Ты искал нас? - спрашивает Жоакин Сасса, и на такой простой вопрос Жозе Анайсо не в силах ответить так же просто: Да или Нет, ибо то и другое будет разом и правдой, и ложью, объяснения же слишком затянутся, и потому он задает собственный вопрос, столь же естественный и законный: Где вас черти носили столько времени? Он видит, какой усталый вид у Педро Орсе - неудивительно, годы, что ни говори, свое берут, но даже молодой, полный сил человек измочаленным вышел бы из рук всех этих ученых, исследовавших его и изучавших, бравших бесконечные анализы, просвечивавших рентгеном, стукавших по коленке молоточком, залезавших в уши, светивших в зрачки, снимавших энцефалограммы, конечно, после такого веки будут точно свинцом налиты. Тянет прилечь, говорит он, ваши португальские доктора доконали меня. Пожалуй, он отдохнет у себя в номере, а к ужину спустится, скушает куриного бульону с рисом и куриную же грудку, не потому что аппетит разыгрался, а потому что кажется, что весь желудок забит этой белой дрянью, которую дают пить перед рентгеном. Тебе ж не делали рентген, замечает на это Жоакин Сасса. Нет, не делали, но ощущение такое, будто бария наглотался, со слабой томной улыбкой, поникнув головой, будто увядающая роза, отвечает Педро Орсе. Ну, что же, иди к себе, отдыхай, говорит Жозе Анайсо, а мы с Жоакином поужинаем здесь где-нибудь, потолкуем, а потом поднимемся, постучим к тебе. Нет, стучать не надо, я буду спать, спать часов десять кряду, это единственное, чего мне хочется, и он удаляется, еле волоча ноги. Бедняга, во что только мы его втравили, говорит Жозе Анайсо. Меня тоже терзали анализами и вопросами, но, конечно, никакого сравнения с тем, чему подвергли его.
Выйдя на улицу, друзья решили проехаться по городу, благо ужинать ещё рано, и поговорить без посторонних глаз. Они совершенно сбиты с толку, начал Жоакин Сасса, и в нас так вцепились не потому, что больше у них ничего нет, а наоборот - из-за сегодняшних газет и вчерашних передач по телевидению люди как с цепи сорвались - валом валят: одни клянутся, что чувствуют - земля трясется, другие уверяют, что швыряли камешки в реку, а оттуда вдруг как вынырнет русалка, третьи жалуются, что попугайчики стали издавать какие-то странные звуки. Так оно и бывает: события нарастают как снежный ком, а что до наших скворцов, то мы их, похоже, больше не увидим. Это почему же? Потому что они улетели. Взяли да улетели и это после того, как целую неделю не отставали от тебя ни на шаг? Да, снялись и улетели. И ты сам это видел? Видел: пересекли реку и скрылись в южном направлении. Ты что - стоял у окна? Нет, сидел в парке поблизости. Вместо того, чтобы пуститься на поиски? Да я хотел было, а потом зашел в парк и там остался. Воздухом дышал? Да и беседовал с одной дамой. Вот это, я понимаю, настоящий друг - нас, можно сказать, истязают, а ты развлекаешься, в Гранаде сорвалось с той археологшей, решил в Лиссабоне взять реванш. Та была не археологша, а антропологша. Какая разница. А эта - астроном. Ты шутишь. На самом деле я не знаю, кто она по профессии( а насчет астрономии я сейчас тебе расскажу, как это вышло. Не имею ни малейшего желания слушать то, что ко мне не имеет отношения. Имеет, имеет, история, которую она мне поведала, касается нас троих. А-а, понимаю, она тоже камешки бросала. Нет. Ну, значит, ощутила колебания почвы. Опять не попал. Тогда канарейка полиняла. Не угадал, и не смешно нисколько. Ну, извини, просто меня взбесило, что ты и не подумал разыскать нас. Говорю ж тебе, я как раз собирался, уже, можно сказать, в дверях был, хотел идти в испанское посольство, когда появилась эта женщина: в одной руке чемодан, в другой - палка, одета в джинсовый костюмчик, волосы темные, а кожа белая-белая, а глаза, глаза даже не знаю, как описать. Какие интересные подробности, а главное, что они непосредственно касаются нашего злосчастного Пиренейского полуострова, скажи еще, что она хороша собой. Да, хороша. И молода. Молода, хоть и