Он всплыл, нырнул снова,
заскользил над перекатывающимся по дну крупнозернистым песком. Нет,
никого. Ни шаловливых русалок, ни навок угрюмых, ни болотниц, ни даже
мелкой какой нежити. И на глаза не попадаются, и крест у запястья не
греется, присутствия магии не ощущает. Так оно, может, и спокойнее -
но странно, очень странно. Это как озеро, в котором ни рыбка не
плещется, ни комары по берегам не летают. Пусть и красивое - но воду
из такого лучше не пить. И самому не следует купаться.
Середин устремился наверх, к поверхности, распугав стайку
стремительных серебристых уклеек, вырвался на воздух, мотнул головой,
вглядываясь в берега, и, уже не сильно беспокоясь за местные нравы,
короткими саженками поплыл к застрявшему между камнями бревну. В
крайнем случае, крест о приближении нежити предупредит, нечего голову
раньше времени забивать.
Белый стволик, уходивший от крутого берега в глубину, и вправду
оказался верхушкой мачты. Струйки прозрачной воды, играя пузырьками
воздуха, перебирали привязанные чуть ниже поверхности веревки;
крупные, торчащие в стороны, щепы указывали место, куда совсем недавно
крепилась рейка впередсмотрящего и блоки для поднятия балки с парусом.
Вырвало, видать, от удара. Но, если веревки уцелели наверху, так,
может, и внизу, у бортов, на своих местах привязаны остались? Олег
взялся за одну из них, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и
ринулся в глубину, быстро перебирая веревку руками. Погружение
получилось стремительным - почти мгновенно заболели барабанные
перепонки, защипало в носу и в глазах. Зато он легко добрался до
судна, упокоившегося аккурат на самой стремнине, посередине реки, на
глубине метра в четыре. С борта ладьи мелко дрожащая от волн
поверхность казалась совсем рядом, ведун даже различил силуэт стоящего
на берегу Любовода. Отпустив веревку и цепляясь за борт, ведун
пробрался на корму, увидел капитанскую хибарку, благополучно уцелевшую
несмотря на катастрофу - но тут грудь начала гореть, и он, отпустив
штыри для щитов, устремился наверх. Громко фыркая, отдышался, вернулся
к камням. Вынул нож, срезал у верха одну из веревок, снова нырнул,
перебирая по ней руками, добрался до борта, обрезал внизу, всплыл.
Отделив от мачты вторую веревку, он привязал к ней первую и, крепко
ухватив зубами, переплыл реку. Протянул конец купцу: - Держи, друг, -
а сам устало рухнул на песок. - Что там? Как? Что это за конец? Ты
нашел ладью? - Нашел, - перевернулся на спину ведун. - Дай отдышаться.
До нее что отсюда, что оттуда нырять одинаково. Но по веревке быстрее
получится. Сейчас, согреюсь немного, да голова гудеть перестанет.
Тогда и осмотрюсь внизу подробнее. Ты, кстати, как дверь в каморку
свою запирал? - Засов там обычный. Иногда я замок вешал, но токмо в
портах. Ныне открыто должно быть. - Сейчас, проверю... - Ведун нагреб
себе на грудь немного теплого, прокаленного летним полуденным солнцем
песка и закрыл глаза. - Как же ты проверишь, если спишь, Олег? - Не
шуми. Я же не подводная лодка, чтобы сутками под водой сидеть. Дай
продышаться. - Дыши, дыши, друже, - дозволил купец. - А сундук с
камнем, как войдешь, по правую руку вторым, попрек стоит. Ручки у него
еще по бокам. Там свитки внутри, списки, грамоты. Не так серебро
дорого, как они. За каждую полную цену платил, все новые, с поправками
от купцов, в дальние края ходивших. На дне, в тряпицу завернутое,
зеркало схоронено. То, что в подарок Зориславе готовил. Коли добудешь,
хоть не так стыдно вертаться будет. Сам, может, и бос, да подношения
драгоценные. Его спутать трудно, сундук этот. У всех рукояти большие и
обычные, а у этого вычурные, и размером он меньше... - Да иду, иду, -
сломался Середин. Поднялся, стряхнул песок, забрал у Любовода веревку,
сделал несколько глубоких вдохов и нырнул, быстро перебирая руками
«путеводную нить». Спустя секунд пятнадцать он оказался у борта ладьи,
прошел по ней руками, увидел запертую дверь хозяйской каморки и...
