А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

VadikV

9
Джеймс Грэм Боллард: «Но
ль»


Джеймс Грэм Боллард
Ноль



«Баллард, Джеймс Хрустальный мир: Роман.
Рассказы / Пер. с англ.; Послесловие В. Лапицкого»: Симпозиум; СПб; 2000
ISBN 5-89091-144-9

Джеймс Боллард
Ноль

***

Вас беспокоит вполне законный вопрос: откуда у меня эта безумная, фантас
тическая способность? Уж не столкнулся ли я, следуя по стопам приснопамя
тного доктора Фауста, с нечистым? А может, ее источником стал некий странн
ый, диковинный талисман Ц ну, скажем, глаз идола или мумифицированная об
езьянья лапа Ц найденный мной на дне старинного сундука либо полученны
й по наследству от умирающего моряка? Или, опять же, я обрел ее собственным
и усилиями, исследуя отвратительные таинства Элевсинских мистерий или
черной мессы, нежданно прозрел весь ужас ее и величие сквозь плотную пел
ену серного дыма и магических воскурений?
Да нет, куда там, все было гораздо обыденнее. Я обнаружил за собой эту спос
обность совсем случайно, в повседневной суматохе, она проявилась просто
и естественно, ну, как талант к вышиванию крестиком. Ничто не предвещало е
е появления, не было никаких резких перемен, так что сперва я вообще ничег
о не понял.
Я чувствую, что у вас на языке вертится другой, столь же законный вопрос: с
какой такой стати я рассказываю все это вам, зачем я описываю невероятны
е, никем до сего момента не подозревавшиеся источники моей силы, зачем по
дробно перечисляю имена своих жертв вкупе с датами и точными обстоятель
ствами их смертей? Неужели я настолько спятил, что стремлюсь отдать себя
в руки правосудия, получить все, что заслужил, по полной программе: обвине
ние, приговор, черный колпак на голову, палач, карикатурным Квазимодо пры
гающий на плечи, колокол, возвещающий о смерти?
Нет (о, высшая из иронии!), ибо такова уж природа моей силы, что я могу без мал
ейшего страха посвящать в ее тайны всех, кто склонен меня выслушать. Я слу
га этой силы, и сейчас, описывая ее во всех подробностях, я продолжаю свое
ей служение, добросовестно доводя ее, в чем вы и сами убедитесь чуть позже
, до высшего совершенства.
Начнем с истоков.
Так уж случилось, что злосчастная роль инструмента, впервые раскрывшего
мне эту способность, досталась Ранкину, под чьим непосредственным начал
ом служил я в бытность мою сотрудником страхового агентства «Вечность».

Ранкин вызывал у меня глубочайшее отвращение. Наглый, самоуверенный, нас
квозь вульгарный тип, он добился занимаемой должности грязными уловкам
и и удерживал ее единственно благодаря своему упорному нежеланию реком
ендовать меня дирекции на повышение. Он закрепился на посту начальника о
тдела, женившись на дочери одного из директоров (старой, склочной, страхо
людной бабе), после чего стал практически неуязвим. Наши отношения основ
ывались на взаимном презрении, однако, если я честно исполнял свои обяза
нности, будучи уверен, что рано или поздно управляющие заметят мои спосо
бности и достоинства, Ранкин злокозненно использовал свое преимуществ
о в служебном положении, буквально хватаясь за любую возможность оскорб
ить меня и унизить.
Он намеренно подрывал мою власть над секретарским персоналом, находивш
имся по молчаливому соглашению в сфере моей ответственности, системати
чески передавая задания через мою голову, привлекая для этого первого по
павшего под руку сотрудника. Он поручал мне персональную разработку дол
госрочных, никчемных проектов, уменьшая тем самым мои контакты с остальн
ыми сотрудниками. И что хуже всего, он намеренно, целеустремленно раздра
жал меня своим поведением. Он все время напевал, насвистывал, садился Ц н
е испросив разрешения Ц на мой стол и любезничал с машинистками, а то вдр
уг вызывал меня к себе в кабинет и подолгу мурыжил, заставляя бессмыслен
но наблюдать, как его милость от корки до корки штудирует какое-нибудь то
лстое досье.
При всех моих усилиях держать свои чувства в узде душившее меня отвращен
ие к Ранкину неустанно возрастало. Его злокозненность возмущала меня до
глубины души; что ни день, я покидал работу, кипя от негодования, разворачи
вал в электричке газету, но не мог прочитать ни строчки из-за жгучей, слеп
ящей ярости. Гнев и безнадежная горечь отравляли все мои вечера и выходн
ые, превращали их в выжженную пустыню.
Неизбежные в подобных обстоятельствах мысли об отмщении закрадывались
в мою голову все чаще и чаще Ц особенно когда появились серьезные основ
ания подозревать, что Ранкин регулярно подает в правление неблагоприят
ные отзывы о моей работе. Найти достойный метод возмездия оказалось совс
ем не просто. В конечном счете бессильное отчаяние склонило меня к низко
й, презираемой мною прежде уловке; я начал писать подметные письма Ц нет,
не в правление, чтобы не оказаться главным подозреваемым, а самому Ранки
ну и его жене.

