Мне кажется, времена того колдовства прошли — наступила другая эпоха, новая эра для нового колдовства.
— Милая, по правде говоря, мы не воспринимаем ведьмовство всерьез, — заметила Беа.
— Ты знаешь семейную историю? — сурово спросила Селия.
— Знаю ли я? Да мне известны такие подробности, о которых вы и не слыхивали. О многих вещах мне поведала бабушка, а она слышала их от старого Тобиаса. Я знаю слова, написанные на стенах этого дома, сохранившиеся до сих пор. В детстве, когда я, совсем еще маленькая, сидела у Старухи Эвелин на коленях, она рассказала мне обо всем, и я это запомнила. Ей достаточно было одного дня…
— А досье нашей семьи, составленное в Таламаске? — упорно гнула свою линию Селия. — Они показали тебе его в клинике?
— О да, Беа и Пейдж принесли мне целую кипу бумаг, — ответила Мэри-Джейн. — Вот, взгляни-ка сюда. — Она указала на два одинаковых пластыря: на руке и на колене. — Меня укололи сюда и сюда! А крови взяли столько, что хватило бы и на то, чтобы ублажить и задобрить дьявола. Я поняла ситуацию в целом. Некоторые из нас обладают цепочкой лишних генов. Достаточно двух близких родственников с двойным набором двойных спиралей, чтобы получить Талтоса! Возможно. Возможно… В конце концов, об этом стоит задуматься… Ведь сколько близких родственников, кузенов и кузин переженились между собой — и что? Ничего. Но лишь до того момента, когда… Послушайте, вы правы, Беатрис: нам не следует болтать об этом в ее присутствии.
Майкл одарил ее едва заметной благодарной улыбкой.
Украдкой бросив еще один беглый взгляд на Роуан, Мэри-Джейн выдула из жевательной резинки большой пузырь, втянула его обратно и выдула вновь.
Мона засмеялась.
— А теперь снова повтори этот фокус, — попросила она. Мне он никогда не удавался.
— Ну ладно. Должно быть, это врожденный дар, — сказала Беа
— Но ведь ты прочла досье, — настаивала Селия. — Это очень важно, что ты знаешь все.
— О да, я прочла его очень внимательно, — кивнула Мэри-Джейн. — Даже те отрывки, которые пришлось буквально подсмотреть тайком. — Она хлопнула себя по стройным загорелым бедрам и залилась смехом. — Вот вы говорите о том, что мне нужно дать что-нибудь. Помогите получить образование — это, пожалуй, единственное, что на самом деле пойдет мне на пользу. Знаете, самое скверное, что когда-либо приключилось со мной, сделала моя мама, забрав меня из школы. Разумеется, тогда у меня не было никакой охоты туда ходить. Я получала гораздо больше удовольствия в публичной библиотеке, но…
— Я думаю, ты совершенно права насчет этих лишних генов, — вмешалась Мона, — И права насчет образования.
Многие в нашем роду имеют эти лишние хромосомы, благодаря которым рождаются монстры, но никогда, вплоть до этого ужасного времени, из-за одного совокупления не рождался целый клан.
И каким призраком было это чудовище, и так долго этот фантом, доводивший молодых женщин до безумия, держал всю Первую улицу под покровом страха и мглы. Есть нечто поэтическое в странности тел, лежащих под землей прямо здесь, в тени дуба, где Мэри-Джейн в коротенькой хлопчатобумажной юбчонке, со свежеприклеенным пластырем на коленке, в белых, измазанных свежей грязью лакированных туфлях и в грязных носках, полуспущенных на каблуки, стоит, упираясь руками в худенькие бока.
Быть может, ведьмы из Байю просто тупицы, думала Мона. Они могут стоять над могилами монстров и не понимать этого. Конечно, ни одна ведьма из этой семьи не знает ничего и о самой себе. За исключением разве что молчащей женщины, рядом с которой застыл Майкл — гора кельтских мускулов и обаяния.
— Ты и я — троюродные сестры, — обращаясь к Моне, возобновила разговор Мэри-Джейн. — Разве в этом нет чего-то особенного? Ты еще не родилась, когда я пришла в дом Старухи Эвелин и она угощала меня домашним мороженым.
— Не помню, чтобы Старуха Эвелин делала домашнее мороженое.
— Дорогая, она делала лучшее домашнее мороженое, которое я когда-либо пробовала. Мама привозила меня в Новый Орлеан, чтобы…
— Ты выбрала не того человека, — сказала Мона. Быть может, эта девочка — самозванка? А что, если она вовсе и не из Мэйфейров? Нет, такой удачи не бывает. А кроме того, есть что-то у нее в глазах, нечто такое, что немного напоминает Моне Старуху Эвелин.