Воздух в легких кончился, пришлось всплывать. - Ух, - вырвавшись на
поверхность, фыркнул Олег, крутанулся и понял, что в его тактике
необходимо что-то немедленно менять. Во-первых, веревка с берега, по
которой так удобно было добираться до затонувшей ладьи, вела не в то
место. Лишние десять шагов вдоль борта не оставляли ему времени и
воздуха для обследования каморки. Во-вторых, по этой веревке было
удобно добираться сюда с берега - но вот отсюда, с поверхности, куда
он выскакивал за воздухом, опускаться обратно в глубину получалось не
так-то просто. А в-третьих, мешало течение, что уносило его с
совершенно ненужной старательностью. - Эй, колдун! Ты куда?! - Сам бы
поплавал, - буркнул себе под нос Середин и стремительными саженками
поплыл к берегу. - Что за место такое проклятое? Никакой нежити! Хочу
русалку. Обычную, синюю от холода и голода русалку. Поцелуй русалки -
и я бы спокойно сидел под водой, пока все до ящика наверх не
перетаскаю. Да и Любовод по-родственному наверняка бы договорился...
Так нет, когда нужны - даже анчутка ни один не появляется. Выбравшись
на сушу, Олег забрался по камням к могучим соснам, нашел под одной из
них крупный сук толщиной в две руки, уже сухой, как порох, вернулся к
мачте. Войдя в воду, срезал еще одну веревку, привязал ветку к ней,
отпустил. Вода радостно зашипела, подхватывая деревяшку, вынесла на
стремнину, и там сосновый сук запрыгал, то ныряя под воду, то снова
выскакивая на поверхность. - Ладно, посмотрим, что получилось на этот
раз... Ведун кинулся в реку, в несколько гребков доплыл до валежины,
хватанул ртом воздух, после чего быстро ушел в глубину, пользуясь
привязанной к ней веревкой - и опять оказался примерно на середине
ладьи, только у другого борта. Однако на этот раз у него еще оставался
в легких воздух. Олег торопливо резанул свою веревку, прошел вдоль
борта до надстройки, зацепил конец за штырь для щитов, наспех сделал
один узел - и устремился вверх. Второй нырок ушел на то, чтобы
привязать веревку попрочнее. У Олега появился соблазн сразу сунуться в
запертую дверь дощатой хибарки, но он удержался, потратил еще три
нырка на то, чтобы перевязать на новое место длинную веревку - ту, что
с берега, - после чего доплыл до ожидающего на песочке купца и опять
растянулся у его ног, на этот раз действительно без сил. - Малину
будешь? - поинтересовался Любовод. - Невольница твоя принесла.
Сладкая, крупная. - Мяса хочу, - тяжело дыша, ответил ведун. - Много.
Согласен даже на сырое. - Можем съесть холопа, - невозмутимо предложил
купец. - Он, конечно, тощий, но на пару дней хватит. - Не, - отказался
Середин. - Как мяса, его всего на один раз хватит. А как гребца - до
самой Руси. Пусть живет. - Тогда жуй малину. - Купец сунул ему
свернутый кульком лист лопуха. Ведун сел, вытряхнул в ладонь горсть
ягод, переправил в рот. Когда он был маленьким и учился в школе,
учительница утверждала, что по калорийности грибы ничуть не уступают
мясу. В далеком двадцать первом веке проверить ее утверждение на
практике Середину не довелось, но теперь он в очередной раз понял, что
теория и практика - это две очень большие разницы. Когда нужно таскать
бревна, нырять на три метра или рубить сосны - от грибной диеты только
сильнее голод чувствуешь. А ягоды и вовсе лишь брюхо набивают. Пять
минут прошло - и опять есть охота. Кулек поместился в семь горстей.
Вытряхнув себе в рот последнюю малинину, Олег откинул лопух, вытер о
песок руки, взялся за веревку и опять пошел в воду. Глубокий вдох - на
этот раз за четверть минуты он добрался как раз до каюты, успел
ощупать дверь, найти затвор, рвануть его - и тут же взметнулся наверх.
Хватанул воздуха, позволил течению протащить себя несколько метров,
поймал обмотанный пеньковым концом сук, нырнул снова, рванул створку
на себя. В первый миг возникло сопротивление, но тут же дверца,
преодолевая сопротивление воды, мягко пошла вперед, и наружу
неторопливо, словно деревенский поп, выплыл гладкий белый череп,
лениво перекатываясь с боку на бок. «Кому-то не повезло... - понял
ведун. - Оказался в неудачном месте в плохой момент... Вот что
происходит с людьми, когда их не успевает прибрать к скользким лапам
водяная нежить. Рыбки речные даром что беззащитными кажутся - а
обглодают человека не хуже собачьей стаи». Гадать, кто это мог быть,
жалеть несчастного не оставалось ни времени, ни сил, ни воздуха.
