихватский росчерк, этакий фецит, словно расписываясь под скромным, опять же своим, IQ. Наивный! Игорь Березин, двадцатипятилетний кудрявый паренек, окончивший столичное художественное училище, мог с легкостью повторить творения Кандинского или его тезки Перова, проштамповать все полотна и расписаться лучше самого бизнесмена. Что и сделал с одной копией. А подлинник отныне украшает одну из стен в квартире Бориса Левина.
Конечно, Левин мог предположить, что когда-нибудь его квартиру обворуют, но что вором окажется его приятель Лев Радзянский - вряд ли допускал. Поэтому все предосторожности - хитрые замки на металлической двери, сигнализация на: пульт вневедомственной охраны - оказались лишь бутафорией. Как «доверенное лицо» Радзянский, не раз бывавший в гостях у Левина, знал и код на пульте в милиции, и принцип работы замков, которые только с виду имели неприступный вид.
Левин не появится в Москве до тех пор, пока жив Радзянский, - это было на руку Льву, во всяком случае, на данном этапе. Поэтому он, не откладывая, решил наведаться на квартиру бывшего друга. То, что картина Кандинского до сих пор висит на стене в зале роскошной трехкомнатной квартиры на Лужнецкой набережной, Лев не сомневался. Почти не сомневался. Он достаточно хорошо изучил натуру Бориса: тот не станет таскать с места на место предметы своей неплохой коллекции, в которую, кроме уже известного полотна, входила подборка старинных фарфоровых статуэток и пара брошей Фаберже - броши были искусными подделками, хотя на них стояло клеймо мастера.
Едва довольно громко щелкнул замок на двери квартиры Бориса Левина, Радзянский быстро вошел внутрь и первым делом набрал номер вневедомственной охраны, поскольку сигнал уже пошел в отделение.
- "Бирюса - одиннадцать сорок семь", - сообщил он на пульт и, выслушав подтверждение оператора, повесил трубку.
В первую очередь Лев окинул взглядом стену и удовлетворенно улыбнулся: «Опрокинутый треугольник» Кандинского висел на прежнем месте. Он упаковал картину в бумагу и прихватил с собой еще и восемь фарфоровых статуэток.
Борис Левин начал платить по долгам, невольно помогая Радзянскому.
26
Дозвониться до Иванова оказалось не так-то просто. Тупая секретарша, во-первых, возмутилась, что шефа, словно свистом, подзывают к телефону только по имени, не прибавляя, как положено, отчества. Во-вторых, она ни в какую не хотела признавать Кандинского, на которого сослался Радзянский, отвечая, что в списке деловых встреч Сергея Юрьевича нет человека с такой фамилией. Наконец до нее дошло, что речь идет о художнике-авангардисте, чьи картины напоминали порой наскальные произведения неолита, и, вовремя вспомнив о склонности шефа к собирательству, она соединила Радзянского с Ивановым.
- Здравствуйте, Сергей! Я слышал, что вы интересуетесь изделиями царских захоронений в Тилля-Тепе.
Этого было достаточно, чтобы заинтриговать Иванова. Он не зарабатывал деньги на предметах старины и искусства, но, как многие богатые люди, вкладывал в них деньги, что, в общем-то, походило на выгодный коммерческий проект. Что касается упомянутых незнакомцем изделий - Иванов знал о них достаточно.
В 1978 году советско-афганская археологическая экспедиция натолкнулась на погребение в Золотом Холме, или, как совершенно точно выразился звонивший, Тилля-Тепе, обнаружив тысячи золотых изделий: подвески, статуэтки, короны, инкрустированные бирюзой, и многое другое. Ящики с находками поместили сначала на хранение в Государственный банк Афганистана, а затем, заподозрив советских археологов в воровстве, опечатали ящики с золотом и поместили в Кабульский национальный музей. Спустя годы прошел слух, что советские войска, оставляя Афганистан, вывозят сокровища царского некрополя. Они ни разу не были показаны широкой публике, имелись только фотографии изделий, которые сделал предприимчивый иностранный журналист. Одним словом, уникальная коллекция ювелирных изделий исчезла бесследно. Некоторые предполагали, что часть осела в частных коллекциях западных антикваров, часть была просто разграблена.
- Да, этот вопрос меня интересует, - ответил Иванов, - если речь не идет о подделках.
- Сергей, - ответил Радзянский, - я не имею дело с людьми со скромно меблированной головой. Подтверждение тому - мой звонок.
Иванов отчетливо представил себе толстого еврея с печальными глазками, полные губы которого кривятся в кислой ухмылке. Относительно национальности он ошибся ровно на пятьдесят процентов.
Их встреча состоялась в небольшом престижном ресторане в центре столицы. Радзянский принес около сотни цветных снимков, запечатлевших ювелирные изделия некрополя. С их помощью два или три года назад он намеревался выйти на очередного клиента, но они не понадобились. Сейчас он был не совсем уверен, что все они незнакомы Иванову. Действительно, большинство из них Иванов видел в журналах «Арс Буддика», остальные предстали его глазам впервые. В течение последних трех лет он тщетно пытался выйти на сами изделия, которые приобрел бы с удовольствием. Ради этого ему однажды пришлось выехать в Германию, где один антиквар продавал подвески, якобы принадлежащие бактрийской царице, однако информация оказалась ложной. Иванов перекладывал снимки, комментируя:
- Это я видел... Это тоже... А вот это... Прекрасная вещь! - с видом знатока восклицал он.