— Нет, я выбрала верного человека, — настаивала Мэри-Джейн. — Но мы на самом деле обсуждаем не домашнее мороженое. Дай мне посмотреть на твои руки… Вот видишь, они у тебя нормальные.
— Ну и что из этого?
— Мона, будь вежливой, дорогая, — сказала Беатрис, — твоя кузина говорит искренно.
— Так вот, видишь эти руки? — сказала Мэри-Джейн. В далеком детстве у меня на обеих руках было по шестому пальцу. Ты знала об этом? Я имею в виду не настоящий палец, а маленький. И мать привела меня к Старухе Эвелин, потому что у Старухи Эвелин имелись точно такие же пальцы.
— Неужели ты думала, что мне об этом неизвестно? — спросила Мона. Я выросла у Старухи Эвелин.
— Знаю. Я знаю о тебе все. Остынь немного, милая. Я не пытаюсь быть грубой, просто я такая же Мэйфейр, как и ты, и готова сравнить свои гены с твоими в любой момент.
— А от кого ты обо мне узнала?
— Мона. — мягко попытался остановить ее Майкл, но безуспешно.
— Как получилось, что я никогда не встречалась с тобой прежде? — продолжала Мона. Я Мэйфейр из Фонтевро. Твоя троюродная сестра. И почему, если ты, как утверждаешь, всегда жила в Миссисипи, говор у тебя такой, будто ты родилась и выросла в Калифорнии?
— Ах, послушайте, это целая история, — сказала Мэри-Джейн. — Я отбывала срок в Миссисипи, и, можете мне поверить, это еще хуже, чем на Ферме Парчмана. Она пожала плечами. Похоже, этого большого ребенка невозможно вывести из себя. — У вас не найдется чаю со льдом?
— Конечно найдется, милая. Извини, пожалуйста, — вскинулась Беатрис и выбежала за чаем Селия качала головой. Ей было стыдно. Даже Мона почувствовала, что нарушает законы гостеприимства. А Майкл поспешно принялся извиняться.
— Нет, не надо, я возьму сама, скажите только, где его можно найти, — крикнула Мэри-Джейн вслед Беатрис.
Но Беа уже исчезла из виду — и весьма кстати. Мэри-Джейн снова выдула пузырь из жвачки, затем еще раз, а напоследок выпустила целую серию пузырьков.
— Здорово! — восхитилась Мона
— Как я и говорила, это целая история. Я могу рассказать вам жуткие вещи о том, как я отбывала срок во Флориде. Я была там. И в Алабаме тоже. Правда, недолго. Можно сказать, я зарабатывала себе возможность вернуться домой…
— Не лги, — резко прервала ее Мона
— Мона, не будь такой язвительной.
— Я видела тебя раньше, — вновь заговорила Мэри-Джейн таким тоном, словно вообще ничего не произошло. — Я помню, когда ты и Гиффорд Мэйфейр пересаживались в Лос-Анджелесе, чтобы лететь на Гавайи. Тогда я впервые попала в аэропорт. Ты спала там на двух стульях возле стола, накрывшись пальто Гиффорд. И Гиффорд купила нам потрясающе вкусную еду.
«Ох, только не надо подробностей», — подумала Мона в памяти которой и в самом деле сохранились какие-то туманные обрывки воспоминаний об этой поездке и о том, как болела шея после пробуждения в зале ожидания международного аэропорта Лос-Анджелеса Припомнилось ей и как Гиффорд говорила Алисии, что когда-нибудь привезет Мэри-Джейн обратно.
Однако Мона никак не могла воскресить в памяти образ другой маленькой девочки. Но, видимо, она там все же присутствовала. Значит, это была Мэри-Джейн. А теперь она вернулась домой. Гиффорд, должно быть, творит чудеса с небес.
Беа вернулась с ледяным чаем.
— Вот он. Чудесный. С лимоном и сахаром — ведь ты такой любишь, дорогая?
— Я не помню тебя на свадьбе Роуан и Майкла, — сказала Мона
— Это потому, что я не заходила внутрь.
Мэри-Джейн взяла из рук Беа ледяной чай и поспешно выпила половину, захлебываясь и утирая подбородок тыльной стороной ладони. Обломанные ногти, когда-то покрытые розовым лаком, украшал роскошный траурный узор.
— Я звала тебя. Приглашала, — сказала Беа. Три раза оставляла записку в аптеке.
— Я знаю про эти записки, тетя Беатрис, и ни в коем случае не собираюсь тебя упрекать в том, что ты не сделала все возможное, чтобы мы присутствовали на этой свадьбе. Но, тетя Беатрис, у меня не было даже туфель! И шляпки тоже! Видите эти туфли? Я их нашла. Это мои первые туфли. До сих пор я носила только тенниски. К тому же я все прекрасно видела с улицы. И слышала музыку. Какая прекрасная музыка была на вашей свадьбе, Майкл Карри. Скажите, вы точно не Мэйфейр? Мне кажется, что вы тоже из наших. Я, во всяком случае, могу перечислить семь имеющихся у вас отметин, которые могут принадлежать только Мэйфейрам.
