Как она объяснит! Да она под пыткой жаловаться не будет. Сама разберётся.
- Слушай, Гусь, она сильно переменилась. Она может так разобраться, что нам вообще не жить.
- Да плевать, потом - хоть трава не расти. Уболтаем, умаслим. В ножках будем валяться.
- На поезд надо успеть...
- Ты сначала удержись на этом поезде. Потом, может, и на том поедешь. Пока ты строишь свои развратные педафилические планы, тебя в любой момент выкинут. Будешь потом, старый пердун, стоять, облизываться перед афишами.
- Ладно, ладно. Буду держать. Сегодня с гантелями позанимаюсь.
- Бритву возьми, не забудь. Спрячь в подкладку. Лезвие. Лучше импортное, "Нева" ненадёжна. Я возьму, но и ты тоже возьми. Ты будешь держать, а я - резать. Понял?
Телегина передёрнуло, он нервно выкрикнул"да! да!.." и бросил трубку.
30
На другой день без четверти три оба уже стояли на месте встречи и обговаривали последние детали. Был ясный солнечный день, с крыш капало, лёд на Неве ещё не тронулся. Итак, они трое сидят в гостевой камере за столом. Охранник получил по таксе и оставил их наедине. Разговаривают о том о сём, пока объект не потеряет бдительность. Затем всё происходит стремительно, в считанные секунды. Примеро так.
Т е л е г и н. Наколку сделала?
Б е р ё з к и н а. Нет.
Т е л е г и н. Покажи руки.
Телегин держит за руки, Гусев обходит стол и прикладывает к лицу Берёзкиной платок с эфиром. Она теряет сознание. Гусев достаёт лезвие, делает аккуратный надрез и вынимает капсулу. Затем они заклеивают ранку пластырем, приводят объект в чувства и уходят. Телегин мчится на вокзал, навстречу своей любви; Гусев успевает на репетицию новой программы. Всё.
- Пластырь, - сказал Телегин. - Об этом мы не говорили. Ты взял?
- Да, это важно, сейчас купим в аптеке, - озаботился Гусев.
В половине четвёртого они сдали на вахте паспорта, в четыре поговорили с охранником и остались в камере для свиданий вдвоём. После воли и сверкающего на солнце льда темно и жутковато. Пришёл местный врач, пожаловался, что подследственная ничего не ест. Катает шарики хлеба, да пьёт немного чая. Друзья обещали поговорить и повлиять.
В шестнадцать тридцать к ним запустили подследственную.
Щёки впалые, бледные, волосы обрезаны до ушей и зачёсаны назад, глаза равнодушны ко всему.
Друзья поднялись и, расставив руки, с улыбками шагнули ей навстречу.
- Стоять, - слабо произнесла Берёзкина. - Сели на место. Оба.
Друзья сели. Кира села напротив. Это ничего. Пока всё шло по плану. К тому же объект находился явно не в лучшей своей физической форме.
- Она слабая, тормознутая, - зашептал Гусев в самое ухо Телегина, чего тянуть, давай сразу...
- У вас две минуты, - произнесла, словно услышав его, Берёзкина.
- Почему две? - Гусев заволновался. - Мы на час договорились, заплатили этому вашему... вертухаю!
- Полторы.
Оба поняли, что через полторы минуты Кира встанет и уйдёт отсюда. И они запаниковали. Гусев стал отворачивать в кармане пиджака флакон с эфиром. Сразу запахло зубоврачебным кабинетом. Телегин понёс какую-то несусветную чушь о недопустимых нормах гигиены в местах содержания заключённых.
- Я беседовал с вашим фельдшером, этим... забыл, неважно. Он говорил, что у тебя воспалилась татуировка на запястье... э-э... слово какое-то, будто бы нецензурное... череп или бабочка... Это правда?
