Крики и свист, слышные ещё из каморки гримёрной, здесь уже заглушали все остальные звуки.
Принц вышел на сцену, с трудом просматривающуюся из-за пелены характерного дыма, взял с колонки гитару, под взрыв зала шагнул к микрофону и заиграл.
Самые первые секунды он выбивал из низких струн глухой монотонный ритм, сразу вступив голосом. Несколько фраз были произнесены как бы с неохотой, но они загипнотизировали публику, заставив притихнуть. Но сразу вслед за этим произошло то, ради чего стоило здесь собраться. Принц ударил по аккорду, пустив гитару через фузз, перешёл на крик, и тогда же начали свои партии бас и барабаны. Это было похоже на атомный взрыв, группа заиграла в своём обычном безудержном темпе. От стремительных гитарных партий перехватывало дыхание, звук голоса проникал во все клетки и заставлял испытывать оргазм не одну девственницу. Ураганный гром ритм-секции напоминал топот тысяч боевых слонов Ганнибала.
Но вот что-то неясное попало в единое энергетическое поле, связующее зал и сцену, нарушив гармонию взаимного обмена. Это были те особенные вибрации, диссонанс которых каждый почувствовал спинным мозгом. Музыканты перестали играть, сделалось тихо.
В следующее мгновение двери и забитые фанерой окна с треском распахнулись, в проёмы хлынули бойцы спецназа. В зале началась неразбериха.
Не замечая того, что он остался один на сцене, Принц внимательно смотрел в зал, неторопливо наматывая на кисть руки ремень от гитары. Кто-то окликнул сзади.
— Пожарный выход!..
В проходе кулис стояли его друзья и отчаянно жестикулировали. По деревянным ступенькам сцены загрохотали сапоги. Принц толкнул ногой двухметровую колонку, за которой послышались сдавленные крики, и в два прыжка оказался в проходе. Теперь во двор и врассыпную.
Прежде чем милицейский броневик с бешено вращающейся башней въехал во двор, топот ног уже стих за извилистыми поворотами проходных дворов. Стая ободранных бродячих собак пробежала мимо, с опаской поглядывая на газовые и водометные пушки.

Марусин

Александр Юрьевич Марусин оскалил зубы, в который раз поправил галстук, сдул невидимую пылинку с рукава и, наконец, удовлетворённый отошёл от зеркала. Его сорокалетнюю хорошо сохранившуюся фигуру окружала атмосфера заграничной парфюмерии и благополучия.
Выйдя из своего дома на набережную Мойки, он щелчком пальцев остановил такси, бросил на заднее сидение дипломат и плюхнулся рядом. Сегодня Марусин исполнял приятную для себя роль свадебного генерала, присутствие которого придавало мероприятию особый шик.
Имя композитора Александра Марусина было, что называется, на слуху. Его песни, по большей части комсомольско-молодёжной или патриотической тематики, звучали на радио и телевидении почти ежедневно.
Композиторскую деятельность Александр Юрьевич успешно совмещал с активной общественной работой в Союзе композиторов, возглавлял жюри фестивалей и непреклонные худсоветы, изредка бывал в загранкомандировках. Начавшаяся перестройка не угрожала его карьере, однако она заставляла подумать о кое-какой переоценке ценностей.
Новые условия концертной деятельности позволяли получать за гастрольные выступления очень хорошие деньги. Такие хорошие, что за год-два коллективы, до недавних пор исполнявшие его тематику, начали вдруг обрастать дачами, машинами и квартирами.
Вот этого Александр Юрьевич терпеть не смог. Он сел за рояль и с нескольких наскоков написал песню, или вернее, рок-композицию «Кибер-нелюбовь», очевидные недостатки мелодии и текста которой должно было компенсировать мощное звучание электронных инструментов и всеядность толпы.
Через месяц у Марусина была готова программа из двадцати песен, скользких и одинаковых, как рыбы в стае. Осталось собрать группу и превратить этот безликий материал в звонкую монету.

