Он продолжал ездить через границу, расположенную
вдоль реки Чандры, то на своей «Тойоте», то на военном «газике», предостав
ленном вместе с шофером-абхазцем к его услугам.
Месяц назад в село привезли очередного полевого командира с множествен
ными осколочными ранениями брюшной полости. Человека этого знала вся Ро
ссия как одного из самых кровавых лидеров террористов. Он находился в ро
зыске, в «Новостях» сообщали, будто он пропал без вести, а он между тем леж
ал на операционном столе в маленьком горном селении, и доктор Ревенко бо
льше суток боролся за его жизнь.
Бандит быстро шел на поправку. Но чем лучше чувствовал себя пациент, тем м
рачней и тревожней становился доктор. Он отдавал себе отчет в том, что, спа
сая жизнь Ахмеджанову, заранее обрекает на смерть множество ни в чем не п
овинных людей.
Вадим не сомневался: сейчас в городе работает несколько серьезных агент
ов российских спецслужб. Они должны заниматься предстоящими губернато
рскими выборами и связями кандидатов с чеченцами, засевшими в горах. Но к
ак выйти на реального, а не опереточного агента? И до какой степени можно е
му доверять? Ведь не случайно до сих пор не пойман и не посажен на скамью п
одсудимых ни один из серьезных чеченских лидеров.
Даже если представить, что ему повезет, удастся каким-то образом прорват
ься сквозь чеченскую слежку, выйти на нужного человека, дать ему полную и
нформацию о крупной чеченской базе в горах и об Аслане Ахмеджанове, он вс
е равно рискует головой. Такую информацию наверняка захотят проверить. В
едь послать в горы, на территорию дружественного государства отряд спец
наза, вести там настоящие боевые действия Ц это не шутки. Те, кто заинтере
сован в аресте Ахмеджанова, обязаны действовать наверняка.
А какие он может представить доказательства? Клок волос из бороды бандит
а? Или любительскую фотографию на фоне гор? «Давай, Аслан, я тебя сфотограф
ирую на память?»
Как бы мало времени ни ушло на проверку, его в любом случае хватит, чтобы А
хмеджанов исчез, а доктора пристрелили. О том, как поставлена служба инфо
рмации в городе и в горах, доктор знал очень хорошо.
Оставить все как есть, дать Ахмеджанову окрепнуть, встать на ноги Вадим н
е мог. Прикончить бандита по-тихому, каким-нибудь медицинским способом т
оже не мог. Рука не поднималась. Слишком долго и трудно он спасал этого чел
овека. Да и потом, это равносильно самоубийству: вычислили бы тут же, без в
скрытия и судебно-медицинской экспертизы.
Иногда ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться всеми этими навалившим
ися вопросами. Но рядом не было ни души.
Жена ушла от Вадима десять лет назад к заезжему москвичу-курортнику. Сын
у тогда исполнилось пятнадцать. До окончания школы мальчик жил с отцом, к
матери в Москву приезжал на каникулы, а после десятого класса переехал с
овсем Ц поступил на биофак Московского университета, на втором курсе же
нился на канадке украинского происхождения, теперь жил в Квебеке. Письма
от него Вадим получал все реже.
Иногда появлялись женщины, но надолго почему-то не задерживались. Он счи
тал, дело в его дурном замкнутом характере, но на самом деле просто не нашл
ось еще такой женщины, которую ему хотелось бы удержать.
В гостиной над камином висела большая репродукция известной картины Па
бло Пикассо «Девочка на шаре». Он любил смотреть на хрупкую удлиненную ф
игурку, балансирующую на большом цирковом шаре на фоне накачанного тяже
ловеса. Постепенно нарисованная девочка стала полноправной обитательн
ицей его дома, иногда он ловил себя на том, что мысленно беседует с ней. А од
нажды даже признался себе, что из всех женщин, которых когда-либо знал, по-
настоящему хочет только одну. Но ее не существует. Она просто нарисована
великим художником. В жизни не бывает таких линий, такой хрупкости и нежн
ости. Свою танцовщицу-циркачку Пикассо, вероятно, просто выдумал, намечт
ал себе, увидел во сне.
Вадиму она тоже снилась иногда Ц но и во сне она оставалась нарисованно
й…
Как в высококлассном хирурге в нем нуждались многие. Для большинства жен
щин мог бы составить завидную партию как очень состоятельный сорокапят
илетний холостяк. Но ни благодарные больные, ни жаждущие выгодного брака
дамы и девицы не могли скрасить его одиночество. Имелось, правда, одно сущ
ество, к которому Вадим успел привязаться в последнее время. Это был живо
й человек, не нарисованный, но немой и слабоумный.