Свои первые опыты на новом для меня поприще, тривиальные обвинения в суп
ружеской неверности, я так никуда и не послал. Беззубые и наивные, они были
напрочь лишены достоинства достоверности и слишком уж явно принадлежа
ли перу тайного недоброжелателя Ц если не умалишенного. Я спрятал эти п
исьма в маленький домашний сейф, а позднее в корне их переработал, убирая
самые затасканные грубости и стараясь поставить на их место нечто не в п
ример тонкое, неявные намеки на бесстыдную распущенность и извращения, н
епристойные подробности, способные уязвить мозг адресата острыми шипа
ми сомнений.
И вот однажды, сочиняя письмо к миссис Ранкин, каталогизируя в старом бло
кноте наиболее отвратительные стороны ее супруга, я обратил внимание на
странное облегчение, даваемое самим процессом изложения на бумаге в при
сущей анонимному письму (каковое, вне всяких сомнений, является отдельны
м литературным жанром, имеющим как свои каноны, так и свои рамки допустим
ого) агрессивной лексике всех мерзостей и трусостей, описываемого субъе
кта, а также ужасающего возмездия, ждущего его с неотвратимостью рока. Я н
ичуть не сомневаюсь, что те, кто имеет возможность регулярно облегчать с
вою душу в беседах с друзьями, женой или священником, не нашли бы в подобно
м катарсисе ничего нового, однако для меня, ведущего уединенную жизнь, ег
о проявление стало крайне острым переживанием.
С этого дня я взял за обычай ежевечерне, сразу по возвращении домой соста
влять краткое перечисление беззаконий, содеянных Ранкиным, анализируя
попутно его мотивы и даже предвосхищая унижения и оскорбления, ждущие ме
ня назавтра. Эти последние я излагал в свободной повествовательной мане
ре, не отказывая себе в определенных вольностях, вводя воображаемые ситу
ации и диалоги, служившие единственной цели: по возможности ярко высвети
ть гнусное поведение Ранкина и мое едва ли не стоическое терпение.
Облегчение пришлось весьма кстати, ибо как раз в эти дни нападки Ранкина
усилились против прежнего. Он вел себя предельно оскорбительно, критико
вал мою работу в присутствии младших сотрудников и даже откровенно гроз
ил подать на меня докладную в правление. Как-то в конце рабочего дня он до
вел меня до такого бешенства, что мне стоило огромного труда не набросит
ься на него с кулаками. Я поспешил домой и прямо с порога бросился к хранив
шимся в сейфике запискам, единственному для меня источнику облегчения. Л
етающим по бумаге пером я исписывал страницу за страницей, наново пережи
вая в своем рассказе прискорбные события дня, а затем перешел к завтрашн
ему, решительному противостоянию с Ранкиным, кульминацией коего станет
вмешательство рока, нежданно спасающее меня от верного, как казалось уже
, увольнения.
Вот как заключил я свой рассказ:

А назавтра, вскоре после двух часов пополудни, Ранкин, расположивш
ийся, по своему обыкновению, на лестничной площадке седьмого этажа, чтоб
ы высматривать, кто из сотрудников опаздывает на рабочее место после обе
денного перерыва, чересчур перегнулся через перила, потерял равновесие,
упал в пролет и насмерть разбился о кафельный пол вестибюля.

