Wij zijn ook Iberiёrs - по-голландски, Vi osksa (r iberiska - по-шведски, Ogsaa vi er iberiske - по-датски, Me my(skin olemme iberialaisia - по-фински, Vi ogsa er iberer - по-норвежски, E(maste (beroi ki eme(s - по-гречески, а затем, хоть, разумеется, не так бурно и буйно, возникла по-польски - My tez jestesmy iberyjczykami, по-венгерски - Mi is ib(rek vagyunk, по-русски - Мы тоже иберийцы, по-румынски - Si noi s(ntem iberici, по-словацки - Ai my sme ibercamia. Но венцом, вершиной, апофеозом, акмэ - не побоимся и этого редкого слова, употребленного нами в первый и единственный раз - всего стало появление на священных стогнах Ватикана, на стенах его дворцов и колоннах его базилик, на постаменте микеланджеловской Пьеты, на торцах площади Святого Петра гигантских небесно-голубых букв, складывавшихся в латинское изречение, которое содержало в точности то же самое признание Nos quoque iberi sumus - подобное гласу самого Господа, говорящего о себе в полагающемся ему по рангу множественном числе, или как "мене-текел-фарес" новой эры, и папа, выглядывая из окна своих покоев, в испуге осенял крестным знамением себя и эту надпись - но вполне безуспешно, ибо краска, которой она намалевана, была из самых лучших, стойких и прочных, и десять братств в полном составе, вооруженные швабрами, щетками, пемзой, скребками и усиленные растворителями, не сумеют с этим справиться, и работы хватит до нового Вселенского Собора.
И вот за одну ночь оказалась Европа покрыта этими начертаниями, и то, что поначалу выглядело лишь как бессильно-задорная похвальба одинокого мечтателя, сделалось громовым криком протеста, ревом уличных манифестаций. Как всегда, власти недооценили серьезность угрозы и сперва лишь насмехались да посмеивались, однако уже вскоре обеспокоились размахом этого движения, которое уже нельзя было списать на происки заграницы, ибо вся заграница стала ареной этой подрывной деятельности, что избавляло от необходимости точно и конкретно определять, о какой же загранице идет речь. Вошло в моду прикреплять на лацкан пиджака, на живот и на спину, на прочие части тела листок с этим изречением, выведенным на всех вышеперечисленных языках включая и эсперанто, трудном, правда, для понимания, и на всевозможных диалектах и наречиях. В качестве ответной меры правительства ограничились на первых порах устройством теледискуссий и "круглых столов", где главную роль играли люди, бежавшие с Пиренейского полуострова сразу после того, как стало ясно, что разрыв необратим - не туристы, никаких выгод из своего страха не получившие - а коренные, можно сказать, иберийцы, природные пиренейцы, те, кто решась оборвать узы патриотизма и традиции, собственности и власти, предпочел геологическому хаосу физическую стабильность. Они со знанием дела живописали ужасы иберийской действительности, давали советы, пытаясь ласково, бережно и тактично вразумить беспокойных, удержать их от опрометчивых решений, ставящих под удар европейское самосознание, и завершали свои монологи откровенным и прямым, глаза в глаза, обращением к телезрителю: Делай как я, выбери Европу.
