- Вперед! - И побежал дальше по темным аллеям и мимо мечтающих о смерти деревьев.
Все время хотелось крушить. Несколько раз основательно швырнул камни в стабильные предметы, в покинутый киоск с пивом, в рекламу, призывающую к сладкой жизни. Одинокие прохожие шарахались, уходя в свет. Но свет был лиловатый с подозрением на мрак.
Андрей подбежал к проститутке. Но отпрянул, поразившись ее беспомощности.
- Молодой человек, молодой человек! - дико закричала она ему вслед.
- Куда же вы от меня, куда же вы?
Ответа не было. Женщина задумалась:
- Не надо было мне становиться проституткой, последнее время многие бегут от меня, как только увидят… Но почему, почему?.. Что во мне вызывает отвращение?
И она попыталась взглянуть на себя без зеркала, но осоловевший взгляд застыл в пустоте.
…А Андрей все больше и больше свирепел:
- Это не мой город! Это не Москва! Она изменилась!
И он остановился, пораженный воспоминанием о человеке в баре: то, как босс какой-то, молчал, то вдруг глазки стали бегать, как крысы!
- Где мой брат, где мой брат?.. Где реальность?.. Я ищу тебя, Стасик, я ищу тебя! - дико и хрипло закричал Андрей. - Я ищу тебя!
И оказался прямо перед стариканом в хорошем пиджаке. Лицом к лицу.
- Ты не Стасик случайно? - спросил сразу. - Ты не Стасик??
- А кто такой Стасик? - осторожно поинтересовался старик.
- Считался моим братом, учил меня уму-разуму, а сейчас - не знаю кто… Пропал… По зеркалам только шмыгает, может быть.
- Ну-ну, - миролюбиво ответил старик. - А меня, между прочим, тоже Станиславом зовут. Станислав Семеныч, могу представиться.
Андрей ошалело посторонился.
- Батюшки, вот оно что! Имя и отчество совпали, может, и остальное тоже совпадает.
Старикан поежился.
- Боишься? А хочешь я с тебя сейчас штаны сниму? А там видно будет!
Старикан от изумления раскрыл было рот, в который Андрею захотелось плюнуть, но в то же мгновение он заметил, что выражение лица старикана кардинально изменилось: оно стало хищническим, почти вампирическим, словно все лицо превратилось в оскал.
Андрей стал трясти его за пиджак.
- Ты что? Ты кто? Пенсионер или вампир? Или, может, ты мой отец?
Но вместо ответа на такие вопросы Андрей увидел широкую, слезящуюся улыбку, расколовшую лицо старика, и лягушачий, просящий взгляд.
- Только не бей, не бей, ладно? - пробормотал старик. - Лучше пиджак возьми, и все тут.
Взгляд его стал настолько умоляющим, даже глубинно-женским, жалостливым к себе, что Андрей мгновенно стал внутренне относиться к нему как к женщине:
- Может, вас проводить, Стасик? И уложить в теплую постельку? Да? - змеино-сочувственно высказался он.
- Креста на вас нету, - вдруг прозвучал вблизи голос простой бабки.
- Что пристали к старику? Помереть спокойно не дают людям!
Андрей сразу же остыл, словно его окатили холодно-нездешней водой. Но потом опомнился.
- Не на мне креста нету, а на мире этом - на всем этом мире, вот так! - крикнул он вслед бабке.
Старикана и след простыл, даже от его женственности пятна не осталось.
«Надо бы обрызгать это место духами, - подумал Андрей, - да духов нет».
На небе все темнело и темнело, неумолимо и безразлично. Андрей присел на скамейку. И вспомнились ему глаза брата: большие и невинно-жуткие.
«Как это Алла его не зарезала, такого, а ведь они любили друг друга, особенно он. Все говорил мне: „Лучше я умру, чем Алла“.
Андрей вздрогнул: «Так и оказалось, впрочем… Хотя что я? Он же не умер. Он бы тогда так в записке и написал: мол, жизнь опротивела, хочу на тот свет… Так нет ведь… Он явно жив, но в каком смысле, и к тому же не хочет нас знать: ни меня, ни Аллу, никого и ничего. Всех кинул».
И перед умом Андрея открылись вдруг глаза Станислава. Он вспомнил, что, по рассказам матери, старый цыган, заглянув случайно в глаза трехлетнего тогда Стасика, со вздохом сказал:
- Большой шалун будет парень.
И с уважением отошел в сторону навсегда.
- Что буйствуете, товарищ? - раздался рядом голос милиционера, по старинке употребившего это старомодное слово «товарищ».
Андрей снизу невзрачно посмотрел на него.
- В чем буйство? - только и спросил.
- А я откуда знаю, - спокойно признался милиционер. - Что вы тут разговариваете, платите штрафуй все тут.
Милиционер слегка пошатнулся.
