Они все заснули.
Прошло еще много времени, пока она сама погрузилась в сон.
* * *
Пенелопа проснулась от жажды. Была еще глубокая ночь, кромешная темень. Остальные крепко спали. Во рту все пересохло, язык прилип к гортани, ей просто необходимо было напиться воды.
Тихо и осторожно она скинула одеяло и скользнула с постели. Обошла на цыпочках спящих на полу Холбрука и Кевина и, держась за стену, на ощупь вышла из комнаты в холл. Все еще опираясь о стену, она дошла до двери в ванную. Пенелопа собиралась войти, закрыть дверь и включить фонарь, чтобы найти кран и попить, когда услышала шум у входной двери.
Затем постучали.
И засмеялись.
Там, с той стороны двери, были люди, и они хотели войти.
Пенелопа застыла на месте, затаив дыхание. Из спальни не доносилось ни звука, мужчины спали. Она знала, что нужно возвратиться назад, разбудить их всех, но подумала, что Холбрук вначале откроет огонь, а уже после поинтересуется, кто там, и решила посмотреть сама. Может быть, эти люди ищут спасения от безумцев? Возможно, это жертвы, а не насильники?
В таком случае почему же они смеялись?
Ее глаза начали привыкать к темноте, и она медленно двинулась по направлению к гостиной. Она знала, что поступает глупо. Это было то, что ее всегда раздражало в фильмах ужасов, – идиотизм поведения персонажей, когда они, например, отправлялись на поиски монстров одни, без всякой помощи. И хотя разум подсказывал ей: так поступать глупо, – но все равно то, что она сейчас делала, казалось ей нормальным и естественным.
Потому что – и она это осознавала – смех этот звал и притягивал ее. Это должно было бы Пенелопу тревожить, но никакого беспокойства не было. Она испугалась, она была в ужасе, но это ее почему-то не волновало.
Девушка прошла в гостиную. Здесь смех звучал громче. Она понимала, что в дверь одновременно стучали несколько рук, и шум этот вызывал мурашки по коже. Гостиная была погружена во мрак, и Пенелопа различала только неясные контуры мебели. Бездумно, почти против своей воли, она прошла по ковру к двери.
Почему же мужчины не просыпаются? Не слышат, что ли?
Она подумала, не закричать ли, но не сделала этого. Она подумала, не взять ли дробовик, который стоял рядом с дверью, но не сделала и этого.
Она открыла первый засов.
У нее даже не было времени среагировать.
Мать Шейла сильно ударила ее в живот, а мать Дженин схватила за волосы и заткнула ей рот кулаком. Ее протащили через дверь, затем по подъездной дорожке к тому месту, где их ожидала мать Маргарет рядом с ярко раскрашенным фургоном.
Ее втолкнули в кузов машины головой вперед, и она услышала, как позади громко захлопнулась дверь дома.
Глава 12
Пенелопа исчезла.
Джек молча сидел на диване, а Кевин прошел в гостиную. Холбрук устроился на полу, скрестив ноги, и чистил свой дробовик.
Куда они могли ее увезти?
Ее похитили. В этом нет никаких сомнений. Холбрук начал с предположения, что она ушла с ними по собственному желанию, что яблоко от яблони, мол, недалеко падает, но Кевин пригрозил вытрясти из него душу, если он произнесет еще хоть одно слово, и Холбрук заткнулся.
Конечно, невежливо угрожать учителю, но уважение исчезло, а авторитет Холбрука как педагога уже давно подорван, и Кевин не чувствовал ни вины, ни сожаления.
Джек в этом конфликте не участвовал, храня полное спокойствие.
Все же им удалось прийти к единому мнению, что Пенелопу похитили ее матери или какие-то люди по их приказу. Сомневаться не приходилось, потому что выкрали только ее, а остальных не тронули. Если бы это было случайное нападение, их взяли бы всех или убили бы на месте.
Это означало, что Пенелопа все еще жива.
Кевин надеялся.
Впрочем, он не представлял, куда они могли ее утащить. Именно это и приводило его в отчаяние. Она может находиться в любом месте…
– На винном заводе, – произнес Джек.
Кевин остановился и повернулся к полицейскому:
– Что?
– Наверное, они увезли ее домой.
«Конечно. Я и сам только что об этом подумал. Неужели этот полицейский умеет читать мысли?
Ну и тупица же я. Есть много чего другого, о чем надо тревожиться, при чем здесь чтение мыслей. Мы просто подумали об одном и том же одновременно. Вот и все. При создавшихся обстоятельствах это вполне вероятно», – решил Кевин.
– Мы поедем туда, – сказал он. – И спасем ее.
– Как? – спросил Холбрук.
Кевин посмотрел на учителя.
– Не понял? Что значит как?
– Как ты собираешься ее спасать? Пройдешь через всю эту толпу, пройдешь мимо ее матерей, схватишь за руку и выведешь к машине?
– Я что-нибудь придумаю, – ответил Кевин, начиная раздражаться.
– Лучше придумай что-нибудь заранее, а то они сделают из тебя лапшу.
– В таком случае почему бы вам мне не помочь?
Холбрук улыбнулся.
– Я думал, ты такой гордый, что никогда не попросишь.
Кевин повернулся к нему лицом.
– А что, у вас есть какой-то план?
Холбрук засмеялся.
– Именно план. Как это ты верно заметил – именно план.
Глава 13
Пенелопа очнулась от сна и обнаружила, что спала на траве. Матери, вероятно, были где-то здесь, но за пределами видимости. Она села, затем встала. Во рту чувствовался винный привкус, но, слава Богу, она была еще полностью одета. И пока никакой крови. Стало быть, самое страшное еще не произошло.