Эти дебаты оказались не слишком продуктивны и эффективны - проку от них было мало, если не считать, конечно, протестов по поводу дискриминации, жертвой которой стали сторонники полуострова - если бы демократический плюрализм, твердили они, не был пустым звуком, их непременно следовало пригласить в студию и дать им возможность высказать свои взгляды, буде таковые найдутся. Этого не было сделано из вполне понятной предосторожности. Вооружась весомыми аргументами, молодые люди - ибо именно молодежь совершила наиболее заметные деяния - смогли бы выразить свой протест ещё убежденней, заявить о нем на улицах, в школе и дома ещё громче. Не стоит об этом забывать. Можно, конечно, спорить о том, воздержалась бы молодежь, получив в свое распоряжение эти доводы и аргументы, от прямого действия, умиротворил бы их голос разума, вопреки тому, что от начала времен составляет основу их убеждений. Да, можно спорить об этом, конечно, можно - но не нужно, потому что чего же кулаками махать после драки, после того, как эта самая молодежь забрасывала камнями здание телецентра, громила магазины, где продавались телевизоры, выбрасывая их на улицах при тщетных разувереньях владельцев - Да я-то в чем виноват? - но их относительная невинность ничем им не помогла, и телевизоры, ударяясь о тротуар, взрывались как петарды, загорались и горели и сгорали дотла. Прибывавшая на место происшествия полиция принимала меры, атаковала смутьянов, разгоняла их дубинками, и продолжались эти столкновения больше недели и прекратились лишь на восьмой день, в тот самый день, когда наши герои покидают Фигейру-да-Фож следом за собакой, указующей путь троим мужам достославным и жене, так скажем мы, храня верность избранному стилю, хоть она ещё не стала женой одному из них, но за этим дело не станет, и всякий, имеющий представление о влечениях и кружениях сердца, извинит нам незамысловатый каламбур. И вот они едут на Север, и Жоакин Сасса уже сказал: Если проедем через Порто, прямо ко мне в гости попадем, и в этот самый час сотни тысяч, миллионы юнцов по всему континенту вышли на улицу во всеоружии - но не доводов и резонов, а бейсбольных бит, велосипедных цепей, обрезков водопроводных труб, ножей и ножниц, багров и заточек - будто обезумев от ярости, а также от разочарования и в предчувствии грядущих страданий, крича "Мы тоже - иберийцы" с тем же отчаянием, которое заставляло торговцев взывать "Мы ни в чем не виноваты".
Потом, когда спустя сколько-то дней и недель улягутся страсти, психологи и социологи покажут и докажут нам, что юношество вовсе не хотело быть иберийским, а лишь воспользовалось предлогом и обстоятельствами, чтобы дать выход той неутолимой мечте, которая длится обычно столько же, сколько и сама жизнь, но впервые проявляется - нет, скорей даже прорывается - в пору первой юности, обретая выражение свое в том и там, где можно. Или нельзя. И на полях сражений - а точнее, на улицах и площадях, ставших полем битвы, сотнями исчислялись раненые, и было даже трое-четверо убитых, хоть правительство и пыталось всячески утаить эти скорбные цифры в туманных противоречиях своих коммюнике и новостей, и августовские матери так никогда наверное и не узнали, сколько их сыновей пропало без вести, не узнали по той же причине, по какой матери, вечно обреченные терпеть все, терпят и поражение, и оттого это происходит, что не умеют сплотиться и организоваться: всегда кое-кто, оставаясь в стороне, оплакивает свою потерю, ухаживает за уцелевшим сыном или, раскорячась под мужем, заводит себе нового. Гранаты со слезоточивым газом, водометы, резиновые палки, щиты и шлемы с забралом, вывороченные из мостовых булыжники, водопроводные трубы, выломанные из оград чугунные копья и железные дротики - вот какое оружие использовали противоборствующие стороны, затем на смену ему пришли средства ещё более и до боли убедительные, разнообразные новинки, впервые опробованные здесь силами правопорядка, ибо война, как и беда, одна не ходит: первая испытывает, вторая усовершенствует, третья доказывает эффективность, или в обратном порядке, смотря откуда и с какой войны начинать отсчет. В сборниках воспоминаний и в воспоминаниях изустных остались последние слова того хрупкого голландского юноши, сраженного резиновой пулей, бракованной, очевидно, ибо она оказалась на поверку тверже стали, но случай этот моментально перешел в легенду, и каждая страна клялась, что именно она была отчизной этому пареньку, не отказываясь, стало быть, и от авторства этой пули и дорожа предсмертной фразой не в силу содержащегося в ней смысла, а потому что она была исполнена прекрасного юношеского романтизма, а государствам все это - по вкусу, особенно если речь идет о проигранных битвах, когда остается лишь произнести: Наконец-то и я стал иберийцем - и испустить дух. Неведомо нам, знал ли этот юноша, чего хочет, или же ему только казалось, что знает, как за неимением лучшего, происходит сплошь и рядом, но он в любом случае - непохож на Жоакина Сассу, который затруднялся определить, кто ему нравится, но, по крайней мере, жив остался, а потому не потерял шансов в один прекрасный день, если не зазевается, уяснить это для себя.