— Благодарю, милая, но я не Мэйфейр.
— Ну, по внутренней сути вы Мэйфейр, — сказала Селия.
— Да, конечно, — кивнул Майкл, по-прежнему неотрывно глядя на Мэри-Джейн.
— Знаете, когда мы были маленькими, — продолжала Мэри-Джейн, — у нас вообще там ничего не было, кроме масляной лампы, холодильника с крошками льда и москитной сетки, натянутой над крыльцом. Каждый вечер бабушка зажигала лампу и…
— У вас там нет электричества? — спросил Майкл. — И никогда не было? Сколько же это может продолжаться?
— Майкл, ты никогда не был в Байю, — заметила Селия.
Беа согласно кивнула.
— Майкл Карри, мы скваттеры и живем на ничейной земле, — пояснила Мэри-Джейн. — Сейчас мы скрываемся в Фонтевро. Тетя Беатрис могла бы сообщить вам подробности. Шериф может пожаловать к нам в любую минуту, что он периодически и делает, каждый раз выбрасывая нас на улицу. Мы упаковываем вещи, и он забирает нас в Наполеонвилль, а потом на некоторое время оставляет в покое, пока какая-нибудь тварь — егерь или кто-то вроде того — не проплывет мимо в лодке и не донесет на нас. Знаете, мы разводим пчел на веранде и собираем мед. Только представьте! Мы можем ловить рыбу прямо с заднего крыльца! У нас повсюду росли фруктовые деревья, пока вистерия не заглушила их. А еще у нас растет ежевика. Так вот, у нас есть все. Теперь даже электричество! Я протянула его сама с автострады. И телевизионный кабель тоже.
— Ты и вправду все это устроила? — спросила Мона
— Милая, ведь это противозаконно, — сказала Беа.
— Конечно, я все сделала сама. Моя жизнь слишком интересна, чтобы лгать. Кроме того, у меня гораздо больше смелости, чем воображения, и так было всегда. — Она, шумно хлебнув, допила остатки ледяного чая, пролив большую часть. — Хорошо. Очень вкусно. Вы добавили в него искусственный подсластитель?
— Боюсь, что так, — ответила Беа, уставившись на нее со смесью ужаса и смущения, вспомнив, что произнесла слово «сахар». Как бы то ни было, Беа терпеть не могла людей, не умеющих вести себя во время еды и проливающих на одежду напитки…
— Ладно, чего уж там. — Мэри-Джейн, провела по губам тыльной стороной ладони и вытерла руку о свою юбчонку. — То, что я сейчас пила, в пятьдесят раз слаще всего, что я пробовала до этого времени. Вот почему я купила пакет акций компании, производящей искусственный подсластитель.
— Ты купила — что? — переспросила Мона
— Пакет акций. Именно так. У меня есть собственный «дисконтный» брокер, предоставляющий скидки. И меня это вполне устраивает, потому что в большинстве случаев я не нуждаюсь в консультациях и могу разобраться во всем сама Он работает в Батон-Руж. Я потратила двадцать пять тысяч долларов на фондовой бирже. И когда разбогатею, осушу Фонтевро и подниму его из руин. Я верну все обратно, до каждого крючка и каждой доски! Подождите — и сами все увидите. Перед вами будущий члена клуба «Пятьсот Самых Богатых».
«Быть может, и в самом деле что-то есть в этой идиотке?» — подумалось Моне.
— А как ты раздобыла эти двадцать пять тысяч долларов? — спросила она
— Тебя могло убить, пока ты мудрила с электричеством! — с укором воскликнула Селия.
— Я заработала каждый пенни этих денег на обратном пути к дому, и на это ушел год. Только не спрашивайте меня, как я это делала. След из того прошлого тянется за мной до сих пор. Впрочем, это теперь уже в прошлом, не сомневайтесь.
— Тебя могли посадить на электрический стул! — продолжала свои упреки Селия. — Подвесить на тех самых проводах!
— Дорогая, ты пока еще не выступаешь в суде в качестве свидетеля, — с беспокойством в голосе остановила Селию Беатрис.
— Послушай, Мэри-Джейн, — вмешался в разговор Майкл, — если ты нуждаешься в чем-либо, я готов приехать и помочь. Я говорю это вполне серьезно. Скажи только когда — и я буду в Байю.
Двадцать пять тысяч долларов?!
Глаза Моны устремились на Роуан. Роуан хмурилась, пристально глядя на цветы, словно тихо переговаривалась с ними на им одним известном тайном языке.