«Невский факел»

Таково было состояние дел Марусина, когда сосед по лестничной клетке пригласил его в кафе на свадьбу дочери. Утомлённый безвылазной работой над новой программой, Марусин, долго не ломаясь, согласился.
— А вот и пришёл Александр Юрьевич! — радостно провозгласил счастливый отец, поднявшись с места и сделав несколько хлопков в ладоши. — Товарищи, поприветствуем дорогого гостя!
Все зааплодировали, некоторые встали.
Марусин подошёл к молодым с общепринятыми для таких случаев словами. Поцеловал в щёчку невесту, потряс руку жениха и незаметно, но так, чтобы все увидели, сунул мамаше конверт.
Гостя посадили в президиум П-образного стола — между родителями и свидетелями — и тосты понеслись.
Обхоженный со всех сторон, Марусин пил, закусывал и с любопытством поглядывал в сторону небольшой сцены, на которой готовился к выступлению ансамбль. Присутствие ансамбля на свадьбе вернуло Марусина к насущным проблемам.
Для исполнения его новой программы музыкантов можно было в принципе набрать поодиночке, однако для достижения слаженного звучания потребовалось бы время, которое уже расценивалось как деньги. Вернее всего было бы взять уже готовый, сыгранный, достаточно грамотный, но творчески беспомощный коллектив, который мог быть полностью в его власти.
— Добрый вечер! Ансамбль «Невский факел» начинает праздничную танцевальную программу! — прервал размышления Марусина усиленный микрофоном голос. — Наша первая песня звучит по заявке новобрачной. Она носит название «Яблоки на снегу».
«Яблоки на снегу, красные на белом…» — запел хорошо поставленным голосом молодой человек с гитарой.
Марусин сразу отметил отличное звучание этого работающего в сфере обслуживания музыкального коллектива. С этого момента он начал внимательно следить за выступлением группы.
Их лидер очень неплохо владел голосом и гитарой — чувствовалась многолетняя практика, не было и следа юношеского выпендрёжа. На него, скорее всего, можно было положиться во всех отношениях.
Клавишник был вне всяких похвал. Из своего дешёвенького синтезатора он выжимал звучание целого оркестра. Можно сказать, что на нём держался весь звук ансамбля.
Бас-гитарист с красноватым оттопыривающимся ухом был не очень изобретателен, но и не засорял звучание излишними пассажами.
Явно скучающий барабанщик время от времени срывался на рок-н-ролльные перебои. Человек это был определённо ненадёжный.
Но в целом это было то, что хотелось.

Понедельник

День начался для Котова с крайне неприятного пробуждения. Помимо становившихся уже привычными сухости во рту, головокружения и чувства безысходности, гамму похмельных ощущений дополняла сильнейшая головная боль. Да ещё ухо, на котором он лежал, было словно зажато в тиски. На привычном месте почему-то не оказалось бутылки с водой.
Это встревожило. Дима встал и босиком прошлёпал в ванную, на ходу осторожно ощупывая ухо. Было такое ощущение, что ухо чужое.
В ванной у него не хватило мужества сразу встретиться со своим отражением в зеркале, и он, склонившись над раковиной, долго пил воду из-под крана. Наконец в зеркале появилась взъерошенная голова с опухшим лицом и оттопыривающимся красным ухом.
Дима долго смотрел на это лицо, машинально полоща руки под струёй холодной воды и пытаясь восстановить в памяти вчерашние события. Нить прерывалась на выходе из ресторана.
Умывшись, Дима в задумчивости вернулся в комнату.
Позвонил Степанов.
— Жив?
— Валя, как я вчера домой добрался?
— Как били, помнишь?
— Что-то было… Не помню, честно говоря.
— В общем, тебе дали там пару раз.
— А я?…
— Ты так орать начал, что все разбежались. Потом я тебя домой отвёз.
— Да… дела…
— Ты хоть помнишь, что мы сегодня играем?
— Как, разве сегодня?
— У меня обед кончается. В шесть за аппаратом заеду.
Дима в тревоге заходил по квартире, поглядывая на аппаратуру, потом набрал ванну, залез и просидел там часа два, подливая горячую и изгоняя зелёных бесов из организма. Потом напился чаю с лимоном и уже отчасти пришёл в себя.
В назначенное время прибыл Степанов. Они вдвоём перетаскали всё что нужно в такси, втиснулись сами, пообещав шофёру «не обидеть», и поехали на проспект Славы в безымянное кафе на втором этаже типового торгового центра.
Осипов и Лисовский уже стояли у входа. Всё перетаскали в зал, расставили, подключились и не спеша начали настраиваться.
Вокруг свадебного стола суетились папаша и мамаша. Папаша подошёл к Котову.
— Как, ребята, вы готовы? Значит, как только они заходят, вы грохаете этот, как его… свадебный…
— Мендельсона.
— Точно. Потом спокойно садитесь и закусываете. Где-нибудь через часик я дам знак начинать.
Через несколько минут папаша подошёл снова.
— Вот ещё что. Возможно прибудет Александр Марусин, композитор, — сказал он, многозначительно глядя на Котова и остальных. — Вы какую-нибудь его песню можете сыграть?
Дима повернулся к Степанову. Тот кивнул.

