Динон благоухал притираниями. Его локоны были красиво уложены на голове, полотняный хитон был безупречной белизны… «Ионийцы остаются ионийцами, – подумал Фемистокл, – склонность к изнеженности у них неодолима! Не с этого ли начинается гибель народов?»
Но вслух ничего не сказал. Он чувствовал себя здесь чужим. Все изменилось. Когда-то керкиряне смотрели на него как на защитника и благодетеля, от которого многое зависело в их жизни, теперь он сам ищет у них защиты и благодеяний.
«Нет, надо что-то предпринимать, – думал Фемистокл, – надо немедленно что-то предпринимать. Я не гожусь в челядинцы богатого дома. Мне противна эта пустая, бездеятельная жизнь. И, самое главное, не могу же я смириться с тем, что Спарта правит Афинами и что афиняне, угождая Спарте, изгнали меня! Как изменить все это? Если бы не изгнание, я знал бы, что мне делать. Моряки, ремесленники – это мое войско, войско демократии. С таким войском я победил бы этих „лучших“ людей, этих „справедливых“… А так? Только силой можно восстановить в Афинах настоящую демократию – власть демоса, простых рабочих людей! Но где эта сила?.. Может быть, Гиерон?»
Никому не рассказывая о своих замыслах и планах, Фемистокл с попутным торговым судном отправился в Сиракузы. Сиракузами нынче правил брат Герона, Гиерон.
Гиерон удивился, увидев Фемистокла.
– Какой ветер пригнал тебя ко мне? – громогласно обратился он к гостю. – Может быть, вспомнил старую дружбу, как мы вместе дрались с персом? Или снова началась война и ты ищешь союзника? Впрочем, как я слышал, ты теперь не враг персам, а даже наоборот, благоволишь к ним!
– Да, я ищу союзника, – ответил Фемистокл, – но если ты, как и в то время, когда Эллада просила твоего брата о помощи, ответишь мне так же, как он, упреками и насмешками, то, клянусь Зевсом, я не отягощу тебя своим присутствием, Гиерон.
Гиерон задумчиво посмотрел на него. Афинянин, потерявший отечество, что он для Гиерона? Однако это не просто афинянин, это Фемистокл, человек прославленный и хитроумный: может быть, все-таки надо принять его как гостя и выслушать? К тому же интересно, что он скажет нынче Гиерону.
Не обижайся на меня, Фемистокл, будь моим гостем. Всегда приятно провести время со старыми друзьями за чашей вина!
Гиерон был богат и могуществен и крепко держал в руках своих Сиракузы. Поглаживая свою черную квадратную бороду, он исподтишка следил за Фемистоклом, какое впечатление производит на гостя великолепие его дворца – украшения, ковры, золотая и серебряная посуда, столы и ложи, отделанные сверкающей медью. Но, к досаде Гиерона, Фемистокл словно не видел ничего, он вошел в сиракузский дворец, как в походный полевой шатер.
– Я вижу, сильно скрутила тебя судьба, Фемистокл, – сказал Гиерон, приглашая его к столу. – Ты ничего не видишь и не слышишь, кроме своих неприятностей. Отдохни, выпей вина, вино в Сиракузах не хуже, чем у вас, в Афинах. Впрочем, ты уже, кажется, не афинянин?
– Я пришел к тебе с важным делом, Гиерон.
– Ах да! Ты же ищешь во мне союзника! – продолжал Гиерон, и узкие черные, в набухших веках глаза его смеялись. – Я и Фемистокл! Можно ли было это предположить? Да, не тот уже ты, Фемистокл, не тот! Сейчас я вспоминаю, как ты после Саламина явился на Олимпийские игры. О Зевс и все боги! Молодой, красивый, пышный такой! И народ уже не смотрит на ристалище, ни на борцов, ни на дискоболов, все только на тебя: глядите, глядите, это Фемистокл, это герой Саламинской битвы! И чужеземцам покоя там не было: «Вы знаете, кто это? Это Фемистокл, афинянин, герой Саламина!» Мне самому прогудели уши Фемистоклом. А Фемистокл сияет, светится от счастья… Любил ты почести, а, Фемистокл?
– Почести эти были заслужены мною.
– Ну еще бы! Кто же спорит. Но как идет время! И как оно все меняет! Помнится, я тогда тоже прислал на ристалище в Олимпию своих лошадей. И палатку свою поставил. Красивую, роскошную палатку…
– Я помню, Гиерон. Но…
– Еще бы тебе не помнить, Фемистокл, если ты тогда из-за этого впал в бешенство. Ты ведь тогда кричал на эллинском собрании: «Лошадей тирана нельзя допускать к состязанию на Эллинских играх! Палатку тирана следует изорвать в клочья, тирану не место здесь, в Олимпии!» Ха-ха! Что было, то было.