Описание воображаемой сцены на бумаге казалось весьма слабым восстано
влением справедливости, ибо в тот момент я и представить себе не мог, скол
ь неправдоподобно могущественное оружие вложила судьба в мои слабые па
льцы.
На следующий день, возвращаясь с обеденного перерыва, я с удивлением уви
дел целую толпу, сгрудившуюся у входных дверей нашей фирмы; чуть поодаль
стояла полицейская машина с мигалкой. Когда я протолкался ко входу, из зд
ания вышли полицейские, расчищавшие дорогу двоим санитарам с накрытыми
простыней носилками, на которых угадывались очертания человеческого т
ела. Лица человека на носилках не было видно; из реплик собравшихся зевак
я понял, что кто-то умер. Затем появились двое управляющих нашей фирмой, н
а их лицах читалось потрясение.
Ц Кто это? Ц спросил я случившегося рядом рассыльного.
Ц Мистер Ранкин, Ц прошептал мальчишка, указывая на лестничный колоде
ц.Ц Он перевалился через перила седьмого этажа и упал прямо вниз. Ударил
ся с такой силой, что даже расшиб одну из этих больших плиток, которые у ли
фта…
Он болтал что-то еще, но я не слушал, оглушенный и потрясенный духом смерт
и и насилия, витавшим в воздухе, подобно клубам удушливого дыма. Скорая по
мощь отъехала, толпа рассеялась, управляющие вернулись в кабинеты, обмен
иваясь по пути выражениями скорби и недоумения с другими сотрудниками ф
ирмы, затем и уборщицы унесли свои ведра и швабры; теперь о случившемся на
поминали лишь влажное розовое пятно на полу да вдребезги разбитая кафел
ьная плитка.

Через час все встало на место. Сидя напротив опустевшего кабинета Ранкин
а, глядя, как машинистки, все еще не могущие поверить в окончательность ух
ода их верховного повелителя, беспомощно толкутся у его стола, я ощутил ж
аркое, ликующее торжество. Я внутренне преобразился, бремя, грозившее сл
омать меня, спало с моих плеч, мой рассудок успокоился, горечь и напряжени
е рассеялись без следа. Ранкин исчез, исчез окончательно и безвозвратно.
Эра несправедливости отошла в прошлое.
Я не поскупился, когда по конторе начал гулять подписной лист; исправно я
вившись на похороны, я злорадно ликовал, когда могильщики сваливали гроб
в яму, а затем сделал постную мину и присоединился к общему хору соболезн
ований. Я дрожал от нетерпения получить стол и кабинет Ранкина, свое зако
нное наследство.
Нетрудно представить себе мое изумление, когда через несколько дней на п
режнюю должность Ранкина был назначен Картер, молодой сотрудник, находи
вшийся до того ниже меня по служебному положению и сильно уступавший мне
по опыту. Оглушенный нежданной новостью, я пытался Ц и не мог Ц понять и
звращенную логику людей, презревших все законы старшинства, очередност
и и заслуг. В конечном итоге я пришел к заключению, что злобные наветы Ранк
ина упали на благодатную почву.
Как бы там ни было, я терпеливо снес эту неудачу, обещал Картеру полную сво
ю поддержку и принял деятельное участие в осуществлении задуманной им р
еорганизации отдела.
На первый взгляд перемены казались незначительными, однако позднее я ос
ознал, что они куда серьезнее, чем можно бы подумать, что в результате их п
роведения вся без изъятия власть в отделе переходит к Картеру, мне же ост
ается лишь самая рутинная работа, отчеты о которой никогда не покидают с
тен отдела и Ц тем наипаче Ц не передаются в правление. Теперь я понял, ч
то последний год или около того Картер тайно вникал во все аспекты моей р
аботы, что все, сделанное мной в период правления Ранкина, украдено у меня
и считается заслугой Картера.
Когда дело дошло до прямого выяснения отношений, Картер не стал юлить и о
правдываться, а попросту указал мне на мое подчиненное положение. Далее
он полностью игнорировал мои попытки найти с ним общий язык и делал букв
ально все от него зависящее, чтобы вызвать во мне враждебное отношение.
А затем последовало завершающее оскорбление: Джейкобсон, принятый в отд
ел на прежнее место Картера, был официально назначен его заместителем.

Вечером я раскрыл стальной ящичек, где хранились записи о гонениях, пере
несенных мной под началом Ранкина, чтобы присовокупить к ним все то, что п
ретерпел за последнее время от Картера.
Доверив свои беды бумаге, я хотел уже было захлопнуть дневник, когда на гл
аза мне попались заключительные строчки прежних записей:

…потерял равновесие, упал в пролет и насмерть разбился о кафельный
пол вестибюля.