Полы в горном госпитале мыл странный больной старик по имени Иван. Снача
ла Вадим обратил внимание на русское имя. Потом заметил, что Иван выгляди
т, вероятно, значительно старше своих лет. А потом понял: слабоумие и немот
а Ц не врожденные. Под прозрачным седым пухом на голове просматривались
страшные, глубокие шрамы, зажившие без всякой медицинской помощи. Слабо
умие являлось следствием тяжелой черепно-мозговой травмы.
Иван не говорил, только мычал. Но доктору показалось, что он все слышит и п
онимает. Вадим примерно представлял себе, каким образом мог попасть этот
молодой старик в горное село. У чеченцев и абхазцев еще лет пятнадцать на
зад появилась своеобразная мода на русских рабов.
На вокзалах, в курортных городах высматривали и вычисляли «живой товар»
. Как правило, попадались демобилизованные солдаты, молодые беспечные од
инокие провинциалы, ищущие заработка, чтобы красиво пожить на курорте. И
х ловко подманивали, поили до бесчувствия, добавляя в водку сильное снот
ворное или наркотики, потом переправляли в горы. Там эти люди выполняли с
амую черную работу, их использовали в производстве опиума, они ходили за
скотиной и сами постепенно превращались в покорных животных. Какое-то в
ремя их держали на одуряющих, разрушающих мозг наркотиках, а потом они уж
е сами не хотели никуда бежать.
Только встретив Ивана, доктор понял, что и прежде приходилось ему видеть
в абхазских горных селениях таких вот русских рабов. Но раньше он приним
ал их просто за местных слабоумных. В русских и украинских селах тоже вст
речаются такие вот юродивые, с врожденным идиотизмом разной степени тяж
ести.
Доктор понимал: помочь Ивану ничем не сможет. Возможно, в хороших условия
х можно бы добиться некоторого улучшения. Но для этого требовался профес
сиональный психиатр, стационарное лечение. Надежда на то, что Иван вспом
нит, откуда он, сумеет произнести или написать свою фамилию, практически
равна нулю.
Вадим возил ему еду, разговаривал с ним. Постепенно он стал замечать в бле
клых, бессмысленных глазах Ивана какую-то тень мучительной мысли, что-то
мелькало иногда осмысленное, живое, но тут же гасло. Вадим видел как врач,
что жить Ивану осталось совсем немного Ц организм его истощен побоями,
непосильной работой, вероятно, влито в него огромное количество наркоти
ков, и эти черепные травмы… Невозможно помочь физически, только вкусно н
акормить и сказать ласковое слово.
Да, пожалуй, это походило на тихое помешательство: два близких существа
Ц нарисованная девочка и слабоумный, немой, безнадежно больной человек
. Но вот сегодня, всего несколько часов назад он увидел живую «Девочку на ш
аре». Он даже узнал, что ее зовут Маша и что она из Москвы.
Сначала, проезжая мимо, он заметил, как два подвыпивших «качка» Ц амбала
тащат под локотки тоненькую беспомощную фигурку в длинной юбке. Он знал
местные нравы. Молодые мафиозные «шестерки» любили так шутить спьяну. Но
и «шестеркам» известно, кто такой доктор Ревенко. Ему ничего не стоило вм
ешаться.
Въезжая перед ними на тротуар и останавливая машину, он даже не разгляде
л ее толком. А потом, когда вышел, чтобы вмешаться, сердце у него на секунду
остановилось. Девочка удивительно походила на пикассовскую танцовщицу
, будто француз писал свою циркачку именно с нее.
Вместо облегающего циркового трико на ней была длинная юбка, длинный шир
окий свитер, но сквозь одежду легко угадывалась каждая линия ее тела. Тон
кие руки приподняты, пальцы маленьких невесомых ножек в мягких китайски
х тапочках едва касались земли. И два «качка» Ц амбала по бокам…
Пикассовская танцовщица изображена с короткой стрижкой, под мальчика, а
у этой, живой, девочки темно-каштановые волосы доходили до острых ключиц.

Вадим честно признался себе: теперь вместо нарисованной танцовщицы все
гда будет видеть живую девочку. Она не выходила из головы, мешала думать, и
скать выход из тупика. «Хоть снимай любимую картину и прячь в шкаф», Ц ус
мехнулся он про себя.