– Да, это было, – вздохнул Фемистокл, – но это было так давно!
– И вот теперь, ты, герой Саламина, пришел к этому тирану, – продолжал Гиерон, и, кажется, предлагаешь какой-то союз…
– Мы оба постарели, Гиерон, и оба, как я думаю, поумнели, – сказал Фемистокл, – и довольно шуток. Я пришел к тебе, чтобы узнать, долго ли ты будешь нести бремя спартанского верховодства.
– Значит, ты приехал говорить о моих делах, а не о своих? – усмехнулся Гиерон. – А я-то думал, что у тебя хватает своих забот.
– А это и есть моя забота. Ты прекрасно знаешь, почему я вынужден был покинуть Афины.
– Значит, теперь ты хочешь с моей помощью поразить Спарту, чтобы возвратиться в Афины.
– Да. Твоя гегемония над Элладой, человека просвещенного и гуманного, мне представляется единственно возможной.
– Ты мне предлагаешь гегемонию над Элладой?
– Это будет освобождением Афин от спартанских цепей, которыми опутана сейчас моя родина.
Гиерон с минуту молча смотрел на Фемистокла, и Фемистокл видел, как в глазах его загораются хитрые огоньки.
– Клянусь Зевсом, Фемистокл, – сказал он, – ты по-прежнему хитроумен. Но я скажу тебе, чем кончится для меня эта затея. Я возьму верх над Спартой и над теми, кто правит в Афинах по указке спартанцев. Ты вернешься в Афины и снова станешь во главе афинского правительства, а потом захватишь Сикелию и заставишь плясать Гиерона под свою свирель. Не так ли, друг мой? Недаром же ты назвал своих дочерей именем моих городов – одна у тебя Сибарида, а у меня есть город Сибарис. А другая – Италия, уже целая страна!
– Да, я думал вмешаться в твои дела, – ответил Фемистокл, – но я только хотел поддержать тебя против Кротона, который теснил твои города. Однако…
– Давай на этом закончим наш разговор, Фемистокл, – решительно прервал его Гиерон, – сейчас из этого ничего не выйдет. И должен предупредить тебя, что, если спартанцы придут искать тебя здесь, я не стану тебя защищать.
Фемистокл с тяжелой душой вернулся на корабль.
«Что же делать? Где же выход из этого положения? – Мысли его метались, прикидывая то одно, то другое. – Ведь не могу же я так жить, словно зверь, преследуемый звероловами! Но боги, что же мне предпринять теперь?»
Расстроенный, он вернулся на Керкиру. Хорошо, что есть убежище, где его любят, где помнят о его добром отношении к ним, где почитают его героем великих дел… Поживет здесь. Может быть, удастся повидаться с семьей, если тайно проникнуть в Афины… А может, и вообще перевезти сюда семью, это ведь недалеко.
Пройдет тяжелое время, и все может измениться. Вдруг откуда-нибудь явится опасность Афинам, и тогда афиняне обязательно вспомнят о нем!
Усталый, но с улыбкой и добрым приветствием он вошел в дом Динона. Динон встретил его сдержанно. Фемистокл почувствовал в его голосе холодок.
– Что случилось, Динон? Тебя что-то огорчило?
– Да, Фемистокл. Меня огорчает и заботит твоя судьба.
Фемистокл поднял голову горделивым движением:
– Именно моя судьба, Динон? Или и твоя тоже?
– И моя тоже, – пряча глаза, ответил Динон. – Вчера у меня были все наши ионийцы… Я говорю о тех, кто правит Керкирой. Они очень обеспокоены, Фемистокл: они боятся, что Спарта и Афины станут мстить нам из-за тебя…
– Значит, мне надо покинуть Керкиру.
– Ты знаешь, что мы любим тебя, Фемистокл. Но вражда таких сильных государств, как Афины и Спарта… Ты понимаешь сам, Фемистокл… Что перед ними Керкира?
– Я все понимаю, Динон. Но куда же мне теперь?..
– Мы можем перевезти тебя на материк. Отсюда недалеко до Эпира.
Сикинн собрал в суму вещи Фемистокла, его одежды и обувь. Жена Динона прислала ему большой узел с едой и вином.
Керкиряне, грустные и смущенные, проводили Фемистокла до пристани. И потом долго стояли и глядели вслед круглому суденышку, увозившему Фемистокла. Они видели, как он стоял у мачты, понурив голову, и как ветер трепал его кудри. Они все ждали, что он оглянется, но Фемистокл не оглянулся ни разу. И когда темный берег принял его, керкиряне молча разошлись по домам.
Зимние ветры завывали в ущельях Эпира. Темные облака летели над горами, багряный свет вечерней зари окрашивал их края, и от этого они казались грозными и зловещими. Мулы с опаской шагали по горной дороге. Фемистокл плотнее запахивал грубый домотканый плащ из овечьей шерсти, присланный Архиппой. Фемистокл, уходя в изгнание, не думал, что этот походный плащ может ему понадобиться – было лето, стояла жара и казалось, что до зимы очень далеко.