Работа

Под звуки свадебного марша к столу подошли молодые, следом за ними зал заполнили гости. Бегло оглядев интерьер, каждый сосредоточил своё внимание на праздничном столе, прицеливаясь к любимой закуске или выпивке и выбирая место поближе.
— Просим всех к столу! — объявил папаша в микрофон, и гости, громыхая стульями и задевая звенящие столы, расселись по местам.
— Всем налили! — послышалась очередная команда. — Кавалеры, ухаживайте за дамами!
Первая, официальная часть мероприятия, вступила в силу.
«Невский факел» сидел за специально накрытым для них сбоку от сцены столиком, тоже пил и закусывал. Гремели надоевшие тосты, гости кричали «горько».
Опохмелившийся Котов начал с интересом разглядывать публику, отмечая для себя молодых женщин, сидящих не в паре с мужчиной. Редкое мероприятие обходилось без того, чтобы Дима не обменялся телефонами с какой-нибудь встретившейся с ним глазами одинокой особой. Такое знакомство, конечно, не всегда срабатывало, но время от времени барышни звонили, и Котов приглашал их к себе домой.
С приличествующим своему положению опозданием прибыл композитор Александр Марусин. Его внешность примелькалась на телевидении, многие узнали и радостно приветствовали. Прозвучал тост за выдающиеся достижения нашей советской эстрады, а потом и за здоровье Александра Юрьевича лично.
Гости заметно хмелели. Все начали громко и наперебой говорить, не слушая друг друга, часто уходили курить или в туалет. По всему было видно, что пора уже начинать танцы. Спустя несколько минут подошёл папаша и сказал, что пора.
Ансамбль громко и четко вступил, разом подняв с мест большую часть публики. Гости, притопывая и прихлопывая, сначала окружили молодых, танцующих «медленный танец» под довольно ритмичную мелодию. Ансамбль начал прогон своей хорошо обкатанной программы.
Среди публики преобладала молодёжь — друзья и подруги молодожёнов. Они принимали ансамбль очень хорошо, после каждой песни аплодировали, знакомые слова популярных песен громко и азартно подпевали.
По прошествии получаса, после трёх бисов песни «Комарово», во время исполнения которой гости едва ли не перекрикивали ансамбль, объявили перерыв, и все уселись за стол.
«Невский факел» тоже занял места за своим отдельным столиком.
— Сейчас будут петь, — сказал Лисовский, потягивавший белое сухое вино. — «Ромашки спрятались».
— «Ах, кто-то с горочки спустился», — возразил Осипов приятелю и залпом опрокинул рюмку водки.
От нечего делать они хотели поспорить, но тут дама из числа граждан старшего поколения дурным голосом затянула:
— Ромашки спря-ятались, поникли лю-ютики!..
Старшее поколение с готовностью подхватило, перекрикивая друг друга, и напряжённая, фальшивая разноголосица плотно заполнила помещение.
Котов поднялся и, разминая на ходу папиросу, направился в туалет.
На лестнице у открытых окон собралась курящая молодёжь, и Дима увидел здесь стоящую в стороне девицу лет двадцати, которую он раньше приметил за столом.
Справив нужду, Дима остановился у зеркала. Проклятое ухо он ещё дома тщательно припудрил, но потом машинально трогал его, и теперь оно снова предательски фосфорицировало и блестело.
Котов прикурил папиросу и с приятной улыбкой подошёл к девушке.
— Привет, — сказал он, затягиваясь и глядя ей в глаза.
— Здрасьте, — ответила девушка смущённо.
— А вы меня не помните? Встречались у Бориса на той неделе.
— У какого Бориса?
— Гребенщикова.
— Ой, вы меня с кем-то путаете!
— Неужели путаю? А как вас зовут?
— Марина.
— А меня Дима.
— Ну… очень приятно.
— Так вы мне завтра позвоните, — Котов без дальнейших церемоний начирикал в специальном блокнотике свой номер и оторвал листок.
— А это нужно? — неуверенно улыбнулась Марина.
— Это важно, — многозначительно и кокетливо сказал Котов.