Но ведь во всем том дерьме, из которого он пытается сейчас выкарабкаться,
должен иметься просвет, утешение, подарок судьбы. Как ни называй, все равн
о в ушах звучит одно имя: Машенька.

Глава 3

Этот запах въелся в кожу. Сам Иван его не чувствовал, но хозяин, если подхо
дил близко, всякий раз морщился и говорил:
Ц Ну и воняешь ты, Иван! Все вы, русские скоты, воняете.
В ответ Иван только тихо мычал беззубым ртом и делал выразительные знаки
руками, мол, прости, хозяин, не понимаю.
На самом деле Иван понимал, хотя хозяин говорил на своем гортанном языке.
Чужой язык выучился сам собой, слова намертво вбились в память, как тонки
е гвозди в твердую доску. Он все понимал, но никогда вслух не произнес ни о
дного чужого слова. Еще в первые годы он повторял про себя родные русские
слова, думал по-русски. Пока оставалась надежда убежать, он разрешал себе
думать.
После третьего неудачного побега, когда его, связанного, с кляпом во рту, в
олокли через горное село на веревке, он нарочно старался шарахнуться гол
овой о какой-нибудь камень, чтобы все забыть и ни о чем не думать. Камней по
падалось много. Голова была вся в крови.
Работая на маковом поле, ухаживая за хозяйской скотиной, моя, чистя, перет
аскивая ведра воды, копая землю, он пытался представить себе, что его памя
ть Ц чистый белый лист или легкое облако. Он учился не помнить. Даже всплы
ло откуда-то из глубины подсознания странное красивое слово: амнезия. Эт
о научное слово означало потерю памяти. По науке выходило, человек может
память потерять.
Он действительно забыл, сколько лет живет в этих горах. Годы слились в оди
н бесконечный день, и день этот полнился грязной отупляющей работой, поб
оями, боль от которых стала совсем привычной. Он не замечал ее и удивлялся,
если тело не болело.
За эти годы били его и кнутом, и плетью, и самодельной резиновой дубиной, и
прикладом автомата, но чаще Ц просто ногами. Каждый раз, когда удары стан
овились сильнее обычного, он надеялся, что убьют наконец совсем. Но не уби
вали. Он стоил денег.
Все его хозяева, а их было не меньше пяти за эти годы, все эти Махмуды, Хасан
ы, Абдуллы слились для него в одно темное, расплывчатое пятно. Зато троих,
с которых все началось, он помнил хорошо. Он и сейчас узнал бы их.
Веселый дембель Андрей Климушкин возвращался из Заполярья, где прослуж
ил три года в Морфлоте, на подводной лодке, домой, в колхоз «Путь Ильича» П
сковской области Великолукского района.
В колхоз входило два села Ц Веретеново и Колядки. Андрей был веретеновс
кий, а друг его, Вовка Лопатин, Ц колядкинский. Им повезло служить вместе,
и домой они возвращались вдвоем. Каждого ждали дома родители, братишки-с
естренки, бабушки-дедушки. У Вовки и невеста была, а Андрей пока не обзаве
лся. Но хороших девчонок на два села хватало, он собирался приглядеть себ
е какую-нибудь, жениться, работать в колхозе трактористом.
Впереди виделась долгая, хорошая, правда, скучноватая жизнь Ц семья, раб
ота. И, конечно, после трех лет в подводной лодке невозможно было просто тр
анзитом проехать большой и красивый город Ленинград. Деньгами они распо
лагали небольшими, но загулять, хоть немного, хотелось. Все-таки дембель е
сть дембель.
В шумном ресторане Московского вокзала подсели к ним трое приветливых, х
орошо одетых кавказцев. Разговор пошел душевный, слово за слово, на столе
не убывало закусок и водочки. Поезд до Пскова уходил глубокой ночью, врем
ени оставалось навалом.
Кавказцы чокались, произносили длинные умные тосты. Андрей с Вовкой разо
млели и не заметили, как себе в рюмки кавказцы наливали из одной бутылки, а
им совсем из другой.
Первым вырубился Вовка. Голова его вдруг беспомощно повисла, подбородок
упал на грудь, рот открылся. «Чего ж мы так надрались», Ц подумал Андрей, п
опытался встать на ноги и поднять осовевшего друга, но ноги стали какими-
то чужими, ватными.
Очнулся он в поезде, под мерный стук колес, и сначала подумал, что едет в Пс
ков, только удивился: у них-то с Вовкой билеты плацкартные, а здесь Ц купе.
