Она прошла в чулан, нашла небольшую канистру с навинчивающейся пробкой, осторожно просунула платок с жуком внутрь и завинтила крышку.
Потом она сняла плащ, налила из автомата чашку кофе и стала ждать.
Прошло полчаса. Дверь открылась. На пороге появился Шорн. Лицо его было измученным и бледным, как у покойника. Глаза горели нездоровым огнем.
Она вскочила:
— Что случилось?
— Сядь, Лори, со мной все в порядке.
Он тяжело опустился в кресло.
Она налила в чашку кофе, протянула ему.
— Рассказывай.
Его глаза загорелись ярче.
— После нашего разговора я сразу вышел из таверны. Через двадцать секунд — не больше — она взорвалась. Пламя вырывалось из дверей, из окон… Там, внутри, было человек тридцать — сорок. Я и теперь слышу их крики. — Он облизнул пересохшие губы. — Слышу…
— Как муравьев. Шорн мрачно кивнул.
— Великан наступил на сорок муравьев, а виновный муравей, которого хотели раздавить, ушел. Она рассказала ему про черного жука.
— Ай как нехорошо! — притворно вздохнул Шорн. — Всех обманула — и шпиков, и черно-золотых…. Кстати, эти жучки могут слышать?
— Не знаю. Думаю, что да. Сейчас он закрыт в канистре, но звуки, наверное, доходят.
— Лучше убрать его подальше.
Она обернула канистру полотенцем, отнесла в чулан и закрыла дверь. Когда Лори вернулась, Шорн встретил ее удивленным взглядом:
— Ты быстро соображаешь, Лори.
— Приходится.
— Записка у тебя? Она протянула конверт. Шорн прочел:
— “Встреться с Клиборном в Парендалии”. Знаешь такого?
— Нет. Можно как-нибудь осторожно расспросить. Только, мне кажется, из этого ничего хорошего не выйдет.
— Все-таки это кое-что.
— Легко великанам. Один или двое справляются с общей проблемой, а другие даже не подозревают, что существуют какие-то неприятности. Как у нас: есть ловец собак, и мы уже не заботимся о проблеме бродячих животных.
Немного погодя она спросила:
— Как ты думаешь, мы выиграем, Уилл?
— Не знаю. Нам нечего терять. — Он зевнул, потянулся. — Вечером встречусь с Серкумбрайтом. Ты помнишь его?
— Такой маленький круглощекий биофизик? Шорн кивнул.
— Извини, если не возражаешь, я немного вздремну.
Глава 4
В одиннадцать часов вечера Шорн вышел на улицу. Небо светилось от вспышек реклам и вывесок на небоскребах в центре Трэна.
По темной улице он вышел на Беллман-бульвар и встал на движущуюся дорожку.
Дул холодный, пронизывающий ветер. На улице было мало народа. Снизу доносилось монотонное гудение механизмов дорожек. Шорн свернул на Стокбридж-стрит. Когда он приблизился к кварталу ночных магазинов, на движущейся линии стало людно, и Шорн почувствовал себя в большей безопасности. Он принял обычные меры предосторожности, быстро проскальзывая через Двери, чтобы жуки-шпионы не смогли прицепиться к одежде.
В полночь со стороны гавани потянулся густой туман, пропитанный запахами нефти и аммиака. Откинув капюшон, Шорн спустился по ступенькам в игровой зал, миновал людей, стоявших у игровых автоматов с бессмысленными лицами, свернул в короткий боковой коридор, открыл дверь с вывеской “Служебное помещение” и оказался в мастерской, заваленной деталями и частями игровых автоматов.
Шорн немного подождал, прислушиваясь, затем прошел в дальний конец комнаты, отпер стальную дверь и вошел в другую мастерскую, оснащенную значительно лучше первой. Его встретил коренастый человек с большой головой и добродушным взглядом:
— Привет, Уилл. Шорн поднял руку:
— Привет, Горман.
Он оглядел стены в поисках черных, с виду невинных, жучков. “Вроде не видно”. Он написал на бумажке: “Мы должны осмотреть комнату. Ищи летающих шпионов, вроде этого”. Шорн нарисовал жука, которого принес с собой в канистре, потом приписал:
«Я закрою люк вентилятора”.
Поиски в течение часа не дали результата.
Шорн облегченно вздохнул.
— Забавно. Окажись здесь одна из этих тварей, она бы заметила, что мы ее ищем, и телек там, у себя, понял бы, что игра окончена. У нас могли быть неприятности. Взрыв, пожар. Они уже прозевали меня сегодня — опоздали секунд на десять.