Затем последовало красочное описание Мэри-Джейн о том, как она карабкалась на болотные кипарисы, как узнала, до каких именно электрических проводов можно было дотрагиваться, а до каких — нет, о похищенных рабочих рукавицах и сапогах. Кто знает, быть может, эта девчонка и в самом деле обладает гениальными способностями.
— Какими другими фондами ты владеешь? — спросила Мона
— А какие фонды интересуют тебя?
— О Боже, Мэри-Джейн, — сказала Мона, стараясь говорить тоном Беатрис. — Я всегда была увлечена фондовой биржей. Бизнес для меня — это искусство. Все знают об этом моем увлечении. Я мечтаю однажды основать свой собственный инвестиционный фонд открытого типа. Полагаю, тебе известен этот термин — взаимный фонд?
— Разумеется, — ответила Мэри-Джейн, посмеиваясь про себя.
— У меня уже есть созданный за несколько последних недель, полностью спланированный портфель, — сказала Мона и резко остановилась, осознав свою глупость, так как подумала, что попалась на удочку, закинутую тем, кто, возможно, вообще ее не слушает. Оказаться посмешищем в глазах сотрудников фирмы «Мэйфейр и Мэйфейр» — это одно. В конце концов все быстро забудут о ее промахе. А стать объектом насмешек этой девчонки — совсем другое.
Но Мэри-Джейн смотрела на нее серьезно, словно приглядываясь и стараясь понять как можно лучше.
— Правда? Ладно. Позволь мне теперь спросить тебя еще вот о чем. Как ты смотришь на телевизионный канал «Покупай дома»? Я решила, что такое дело должно иметь успех: все будут раскупать как сумасшедшие! И потому вложила в этот канал десять штук. Знаешь, что произошло?
— Цена акций почти удвоилась за последние четыре месяца, — сказала Мона.
— Точно. Именно так. Но откуда ты узнала об этом? Ты очень странная, крошка. Одна из этих богатеньких девочек из пригорода, которые носят ленточки в волосах и ходят в храм Святого Сердца. Понимаешь, о ком я? Я всегда думала, что ты даже не станешь говорить со мной.
В этот момент Мона почувствовала легкий, но болезненный укол в сердце, боль и жалость к этой девчонке, ко всем, ощущающим себя изгоями из-за пренебрежительного отношения к ним окружающих. Мона никогда не страдала отсутствием самоуверенности. Но эта девочка, с детства лишенная социальной защищенности и практически не получившая образования, тем не менее готова была действовать на свой страх и риск, руководствуясь лишь собственной интуицией и природными способностями.
— Пожалуйста, милые, прекратите эти разговоры. Вы не на Уолл-стрит, — сказала Беатрис Мэри-Джейн, а где сейчас твоя бабушка? Ты не сказала о ней ни слова. И вообще, уже четыре часа, так что еще немного — и тебе пора уходить, если собираешься успеть обратно засветло.
— С бабушкой все прекрасно, тетя Беатрис, — ответила Мэри-Джейн, глядя при этом прямо в глаза Моне. — Знаете, что случилось с бабушкой, когда мама забрала меня с собой в Лос-Анджелес? Мне тогда было шесть лет, как вы знаете. Слышали вы эту историю?
— Да, — сказала Мона.
Все слышали. Беатрис до сих пор переживает это. Селия уставилась на девочку, словно на гигантского москита. Лишь Майкл, казалось, пребывал в полном неведении.
Случилось вот что: бабушку Мэри-Джейн, Долли-Джин Мэйфейр, внезапно запихнули в приходский дом, после того как ее дочь уехала с шестилетней Мэри-Джейн. Долли-Джин, как предполагалось, умерла в прошлом году и была похоронена в семейном склепе. Погребение прошло пышно, как и полагается в тех случаях, когда умирает кто-то из Мэйфейров. Кто-то позвонил в Новый Орлеан — и все Мэйфейры выехали в Наполеонвилль, где и били себя в грудь, скорбя и сожалея, что старая женщина, бедняжка Долли-Джин, умерла в приходском доме. Хотя, если честно, большинство о ней никогда даже не слышало.
И в самом деле, никто из них по-настоящему не знал Долли-Джин. Во всяком случае, никто не считал ее почтенной пожилой леди. Лорен и Селия видели ее много раз — когда были маленькими девочками, разумеется.
Старуха Эвелин знала Долли-Джин, но Старуха Эвелин никогда не покидала Амелия-стрит, чтобы поехать на сельские похороны, и никому даже не приходило в голову просить ее об этом.
Итак, когда Мэри-Джейн снова попала в город год назад и услышала историю о своей бабушке, умершей и потом похороненной, она подняла на смех всю эту компанию, даже рассмеялась в лицо Беа
— Черт побери, она не умерла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
— Милая, по правде говоря, мы не воспринимаем ведьмовство всерьез, — заметила Беа.