Кира всё поняла и улыбнулась. Покорно засучила рукава, положила на стол перед собой руки, ладонями вверх. Телегин положил руки на её ладони и сжал запястья. Они смотрели друг другу в глаза, и в эту секунду Телегин тоже всё понял. То, что она всё знает, и они, может быть, вообще отсюда не выйдут.
Тем временем Гусев обошёл стол, встал у Киры за спиной и вылил эфир в платок. Резкий головокружительный запах наполнил пространство камеры.
Продолжая спокойно улыбаться, Кира сжала запястья Телегина, развернула внутрь и внезапно ударила руку об руку. Телегин ахнул и отпустил. В это мгновение Гусев прижал к её лицу мокрый платок. Резко выдохнув, Кира вырвала и отшвырнула платок, встала, взяла голову Гусева и, словно баскетбольный мяч, шарахнула о стену камеры.
По щербатой стене разбрызгалась и потекла кровь. Гусев, слабо цепляясь руками, начал сползать.
В это мгновение Телегин, успевший подойти сзади, набросил платок на шею Берёзкиной и затянул. Кира раз двадцать ударила его затылком, разбив ему рот, сломав скулу и переносицу, затем осела и ослабла.
Оба они повалились на пол.
Захлёбываваясь от крови, Телегин не чувствовал боли и не осознавал действительности. Он продолжал затягивать платок, лёжа на полу и не чувствуя онемевших пальцев.
Когда запах эфира выветрился и сознание вернулось к нему, он встал на ноги и крикнул охранника. Верхняя губа висела сбоку на ниточке, залитые кровью уцелевшие кое-где зубы придавали его лицу вид растленного черепа.
Телегин вывернул ухо, прикрывавшее капсулу, заклеил пластырем. На глазах появившегося в дверях вертухая несколько раз изо всех сил ударился головой о стену. В голове со скрежетом провернулось, всё кончилось, стало тихо и покойно.
Часть четвёртая
АБСОЛЮТНАЯ ПАМЯТЬ
1
И опять перед глазами загадочная станция метрополитена, облицованная мрамором, с колоннами и бронзовыми светильниками. Зюскевич, отойдя и отвернувшись от нас, лихорадочно говорит по телефону. Я поднял закреплённый на штативе "фен-кибершлем". Господи, что с нами происходит? Роспись на потолке: снопы сжатого сена, колхозницы в красных косынках, новенький трактор. В первый раз мы её изнасиловали. Четыре гигантские, потускневшие от времени люстры. Во второй раз убили. Лепнина: виноградная лоза, красиво. Я убил. Как хорошо всё делали, красиво, надёжно. Срочно чего-нибудь выпить.
- Зюскевич! Миня!..
Всё ещё говорит, отмахивается. Посмотреть на Берёзкину? Плевать, хуже не будет. А вдруг она ничего не знает? Ну, вроде того, что у каждого свои приключения. Ну?.. Раз-два-три - повернулся. Смотрит в зеркальце, подкрашивает губы. Гусев тоже смотрит на неё с интересом.
Встретившись с Гусевым глазами, я и он произносим одновременно:
- Выпить... - и кричим наперебой, в два голоса, Зюскевичу: - Миня, с-сука!! Водки! Водки давай!!
Не отрываясь от телефона, Миня быстро уходит в боковую дверь и через несколько минут приносит литровку "Абсолюта". Отдаёт и отходит. Холодная, из холодильника.
Мы вылезли из кресел и стали пить, передавая друг другу. Гусев окликнул Берёзкину и жестом предложил ей выпить. Едва взглянув, Кира отрицательно мотнула головой. Знает или не знает? Она до сих пор осталась для меня загадкой, полной противоречий.
Наконец Миня закончил телефонный разговор и подошёл к нам. Отобрал бутылку. Серьёзен как никогда.
- Хватит, потом...
- Курить-то можно?
- Можно... Происходит какая-то ерунда.
- Проблемы? - спросил Гусев.