Дорога шла вверх, к перевалу. Копыта мулов, сбиваясь с шага, звенели по камням.
– Ты знаешь, в какой мы стране, Сикинн? – спросил Фемистокл.
– Нет, господин. Я только знаю, что мы в стране очень мрачной и суровой.
– Мы в стране молоссов, Сикинн. И ты прав, эта страна сурова. Особенно для нас с тобой. А вернее всего, для меня. А ты знаешь, кто царь молоссов, Сикинн?
– Не знаю, господин. Но думаю, что нам это все равно?
– Нет, не все равно. Царь молоссов – Адмет, мой враг, Сикинн. Однажды я сильно оскорбил его.
Сикинн придержал мула:
– Твой враг, господин? Так зачем же мы едем к нему?
Но Фемистокл не тронул поводьев.
– А может быть, ты скажешь, куда нам ехать? – невесело усмехнулся он. – Как ты видишь, нас привезли и высадили на этот эпирский берег. Что же нам делать? Хуже, если мы будем скрываться где-нибудь в молосских селениях. Да и не скрыться – наутро же будет известно об этом царю Адмету. Уж лучше явиться прямо к нему и довериться его великодушию!
На перевале ветер был неистовым, мулы шли, отворачивая головы: ветер слепил им глаза. Фемистокл плотнее запахнул плащ. Заря погасла. Луна то освещала дорогу, то снова пропадала. И, когда наступала тьма, Фемистоклу казалось, что они сейчас вступят в преисподнюю…
Но вот дорога выровнялась, ветер стал тише, и откуда-то издали вместе с шумом ветра донесся тонкий длинный звон…
– Додонские чаши звенят! – сказал Фемистокл. – Теперь недалеко.
– Какие чаши, господин?
– Тут святилище Зевса Додонского, – Фемистокл поддерживал разговор, чтобы заглушить тяжелое чувство тревоги, – там стоит священный дуб, огромное дерево. В нем пребывает сам Зевс и дает пророчества. На дубе висят медные чаши, вот они-то и звенят сейчас от ветра. Мы этого звона понять не можем. Но жрецы по звону понимают, что хочет сказать божество.
– А может быть, он посадит нас в тюрьму, господин?
– Кто? Зевс?
– Нет. Царь Адмет, к которому мы едем.
Фемистокл вздохнул.
– Может быть и это, – сказал он. Теперь, Сикинн, с нами все может быть!..
Горы расступились, раскрылась долина, сумеречные очертания города встали перед ними.
Фемистокл умолк. Все напряглось в нем. Сейчас он ступит в дом человека, который ненавидит его. Хватит ли у царя Адмета великодушия пощадить безоружного и беззащитного врага?
Едва они вошли в город, как ветер принес тучу мелкого острого снега. Огни жилищ еле мерцали в этой снежной мгле. Сикинн молчал и только кряхтел, укрывая лицо. Фемистокл направил мула прямо к жилищу царя, которое не очень заметно выделялось среди низеньких городских домов.
Они спешились. Во дворе стража заступила им дорогу.
– Кто вы, путники?
– Я – Фемистокл, сын Неокла, афинянин, – ответил Фемистокл, – а это мой слуга. Я к царю Адмету.
И, не дожидаясь ответа, вошел во дворец. Стража не решилась задержать человека, чье имя так много прославлялось в Элладе.
Фемистокл сбросил у порога тяжелый заснеженный плащ и вошел в мегарон. Здесь, посреди небольшого зала, жарко пылали дрова в очаге. У очага сидела женщина с маленьким сыном на руках. Это была жена Царя Адмета, Фтия. Она в недоумении вскинула на Фемистокла большие темные глаза.
– Я – Фемистокл, сын Неокла, – повторил Фемистокл. – Я осужден. Меня ищут, чтобы приговорить к смерти.
– Фемистокл… – прошептала женщина, и глаза ее еще больше расширились. – И ты вошел в дом царя Адмета!
– Да. Я вошел в этот дом, чтобы, умолять о защите.
За стеной послышались шаги и голос Адмета. Адмет спрашивал у слуг, кто приехал к нему… Женщина быстро встала, усадила Фемистокла у очага и передала ему на руки своего ребенка.
В эту минуту в мегарон вошел Адмет. Фемистокл сидел у его очага, склонив голову, и ребенок, смеясь, тянулся к его кудрявой бороде.
Адмет остановился. Вот его старинный враг, которому он так давно собирался отомстить. Фемистокл – в его руках, Адмет может припомнить ему старую обиду. Когда Адмет просил Афины заключить с ним военный союз, Фемистокл, который тогда стоял у власти, отказал ему в этом.