— Ты знаешь семейную историю? — сурово спросила Селия.
— Знаю ли я? Да мне известны такие подробности, о которых вы и не слыхивали. О многих вещах мне поведала бабушка, а она слышала их от старого Тобиаса. Я знаю слова, написанные на стенах этого дома, сохранившиеся до сих пор. В детстве, когда я, совсем еще маленькая, сидела у Старухи Эвелин на коленях, она рассказала мне обо всем, и я это запомнила. Ей достаточно было одного дня…
— А досье нашей семьи, составленное в Таламаске? — упорно гнула свою линию Селия. — Они показали тебе его в клинике?
— О да, Беа и Пейдж принесли мне целую кипу бумаг, — ответила Мэри-Джейн. — Вот, взгляни-ка сюда. — Она указала на два одинаковых пластыря: на руке и на колене. — Меня укололи сюда и сюда! А крови взяли столько, что хватило бы и на то, чтобы ублажить и задобрить дьявола. Я поняла ситуацию в целом. Некоторые из нас обладают цепочкой лишних генов. Достаточно двух близких родственников с двойным набором двойных спиралей, чтобы получить Талтоса! Возможно. Возможно… В конце концов, об этом стоит задуматься… Ведь сколько близких родственников, кузенов и кузин переженились между собой — и что? Ничего. Но лишь до того момента, когда… Послушайте, вы правы, Беатрис: нам не следует болтать об этом в ее присутствии.
Майкл одарил ее едва заметной благодарной улыбкой.
Украдкой бросив еще один беглый взгляд на Роуан, Мэри-Джейн выдула из жевательной резинки большой пузырь, втянула его обратно и выдула вновь.
Мона засмеялась.
— А теперь снова повтори этот фокус, — попросила она. Мне он никогда не удавался.
— Ну ладно. Должно быть, это врожденный дар, — сказала Беа
— Но ведь ты прочла досье, — настаивала Селия. — Это очень важно, что ты знаешь все.
— О да, я прочла его очень внимательно, — кивнула Мэри-Джейн. — Даже те отрывки, которые пришлось буквально подсмотреть тайком. — Она хлопнула себя по стройным загорелым бедрам и залилась смехом. — Вот вы говорите о том, что мне нужно дать что-нибудь. Помогите получить образование — это, пожалуй, единственное, что на самом деле пойдет мне на пользу. Знаете, самое скверное, что когда-либо приключилось со мной, сделала моя мама, забрав меня из школы. Разумеется, тогда у меня не было никакой охоты туда ходить. Я получала гораздо больше удовольствия в публичной библиотеке, но…
— Я думаю, ты совершенно права насчет этих лишних генов, — вмешалась Мона, — И права насчет образования.
Многие в нашем роду имеют эти лишние хромосомы, благодаря которым рождаются монстры, но никогда, вплоть до этого ужасного времени, из-за одного совокупления не рождался целый клан.
И каким призраком было это чудовище, и так долго этот фантом, доводивший молодых женщин до безумия, держал всю Первую улицу под покровом страха и мглы. Есть нечто поэтическое в странности тел, лежащих под землей прямо здесь, в тени дуба, где Мэри-Джейн в коротенькой хлопчатобумажной юбчонке, со свежеприклеенным пластырем на коленке, в белых, измазанных свежей грязью лакированных туфлях и в грязных носках, полуспущенных на каблуки, стоит, упираясь руками в худенькие бока.
Быть может, ведьмы из Байю просто тупицы, думала Мона. Они могут стоять над могилами монстров и не понимать этого. Конечно, ни одна ведьма из этой семьи не знает ничего и о самой себе. За исключением разве что молчащей женщины, рядом с которой застыл Майкл — гора кельтских мускулов и обаяния.
— Ты и я — троюродные сестры, — обращаясь к Моне, возобновила разговор Мэри-Джейн. — Разве в этом нет чего-то особенного? Ты еще не родилась, когда я пришла в дом Старухи Эвелин и она угощала меня домашним мороженым.
— Не помню, чтобы Старуха Эвелин делала домашнее мороженое.
— Дорогая, она делала лучшее домашнее мороженое, которое я когда-либо пробовала. Мама привозила меня в Новый Орлеан, чтобы…
— Ты выбрала не того человека, — сказала Мона. Быть может, эта девочка — самозванка? А что, если она вовсе и не из Мэйфейров? Нет, такой удачи не бывает. А кроме того, есть что-то у нее в глазах, нечто такое, что немного напоминает Моне Старуху Эвелин.