Он поставил канистру на скамью.
— Я принес одного из этих жуков. Его поймала Лори. У нее редкое самообладание. Она предположила, что если глаза и уши жука не получают информации — другими словами, если его лишили способности ориентироваться в пространстве, — он прекращает передачу и телеки не могут им управлять. Думаю, она права. Во всяком случае, это весьма правдоподобно.
Горман Серкумбрайт взял канистру, взвесил в руке:
— Довольно тяжелый. Зачем ты принес его сюда?
— Нам нужно придумать, как с ними бороться. Судя по всему, жук действует как видеопередатчик. Думаю, их делает “Альвак корпорейшн”. Если мы определим диапазон его передач, мы сможем сконструировать детектор жуков.
Серкумбрайт посмотрел на канистру.
— Если он еще работает, я найду диапазон довольно быстро.
Он поставил канистру рядом с частотным детектором. Шорн отвинтил крышку, осторожно достал завернутого в тряпку жука, посадил его на скамью. Серкумбрайт показал на шкалу, загоревшуюся в нескольких точках. Он начал было говорить, но Шорн жестом призвал к молчанию. Серкумбрайт кивнул и написал:
«Нижние линии, вероятно, от источника питания. Линия вверху — частота передачи. Очень узкая и мощная”.
Шорн убрал жука в канистру. Серкумбрайт отвернулся от детектора.
— Если он нечувствителен к инфракрасному свету, можно попробовать разобрать его — отсоединить источник.
Шорн нахмурился:
— Ты уверен, что это безопасно?
— Предоставь это мне.
Серкумбрайт подсоединил провода от осциллографа к задней панели детектора, отмечавшего несущую частоту жука-шпиона.
Осциллограф показал нормальную синусоиду.
— А теперь выключи свет.
Шорн повернул выключатель. В комнате стало темно, только на экране осциллографа плясал луч и мутнo-красное сияние исходило от инфракрасного прожектора.
Фигура Серкумбрайта заслонила прожектор. Шорн посмотрел на осциллограф. Никаких изменений синусоиды.
— Отлично, — сказал Серкумбрайт. — Пожалуй, если я напрягу зрение.., или лучше сходи в кладовую и принеси мне инфракрасные очки. На верхней полке.
Он поработал еще минут пятнадцать, и синусоида на экране осциллографа исчезла.
— Ну вот, — удовлетворенно вздохнул Серкумбрайт, — получилось. Можешь включить свет.
Они стояли и рассматривали жука — маленькую черную пулю в два дюйма длиной, с двумя кристаллическими глазками по обе стороны головы.
— Отличная работа, — сказал Серкумбрайт. — Это, конечно, продукция “Альвака”. Я сообщу Грейторну — может, он сумеет что-то придумать.
— А как насчет помех? Серкумбрайт поджал губы.
— Вероятно, у каждого жука своя частота, иначе их сигналы сливались бы. Но источники питания наверняка работают на одной частоте. Я могу сделать временное устройство, которым можно пользоваться несколько дней, потом Грейторн постарается достать кое-какие детали в “Альваке”.
Он пересек комнату, нашел бутылку красного вина и поставил ее перед Шорном.
— Расслабься немного.
Прошло полчаса. Шорн молча наблюдал, как Серкумбрайт, мурлыча песенку, орудует паяльником.
— Вот, — объявил наконец Серкумбрайт. — Если в радиусе пяти ярдов появится жук, эта штука начнет зудеть.
— Хорошо. — Шорн осторожно положил прибор в нагрудный карман и с любопытством посмотрел на Серкумбрайта, который, устроившись в кресле, набивал трубку. Всегда предельно уравновешенный и невозмутимый, Серкумбрайт заметно волновался: набивая трубку, он придавливал табак большим пальцем энергичнее, чем требовалось.
— Я слышал, вчера убили еще одного телека?
— Да, я там был.
— Кто этот Гескамп?
— Неплохой мужик. Где он сейчас?
— Он мертв.
— Хм-м-м… — Шорн помолчал. — Как это случилось?
— Телеки передали его федеральной полиции в Нолле. Он был застрелен при попытке к бегству. Шорн почувствовал, как в нем нарастает ярость.
— Не принимай близко к сердцу, — мягко посоветовал Серкумбрайт.
— Я убиваю телеков из чувства долга, — сказал Шорн. — Не ради удовольствия. Но, хотя мне и стыдно, я бы очень хотел пришить начальника федеральной полиции в Нолле.