Утро становится днем, день перейдет в вечер, а по длинной дороге, прижатой почти к самому берегу, бежит, ни разу не сбившись со своей ровной рыси, пес-проводник, оказавшийся, впрочем, далеко не борзым псом, ибо даже Парагнедых при всей своей дряхлости способен был бы развить скорость гораздо более высокую, чем та, с какой движется он эти несколько часов. Машине так ползти вредно, говорит сидящий за рулем Жоакин Сасса, беспокоясь, не случилось бы с изношенным механизмом какой поломки. Транзистор, в котором недавно заменили батарейки, вещает о беспорядках, бушующих на всем континенте, и о том, что, по сведениям из достоверных источников, на правительства стран Пиренейского полуострова европейские государства оказывают сильное давление, требуя, чтобы те положили конец безобразиям, словно им по силам исполнить это желание, а править бултыхающимся в океане полуостровом - то же, что управлять Парагнедых. Протесты европейцев получили достойный отпор: испанцы отвергли их претензии с мужественной горделивостью, португальцы - с женственным высокомерием, и было объявлено, что вечером премьер-министры обеих стран выступят по национальному радио - каждый по своему, разумеется - но с согласованными заявлениями. Некоторое замешательство вызвала осторожная позиция Соединенных Штатов, обычно с охотой и готовностью вмешивающихся в решение мировых проблем, особенно если они сулят какую-либо прибыль, а на этот раз давших понять, что встревать не намерены, пока не станет ясно, до каких Геркулесовых столпов - в буквальном смысле - дойдет дело. Но все же именно США поставляют нам горючее, пусть с перебоями, пусть нерегулярно, все равно - низкий им за это поклон, иначе в этой глуши и вовсе было бы невозможно заправиться. Кабы не американцы, и нашим путешественникам, вздумай они и дальше следовать за собакой, очень скоро пришлось бы идти пешком.
Когда же свернули к придорожному ресторанчику пообедать, собака покорно остановилась, осталась снаружи - понимала, значит, что её двуногим спутникам без еды нельзя. Педро Орсе вышел первым, вынес ей остатки и объедки, но она от них отказалась и запекшаяся вокруг её пасти кровь внятно объяснила, почему. Она уже поохотилась, сказал Жозе Анайсо. А голубая нитка так и свисает, заметила Жоана Карда, и это второе обстоятельство заслуживает большего внимания, нежели первое, поскольку наш пес, если он тот, за кого мы его принимаем, две недели кряду ведя такую бродяжью жизнь, пересек весь полуостров от самых Восточных Пиренеев, и неизвестно, куда двинется дальше, причем за все это время никто не ставил перед ним миску с похлебкой, не баловал косточкой. Что же касается голубой шерстяной нитки, она могла и выпасть, а потом снова прилипнуть - охотник же перед тем, как спустить курок, задерживает дыхание, а потом, естественно, вновь чередует вдох и выдох. Эх, славный ты песик, благодушно обратился к нему Жоакин Сасса, умел бы ты так же заботиться о нас, как, судя по всему, заботишься о себе, мы бы горя не знали. Пес на это мотнул головой, но смысл этого движения мы растолковать не беремся. Потом вышел на шоссе и возобновил путь, не оглядываясь. День лучше утра, солнце пригревает, а он, собака, сукин сын, черт безрогий, опустив голову, вытянув морду, отставив хвост, знай чешет неутомимой рысью, и рыжая шерсть его отливает на свету темным золотом. Что это за порода такая? - спрашивает Жозе Анайсо. Если б не хвост, смахивал бы на помесь легаша с овчаркой, говорит Педро Орсе. Он наддал, радостно сообщает Жоакин Сасса, а Жоана Карда, быть может, для того, чтобы не оставаться в одиночестве, добавляет: Как бы его назвать? видите, рано или поздно, но неизбежно возвращаемся мы к вопросу имен.