не девчонка. Судя по твоему тону, ты влюбился. Это громко сказано, но я почувствовал, как пол уходит из-под ног. О таком я ещё не слышал. Хватит. Разве что когда напьешься до беспамятства. Хватит, я сказал. Ладно, хватит, так хватит, чего хотела от тебя эта дама и что это за палка у нее? Из вяза. Я слаб в ботанике и не знаю( что такое вяз. Вяз - то же, что ильм, и, с твоего позволения замечу вскользь, что ты блестяще владеешь техникой допроса. Жоакин Сасса рассмеялся: Овладел, благодаря моим сегодняшним палачам, впрочем, прости, что перебил, рассказывай про свою даму, и как её, кстати, зовут? Жоана Карда. Очень приятно, теперь можешь переходить к сути дела. Суть дела в том, что ты подобрал ветку и просто так, от нечего делать, безо всякого намерения и цели, провел по земле черту. Когда я был мальчишкой, мне случалось так поступать. И что? Ничего, никаких последствий, а жалко. А теперь представь, что эта черта каким-то волшебным образом рассекла Пиренеи, и они треснул сверху донизу, и весь Иберийский полуостров отделился и поплыл. Да она полоумная, твоя Жоана Карда. Но она приехала в Лиссабон не за тем, чтобы объявить нам, что вот она провела по земле черту - и полуостров отделился от континента. Слава Богу, не все ещё сошли с ума. Она говорит только, что черту эту не смогла уничтожить никакими силами - ни метлой замести, ни ногой затереть, ни водой залить, ни ножом выскрести. Чепуха. И это говоришь ты - славнейший камнеметатель всех времен, ты, который забросил шестикилограммовый камень на пятьсот метров, сам Геркулес, хоть он и полубог, не сумел бы побить твой рекорд. И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ни ветер, ни вода, ни метла не могли извести эту черту? Да, а если прокопать это место мотыгой, черта появляется вновь. Это невозможно. Ты неоригинален, я тоже сказал "это невозможно", а Жоана Карда мне ответила на это: "Остается убедиться своими глазами" или "Сами увидите", не помню точно, все это и вправду кажется чушью, если бы не происходило в действительности. Да происходило ли? - осведомился Жоакин Сасса.
День ещё не совсем угас, тускнеющего света достаточно, чтобы видеть море до самого горизонта, и с того возвышенного места, откуда двое смотрят на него, оно кажется безмерным как океан, и, быть может, поэтому Жозе Анайсо бормочет: Другое, и Жоакин Сасса, непонимающе переспрашивает: Ты о чем? Вода другая, вот и жизнь так преображается, а мы не замечаем: сидим тихо и думаем, что не меняемся, но нет - это иллюзия, самый настоящий обман, мы движемся с жизнью вместе. По скалам, над которыми вьется дорога, с силой бьет море, и неудивительно: оно привыкло к свободе и размашистым движениям, привыкло жить само по себе, без посторонних - не брать же в расчет крошечное суденышко, не чету нынешним левиафанам, расталкивающим форштевнем океанские валы. Сказал Жозе Анайсо: Поужинаем здесь где-нибудь, а потом поедем в отель, посмотрим, как там наш Педро Орсе. Бедняга( они его и вправду доконали. Припарковались на одной из узких улочек, ведущих к площади Пасо-д'Аркос и пошли искать ресторанчик, но прежде чем найти и войти, сказал Жоакин Сасса: Покуда меня там терзали этими тестами и анализами, я услышал такое, о чем никогда прежде не думал, обрывок фразы, но мне и этого хватило, тот, кто обронил её, решил, что я не услышу, а и услышу - не пойму. И что же ты услышал? До сих пор наш полуостров - черт, уже не полуостров, а как его назвать?! - движется строго по прямой между тридцать шестой и сорок третьей параллелями. Ну и что? Эх, ты, а ещё учитель, в географии, я вижу слабак. Не понимаю. Поймешь, если вспомнишь, что Азорские острова расположены между тридцать седьмой и сороковой параллелями. Дьявол! Вот-вот, зови его. Полуостров налетит на них. Именно. И произойдет величайшая в истории катастрофа. Может произойдет, а, может, и нет, и как ты сказал недавно, все это и вправду покажется чушью, если бы не происходило в действительности, а теперь пойдем ужинать.