- Так денег нет.
- Брось ты, сколько-нибудь да есть. Дело в дружбе, а не в деньгах… Короче, отстегивай.
- Сто рублей только есть, - ответил немного приходящий в себя Андрей.
Подумал даже, что бить милиционера опасно, избиение при исполнении - дело серьезное, могут найти, да и парня этого просто так не изобьешь.
- Ну, ладно, сто рублей тоже деньги. Давай, не мешкай. Рот не разевай.
Милиционер помял бумажку в потной руке и добавил:
- А как же ты домой-то доедешь? Ишь, на ногах не стоишь, как и я. На тебе десять рублей сдачи и иди себе с Богом, - миролюбивое, даже отеческое, было заключение.
Андрей взял десятку и пошел.
- Смотри, на меня не обижайся, - выпалил ему в дорогу милиционер. А потом, помолчав, добавил криком: «Будешь обижаться, арестую!»
Глава 5
Нил Палыч вошел тихо, никого не трогая. Лена открыла ему, потому что он постучал по-своему: три стука, пауза и потом четвертый. Да и вибрации были его, нажатие же на кнопку он отрицал. Лена была одна в квартире. Наступала ночь, потому и не спала.
Нил Палыч был в плаще, в очках, чуть сгорбленный. Но глаза смотрели настолько дико-всепроникающе, с голубым мраком, что Лена обрадовалась.
- Не спишь, Ленок? - строго спросил старик. - О чем думаешь-то?
- А о том думаю, Нил, - резко выпалила Лена, - что я по судьбе вселенных всех соскучилась. Все якобы хотят в небо, в небо, к Духу, к Первоисточнику. Правильно. Я там, кстати, была. Не так уж близко, но все-таки. И вот что скажу: не только там, но и во Вселенной нашей, и на земле особая тайна должна быть. Своя, глубинная, непостижимая пока и отличающаяся в принципе от тайн Неба, может быть, скрытая для Него, для высших-то, что-то невероятное, так что особый орган познания надо иметь, чтобы войти в эту тайну. Я чувствую это интуитивно, а то все дух и дух, но ведь помимо этого есть глубины бытия, относящиеся только к мирам, а не к духовному Небу. Я не говорю даже о Великой Матери, повелительнице миров и материи… Я и плоть стала любить свою! Что-то есть сокрытое, помимо Духа.
- Ну пошла, пошла, ты все за свое, Ленок, - осклабился Нил Палыч. - Ты хоть меня чайком напои. Бедовая!
И он по-отечески хлопнул Леночку по заднему месту и велел идти.
- Пополнела ты, тридцать лет, а красотой сияешь лунной и юной, - прошамкал он.
Лена не обиделась, она знала причуды Нил Палыча и их неявную скромность.
Прошли в кухню, к уюту, к варенью. За чаем Лена продолжала:
- Пусть миры будут сами по себе, а через нас Бог познает страдание и нечто глубинно-земное, чего нет в сияющем центре Духа, а только, так сказать, в подземельях Вселенной.
Нил Палыч вдруг строго посмотрел на нее.
- Ленок, хватит. Кому ты это говоришь? Старой потусторонней лисе Нилу? Приди в себя и не грезь. Пусть смерть твоя тебе не снится!
Ленок опустила взор.
- Не замахивайся слишком далеко, Лен. Смотри у меня. Я по делу пришел.
- А что?
- Стася пропал.
И Нил Палыч быстренько за чаем и лепешками рассказал Лене, что произошло.
- Ну и что? - расширила глаза Лена. - Что тут экстраординарного?
Нил Палыч закряхтел.
- А вот ты послушай старого лиса и практика…
- Вы один из… - холодно-ласково возразила Лена.
- Ты права… Все было бы хорошо, - зашумел опять Нил Палыч, - если бы не одно обстоятельство. Невидимый мир пошатнулся, Лена.
- Как так? - Лена даже вздрогнула и уронила на пол лепешку.
- В невидимом есть свои законы, Ленок. Хотя они гораздо более свободные, чем наши. Но они есть. И вот я по некоторым чертам исчезновения Стасика усек, что в этих законах появились прорехи, что возникла сплошная патология в том невидимом мире, который окружает нас. Извращение на извращении, патология на патологии…
- Вот те на, - только пробормотала Лена.
- Мы и так, без этого, в этом миру, полусумасшедшие живем, - добродушно продолжал Нил Палыч, откушивая медовый пряник. Его лицо скрывалось за сладкой улыбкой. - А после такого сама знаешь, какие сдвиги могут у нас, здесь, произойти. Ведь оттуда все идет.