Премьер-министр, как и было обещано, обратился к нации и сказал ей так: Португальцы! В последнее время и особенно - в последние сутки наша страна подвергается давлению, которое без преувеличения назову недопустимым: оно исходит со стороны почти всех европейских стран, где, как известно, отмечавшиеся ранее серьезные нарушения общественного порядка, к которым мы не имеем ни малейшего отношения, обострились и усилились, вылившись в массовые уличные манифестации солидарности со странами Пиренейского полуострова и населяющими их народами, войдя в глубокое противоречие с политикой, проводимой правительствами стран Европы, к числу которых мы уже не принадлежим, оказавшихся перед лицом значительных социально-культурных процессов, происходящих в этих странах, жители которых видят в историческом испытании, посланном нам судьбой, провозвестие более счастливого будущего, а проще говоря - надежду на воскрешение и омоложение человечества. Так вот, правительства европейских стран вместо того, чтобы оказать нам поддержку и помощь, что явилось бы яркой демонстрацией элементарного гуманизма и выражением истинно-европейского самосознания, решили превратить нас в козлов отпущения, свалить на нас всю ответственность за свои трудности, при этом обращаясь к нам с нелепым призывом задержать соскальзывание нашего полуострова в океан, которое хотя бы из простого уважения к фактам следовало бы назвать плаванием. Это тем более прискорбно, что по имеющимся у нас сведениям мы ежечасно удаляемся от новообразованного побережья Западной Европы на семьсот пятьдесят метров, а европейские правительства, которые никогда прежде на деле не считали нас равноправными членами сообщества, ныне просят нас сделать то, чего в глубине души не хотят сами, и что, как им должно быть известно, сделать невозможно. И в эти бурные дни Европа, как несомненное средоточие культуры, как историческая колыбель нашей цивилизации, испытывает явный недостаток здравого смысла. Мы же, сохраняя спокойствие, подобающее тем, кто ощущает свою силу, в сознании своей правоты, будучи законным и конституционным правительством, намерены и впредь решительно отвергать всякий нажим, в какой бы форме и от кого бы он ни исходил, и перед лицом всего человечества клянемся руководствоваться в своих поступках исключительно национальными интересами, интересами народов, населяющих Пиренейский полуостров, о чем я могу заявить совершенно официально и ответственно, поскольку правительства Испании и Португалии работали и работают в постоянном и тесном контакте, принимая все необходимые меры для того, чтобы известные судьбоносные события, начавшиеся с разлома в Пиренеях, пришли к своему благополучному завершению. Слов самой горячей и искренней признательности заслуживают проникнутые истинным гуманизмом действия администрации Соединенных Штатов и проводимая ею реалистическая политика, благодаря чему мы в должной степени обеспечены как горючим и топливом, так и продуктами питания, которые прежде в рамках многосторонних договоренностей импортировались из стран Европы. В обычных условиях такие вопросы подлежали бы урегулированию по дипломатическим каналам, но с учетом остроты нынешней ситуации возглавляемое мною правительство сочло своим долгом немедленно сделать эти факты достоянием самой широкой гласности, тем самым ещё раз выражая неколебимую уверенность в том, что португальцы, как уже не раз бывало на протяжении веков, ещё теснее сомкнут ряды вокруг своих легитимных представителей и священных символов государственности, в этот труднейший момент своей славной истории явив миру образ народа, исполненного решимости, спаянного нерушимым единством. Да здравствует Португалия, ура!
Четверо путешественников выслушали эту речь уже в окрестностях Порто, заехав в придорожное кафе перекусить и задержавшись там, чтобы посмотреть по телевизору тысячные манифестации, схватки с полицией - озноб пробирает при виде этих благородных юношей, несущих транспаранты и плакаты с пресловутым изречением. Чего это они так забеспокоились о нас? - спросил Педро Орсе, а Жозе Анайсо, сам того не заметив, повторил фразу премьер-министра, несколько спрямив её смысл: О самих себе они забеспокоились. Путники завершили трапезу, вышли к машине, вынесли собаке объедки, от которых та на этот раз не отказалась, и, пустив Парагнедых аллюром более стремительным, ибо четвероногий поводырь уже едва различим впереди, сказал Жоакин Сасса: На выезде с моста надо будет как-нибудь усадить пса в машину, назад, к Жозе и Жоане, по городу так не поедешь, да и сам он ночью вряд ли захочет следовать таким порядком.