Они сели за столик, заказали. Проголодавшийся Жоакин Сасса набросился на хлеб, масло, оливки, вино, улыбкой прося извинения за свою прожорливость: Последний ужин приговоренного к смерти, и лишь слегка насытившись( спросил: Ну, а где обретается эта дама с неописуемыми глазами? Она остановилась на Шиадо( в отеле "Боржес". А я думал, она местная. Нет, она успела сказать, что не из Лиссабона, а откуда - не знаю, она не сказала, а я не спросил, оттого что думал, стоит нам ехать с ней или нет. А зачем нам ехать? Посмотреть на эту черту. Значит, ты сам сомневаешься? Да нет, пожалуй, не сомневаюсь, но хочу увидеть своими глазами, своими руками пощупать. Ты - вроде того испанца, помнишь, на осле, мы встретили его между Сьерра-Мореной и Сьерра-Арасеной? Если она говорит правду, нам откроется зрелище поинтересней, чем Роке Лосано, который, когда доберется до цели, ничего, кроме воды, не увидит. Откуда ты знаешь, как его зовут, мы же не спрашивали, как его имя, кличку осла спросили, а его имя - нет. Должно быть, приснилось. Еще захочет ли Педро с нами ехать. Тот, кто ощущает колебания земли, нуждается в спутниках. Как и тот, кто почувствовал, что паркетный пол ходит ходуном, будто палуба. Ладно тебе. Бедняге Парагнедых нелегко придется - четыре пассажира и какой-никакой багаж, а он далеко не молод. Никто не живет больше того, что ему отпущено. Да ты мудрец, я смотрю. Хорошо, что ты согласился. Я-то думал, странствия наши окончены, возвращаемся по домам, живем как прежде жили. Ага, покуда не треснемся об Азоры. Зато до тех пор нам жизнь гарантирована.
Они окончили ужин, и Парагнедых неторопливой рысцой повез их в отель, машин на дороге было мало - должно быть, опять начались перебои с бензином, но наших героев тревожит лишь изношенный мотор. Очень может быть, что застрянем где-нибудь намертво, вот и будет конец нашему путешествию, сказал Жоакин Сасса и вдруг вспомнил: С чего ты решил, что скворцы улетели навсегда? Всякий знает разницу между "прощай" и "пока", ну, так вот, то, что я видел, было прощанием, причем навсегда. Да почему? Не могу объяснить, может, это простое совпадение, но улетели они как только появилась Жоана. Какая Жоана? Так её зовут. Ты мог бы сказать - "бабенка" или "дамочка", как поступают мужчины в тех случаях, когда им кажется, что назвать женщину, о которой они говорят, по имени будет чересчур интимно. По сравнению с тобой я в этих вопросах - ещё приготовишка, но, как видишь, её имя само собой выговорилось, и это верный признак того, что никакого интима нет. Ну да, а вдруг, ты коварней, чем кажешься, и делаешь вид, что хочешь доказать противное тому, что чувствуешь и думаешь на самом деле, чтобы я решил, что то, что ты чувствуешь и думаешь, - это именно то, что ты якобы хочешь доказать, не знаю, ясно ли я выражаюсь. Нет, неясно, но не в этом дело, ибо ясность и туманность - это те же свет и тень, темное светло, светлое темно, что же касается чьей-либо способности правдиво говорить о том, что мы чувствуем и думаем, то я умоляю тебя этой способности не верить - и не потому, что человек сознательно лукавит, а потому, что просто ему это не под силу. Так вот почему люди так много говорят. Да, это единственное, что на что мы способны - говорить, а вернее - просто пробовать и пытаться говорить. Итак, скворцы исчезли, зато Жоана появилась, свято место пусто не бывает, можешь гордиться - ты пользуешься успехом. А вот это мы ещё посмотрим.
В отеле им вручили записку от Педро Орсе с просьбой не будить и телефонограмму от Жоаны Карда: "Все правда, это вам не приснилось". Жоакин Сасса заглядывает Жозе Анайсо через плечо, и в голосе его звучит насмешка: Дама-С-Неописуемыми-Глазами заверяет тебя, что существует на самом деле, а потому не стоит этой ночью терять время и видеть её во сне. Они поднимаются по лестнице в свои номера, и Жозе Анайсо говорит: Завтра утром позвоню ей, скажу, что мы едем с нею, если ты не против. Я не против, и не обращай внимания на мои шпильки, может быть, это я от зависти. Завидовать мнимости - вовсе уж гиблое дело. Природный ум сейчас шепнул мне: все на свете мнимость и ничего не существует в реальности, а потому этим нам и придется довольствоваться. Доброй ночи, философ. Приятных снов, товарищ по несчастью.