- Не смертельно, но тут кое-что изменилось. То, что связано с вами. Оно не выровнялось, вы протащили сюда изменения из 84-го. С программой надо работать, исправлять баги, менять настройки...
- Я хочу третий шанс, - заявил Гусев. - Ты обещал три, остался девяносто четвёртый. У меня только-только всё закрутилось.
- Будет третий, нужен, об этом я и говорю.
- А что случилось? С нами всё в порядке?
- Врать не буду: с вами всё в порядке. Ты поп-звезда. Легенда восьмидесятых и девяностых.
- Уже?.. - сказал Гусев.
- Песни пел? Вот это и сохранилось. Ты известный продюсер, владелец "Фабрики звёзд", муж Аллы Пугачёвой.
Гусев молча опустился в кресло. В 94-м для него вместе с молодостью закончился рок и началась работа в ресторанных оркестрах.
- А Телегин... - Миня обратился ко мне.
- Стоп, - сказал я. - Неужели "Генеральный секретарь"?..
- Я не знаю, кто там секретарь, а ты - владелец издательства "Царский переплёт". Книги на всех языках мира, номерные экземпляры... Эпопея действительно вышла в восемьдесят пятом, но её никто не помнит, а статус классика, чин литературного генерала - на всю жизнь. Как у тебя самочувствие?
- Миня, ты знаешь, в этот раз меньше срывало. Раз или два.
- Да, я подправил. Там ерунда, на нервной почве. Можешь забыть, больше не будет беспокоить. Ни там, ни здесь.
- А ты думаешь, мы сюда вернёмся?
- Рано или поздно...
Не сговариваясь, мы все повернулись к Берёзкиной. Я её убил. Почему она не реагирует? Берёзкина смотрела на нас без ненависти и презрения. Совсем, совсем не так, как Зоя Космодемьянская на допросе. Даже чуть насмешливо.
- У неё всё по нулям, - махнул рукой Зюскевич. - Никаких изменений. Есть предположение, что тут играет роль человеческий фактор. Если сильный характер... - Миня пожал плечами и побежал к пульту.
- Слушай, писатель, - Гусев напряжённо курил, - мы ведь тоже можем тормознуться. Если я муж Пугачёвой и фабрика звёзд, а ты - "Царский переплёт", пора уже сказать "хватит". Можно всё испортить. У нас на руках по двадцать, ещё по карте - и будет перебор...
- Кира, а ты как думаешь? - осмелился я обратиться к Берёзкиной.
- Я остаюсь. У меня уже перебор. С меня хватит, - произнесла она равнодушно.
Господи! В конце-то концов, знает она или не знает?!!
Зюскевич, снова подошёл к нам. Он всё слышал. Он встал перед нами как замполит перед солдатами. Вершинку надо взять любой ценой, она стратегически важна для пулемёта.
- Мужики, надо ещё раз, - требовательно сказал он. - Надо исправить баги. В холостом режиме ничего нельзя сделать.
- Ты исправишь, а мы потом - у разбитого корыта?
- Так ты уже заранее решил вернуться? - хитро прищурился Зюскевич.
- Нет, зачем... То есть... - Гусев растерялся. - А если посадят? А что у меня есть? Есть счёт за границей?
- Некогда выяснять. Что есть, то есть. Самое главное - позвонить. Сразу, в первую минуту. Оба позвоните.
- Может завтра продолжим?
- Сейчас.
- А что Берёзкина? - не унимался Гусев.
- Всё, поехали, - я взял Гусева за локоть. - Садись.
- Ладно, так и быть. Проверим. Что там у нас в свободно конвертируемой. Выпить ещё можно?
- Там выпьем.
Я уже думал о Тане Овсеенко. Если я "Переплёт", не всё потеряно. Даже если она звезда и замужем.
- Теля, сейчас перескочим - там сразу созвонимся, надо добавить. То есть, сначала позвоним куда Миня просил. Кира, не скучай без нас.
Кира, стоящая в сторонке, чуть заметно кивнула.