— Сам начальник полиции, возможно, и ни при чем, — возразил Серкумбрайт. — Там были два его заместителя. Кроме того, Гескамп действительно мог пытаться сбежать. Завтра мы узнаем точно.
— Как?
— Мы совершим небольшую вылазку. Обработаем тех двоих наркотиками и все узнаем. Если они работают на телеков, они умрут, и это будет уроком для остальных. Хотя, по правде говоря, мне не по душе террористические методы.
— Что еще нам остается? Если мы заставим их признаться и передадим прокурору, они получат выговор и выйдут на свободу.
— Это точно. — Серкумбрайт задумчиво выпустил дым.
Шорн беспокойно шевельнулся в кресле:
— Это меня ужасает. Угроза так реальна — и так мало людей о ней знают! Я уверен, еще никогда не существовало опасности, настолько плохо сознаваемой обществом. Если мы не устроим большой фейерверк на стадионе и не разделаемся с ними раз и навсегда, через неделю, может, через месяц или три, на Земле останется больше мертвых, чем живых.
Серкумбрайт пыхнул трубкой.
— Уилл, я иногда подумываю: а может, мы беремся за это дело не с той стороны?
— Что ты имеешь в виду?
— Может, вместо нападения на телеков нам нужно постараться побольше узнать о природе телекинеза? Шорн откинулся на спинку кресла.
— Телеки сами ее не понимают.
— Птица не может толково рассказать об аэродинамике. У телеков есть одно слабое место, которое не столь очевидно, — чудо происходит так легко, что им нет необходимости думать. Чтобы построить дамбу, они бросают взгляд на гору и переносят ее в долину. Если дамба пропускает воду, они перемещают туда другую гору, но никогда не интересуются законами физики. Здесь телеки скорее деградируют, чем прогрессируют.
— Они захвачены потоком жизни, как и мы. Трагедия человечества в том, что не может быть компромисса: или они, или мы.
Серкумбрайт тяжело вздохнул:
— Компромисс… Я долго ломал голову… Почему бы двум видам людей не жить вместе?
— Одно время так оно и было. Первое поколение телеков состояло из обычных людей, только во всех делах им сопутствовала удача. Потом Джоффри и его телекинетический конгресс; усиление, катализ, форсирование — или как там это называется? — и они стали другими.
— Если бы не было дураков, — сказал Серкумбрайт, — и среди нас, и среди них, мы вполне могли бы мирно сосуществовать.
— К чему ты клонишь? Серкумбрайт взмахнул трубкой.
— Всегда будут телеки-дураки, которым противостоят дураки из обычных людей. Потом обычные дураки устроят засаду на телеков, и телеки будут весьма встревожены, потому что на каждого телека приходится сорок дураков, страстно желающих его убить. Тогда они применят силу. Беспощадный террор. Это неизбежно. Но у них все же есть выбор. Они могут покинуть Землю, найти себе дом где-нибудь на других планетах, которые они будто бы посещают, или установить власть силы, или, наконец, вернуться к человечеству, отказаться от телекинеза. Таков их выбор.
— А наш?
— Мы подчиняемся либо вступаем в борьбу. В первом случае мы становимся рабами. Во втором — либо убиваем или прогоняем телеков, либо становимся мертвецами.
Шорн отхлебнул вина.
— Мы могли бы сами стать телеками.
— Или найти средство контролировать телекинез. — Серкумбрайт налил себе вина всего на один па-лед. — Интуиция подсказывает мне, что нужно попробовать последнюю возможность.
— Тут нам не на что опереться.
— Это не совсем так. Были эксперименты. Телекинез и телепортация известны тысячи лет. Чтобы развить эту силу, потребовались лишь объединенные усилия телекинетиков на конгрессе Джоффри. Мы знаем, что дети телеков тоже способны к телекинезу. Передается ли он при контакте, как инфекция, или генетически — точно не известно.
— Наверное, и то и другое. Врожденная предрасположенность и родительская тренировка. Серкумбрайт кивнул:
— Вероятно, так. Хотя, как ты знаешь, в редких случаях в качестве награды они превращали в телеков и обычных людей.
— Похоже, способность к телекинезу заложена в каждом.
— Есть гора литературы о ранних экспериментах и наблюдениях. Так называемое спиритуальное исследование полтергейстов и домовых.
Шорн хранил молчание.
— Я попытался систематизировать эту проблему, — продолжал Серкумбрайт, — подойти к ней логически. Первый вопрос, который у меня возник: применим ли здесь закон сохранения энергии? Когда телек взглядом переносит по небу тонну железа, чем он пользуется — своей энергией или энергией неведомого источника? Это нельзя установить без эксперимента.