В обстановке строжайшей тайны, приняв все меры предосторожности для того, чтобы простые граждане ничего решительно не заподозрили, правительства поручило ученым изучить продвижение полуострова в открытое море, совершаемое им с загадочным постоянством и неуклонно стабильной скоростью. От мысли понять, как и почему отделился Иберийский полуостров, к этому времени пришлось уже отказаться, надежда жила всего несколько дней и угасла. Хотя собрано было неимоверное количество сведений, компьютеры невозмутимо требовали ввести новые и новые данные, либо давали вздорные ответы, неся сущую околесицу, как произошло, например, в прославленном Массачусетском Технологическом институте, где программисты сгорели со стыда, прочитав на дисплеях окончательный ответ: РЕЗУЛЬТАТ ЧРЕЗМЕРНО ДЛИТЕЛЬНОГО ПРЕБЫВАНИЯ НА СОЛНЦЕ. В Португалии из-за того, возможно, что и по сию пору невозможно избавить современный литературный язык от упорных и живучих архаизмов, единственным внятным заключением были слова: ПОВАДИЛСЯ КУВШИН ПО ВОДУ ХОДИТЬ, ТУТ ЕМУ И ГОЛОВУ СЛОМИТЬ, внесшие окончательную сумятицу в головы и души, поскольку хотя речь не шла ни о кувшине, ни о голове, но нетрудно было уловить в этом высказывании намек на некое повторяющееся действие, которое руководствуется собственным периодическим циклом, а потому неизвестно, когда прекратится - все зависит от продолжительности этого природного феномена, от накопленной инерции, короче говоря, все формулируется так: КАПЛЯ КАМЕНЬ ТОЧИТ. Любопытно отметить, что компьютеры этой формулы не выдали, а ведь могли бы, ибо существуют черты несомненного сходства между нею и абракадаброй насчет кувшина и головы: и там, и там присутствует вода, хотя и разном виде: в первом случае она заключена в некую емкость, во втором - это капли, находящиеся в свободном падении. Есть и ещё нечто общее - время.
Бесконечно долго можно было бы предаваться этим доморощенным умствованиям, но следует сразу сказать( что научный мир, геологов и океанологов, они занимали мало. В самом упрощенном виде проблема, над которой они бились, звучала в точности столь же элементарно, как наивный вопрос, заданный некогда тем галисийцем - помните? - по поводу реки Ирати: Куда же девается вся эта вода? - желал знать он, а мы спросим: Что происходит под толщей этой воды? Тем, кто наблюдал за происходящим со стороны - будь то твердь европейского континента или воздушное пространство, где, без устали продолжая замеры и аэрофотосъемку, порхали вертолеты, полуостров наш казался - именно казался - массой земли, плывущей по водам. Однако это невозможно. Для того, чтобы поплыть, ему надобно было бы отделиться от всего континента, что произошло бы лишь в том случае, если бы приложенные к отделению силы не встретили бы сопротивления, не отклонились бы в сторону, то есть, по научному говоря, при нулевой девиации, но и в этом случае полуостров спустя небольшое время ударился бы об него и распался на куски под неумолимым воздействием воды и морских течений, которые неизбежно размыли бы всю эту плавучую платформу, оставив лишь тонкий слой на самой поверхности. Из этого следует, что не весь Иберийский полуостров отделился, а сдвинулся лишь какой-то верхний его слой, толщина коего нам неизвестна, то есть нижняя часть осталась на месте, продолжая являться частью земной коры, а верхняя медленно соскользнула с неё и не поплыла по водам, мутя их тучами ила и пугая рыб, в точности как недоброй памяти Летучий Голландец, а двинулась всей своей громадой по дну. Это очень соблазнительная гипотеза - в ней есть нечто мистическое, а если ещё чуть-чуть напрячь воображение, получилась бы ещё одна захватывающая глава из "20 000 миль под водой". Но времена ныне не те, требования науки стали несравнимо строже, и если уж невозможно понять, что заставило полуостров съехать в пучину морскую, то отчего бы не направить туда тех, кто своими глазами, воочию, так сказать, увидит это чудо, заснимет на пленку передвижение каменной громады, запишет сопровождающие её звуки, подобные, наверно, предсмертному воплю кита, этот непрестанный треск и скрежет камня о камень. Короче говоря, пришел час водолазов.
Однако просто так особенно глубоко не нырнешь и долго под водой не останешься. Ловец жемчуга, губок, кораллов способен погрузиться метров на пятьдесят, ну, на семьдесят, и пробыть под водой минуты три-четыре в зависимости от того, насколько жестока необходимость и сурова была школа. Здесь же речь идет о совсем иных глубинах, где вода куда холодней, так что даже от резинового костюма, превращающем человека в подобие черного в желтую полоску или крапинку тритона, проку будет мало. Что ж, стало быть, нужно тяжелое водолазное снаряжение - скафандры, баллоны со сжатым воздухом - но и с помощью этих достижений науки и техники, с тысячей предосторожностей можно опуститься лишь метров на двести-триста, а дальше дальше лучше не испытывать судьбу и послать батискафы без экипажа, оснащенные телекамерами, датчиками, эхолотами, ультразвуковыми зондами и прочим железом, которое сослужит нам добрую службу и поможет выполнить стоящие перед нами задачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39