- Гусев! - сказал Зюскевич. - Про Пугачёву я пошутил.
- Э, - я встревожился, - про "Переплёт" не пошутил?
- Нет. Между прочим, тебя ждёт сюрприз.
- Приятный?
- Для тебя - не то слово. Если я ничего не путаю.
- Чего-чего?..
- Больше ничего. Повторите номер телефона и что сказать.
Мы вразнобой повторили.
- Если вы этого не сделаете, я вас уничтожу. Превращу в моль, в червей, в гробовую плесень...
- Чего-чего?..
- Он шутит, - сказал я. - Я сам тебя уничтожу.
Сначала Зюскевич был готов застрелиться, а теперь шутил. Возможно, это было связано с решением Киры остаться. Она уже с ним. Программа "максимум", ради которой, руку на отсечение, всё это затевалось, выполнена на все сто. Проблемы только в технической доводке машины времени. Не для себя, для начальства. И что-то ещё. То, что он от нас скрывает. Сейчас мы для него кролики.
Миня опустил нам шлемы, сел за пульт, и, ударив по клавишам, сыграл увертюру к году 1994-му.
2
Едва открыв глаза, я потянулся к телефону и честно набрал номер. Трубку сняла женщина.
- Вера Алексеевна? Извините, это срочно. Моя фамилия Телегин, но это не важно. Я просто повторю слово в слово то, что меня просили передать. Алло, вы слушаете?
- Да.
- Первое. Роман будет называться "Цыганка нагадала счастье".
- Что это значит? - спросила Вера после долгой паузы.
- Понятия не имею. Второе. Чен даст полковнику сигарету. Она отравлена. Пусть курит завтра на приёме только свои. Это всё.
- Спасибо я поняла.
Повесила трубку. Что она поняла? Даже не спросила, кто я. Шпионские страсти... А вдруг теперь я слишком много знаю? Так или иначе, обещанное сделано. Но что-то в этом звонке, какая-то техническая мелочь, показалась мне странной.
Зазвонил телефон, в трубке послышался голос Гусева:
- Теля! Привет!.. Как ты, в порядке?.. Слушай, как там... номер... Ноль девяносто пять, это понятно. А дальше... чего-то вылетело. Триста двадцать три... или двести тридцать два... Кого-то разбудил, обхамили...
Я понял, что было странно. Я звонил в Москву без кода.
- Я уже. Без московского кода...
- А! Ну тогда всё в порядке. Почему без кода?
- Надо полагать, теперь мы живём в Москве. Деньги-то все в Москве, вспомни девяностые. Питер серый, нищий и облезлый, как дворняга.
- Ёкорный бабай... Так здесь совсем другая жизнь, скучать не придётся.
Я кое-что вспомнил и разозлился:
- На хрена ты ей это сказал?!
- Что?..
- На хрена ты сказал Берёзкиной "не скучай без нас"!!
- А что...
- Ты дурак или прикидываешься?! В первый раз мы её насилуем, во второй убиваем, а потом ты ей говоришь "детка, не скучай без нас".
- Кажется, я не говорил "детка". А разве её убили? Ты что, убил её? Тогда, в камере?
О Господи, какой ужас, что он говорит, что происходит.
- Да, убил. Случайно. Из-за этого твоего пятновыводителя... эфира. Отключился, а руки онемели...
- Ничего, не переживай, с ней всё в порядке. Она бодра, весела. Скоро выйдет замуж за Зюскевича. Если б я знал, что ты её убил, не сказал бы "детка, не скучай без нас". Действительно, это звучит уже как-то двусмысленно.
- "Убил, убил!.." Хватит повторять. С ней всё в порядке.
- Замётано, никто никого не убивал. А где она сама, между прочим? Почему не день рождения? Я в постели и трезвый. А ты?
- Я тоже. Позвони ей, узнай, что и как. Выбирай слова. Та, что здесь, не должна ничего знать.