Середин опять рванулся наверх, зацепился за сук и несколько минут
отдыхал, пытаясь перевести дух. Голова гудела, будто он выпил жбан
хмельного меда, глаза словно кололо крохотными иголочками, из носа
противно вытекала попавшая в него вода. Без привычки в воде долго не
побарахтаешься. Чай, не перина. Но делать нечего - надо.
Гипервентиляция теперь почти не помогала. Еще погружаясь вниз, ведун
чувствовал удушье. Силы были на исходе. Зато дверь в каморку он уже
открыл. Оставалось только заглянуть внутрь... И обнаружить, что
никакого «сундука справа» нет. Во время крушения в помещении все
перевернулось вверх дном. Сундуки, ковры, посуда, бочонки оказались
свалены в одну большую кучу. Видимость на глубине была где-то на две
вытянутые руки. Олег различил какую-то рукоять, ухватил, рванул - она
не поддалась, - бросил и устремился наверх, жадно заглотил воздух. -
Ну, как там, колдун, нашел? - закричал с берега Любовод. - Тебя бы
сюда, - буркнул себе под нос Середин. Сил кричать в голос не осталось.
Однако и возвращаться с пустыми руками тоже было бы обидно. - Ладно,
последний раз... Он снова метнулся в глубину, ухватил идущую с берега
веревку, двумя движениями распустил узел - хорошо, наскоро вязал, -
дернулся в дверь хибарки, продел конец под найденную рукоять, опять
затянул на «удавку», толкнулся ногами, устремляясь вверх. - Ну, чего?!
- опять закричал купец. - Тяни... - прохрипел Олег. Однако Любовод
расслышал, ухватился за свой конец веревки, потянул... Перехватил
поудобнее, поднатужился... Сын русалки был настоящим новгородским
удальцом: рослый, плечистый. Ничего удивительного, что веревка пошла,
и сундук вылез на песок практически одновременно с ведуном. - Не тот,
- разочарованно покачал головой купец. - В этом рухлядь моя лежала
всякая. Ныне, мыслю, попортилась. Столько ден в воде! - В следующий
раз порядок наводи, прежде чем тонуть. - Середин поднялся выше на
берег и упал на траву. - Или сундуки к полу приворачивай. Ты бы хоть
костер запалил. Продрог я что-то. - Это дело недолгое, - похлопал по
крышке сундука Любовод. - Дрова приготовлены, осталось токмо искру на
бересту высечь. - Ну, так высеки! - А ты больше не поплывешь, друже? -
Коли русалки не появятся, - мотнул головой ведун, - то на сегодня
хватит. Мне только утонуть, как кутенку, не хватает. Однако день
тянулся не спеша, а ласковое тепло огня, заваренные в кожаной фляге
листья брусники да две горсти лисичек вернули ведуну силы намного
быстрее, нежели тот ожидал. Под настроение Олег взял конец веревки в
зубы, оставив второй в руках купца, доплыл до пляшущего на течении
сука, нырнул к каморке, торопливо пошарил рукой среди груды вещей,
нашел окованный угол какого-то из сундуков, скользнул ладонью по
боковой стенке, продел веревку под нащупанную рукоять. Сдерживаясь из
последних сил, затянул узел, метнулся наверх и махнул другу: - Тяни! И
опять к тому времени, пока он добрался до песка, новгородец успел
подтянуть сюда же добытое добро. Опять разочарованно вздохнул: - Не
то, друже. Струмент это плотницкий. Ладью подлатать, коли беда какая
случится... - Любовод откинул крышку, опрокинул сундук, выливая воду,
и на землю вывалились стамески, киянки, молоток, гвозди, желтые с
белыми пятнами комья смолы, рубанок, долото, полотна для пилы. -
Подсушить надобно. Глядишь, и сгодится еще. Опять же, рукояти мастера
и так вымачивать изредка советуют. А железо, оно быстро не гниет. -
Ладно, попробую еще... Ведун опять взял конец и выплыл на стремнину.
Нырнул, знакомым путем направляясь в хозяйскую каморку. Здесь его ждал
неприятный сюрприз: в самой конуре и перед ней в воде висела белая
муть. Как будто вытаскиваемым сундуком мешок с мукой разорвало, или с
манкой, или еще с чем. К счастью, Олег рыбой не был и этой гадостью не
дышал. Он сунулся внутрь, разыскивая нужный сундук на ощупь, но ничего
не добился - рванул назад, на поверхность, перевел дух. Болели плечи,
гудела голова, кожа казалось какой-то рыхлой, словно размокшая глина.