Прогноз сбылся, желание Жоакина Сассы исполнилось, и собака, уразумев, чего от неё хотят, медленно и грузно развалилась в ногах у сидевших сзади, голову положила на руку Жоаны Карда, однако не заснула, так и ехала с открытыми глазами, в которых, будто в черном зеркале, мелькали городские огни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
И вот за одну ночь оказалась Европа покрыта этими начертаниями, и то, что поначалу выглядело лишь как бессильно-задорная похвальба одинокого мечтателя, сделалось громовым криком протеста, ревом уличных манифестаций. Как всегда, власти недооценили серьезность угрозы и сперва лишь насмехались да посмеивались, однако уже вскоре обеспокоились размахом этого движения, которое уже нельзя было списать на происки заграницы, ибо вся заграница стала ареной этой подрывной деятельности, что избавляло от необходимости точно и конкретно определять, о какой же загранице идет речь. Вошло в моду прикреплять на лацкан пиджака, на живот и на спину, на прочие части тела листок с этим изречением, выведенным на всех вышеперечисленных языках включая и эсперанто, трудном, правда, для понимания, и на всевозможных диалектах и наречиях. В качестве ответной меры правительства ограничились на первых порах устройством теледискуссий и "круглых столов", где главную роль играли люди, бежавшие с Пиренейского полуострова сразу после того, как стало ясно, что разрыв необратим - не туристы, никаких выгод из своего страха не получившие - а коренные, можно сказать, иберийцы, природные пиренейцы, те, кто решась оборвать узы патриотизма и традиции, собственности и власти, предпочел геологическому хаосу физическую стабильность. Они со знанием дела живописали ужасы иберийской действительности, давали советы, пытаясь ласково, бережно и тактично вразумить беспокойных, удержать их от опрометчивых решений, ставящих под удар европейское самосознание, и завершали свои монологи откровенным и прямым, глаза в глаза, обращением к телезрителю: Делай как я, выбери Европу.
Эти дебаты оказались не слишком продуктивны и эффективны - проку от них было мало, если не считать, конечно, протестов по поводу дискриминации, жертвой которой стали сторонники полуострова - если бы демократический плюрализм, твердили они, не был пустым звуком, их непременно следовало пригласить в студию и дать им возможность высказать свои взгляды, буде таковые найдутся. Этого не было сделано из вполне понятной предосторожности. Вооружась весомыми аргументами, молодые люди - ибо именно молодежь совершила наиболее заметные деяния - смогли бы выразить свой протест ещё убежденней, заявить о нем на улицах, в школе и дома ещё громче. Не стоит об этом забывать. Можно, конечно, спорить о том, воздержалась бы молодежь, получив в свое распоряжение эти доводы и аргументы, от прямого действия, умиротворил бы их голос разума, вопреки тому, что от начала времен составляет основу их убеждений. Да, можно спорить об этом, конечно, можно - но не нужно, потому что чего же кулаками махать после драки, после того, как эта самая молодежь забрасывала камнями здание телецентра, громила магазины, где продавались телевизоры, выбрасывая их на улицах при тщетных разувереньях владельцев - Да я-то в чем виноват? - но их относительная невинность ничем им не помогла, и телевизоры, ударяясь о тротуар, взрывались как петарды, загорались и горели и сгорали дотла. Прибывавшая на место происшествия полиция принимала меры, атаковала смутьянов, разгоняла их дубинками, и продолжались эти столкновения больше недели и прекратились лишь на восьмой день, в тот самый день, когда наши герои покидают Фигейру-да-Фож следом за собакой, указующей путь троим мужам достославным и жене, так скажем мы, храня верность избранному стилю, хоть она ещё не стала женой одному из них, но за этим дело не станет, и всякий, имеющий представление о влечениях и кружениях сердца, извинит нам незамысловатый каламбур. И вот они едут на Север, и Жоакин Сасса уже сказал: Если проедем через Порто, прямо ко мне в гости попадем, и в этот самый час сотни тысяч, миллионы юнцов по всему континенту вышли на улицу во всеоружии - но не доводов и резонов, а бейсбольных бит, велосипедных цепей, обрезков водопроводных труб, ножей и ножниц, багров и заточек - будто обезумев от ярости, а также от разочарования и в предчувствии грядущих страданий, крича "Мы тоже - иберийцы" с тем же отчаянием, которое заставляло торговцев взывать "Мы ни в чем не виноваты".