Радзянский объяснил, что он лишь посредник, но именно через него, если Иванов захочет приобрести что-то, и состоится сделка.
- Так... позвольте... - Иванов отложил один снимок в сторону. Его взгляд стал настороженным. - Кажется, милейший, я вам сообщил по телефону, что не интересуюсь подделками. А вы, насколько я понял, предлагаете мне купить вот эту вещь Кандинского, так?
- Абсолютно верно, - сказал Радзянский, не без основания полагавший, что именно такой будет реакция его собеседника, когда в числе прочих он увидит снимок, сделанный Арабом накануне с работы Кандинского, некогда принадлежавшей Борису Левину. Его уверенность основывалась на пристрастиях Иванова именно к этому художнику. Бизнесмен наперечет знал, у кого и что именно, сотворенное рукой этого мастера, есть в столице.
- Вы действительно полагаете, что эта картина продается? - Не дожидаясь ответа, Иванов набрал на мобильном телефоне номер своего давнего знакомого, который однажды проявил удивительную смекалку, проштамповав свою картину. Этот штамп и росчерк бизнесмена до сих пор стояли на готовом к продаже полотне. - Слава, Иванов тебя отвлекает от дел. Слышал, что ты продаешь «Треугольник» Кандинского... Нет, я не думаю, что твою «башню» развернуло... Да... Нет... Если надумаешь продавать, звони. Вот так, - убирая телефон, усмехнулся Иванов. - Я имею все основания полагать: все, что вы мне предлагаете, - подделки.
- Хочу вас предупредить, - спокойным голосом произнес Лев, - человек, которому вы только что звонили, не имеет ни малейшего представления, что однажды его крупно кинули. И если он все-таки захочет продать вам картину, не соглашайтесь, поскольку он предложит вам копию.
- Я знаю, что у него есть копия.
- Но вы не знаете, что у него две копии. Когда он отдал в «Реставратор» оригинал, ему вернули две копии. Это было в апреле 1995 года. А оригинал ушел к одному человеку. Чей интерес - отчасти - я и представляю.
У Радзянского не было возможности сделать в короткий срок заказ на изготовление какого бы то ни было изделия из захоронений бактрийских царей, он делал упор именно на картину, рассчитывая, что именно она подогреет Иванова, и не ошибся. Все-таки Иванов должен был представлять себе, что золотые изделия, за которыми он долго и упорно гонялся, - журавль в небе, поскольку почти все они находятся в частных коллекциях. А в Кабульском национальном музее, который был основательно разрушен в 1993 году, остались только чудом уцелевшие письмена да каменные скульптуры.
Сейчас Иванов должен был думать об одном - о том, что его собеседник обладает уникальной информацией, которая позволит ему приобрести вожделенную картину, а заодно посмеяться над незадачливым коллекционером.
- Доказательством может служить только одно, - после довольно продолжительной паузы сказал бизнесмен, - это экспертиза картины.
- Естественно, - кивнул Радзянский. - Интересуют подробности, как кинули вашего знакомого?
Без упоминания имен подробный рассказ Радзянского занял около пяти минут. Интуитивно Иванов почувствовал, что его собеседник говорит правду.
Контакт с клиентом был налажен, а это означало, что свою работу Радзянский выполнил процентов на десять. Лев пошел на прямой контакт только потому, что только он позволял сократить сроки до минимума. Очень рискованно, но иного пути он не видел.
Временно Радзянский ушел от ответа на вопрос, кто порекомендовал ему Иванова; он также не представился, объяснив, что это лишнее.
Вообще у Иванова сложилось благоприятное впечатление об этом человеке, который отлично разбирался в предметах старины, был знаком с работами Василия Кандинского и Пиросмани, некогда купившего «миллион алых роз» и умершего в нищете, назвал несколько знакомых Иванову имен богатых коллекционеров предметов искусства, высказался относительно ошибочной идеи ортодоксальной египтологии и так далее. Он был грамотен, начитан. Умен - Иванов подвел черту под краткой, но емкой характеристикой Льва Радзянского.
Однако настораживал тот факт, что Радзянский так и не представился, а иметь дело с человеком, не зная о нем ничего, было не в правилах бизнесмена. Поэтому он повторил вопрос:
- Так кто вас мне порекомендовал, любезный?
Лев предполагал, что Иванов настоит, у него был приготовлен ответ, поскольку в обширной компании бизнесмена был человек, на которого он мог сослаться.
- Вы знаете Валентина Руденко?
- Знаю ли я Валентина! - рассмеялся Иванов. - Так, значит, это он отрядил вас ко мне?
- Не совсем так, Сергей Юрьевич.
Делая вынужденную паузу, Радзянский еще и еще раз вглядывался в черты лица Иванова, а в голове рождался очередной план. Очередной. Так же, как и потенциальных покойников, их было слишком много, они рождались как мыльные пузыри и, сверкнув радужной оболочкой, лопались.
Иванов часто применял в разговоре уменьшительные и ласкательные слова, его голос был всегда доброжелательным, оттого немного медлительным. Он старался говорить с выражением, но дальше восходящих и затухающих по силе звуков дело не доходило - выразительность сказанных им фраз едва прослушивалась. Вообще речь Иванова как две капли воды походила на манеру разговора ведущего программы «Сегоднячко» Льва Новоженова. Но в отличие от последнего Иванов был тучным, его лицо сыто лоснилось, заплывшие жиром, с хитрым прищуром, как у старого лиса, глаза едва просматривались за толстыми стеклами очков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37