- Теперь понятно, отчего ныряльщики за жемчугом дольше тридцати не
живут. Середин резко вдохнул, опять ушел в глубину. Заплыл в каморку
и, не мудрствуя лукаво, принялся выбрасывать все подряд за дверь: чего
теперь беречь-то? Воздух быстро кончился. Ведун вынырнул, отдышался,
снова ушел вниз, опять наверх. Сундук удалось нащупать только после
шестого погружения. С огромным облегчением Олег зацепил рукоять на его
крышке веревкой, завязал, выскочил наверх и махнул рукой: - Тяни! На
этот раз Любовод успел вытянуть добычу куда раньше, нежели его
сотоварищ добрался до суши, с нежностью погладил крышку: - Он самый,
хороший мой. Казна купеческая... Новгородец поковырял замок, откинул
крышку, громко выругался и опрокинул свое сокровище рядом с плотницким
инструментом. На песок хлынул сизый чернильный поток. Видать, и
письменные припасы у хозяина вытекли, и драгоценные грамоты-списки
растеклись. Поползшие к воде свитки и пергаменты Любовод и не пытался
остановить - понял, что спасать уже нечего. Он перегнулся через верх
сундука, пошарил рукой в оставшемся на месте содержимом, извлек
продолговатый зеленый камень: - Вот он, нашелся! - Купец отбежал к
реке, тщательно прополоскал каменный осколок, сунул его за пазуху: -
Теперича не пропадет! - Любовод оглянулся на Олега, лежащего без сил
на траве, окликнул: - Слыхал, друже? Нашел я подарок русалочий. - Меня
сегодня больше не кантовать, - прошептал Середин. - Почему, когда по
два-три часа купаешься, то совсем не устаешь? А за час работы в той же
воде трупом себя чувствовать начинаешь? - Устал, друже? - подошел
ближе купец. - Не так громко... У меня голова, как колокол. Каждое
слово раз десять по черепушке из стороны в сторону отскакивает. -
Нашел я камень русалочий, - шепотом повторил Любовод. - И зеркало
чудное, что для любой своей отложил. Ох, драгоценное же сокровище! На
вес золота цену спросить - так и то продешевишь. Олег промолчал. -
Зеркала, они же на меди сделаны, - ласково напомнил купец и нервно
подергал себя за бородку. - Че меди в воде речной за десяток дней
сдеется? Опять же, каждое в тряпицу завернуто. Стало быть, не
поцарапается, не попортится по-глупому. А, колдун? Середин продолжал
молчать, уронив голову на ладони. Любовод недовольно хмыкнул, почесал
в затылке, вкрадчиво продолжил: - Я и уложил их удобненько. Вдоль
бортов, промеж ребер корабельных. Дабы на глаза никому зря не
попадались, а достать при нужде враз можно было... - А сам ты туда
сплавать не хочешь? - Олег перевернулся и сел, опершись на руки. - Я
бы сплавал, друже, да неопытен в сем искусстве. Сам ведаешь, берегли
меня от воды. Коли с матерью надобно встретиться, то она выручает, а
самому плавать боязно. Не умею. Середин опять не ответил. Но на этот
раз совсем по другой причине. Взгляд его упал на сохнущие инструменты,
на бронзовые гвозди непривычного квадратного сечения и молоток. И в
памяти шелохнулся один из заговоров, которые Ворон почему-то называл
«новомодными». Хотя теперь понятно было, почему. Что его учителю
какие-то триста-четыреста лет? Ветер... - Я же не о себе одном
забочусь! - вдруг возмутился Любовод. - Забыл, друже, что компаньон ты
мой, сотоварищ? И товар весь этот на наше общее серебро поменян! Всего
не спасешь, так хоть зеркала увезти надобно. Ну же, колдун, ты чего?
Нечто серебро свое вернуть не хочешь? - А? - оглянулся на него ведун,
отмахнулся: - Нет, сегодня не полезу. Все, устал. И голова от
гипервентиляции гудит. - Нечто я тебя гоню? - с видимым облегчением
хмыкнул новгородец. - Отдыхай друже, Будута сей миг еще грибов
принесет. Запечем на углях. Жалко, соль из мешочка всю вымыло, и перец
тоже. Ну, да потом насолимся. Че нам ныне дни считать? Одним боле,
одним мене - уже ничто не поменяешь. Как зеркала добудем, так и
тронемся. За них сам-пять, сам-десять прибыток все едино выйдет.
1 2 3 4 5