Потом, когда спустя сколько-то дней и недель улягутся страсти, психологи и социологи покажут и докажут нам, что юношество вовсе не хотело быть иберийским, а лишь воспользовалось предлогом и обстоятельствами, чтобы дать выход той неутолимой мечте, которая длится обычно столько же, сколько и сама жизнь, но впервые проявляется - нет, скорей даже прорывается - в пору первой юности, обретая выражение свое в том и там, где можно. Или нельзя. И на полях сражений - а точнее, на улицах и площадях, ставших полем битвы, сотнями исчислялись раненые, и было даже трое-четверо убитых, хоть правительство и пыталось всячески утаить эти скорбные цифры в туманных противоречиях своих коммюнике и новостей, и августовские матери так никогда наверное и не узнали, сколько их сыновей пропало без вести, не узнали по той же причине, по какой матери, вечно обреченные терпеть все, терпят и поражение, и оттого это происходит, что не умеют сплотиться и организоваться: всегда кое-кто, оставаясь в стороне, оплакивает свою потерю, ухаживает за уцелевшим сыном или, раскорячась под мужем, заводит себе нового. Гранаты со слезоточивым газом, водометы, резиновые палки, щиты и шлемы с забралом, вывороченные из мостовых булыжники, водопроводные трубы, выломанные из оград чугунные копья и железные дротики - вот какое оружие использовали противоборствующие стороны, затем на смену ему пришли средства ещё более и до боли убедительные, разнообразные новинки, впервые опробованные здесь силами правопорядка, ибо война, как и беда, одна не ходит: первая испытывает, вторая усовершенствует, третья доказывает эффективность, или в обратном порядке, смотря откуда и с какой войны начинать отсчет. В сборниках воспоминаний и в воспоминаниях изустных остались последние слова того хрупкого голландского юноши, сраженного резиновой пулей, бракованной, очевидно, ибо она оказалась на поверку тверже стали, но случай этот моментально перешел в легенду, и каждая страна клялась, что именно она была отчизной этому пареньку, не отказываясь, стало быть, и от авторства этой пули и дорожа предсмертной фразой не в силу содержащегося в ней смысла, а потому что она была исполнена прекрасного юношеского романтизма, а государствам все это - по вкусу, особенно если речь идет о проигранных битвах, когда остается лишь произнести: Наконец-то и я стал иберийцем - и испустить дух. Неведомо нам, знал ли этот юноша, чего хочет, или же ему только казалось, что знает, как за неимением лучшего, происходит сплошь и рядом, но он в любом случае - непохож на Жоакина Сассу, который затруднялся определить, кто ему нравится, но, по крайней мере, жив остался, а потому не потерял шансов в один прекрасный день, если не зазевается, уяснить это для себя.