— Нет, я выбрала верного человека, — настаивала Мэри-Джейн. — Но мы на самом деле обсуждаем не домашнее мороженое. Дай мне посмотреть на твои руки… Вот видишь, они у тебя нормальные.
— Ну и что из этого?
— Мона, будь вежливой, дорогая, — сказала Беатрис, — твоя кузина говорит искренно.
— Так вот, видишь эти руки? — сказала Мэри-Джейн. В далеком детстве у меня на обеих руках было по шестому пальцу. Ты знала об этом? Я имею в виду не настоящий палец, а маленький. И мать привела меня к Старухе Эвелин, потому что у Старухи Эвелин имелись точно такие же пальцы.
— Неужели ты думала, что мне об этом неизвестно? — спросила Мона. Я выросла у Старухи Эвелин.
— Знаю. Я знаю о тебе все. Остынь немного, милая. Я не пытаюсь быть грубой, просто я такая же Мэйфейр, как и ты, и готова сравнить свои гены с твоими в любой момент.
— А от кого ты обо мне узнала?
— Мона. — мягко попытался остановить ее Майкл, но безуспешно.
— Как получилось, что я никогда не встречалась с тобой прежде? — продолжала Мона. Я Мэйфейр из Фонтевро. Твоя троюродная сестра. И почему, если ты, как утверждаешь, всегда жила в Миссисипи, говор у тебя такой, будто ты родилась и выросла в Калифорнии?
— Ах, послушайте, это целая история, — сказала Мэри-Джейн. — Я отбывала срок в Миссисипи, и, можете мне поверить, это еще хуже, чем на Ферме Парчмана. Она пожала плечами. Похоже, этого большого ребенка невозможно вывести из себя. — У вас не найдется чаю со льдом?
— Конечно найдется, милая. Извини, пожалуйста, — вскинулась Беатрис и выбежала за чаем Селия качала головой. Ей было стыдно. Даже Мона почувствовала, что нарушает законы гостеприимства. А Майкл поспешно принялся извиняться.
— Нет, не надо, я возьму сама, скажите только, где его можно найти, — крикнула Мэри-Джейн вслед Беатрис.
Но Беа уже исчезла из виду — и весьма кстати. Мэри-Джейн снова выдула пузырь из жвачки, затем еще раз, а напоследок выпустила целую серию пузырьков.
— Здорово! — восхитилась Мона
— Как я и говорила, это целая история. Я могу рассказать вам жуткие вещи о том, как я отбывала срок во Флориде. Я была там. И в Алабаме тоже. Правда, недолго. Можно сказать, я зарабатывала себе возможность вернуться домой…
— Не лги, — резко прервала ее Мона
— Мона, не будь такой язвительной.
— Я видела тебя раньше, — вновь заговорила Мэри-Джейн таким тоном, словно вообще ничего не произошло. — Я помню, когда ты и Гиффорд Мэйфейр пересаживались в Лос-Анджелесе, чтобы лететь на Гавайи. Тогда я впервые попала в аэропорт. Ты спала там на двух стульях возле стола, накрывшись пальто Гиффорд. И Гиффорд купила нам потрясающе вкусную еду.
«Ох, только не надо подробностей», — подумала Мона в памяти которой и в самом деле сохранились какие-то туманные обрывки воспоминаний об этой поездке и о том, как болела шея после пробуждения в зале ожидания международного аэропорта Лос-Анджелеса Припомнилось ей и как Гиффорд говорила Алисии, что когда-нибудь привезет Мэри-Джейн обратно.
Однако Мона никак не могла воскресить в памяти образ другой маленькой девочки. Но, видимо, она там все же присутствовала. Значит, это была Мэри-Джейн. А теперь она вернулась домой. Гиффорд, должно быть, творит чудеса с небес.
Беа вернулась с ледяным чаем.
— Вот он. Чудесный. С лимоном и сахаром — ведь ты такой любишь, дорогая?
— Я не помню тебя на свадьбе Роуан и Майкла, — сказала Мона
— Это потому, что я не заходила внутрь.
Мэри-Джейн взяла из рук Беа ледяной чай и поспешно выпила половину, захлебываясь и утирая подбородок тыльной стороной ладони. Обломанные ногти, когда-то покрытые розовым лаком, украшал роскошный траурный узор.
— Я звала тебя. Приглашала, — сказала Беа. Три раза оставляла записку в аптеке.
— Я знаю про эти записки, тетя Беатрис, и ни в коем случае не собираюсь тебя упрекать в том, что ты не сделала все возможное, чтобы мы присутствовали на этой свадьбе. Но, тетя Беатрис, у меня не было даже туфель! И шляпки тоже! Видите эти туфли? Я их нашла. Это мои первые туфли. До сих пор я носила только тенниски. К тому же я все прекрасно видела с улицы. И слышала музыку. Какая прекрасная музыка была на вашей свадьбе, Майкл Карри. Скажите, вы точно не Мэйфейр? Мне кажется, что вы тоже из наших. Я, во всяком случае, могу перечислить семь имеющихся у вас отметин, которые могут принадлежать только Мэйфейрам.