И вот этот Фемистокл теперь припал к его очагу, к очагу царя Адмета, и держит на руках его сына. Это – моление о защите. Такое моление у молоссов не допускает отказа.
– Встань, Фемистокл, – сказал Адмет, – и отдай ребенка его матери. Тебе ничто не грозит в моем доме.
Фтия облегченно вздохнула и, взглянув на мужа добрыми влажными глазами, взяла сына из рук Фемистокла и вышла из мегарона.
Царь Адмет угрюмо глядел на Фемистокла; его смуглое, с резкими прямыми чертами лицо было замкнуто и враждебно.
– Ты тяжело оскорбил меня, Фемистокл, – сказал он, – и не только оскорбил – ты лишил меня военной помощи, которая мне была так нужна в то время. Но не опасайся меня, я не могу мстить человеку, который не в силах защититься.
– Ты прав, Адмет, – ответил Фемистокл, – но это было не личное мое дело. Для твоей страны было выгодно заключить с нами союз, а для моей страны это было невыгодно. И ты не должен принимать это как личное оскорбление. Будь я на твоем месте, а ты на моем, ты, Адмет, поступил бы так же. И если бы я таил против тебя вражду, разве пришел бы я к тебе искать защиты? Но я пришел, потому что верю в благородство твоей души.
Адмет задумался, опустив глаза. Лицо его постепенно прояснялось. Что было – было. Государственные дела диктуют людям их поступки независимо от личных симпатий и антипатий. И все-таки это Фемистокл, человек большого ума, который много сделал для спасения Эллады.
Он снова устремил взгляд на Фемистокла, и в глазах его уже теплилось сочувствие.
– Я не обижу тебя, Фемистокл, – сказал он, – и никому не дам тебя в обиду. Припавший к моему очагу – мой гость, и никто не посмеет взять тебя из-под моей защиты.
– Но они придут…
– Я не выдам тебя, пока хватит моих сил противостоять им.
Фемистокл остался в доме эпирского царя. Зимние дни в Эпире были сумрачны, ветры гудели в горах, метель пролетала по улицам, дождь и снег шумели над крышей. Иногда наступали ясные дни, и солнце заглядывало в долину. Фемистокл любил в такие дни бродить по уединенным склонам и глядеть на сверкающие снежные вершины гор – это умеряло его непрестанную, как тяжелая болезнь, тоску. Однако уходить далеко от дома было нельзя – могли внезапно явиться спартанские соглядатаи и схватить его; безопаснее было во дворце, там неотлучно дежурила вооруженная стража.
Не было спокойного дня, не было спокойной ночи.
Фемистокл ждал своих преследователей, и даже во сне он вздрагивал от каждого стука или громкого голоса слуг во дворе. И тут же, вскочив, хватался за меч; спартанцы могут прийти в любой час!
И они пришли. Конный отряд остановился у ворот дворца. Стража тотчас подняла копья. Царь Адмет сам вышел к воротам:
– Кто вы? Что вам надо?
– Мы посланцы Спарты и Афин. Нам поручено доставить в Афины Фемистокла, который скрывается здесь.
– Можете повернуть своих коней обратно, – сказал царь Адмет, – и забыть сюда дорогу. Моя стража проводит вас, – и, отвернувшись от них, ушел в дом.
Ворота распахнулись, со двора вышел небольшой вооруженный отряд.
– Но мы не можем сразу ехать обратно! – закричал на начальника стражи спартанец. – Мы продрогли и кони наши проголодались! Такая чертова страна, холод и трава под снегом!
– Спускайтесь в Фессалию, там согреетесь и накормите коней, – ответил начальник стражи. – Может быть, у вас пропадет охота появляться в нашей чертовой стране. Ну-ка, ходу! Ходу!
Посланцы Спарты с бранью погнали коней обратно.
– Мы еще появимся! – кричали они. – Весной ждите, и тогда вам несдобровать! Ни вам, ни вашему царю!..
– Вот видишь, Фемистокл, сказал царь Адмет, – не так все страшно, как кажется издали. Так что можешь успокоиться!
– Спасибо, Адмет. Но, как я вижу, покоя мне не дождаться. Враги мои не забывают обо мне. А вчера Сикинн вернулся из Аттики.
– Что там?
– Что ж там? Дом опустошен. Семья в нищете. Всего имущества взято едва на три таланта, а по городу уже кричат, что целых восемьдесят талантов выгребли у меня. Есть и такие, которым восемьдесят мало, они прибавляют еще – уже сто талантов нашли у Фемистокла, вот сколько он награбил!
Адмет усмехнулся:
– Если бы у тебя было сто талантов, Фемистокл, я думаю, ты купил бы всех своих врагов и тебе не пришлось бы прятаться в бедном доме молосского царя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22