Утро становится днем, день перейдет в вечер, а по длинной дороге, прижатой почти к самому берегу, бежит, ни разу не сбившись со своей ровной рыси, пес-проводник, оказавшийся, впрочем, далеко не борзым псом, ибо даже Парагнедых при всей своей дряхлости способен был бы развить скорость гораздо более высокую, чем та, с какой движется он эти несколько часов. Машине так ползти вредно, говорит сидящий за рулем Жоакин Сасса, беспокоясь, не случилось бы с изношенным механизмом какой поломки. Транзистор, в котором недавно заменили батарейки, вещает о беспорядках, бушующих на всем континенте, и о том, что, по сведениям из достоверных источников, на правительства стран Пиренейского полуострова европейские государства оказывают сильное давление, требуя, чтобы те положили конец безобразиям, словно им по силам исполнить это желание, а править бултыхающимся в океане полуостровом - то же, что управлять Парагнедых. Протесты европейцев получили достойный отпор: испанцы отвергли их претензии с мужественной горделивостью, португальцы - с женственным высокомерием, и было объявлено, что вечером премьер-министры обеих стран выступят по национальному радио - каждый по своему, разумеется - но с согласованными заявлениями. Некоторое замешательство вызвала осторожная позиция Соединенных Штатов, обычно с охотой и готовностью вмешивающихся в решение мировых проблем, особенно если они сулят какую-либо прибыль, а на этот раз давших понять, что встревать не намерены, пока не станет ясно, до каких Геркулесовых столпов - в буквальном смысле - дойдет дело. Но все же именно США поставляют нам горючее, пусть с перебоями, пусть нерегулярно, все равно - низкий им за это поклон, иначе в этой глуши и вовсе было бы невозможно заправиться. Кабы не американцы, и нашим путешественникам, вздумай они и дальше следовать за собакой, очень скоро пришлось бы идти пешком.
Когда же свернули к придорожному ресторанчику пообедать, собака покорно остановилась, осталась снаружи - понимала, значит, что её двуногим спутникам без еды нельзя. Педро Орсе вышел первым, вынес ей остатки и объедки, но она от них отказалась и запекшаяся вокруг её пасти кровь внятно объяснила, почему. Она уже поохотилась, сказал Жозе Анайсо. А голубая нитка так и свисает, заметила Жоана Карда, и это второе обстоятельство заслуживает большего внимания, нежели первое, поскольку наш пес, если он тот, за кого мы его принимаем, две недели кряду ведя такую бродяжью жизнь, пересек весь полуостров от самых Восточных Пиренеев, и неизвестно, куда двинется дальше, причем за все это время никто не ставил перед ним миску с похлебкой, не баловал косточкой. Что же касается голубой шерстяной нитки, она могла и выпасть, а потом снова прилипнуть - охотник же перед тем, как спустить курок, задерживает дыхание, а потом, естественно, вновь чередует вдох и выдох. Эх, славный ты песик, благодушно обратился к нему Жоакин Сасса, умел бы ты так же заботиться о нас, как, судя по всему, заботишься о себе, мы бы горя не знали. Пес на это мотнул головой, но смысл этого движения мы растолковать не беремся. Потом вышел на шоссе и возобновил путь, не оглядываясь. День лучше утра, солнце пригревает, а он, собака, сукин сын, черт безрогий, опустив голову, вытянув морду, отставив хвост, знай чешет неутомимой рысью, и рыжая шерсть его отливает на свету темным золотом. Что это за порода такая? - спрашивает Жозе Анайсо. Если б не хвост, смахивал бы на помесь легаша с овчаркой, говорит Педро Орсе. Он наддал, радостно сообщает Жоакин Сасса, а Жоана Карда, быть может, для того, чтобы не оставаться в одиночестве, добавляет: Как бы его назвать? видите, рано или поздно, но неизбежно возвращаемся мы к вопросу имен.