И Нил Палыч даже слегка подмигнул Лене. Наконец добавил:
- Я уже не говорю о спонтанности появления изображений в зеркале. Ведь так, ни с того ни с сего, без соответствующих приготовлений увидеть, к примеру, свою собственную темную сущность в зеркале, оборотную сторону… или еще что - так просто это не бывает… Конечно, все знают, что зеркало связано с невидимым миром, но не так же грубо и прямо. В этих феноменах на квартире Аллы много патологии.
Лена вдруг стала совсем серьезной и мрачновато поглядывала на Нил Палыча.
- Условия не соблюдены. Но главное произошло, когда я взглянул на себя.
Тут у Нил Палыча внезапно немного отвисла челюсть, и глаза растеклись страхом перед самим собой.
- Ты знаешь, - хлебнув из чашки чайку, продолжил он, - в какие только зеркала я ни всматривался. В себя, разумеется. И всегда появлялось то, что и должно было быть. Я своих монстров знаю, - хихикнул старичок. - И вот, представь себе, Ленок, - тут уж глаза Нил Палыча скрылись, как луна во время лунного затмения, - посмотревши в зеркало, там, у Аллы, я увидел такое, что и описать невозможно! И это был я, мой образ на звездах и в будущем!
Лена впилась в него взглядом.
- Страшно, страшно, Ленок, встретить людям себя подлинного. Это тебе не черт глупый. С ума сойдешь. Но я ведь, ты знаешь, все это воспринимал спокойно: ну, монстры, ну, нижние воды, столица скверны, все ведь это в нас, людях, есть.
- Но это может быть чудовищнее чудовищного! - вскричала Лена. - Ведь их приголубить надо, этих монстриков в нас, чтоб не бунтовали…
- Не в чудовищности дело, - один глаз Нил Палыча открылся, и в кухне повеяло голубым небом, - а в патологии. Это был я и не-я. Сдвиг. Весь кошмар заключался в том, что я увидел себя, превращенного в не-себя, в совершенно иное, бредовое существо, похожее скорее на поругание всего, что есть реальность. Последнее особенно задело Лену:
- Ужас! - только и выдавила она.
- Правильно, дочка. Именно поругание реальности.
Другой глаз Нил Палыча тоже открылся, и комната, как почувствовала Лена, стала малиново-голубой. - Давно пора ее… - прошептала Лена.
- Не спеши, не спеши, дочка. Много вас, молодых, торопливцев. Если каждый спешить будет, особливо с реальностью…
- Молчу, молчу, - вздохнула Лена.
- То, что я увидел, не может быть. Обычно считается - зеркало говорит правду. Пусть внутреннюю, но правду. А здесь получилось страшное, непредсказуемое, патологическое, превращенье в грядущую правду. У молодежи вашей - Аллы и Ксюши - сумбур. Не поняли, что произошло, но были близки к обмороку, нарцисски эдакие, только бы им на себя глядеть, вот глянули - теперь запомнят. Ксюша-то бедная даже в теле сразу как-то уменьшилась, по крайней мере духовно.
Лена нервозно закурила:
- И какой же вывод?
- И некоторые другие важные детали говорят о том же. Да, невидимый мир пошатнулся, в него вошло нечто иное, чего не было до сих пор.
- Как умирать-то тогда, как умирать?!! - вдруг выпалила Лена.
- Увидишь тогда неописуемое, - сухо ответил Нил Палыч.
- А я заметила, Нил, что и вправду последнее время взгляд покойников стал меняться. И глаза тоже.
Нил Палыч соскочил со стула.
- Я побегу! - вскрикнул, схватив что попало и бросив потом это на пол.
- Куда же вы теперь?
- К себе, к себе, Ленок, как и вы. К грядущим монстрам!
- Да ладно, успокойтесь. Не все в людях такое, - спохватилась Ленок.
В дверях Нил обернулся и, блеснув малиново-черным взглядом, строго сказал:
- Завтра к тебе Алла с Ксюшей придут делиться. Я еще с ними не говорил. Устал тут от вас. Ты им о том, что я тебе рассказал, - ни-ни. Я сам им все подам, осторожно. Не пугай их.
- А Стася?! - выкрикнула Лена, когда Нил Палыч уже как-то бодренько спускался с лестницы: лифтов он опасался.
- Стасик, что ж! Попался, как курица в супок. Хотел нырнуть как лучше, а получилось как всегда. Ну, он не виноват.
И Нил Палыч громко бормотнул на прощание:
- Ты, Лена, особенно не грусти! Не то еще будет!
Глава 6
Лена и не думала рассказывать кому-либо о том, что в невидимый мир вошло что-то грозное, во всяком случае иное.
«Хватит с нас этого мира, чтоб сойти с ума. Куда уж дальше, - подумала она. - И значит, все-таки не в патологии или извращениях дело - это всего лишь деталь, мелкое следствие. Главное - в другом… Брр… Не хочу умирать».