— Благодарю, милая, но я не Мэйфейр.
— Ну, по внутренней сути вы Мэйфейр, — сказала Селия.
— Да, конечно, — кивнул Майкл, по-прежнему неотрывно глядя на Мэри-Джейн.
— Знаете, когда мы были маленькими, — продолжала Мэри-Джейн, — у нас вообще там ничего не было, кроме масляной лампы, холодильника с крошками льда и москитной сетки, натянутой над крыльцом. Каждый вечер бабушка зажигала лампу и…
— У вас там нет электричества? — спросил Майкл. — И никогда не было? Сколько же это может продолжаться?
— Майкл, ты никогда не был в Байю, — заметила Селия.
Беа согласно кивнула.
— Майкл Карри, мы скваттеры и живем на ничейной земле, — пояснила Мэри-Джейн. — Сейчас мы скрываемся в Фонтевро. Тетя Беатрис могла бы сообщить вам подробности. Шериф может пожаловать к нам в любую минуту, что он периодически и делает, каждый раз выбрасывая нас на улицу. Мы упаковываем вещи, и он забирает нас в Наполеонвилль, а потом на некоторое время оставляет в покое, пока какая-нибудь тварь — егерь или кто-то вроде того — не проплывет мимо в лодке и не донесет на нас. Знаете, мы разводим пчел на веранде и собираем мед. Только представьте! Мы можем ловить рыбу прямо с заднего крыльца! У нас повсюду росли фруктовые деревья, пока вистерия не заглушила их. А еще у нас растет ежевика. Так вот, у нас есть все. Теперь даже электричество! Я протянула его сама с автострады. И телевизионный кабель тоже.
— Ты и вправду все это устроила? — спросила Мона
— Милая, ведь это противозаконно, — сказала Беа.
— Конечно, я все сделала сама. Моя жизнь слишком интересна, чтобы лгать. Кроме того, у меня гораздо больше смелости, чем воображения, и так было всегда. — Она, шумно хлебнув, допила остатки ледяного чая, пролив большую часть. — Хорошо. Очень вкусно. Вы добавили в него искусственный подсластитель?
— Боюсь, что так, — ответила Беа, уставившись на нее со смесью ужаса и смущения, вспомнив, что произнесла слово «сахар». Как бы то ни было, Беа терпеть не могла людей, не умеющих вести себя во время еды и проливающих на одежду напитки…
— Ладно, чего уж там. — Мэри-Джейн, провела по губам тыльной стороной ладони и вытерла руку о свою юбчонку. — То, что я сейчас пила, в пятьдесят раз слаще всего, что я пробовала до этого времени. Вот почему я купила пакет акций компании, производящей искусственный подсластитель.
— Ты купила — что? — переспросила Мона
— Пакет акций. Именно так. У меня есть собственный «дисконтный» брокер, предоставляющий скидки. И меня это вполне устраивает, потому что в большинстве случаев я не нуждаюсь в консультациях и могу разобраться во всем сама Он работает в Батон-Руж. Я потратила двадцать пять тысяч долларов на фондовой бирже. И когда разбогатею, осушу Фонтевро и подниму его из руин. Я верну все обратно, до каждого крючка и каждой доски! Подождите — и сами все увидите. Перед вами будущий члена клуба «Пятьсот Самых Богатых».
«Быть может, и в самом деле что-то есть в этой идиотке?» — подумалось Моне.
— А как ты раздобыла эти двадцать пять тысяч долларов? — спросила она
— Тебя могло убить, пока ты мудрила с электричеством! — с укором воскликнула Селия.
— Я заработала каждый пенни этих денег на обратном пути к дому, и на это ушел год. Только не спрашивайте меня, как я это делала. След из того прошлого тянется за мной до сих пор. Впрочем, это теперь уже в прошлом, не сомневайтесь.
— Тебя могли посадить на электрический стул! — продолжала свои упреки Селия. — Подвесить на тех самых проводах!
— Дорогая, ты пока еще не выступаешь в суде в качестве свидетеля, — с беспокойством в голосе остановила Селию Беатрис.
— Послушай, Мэри-Джейн, — вмешался в разговор Майкл, — если ты нуждаешься в чем-либо, я готов приехать и помочь. Я говорю это вполне серьезно. Скажи только когда — и я буду в Байю.
Двадцать пять тысяч долларов?!
Глаза Моны устремились на Роуан. Роуан хмурилась, пристально глядя на цветы, словно тихо переговаривалась с ними на им одним известном тайном языке.