Премьер-министр, как и было обещано, обратился к нации и сказал ей так: Португальцы! В последнее время и особенно - в последние сутки наша страна подвергается давлению, которое без преувеличения назову недопустимым: оно исходит со стороны почти всех европейских стран, где, как известно, отмечавшиеся ранее серьезные нарушения общественного порядка, к которым мы не имеем ни малейшего отношения, обострились и усилились, вылившись в массовые уличные манифестации солидарности со странами Пиренейского полуострова и населяющими их народами, войдя в глубокое противоречие с политикой, проводимой правительствами стран Европы, к числу которых мы уже не принадлежим, оказавшихся перед лицом значительных социально-культурных процессов, происходящих в этих странах, жители которых видят в историческом испытании, посланном нам судьбой, провозвестие более счастливого будущего, а проще говоря - надежду на воскрешение и омоложение человечества. Так вот, правительства европейских стран вместо того, чтобы оказать нам поддержку и помощь, что явилось бы яркой демонстрацией элементарного гуманизма и выражением истинно-европейского самосознания, решили превратить нас в козлов отпущения, свалить на нас всю ответственность за свои трудности, при этом обращаясь к нам с нелепым призывом задержать соскальзывание нашего полуострова в океан, которое хотя бы из простого уважения к фактам следовало бы назвать плаванием. Это тем более прискорбно, что по имеющимся у нас сведениям мы ежечасно удаляемся от новообразованного побережья Западной Европы на семьсот пятьдесят метров, а европейские правительства, которые никогда прежде на деле не считали нас равноправными членами сообщества, ныне просят нас сделать то, чего в глубине души не хотят сами, и что, как им должно быть известно, сделать невозможно. И в эти бурные дни Европа, как несомненное средоточие культуры, как историческая колыбель нашей цивилизации, испытывает явный недостаток здравого смысла. Мы же, сохраняя спокойствие, подобающее тем, кто ощущает свою силу, в сознании своей правоты, будучи законным и конституционным правительством, намерены и впредь решительно отвергать всякий нажим, в какой бы форме и от кого бы он ни исходил, и перед лицом всего человечества клянемся руководствоваться в своих поступках исключительно национальными интересами, интересами народов, населяющих Пиренейский полуостров, о чем я могу заявить совершенно официально и ответственно, поскольку правительства Испании и Португалии работали и работают в постоянном и тесном контакте, принимая все необходимые меры для того, чтобы известные судьбоносные события, начавшиеся с разлома в Пиренеях, пришли к своему благополучному завершению. Слов самой горячей и искренней признательности заслуживают проникнутые истинным гуманизмом действия администрации Соединенных Штатов и проводимая ею реалистическая политика, благодаря чему мы в должной степени обеспечены как горючим и топливом, так и продуктами питания, которые прежде в рамках многосторонних договоренностей импортировались из стран Европы. В обычных условиях такие вопросы подлежали бы урегулированию по дипломатическим каналам, но с учетом остроты нынешней ситуации возглавляемое мною правительство сочло своим долгом немедленно сделать эти факты достоянием самой широкой гласности, тем самым ещё раз выражая неколебимую уверенность в том, что португальцы, как уже не раз бывало на протяжении веков, ещё теснее сомкнут ряды вокруг своих легитимных представителей и священных символов государственности, в этот труднейший момент своей славной истории явив миру образ народа, исполненного решимости, спаянного нерушимым единством. Да здравствует Португалия, ура!
Четверо путешественников выслушали эту речь уже в окрестностях Порто, заехав в придорожное кафе перекусить и задержавшись там, чтобы посмотреть по телевизору тысячные манифестации, схватки с полицией - озноб пробирает при виде этих благородных юношей, несущих транспаранты и плакаты с пресловутым изречением. Чего это они так забеспокоились о нас? - спросил Педро Орсе, а Жозе Анайсо, сам того не заметив, повторил фразу премьер-министра, несколько спрямив её смысл: О самих себе они забеспокоились. Путники завершили трапезу, вышли к машине, вынесли собаке объедки, от которых та на этот раз не отказалась, и, пустив Парагнедых аллюром более стремительным, ибо четвероногий поводырь уже едва различим впереди, сказал Жоакин Сасса: На выезде с моста надо будет как-нибудь усадить пса в машину, назад, к Жозе и Жоане, по городу так не поедешь, да и сам он ночью вряд ли захочет следовать таким порядком.
Прогноз сбылся, желание Жоакина Сассы исполнилось, и собака, уразумев, чего от неё хотят, медленно и грузно развалилась в ногах у сидевших сзади, голову положила на руку Жоаны Карда, однако не заснула, так и ехала с открытыми глазами, в которых, будто в черном зеркале, мелькали городские огни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39