Но с глазами мертвых было, пожалуй, еще сложнее. Ленуся сама видела необычайное. С некоторых пор все в покойниках стало меняться, даже их вид, если вглядеться, конечно. А Леночка вглядывалась.
Она не так давно прочла у одной исключительной по силе русской писательницы такую строчку: «Лицо мертвой стало до безумия спокойным».
«Как в точку смотрела. Поди, по моргам шлялась», - подумала Лена.
Именно это и поразило, когда она, еще до чтения книг проницательной писательницы, увидела лицо покойного адвоката.
Спокойствие в нем было именно безумным. «Такое спокойствие может быть только, когда тебя приговаривают к вечному отторжению и ты ничего уже сделать не можешь, - думала она. - А может, я вру, на самом деле это спокойствие безумия необъяснимо. Не сможет понять его и сам мертвец, пусть и в своем собственном сумасшествии».
Леночка тогда поежилась и даже вздрогнула. И на следующий день пошла проверять: так ли это у других покойников.
Долго проверяла - месяц, другой. По возможности, конечно, по собственной метафизической прыткости. А в этом ей было не отказать. Все искала и искала. И натыкалась на одно и то же: ледяное окоченение безумия, высшая отрешенность, ведущая в никуда.
«А как же связь с предками, - мелькнуло в ее уме, - что они теперь нам скажут?»
Стою как дурак на дороге,
Впервые страшусь умереть.
Умру - и забросят Боги
В его ледяную твердь, -
вспомнила она стихи знакомого поэта о камне. Ленуся была пронзительна на чтение мыслей мертвецов, не то что другие, и потому видела многое, включая взгляд закрытых глаз.
Но теперь от этих глаз шел бесконечный холод, исходящий из глубины отдаленного бытия.
Однако ей попадались - взгляд, взгляд вовнутрь у нее был! - и другие мертвые, совсем другие: иные были веселые, другие действительно небожители, просветленные, и даже совсем необычайные. Это облегчало душу.
«Не все потеряно, - истерически думала она, - не все».
Но прорыв этого безумного спокойствия все же совершился. И от этого скребло на душе. Вдобавок жалко было своих.
К тому же Лена чувствовала, что дело тут и не в них, а в чем-то до боли серьезном, огромном, страшном, исподволь вошедшим в невидимый мир.
И мелкая дрожь проходила по телу, но в сердце было жутко и каменно. Потом исчезало.
Вскоре один случай чуть не добил ее, но в возвышенном смысле, конечно.
На этот раз не надо было шляться по кладбищам, а просто умерла бабка у подруги со школьных лет. Ну, умерла так умерла.
Гроб с покойной поставили на день в одной из комнат квартиры, где и жила эта подруга, Ася. Чтоб можно было прощаться с телом, кто хочет. Двери были для всех открыты. И Лена пришла - из дружбы к Асе, хотя бабку и не знала. Пришла, посмотрела, поцеловала и ушла. Цветики оставила на гробе.
На следующее утро Ася звонит вся в слезах: гроб с бабулей исчез. Нету его, и все. И бабули нет!! «Мы туда-сюда, - плакалась Ася по телефону, - нигде их нет. К соседям заходили. Те ругаются, ничего не знают…»
Ленуся была крайне удивлена происшедшим:
- Что за чертовщина, - пробормотала она.
- Ты все за свое, - обиделась Ася. - Никакая не чертовщина, а просто сперли, сволочи…
И бросила трубку.
Дня через три Лена перезвонила и спросила:
- Ну как?
Сам веселый голос Аси говорил о том, что все в порядке.
- Нашли, - радостно объявила она. - На даче.
- Но почему и кто увез?
- Неизвестно. Да мы и не допытывались. Не нам знать, кто и для чего. Нашли, и слава Богу. Уже похоронили. Как гора с плеч. А то совсем дико бы получилось. Милиция уже стала вмешиваться. Орать. Целую.
- Подожди. А старушку-то хоть поцеловали? - слабым голосом произнесла Лена.
- А как же! Вообще расцеловали. Вся в цветах ушла под землю.
И Ася повесила трубку.
Но странность перемещения гроба и внешняя ненужность этого события навеяли на Лену самые противоречивые мысли. Глубоко она задумалась, одним словом.
Однако жить все равно надо было. Больше всего ее парализовывал и поражал какой-то нездешний и в то же время безумный покой на лицах мертвецов. Этот покой внутренне походил на сумасшествие. Она чувствовала, что созерцаемый мертвец вот-вот проснется и дико закричит. Во всяком случае, покойники казались ей на грани крика, даже визга, но никто не переходил эту грань.
И она стала избегать мертвых. Только однажды попала на похороны старичка. Но тут произошел конфуз: ей показалось, что старичок подмигнул ей, весьма лихо и непонятно. «Невидимый мир ошалел», - подумала она тогда.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Мир и хохот'


1 2 3 4