Вовки рядом не оказалось. Вместо него присел на нижнюю полку приветливый
кавказец, ткнул в грудь дуло и ласково произнес:
Ц Нэ шевелыс, а то убью.
Андрей попытался рыпнуться Ц щелкнул предохранитель. Он понял Ц дейст
вительно убьет. Во рту сильно пересохло, он попросил:
Ц Попить дай хотя бы.
Ему подали стакан. Но вместо воды туда налили водки, да еще с каким-то стра
нным кисловатым привкусом. Он хотел выплюнуть. Его ловко скрутили, сжали
пальцами щеки, стакан кисловатой жидкости влили в рот. Он опять куда-то пр
овалился.
А потом промелькнули Грозный, какие-то горные села, маковые поля, землянк
и с мокрыми стенами. Он все думал о Вовке, но спросить было не у кого. Его куд
а-то перевозили, кто-то щупал мускулы, гнул шею, смотрел зубы. Он видел, как
за него платят деньги.
Из трех своих побегов он уже не помнил ни одного. Осталось только слабое о
щущение звона и тугого холода на лодыжках Ц когда его ловили, сковывали
ноги длинной цепью. А после третьего, последнего проволокли волоком чере
з все село. И он пытался посильней стукнуться головой о камень. Как раз пос
ле того, последнего побега он перестал говорить. С кем говорить? И зачем?
Теперь он уже знал, что не убежит. Не осталось сил. Он чувствовал себя глуб
оким дряхлым стариком. Зубы искрошились, на голове вместо густых темно-р
усых волос рос реденький белый пух. Он помнил, что когда-то его звали Андр
юхой. Но сейчас тот давний веселый дембель стал для него как бы чужим, дале
ким человеком. Иногда он мысленно спрашивал:
«Что ж ты так лопухнулся, Андрюха?» И каждый раз чувствовал, что обращаетс
я к покойнику. Нет давно никакого Андрюхи. Есть немой русский Иван, которы
й уже не помнит, сколько ему лет, откуда он родом, не знает, есть ли на свете
село Веретеново, Великие Луки, Псков, Россия. Для него существуют только э
ти чужие равнодушные горы, камни под ногами, пустое ненужное небо над гол
овой, ведра, бесконечно таскаемые с колодца, тряпка, которой надо вымыть з
аплеванный пол.
Даже в госпитале, где лежали раненые, пол был заплеван. Госпиталь совсем м
аленький, но туда завезли какие-то сложные лампы, металлические блестящ
ие конструкции, смутно напоминающие Ивану что-то связанное с медициной,
с врачами.
Поставили койки с длинными тонкими шестами у изголовий. Потом он видел: к
этим шестам привинчивали прозрачные банки с трубками.
Дом последнего хозяина находился неподалеку, и к домашней работе прибав
илось еще мытье полов и стирка окровавленного белья. Он равнодушно поним
ал что где-то идет война и сюда везут раненых.
А потом появился доктор. То, что он русский, Иван понял сразу, хотя говорил
доктор на том же гортанном чужом языке.
Когда-то давно у первого хозяина работало, кроме Ивана, еще несколько рус
ских, таких же, как он. Но первый хозяин его очень быстро продал второму. С т
ех пор Иван не видел ни одного русского. Он знал: где-то рядом, в соседних се
лах, есть такие же, как он, Иваны. Но ему казалось, все такие же немые, как он.

Зачем говорить?
Когда появился доктор, что-то мучительно шевельнулось в душе Ивана. Он ин
туитивно старался держаться поближе к госпиталю, дольше, чем нужно, мыл п
олы. Ему вдруг захотелось услышать какие-нибудь русские слова Ц не те, чт
о мелькали в потоках гортанной речи его хозяев, а настоящие.
Раненых становилось все больше. Иван не смотрел в их лица. Какое ему дело д
о их лиц? Но однажды он случайно скользнул глазами по выздоравливающему
бритоголовому чеченцу. Чеченец этот представлялся каким-то очень важны
м, главным среди других. Иван узнал его сразу. Он поил кислой водкой на Мос
ковском вокзале двух дембелей. Узнал, но не понял Ц зачем? Чтобы понять, н
адо думать. Зачем думать, если он не хочет больше убегать? Он уже не помнит,
куда надо бежать и зачем. В горах он умрет с голоду. Голода он боится. Тольк
о голода и боится, больше ничего. А сейчас стали лучше кормить. Сейчас хоро
шо кормят. Еда стала разнообразной. Не только вода с крупой.
1 2 3 4 5