Во втором отделении среди прочего исполнили две песни Александра Марусина: «Юность комсомола» и «Молодёжь на марше». Поглядывая на Степанова, Котов без труда подыграл половинками бас к набившей оскомину мелодии.
В перерыве к их столику подошёл сам Марусин и приветливо улыбнулся:
— Как настроение, ребята?
— Александр Юрьевич, пожалуйста, присаживайтесь! — Котов вскочил, уступая своё место.
— Нет-нет, спасибо, только два слова. Вот мой домашний телефон, — Марусин протянул Диме визитную карточку. — Сейчас я ухожу, но хочу, чтобы в конце недели вы мне позвонили. Возможно, у нас будет повод для встречи и серьёзного разговора. Желаю вам сегодня так же успешно отработать. До свидания.
И Марусин удалился.
Котов посмотрел на товарищей. Осипов насмешливо улыбался; Лисовский с аппетитом закусывал; Степанов оцепенело смотрел в одну точку.
Третье отделение состояло из хитов, находящихся вне времени и пространства, некоторые даже с матом. Мероприятие подходило к своей самой хмельной и безобразной стадии.
Молодая устроила первую сцену своему мужу, усмотрев измену в его задушевном танце со старой знакомой. Она ударила его кулаком по лицу, а потом кричала в слезах: «Мудак! Пидарас! Ненавижу!..» и пыталась сорвать с пальца обручальное кольцо. Несколько человек её держали. Муж сидел за столом, в отчаянии уронив голову на руки. Из-под его локтя торчком поднималась тарелка с недоеденным салатом.
Одна из танцующих, полная дама лет шестидесяти, грузно упала, поскользнувшись на какой-то гадости. Она ударилась головой, сломала руку и порезалась об осколки, после чего её увезли на скорой помощи.
В туалете двое молодых людей в белых рубашках и галстуках били третьего молодого человека. А потом он лежал на полу и через него перешагивали.
Когда спиртное закончилось, народ начал расходиться. Никто не прощался, никто толком не помнил, по какому случаю он напился. Наиболее продвинутая часть молодёжи стайками разъезжалась по квартирам.
Котов и Степанов сматывали шнуры и зачехловывали гитары. Осипов с Лисовским встречали на улице такси.
Дима напоследок оглядел зал.
Запах стоял тошнотворный, столы и пол были усеяны объедками и осколками битой посуды. Доступные для глаза фрагменты изначально белой скатерти переливались всеми цветами набора акварельных красок. В куске сливочного масла был затушен хабарик. Под столом виднелась затоптанная блевотина.
«Усталые, но довольные пионеры возвращались в лагерь», — почему-то вспомнил Дима фразу из школьного учебника.
Группа закончила свой очередной, привычный трудовой день.

Вторник

На другой день мысли Котова были заняты двумя вещами. Во-первых, ему не давала покоя вчерашняя встреча с Марусиным и возможные в перспективе последствия этого эпизода. Скорее всего, что всё это неспроста, и ансамбль композитору понравился, но в каком качестве они могут ему пригодиться? Песни Марусина исполняли такие зубры эстрады как Лещенко и Кобзон, Сенчина и Ротару — разве мог с ними тягаться Дима Котов и его любительский ансамбль «Невский факел»? Всё могло разъясниться только после встречи с самим композитором.
Ещё одна вещь, не столь важная, но более привычная и приятная, которая занимала Котова, было предстоящее свидание с Мариной. Вчерашняя знакомая позвонила с работы ещё в начале дня, и они договорились встретиться ровно в шесть на Василеостровской. Дима ходил по квартире и не спеша наводил порядок.
Бегло осмотрев большую комнату, выбрав оттуда пустые бутылки, грязную посуду и окурки, он принялся за меньшую, имевшую преимущественное значение именно в интимном плане.
В меньшей комнате располагались светомузыка, бар с подсветкой и откидным столиком, широкая кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31