Затем последовало красочное описание Мэри-Джейн о том, как она карабкалась на болотные кипарисы, как узнала, до каких именно электрических проводов можно было дотрагиваться, а до каких — нет, о похищенных рабочих рукавицах и сапогах. Кто знает, быть может, эта девчонка и в самом деле обладает гениальными способностями.
— Какими другими фондами ты владеешь? — спросила Мона
— А какие фонды интересуют тебя?
— О Боже, Мэри-Джейн, — сказала Мона, стараясь говорить тоном Беатрис. — Я всегда была увлечена фондовой биржей. Бизнес для меня — это искусство. Все знают об этом моем увлечении. Я мечтаю однажды основать свой собственный инвестиционный фонд открытого типа. Полагаю, тебе известен этот термин — взаимный фонд?
— Разумеется, — ответила Мэри-Джейн, посмеиваясь про себя.
— У меня уже есть созданный за несколько последних недель, полностью спланированный портфель, — сказала Мона и резко остановилась, осознав свою глупость, так как подумала, что попалась на удочку, закинутую тем, кто, возможно, вообще ее не слушает. Оказаться посмешищем в глазах сотрудников фирмы «Мэйфейр и Мэйфейр» — это одно. В конце концов все быстро забудут о ее промахе. А стать объектом насмешек этой девчонки — совсем другое.
Но Мэри-Джейн смотрела на нее серьезно, словно приглядываясь и стараясь понять как можно лучше.
— Правда? Ладно. Позволь мне теперь спросить тебя еще вот о чем. Как ты смотришь на телевизионный канал «Покупай дома»? Я решила, что такое дело должно иметь успех: все будут раскупать как сумасшедшие! И потому вложила в этот канал десять штук. Знаешь, что произошло?
— Цена акций почти удвоилась за последние четыре месяца, — сказала Мона.
— Точно. Именно так. Но откуда ты узнала об этом? Ты очень странная, крошка. Одна из этих богатеньких девочек из пригорода, которые носят ленточки в волосах и ходят в храм Святого Сердца. Понимаешь, о ком я? Я всегда думала, что ты даже не станешь говорить со мной.
В этот момент Мона почувствовала легкий, но болезненный укол в сердце, боль и жалость к этой девчонке, ко всем, ощущающим себя изгоями из-за пренебрежительного отношения к ним окружающих. Мона никогда не страдала отсутствием самоуверенности. Но эта девочка, с детства лишенная социальной защищенности и практически не получившая образования, тем не менее готова была действовать на свой страх и риск, руководствуясь лишь собственной интуицией и природными способностями.
— Пожалуйста, милые, прекратите эти разговоры. Вы не на Уолл-стрит, — сказала Беатрис Мэри-Джейн, а где сейчас твоя бабушка? Ты не сказала о ней ни слова. И вообще, уже четыре часа, так что еще немного — и тебе пора уходить, если собираешься успеть обратно засветло.
— С бабушкой все прекрасно, тетя Беатрис, — ответила Мэри-Джейн, глядя при этом прямо в глаза Моне. — Знаете, что случилось с бабушкой, когда мама забрала меня с собой в Лос-Анджелес? Мне тогда было шесть лет, как вы знаете. Слышали вы эту историю?
— Да, — сказала Мона.
Все слышали. Беатрис до сих пор переживает это. Селия уставилась на девочку, словно на гигантского москита. Лишь Майкл, казалось, пребывал в полном неведении.
Случилось вот что: бабушку Мэри-Джейн, Долли-Джин Мэйфейр, внезапно запихнули в приходский дом, после того как ее дочь уехала с шестилетней Мэри-Джейн. Долли-Джин, как предполагалось, умерла в прошлом году и была похоронена в семейном склепе. Погребение прошло пышно, как и полагается в тех случаях, когда умирает кто-то из Мэйфейров. Кто-то позвонил в Новый Орлеан — и все Мэйфейры выехали в Наполеонвилль, где и били себя в грудь, скорбя и сожалея, что старая женщина, бедняжка Долли-Джин, умерла в приходском доме. Хотя, если честно, большинство о ней никогда даже не слышало.
И в самом деле, никто из них по-настоящему не знал Долли-Джин. Во всяком случае, никто не считал ее почтенной пожилой леди. Лорен и Селия видели ее много раз — когда были маленькими девочками, разумеется.
Старуха Эвелин знала Долли-Джин, но Старуха Эвелин никогда не покидала Амелия-стрит, чтобы поехать на сельские похороны, и никому даже не приходило в голову просить ее об этом.
Итак, когда Мэри-Джейн снова попала в город год назад и услышала историю о своей бабушке, умершей и потом похороненной, она подняла на смех всю эту компанию, даже рассмеялась в лицо Беа
— Черт побери, она не умерла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11