- Теля! (Цык-цык.) У меня зуб вставной... Чего знать?
- Ей тридцать четыре. Одна жизнь и просто тридцать четыре. Не это наше... колесо сансары.
- А! Понял. Чего колесо?.. В смысле, она не знает, что потом мы её изнасиловали и не уби... Ну, понятно. Это всё упрощает. Сейчас найду номер и позвоню. Кстати, я тут листаю записную книжку... много интересного. Похоже, что ты женат. Помнишь, Миня говорил про какой-то сюрприз?
Я быстро обернулся и включил левый светильник над кроватью.
Кто-то худенький, накрывшись с головой под одеялом, спал рядом. Я осторожно приоткрыл ему лицо и перегнулся, держась за спинку кровати.
На моей кровати, по-домашнему одетая в пижаму, спала Таня Овсеенко. Забыв про всё остальное и дрожа от волнения, я медленно потянул за край одеяла. Девушка шевельнулась и открыла глаза. Я поцеловал её, потом ещё и ещё...
3
В ближайшие дни я и Гусев аккуратно, чтобы не показаться сумасшедшими, собирали сведения о самих себе и вспоминали. Словно на погружённых в проявитель листах бумаги, в памяти проявлялись картинки ещё одной жизни, лучшей, глянцевой, прожитой именно так, как хотелось. Странным образом это ничуть не радовало. Было ощущение украденного, смухлёванного, жульнического счастья.
В это же время у меня был медовый месяц. Я был женат около десяти лет, и, по убеждению моей жены Тани, пора было угомониться. Не тут-то было. Каждую удобную минуту я валил красотку на кровать, и кровать ходила под нами ходуном.
Гусев женат не был. "Фабрикой звёзд" он лично не занимался, для него это было мелко. Десятки или сотни красоток - певших, открывавших рот, вертевших попой, улыбавшихся или подтанцовывающих - полностью зависели от него и ловили в его глазах малейшую прихоть. Он выбирал их, развалившись в кресле с сигареткой на так называемых кастингах. Этот крокодил, этот похотливый карабас-барабас, специализировался на продюсировании девичьих коллективов. Таких как "Белки", "Стрелки", "Киски", "Мираж", "Ниагара", "Виагра", "Парфюм", "Комбнация", "Девочки", "Целочки", "Блестящие", "Поющие", "Танцующие", "Шиншиллы", "Бегемотики"... и ещё чёрт в ступе. (За точность названий не ручаюсь.) Когда он лез в джакузи, и ему туда напускали этих самых "бегемотиков", вместе с плавающими игрушками, он пил шампанское и думал о карте ужина. Он уже не знал, чего ещё можно хотеть, и это становилось его проблемой.
Звукозаписывающая фирма, которой он владел, называлась "Золотой Гусь". Кроме того, он состоял в Совете директоров двух музыкальных телеканалов, имея по пятнадцать процентов их акций. Его бывший импресарио, Гоша Кварцхава, стал медиамагнатом. Они остались друзьями и согласованными действиями на медиа-рынках наживали большие капиталы.
Кира Берёзкина, как выяснилось, находилась в Выборге, в пластической клинике доктора Борга. Мы пообещали навестить её, как только разберёмся с делами.
Состояние моих дел было неплохим, на первый взгляд и со стороны. Тот, кто сочинял в молодости идиотские танцевальные шлягеры, вполне естественным образом плавно переходит на продюсерскую работу с пришедшими ему на смену другими молодыми идиотами. От того же, кто написал в молодости хотя бы одну заметную книгу, всю оставшуюся жизнь, до трясучки, изнеможения и последнего вздоха, требуют ещё, новую, такую же хорошую, ещё лучше.
Существует мнение, что каждый человек может написать одну книгу. Для написания одной книги не нужно получать информацию извне, нужно собрать всё, что сам видел, слышал и чувствовал, а затем грамотно просеять и разложить по строчкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24