Эти слова словно жили собственной жизнью, в них ощущалась странная подсп
удная дрожь. Они не только представляли собой на удивление точное предск
азание постигшей Ранкина участи, но и обладали легко различимой притяга
тельной, магнетической силой, которая резко выделяла их из остального те
кста; где-то в глубине моего сознания некий голос, торжественный и огромн
ый, пропел их медленным речитативом.
Повинуясь внезапному побуждению, я раскрыл дневник на чистой странице и
написал:
На следующий день Картер погиб в дорожно-транспортном происшеств
ии, прямо под окнами фирмы.

Что за детскую игру я затеял? Мысль, что я докатился до первобытной ирраци
ональности гаитянского колдуна, протыкающего булавками глиняную фигур
ку своего противника, вызвала на моих устах горькую улыбку.

Так что же произошло на следующий день? Я спокойно перелистывал какую-то
папку, когда с улицы донесся пронзительный визг покрышек, буквально приг
воздивший меня к месту. Звуки дорожного движения резко замерли, сменилис
ь неразборчивым шумом, а затем наступила полная тишина. Изо всех помещен
ий нашего отдела один лишь кабинет начальника выходил на улицу. Пользуяс
ь тем, что Картер отлучился получасом раньше, мы открыли дверь, бросились
к распахнутому окну и облепили подоконник.
Судя по всему, какую-то машину занесло при торможении на тротуар, и теперь
группа из десяти-двенадцати мужчин осторожно поднимала ее, чтобы верну
ть на мостовую. Машина выглядела неповрежденной, однако по асфальту медл
енно змеился ручеек какой-то темной, вроде машинного масла жидкости. Зат
ем машину подняли выше, и мы увидели под ней распростертую мужскую фигур
у с неестественно вывернутыми руками и головой.
Цвет костюма представлялся до странности знакомым.
Двумя минутами позднее мы поняли, что это Картер.
Вечером я уничтожил свой блокнот и все прочие записи, касавшиеся Ранкина
. Было это обычным совпадением, или я сам неким непонятным мне образом «вы
хотел» его смерть, а затем и смерть Картера? Чушь, ерунда Ц ну какая, скажи
те на милость, может быть связь между дневником и двумя смертями? Мои запи
си суть всего лишь следы движения карандаша по бумаге. Искривленные поло
ски, покрытые тончайшим слоем графита, представляющие идеи, не существую
щие нигде, кроме моей головы, Ц и только.
Однако способ разрешить все эти сомнения был слишком очевиден, чтобы им
не воспользоваться.
Я запер дверь, взял свежий блокнот и приступил к поискам подходящей для м
оих целей личности. Мой взгляд остановился на утренней газете. Губернато
р амнистировал некоего молодого человека, осужденного на смерть за убий
ство пожилой леди. С фотографии нагло ухмылялось грубое, без стыда и сове
сти лицо.
Я написал:

На следующий день Фрэнк Тейлор умер в Пентонвильской тюрьме.


Скандал, воспоследовавший за смертью Тейлора, едва не привел к отставке
министра внутренних дел, а купно с ним и всей комиссии по пенитенциарным
заведениям. Несколько дней газеты наперебой выдвигали самые дикие обви
нения против всех официальных лиц, имеющих хоть какое-то отношение к исп
олнению наказаний. В конце концов выяснилось, что Тейлора избили до смер
ти тюремные надзиратели. Я доскональнейшим образом изучал все материал
ы специально созданной комиссии, в слабой надежде найти среди них хоть ч
то-нибудь, могущее пролить свет на природу экстраординарной, злонамерен
ной сущности, каковая, по всей уже видимости, связывала записи в моем днев
нике со смертями, неизбежно происходящими на следующий день.
Как и можно было предвидеть, мои изыскания не дали ровно никакого резуль
тата. Внешне я хранил полную невозмутимость Ц ходил на работу, механиче
ски выполнял получаемые задания, беспрекословно следовал всем указани
ям Джейкобсона, думая при этом совершенно о другом. Всеми силами своего р
ассудка я пытался постичь природу и сущность дарованной мне силы.
И все же некоторые сомнения оставались.
1 2