Шорн потянулся, зевнул и удобнее устроился в кресле.
— Я слышал одно объяснение на этот счет. Говорят, телек пользуется только верой. Вселенная, которую он воспринимает, имеет реальность лишь до границ его ума. Он видит стул — образ стула возникает в его мозгу — он приказывает стулу переместиться. Вера его столь велика, что он убежден, будто видит, как перемещается стул, и на этом основывает все свои действия. Иными словами, стул сдвинулся с места, потому что телек верит, что сдвинул его.
Серкумбрайт спокойно посасывал трубку.
Шорн усмехнулся:
— Продолжай. Извини, я перебил тебя.
— Откуда поступает энергия? Есть три возможности. Разум является или источником, или клапаном, или управляющим механизмом. Следовательно, разум направляет силу. Но исходит ли сила из разума? Или она как-то собирается, проводится им? Или разум действует как модулятор?
Шорн покачал головой:
— Пока мы не установили даже характер этой энергии. Если бы мы узнали его, стала бы понятна и функция сознания.
— И vice versa
. Посмотри, как действует эта сила. Предмет всегда перемещается как единое целое. Никогда не наблюдалось разрыва или сжатия. Почему? Сказать, что мозг создает силовое поле, — значит попасть пальцем в небо, дать определение столь же расплывчатое.
— Может, ум способен управлять полтергейстом, как древние иранские маги?
Серкумбрайт выбил из трубки пепел.
— Я рассматривал эту возможность. Что такое полтергейст? Духи? Души умерших? Почему телеки управляют ими, а обычные люди нет?
Шорн усмехнулся:
— Полагаю, это риторические вопросы, потому что ответов у нас нет.
— Может, тут действует некий вид гравитации. Представь себе чашеобразный гравитационный экран вокруг предмета, открытый в том направлении, куда телек хочет переместить предмет. Я точно не рассчитывал гравитационное ускорение, порождаемое всей материей Вселенной, — но думаю, оно будет незначительно. Около миллиметра в день. Нет, гравитационный экран исключается. И примерно то же с экраном для потока нейтронов.
— Полтергейст, гравитация, нейтроны — все исключается. Что же у нас остается? Серкумбрайт кашлянул.
— Я не исключал полтергейст. Но я склоняюсь к органической теории. То есть концепции о том, что все разумы и вся материя Вселенной связаны, подобно клеткам мозга или мышечной ткани. Если некоторые из этих клеток устанавливают между собой достаточно тесную связь, они способны контролировать определенные деформации тела Вселенной. Каким образом? Не знаю. В конце концов, это лишь идея, жалкая антропоморфная идея.
Шорн задумчиво глядел в потолок… Серкумбрайт был настоящим ученым. Он не только выдвигал теории, не только придумывал эксперименты для их оценки, но был еще и превосходным практиком, знатоком лабораторной техники.
— Предполагает ли твоя теория практическое приложение?
Серкумбрайт почесал за ухом.
— Пока нет. Я должен скрестить ее с кое-какими идеями, как оккультисты, которых ты вспоминал. Будь у меня телек, который согласился бы подвергнуться экспериментам, мы могли бы кое-что получить… Кажется, я слышу доктора Кургилла.
Серкумбрайт встал и пошел открывать дверь. Шорн заметил, как он весь подобрался. Низкий голос произнес:
— Привет, Серкумбрайт! Это мой сын. Клуч, поприветствуй Гормана Серкумбрайта, одного из наших выдающихся тактиков.
Кургиллы вошли в лабораторию. Отец был невысокого роста, худощавый, с длинными руками. У него было забавное морщинистое лицо — с высоким лбом, длинной верхней губой и плоским обезьяньим носом. Сын совсем не походил на отца: стройный молодой человек с благородными чертами лица, гривой густых рыжеватых волос, в модном костюме, напоминавшем стиль телеков. Старший был энергичен, разговорчив, радушен; младший — более осторожен в движениях и скуп на слова.
Серкумбрайт повернулся к Шорну.
— Уилл… — начал он и резко смолк. — Прошу прощения, мы вернемся через минуту, — сказал он Кургиллам.
Они поспешили в соседнюю комнату.
— Что случилось?
Шорн взял Серкумбрайта за руку и приложил ее к датчику в своем кармане. Серкумбрайт вздрогнул:
— Вибрирует!
Шорн осторожно заглянул в другую комнату.
— Ты хорошо знаешь Кургиллов?
1 2 3 4 5 6 7 8