Впрочем, запах секса она ощущала. В легком ветерке, в воздухе, в этой траве.
И запах этот был приятным.
Она повернула голову, огляделась. Этот луг был не в лесу за винным заводом, как она ожидала. Матери привезли ее на поле, где раньше была ярмарка, которую они тогда с Дионом посетили. Место, где она спала, находилось в самом дальнем конце от дороги.
Пенелопа зевнула, чувствуя во всем теле какую-то нетвердость и замедленность в движениях. Она не помнила, чтобы ее гипнотизировали, давали наркотики или били. И вообще о прошедшей ночи у нее остались отрывочные воспоминания. Последний эпизод – матери запихивают ее в фургон, а дальше ничего, сплошной мрак.
Мимо верхом на спине голого мужчины проехала женщина, одетая в кожу. Причем все честь по чести, с упряжью и стременами. В правой руке она держала набор малярных кистей, и Пенелопа увидела, что тело мужчины, на котором та гарцевала, было выкрашено в голубой цвет. Она протянула эти кисти ему, а он передал их группе детей, которые помогали раскрашивать чудовищный каменный фаллос, лежащий на земле.
Пенелопа внимательно оглядела огромное поле, переводя взгляд от одной живописной картины к другой. Было отчетливо заметно, что Дион уже успел их всех организовать. Пьяный хаос предыдущих дней сменился упорядоченным сумасшествием, на возбужденное сознание надели узду. Она видела, что люди отравлены – это вне всяких сомнений, – и вели себя они соответствующим образом, как спятившие, однако за явной иррациональностью их поведения отчетливо проступала определенная рациональность организатора.
Их было здесь не меньше нескольких тысяч.
Как и прежде, размеры совершившейся катастрофы подавляли ее и страшили. Безумные фанаты Диониса не только разграбили всю ярмарку, но и приспособили ее для собственных нужд. Рядом кривлялась группа пьяных клоунов, между ними расхаживал голый татуированный подросток. Одетая в цыганский наряд женщина раздавала из большой связки воздушные шары. В каждый из них было засунуто мертвое тело младенца, а сам шар был наполнен гелием и каким-то образом заклеен. Мимо прошла пара, держа в руке по ниточке, и раздутые младенцы-близнецы плавали над их головами, как надувная рекламная рыба. Декоративная стена, которую она помнила с того раза, когда была здесь с Дионом, расписанная тогда фигурами Мерлина и других знаменитых магов, с отверстиями, куда туристы могли засовывать головы и фотографироваться, сейчас была вся разрисована торсами классических монстров. Из отверстий торчали настоящие эрегированные пенисы. Молодые девушки и женщины всех возрастов стояли в очереди, чтобы встать на колени перед этими идолами или, наоборот, повернуться к ним задом.
На западной окраине поля бригада пьяных рабочих начала возводить какое-то сооружение в греческом стиле из кирпичей и блоков, которые, по-видимому, были взяты из разрушенных зданий в центре города.
Все выглядело так, будто все эти люди, если, конечно, их можно назвать людьми, начали строить некое подобие общества, утверждая тем самым пьянство и разврат в качестве нормы своего существования.
Но где же сам Дион… вернее, Дионис? Она внимательно оглядывала толпу. Справа она увидела миссис Джессап, школьную медсестру. Та лежала распростершись на траве, а сверху на ней трудился пожилой лысый мужчина. Парень, который работал в винном магазине рядом со школой, сидел на складном стуле и исступленно забавлялся сам с собой.
Были здесь и мужчины с женщинами, и мужчины с мужчинами, и женщины с женщинами, не было только Диониса.
И повсюду был виноград. Эти лозы, очевидно, были посажены здесь в течение последних нескольких дней, они были распределены по всему полю, разделяя его на квадраты. Пенелопа обнаружила, что основной виноградник пересекает поле по диагонали. Любопытным было то обстоятельство, что между гипертрофированно огромными листьями уже висели спелые гроздья.
Затем она увидела своих матерей.
Они были у реки на восточной окраине поля. Мать Марго, мать Фелиция и мать Маргарет стояли на берегу, образовав маленький кружок, склонившись над чем-то, что-то делая, но что именно, с такого расстояния она определить не могла. Мать Шейла наклонилась над телом избитого мальчика, слизывая кровь с его груди, в то время как мать Дженин сгорбилась сзади нее, погрузив между ягодицами матери Шейлы свое лицо.
Пенелопа отвернулась с отвращением и испугом. Это были не ее матери, которых она знала. Эти люди были ей совершенно чужими.
Чужими?
Она двинулась через поле, стараясь обходить наиболее людные участки. Она не понимала, почему они оставили ее здесь одну после того, как похитили таким драматическим способом, но знала, что этим преимуществом необходимо воспользоваться, и спешила к дороге. Матери взяли ее, в этом у нее не было сомнений, чтобы свести с Дионисом, свести силой, но они, видимо, считали, что она еще спит, либо были такими пьяными, что вообще про нее забыли. Значит, если ей сейчас повезет, то, возможно, удастся спастись, прежде чем менады обнаружат, что она ушла.
Она была где-то на середине пути, когда увидела это.
Сатир.
Пенелопа остановилась и, застыв на месте, выдохнула:
– Господи.
Это был мужчина – вернее существо – двухметрового роста, с ногами козла, ушами, как у мистера Спока, Мистер Спок – известный персонаж фильмов ужасов.
и огромным красным эрегированным членом. Блудливо усмехаясь, он бросился к ней через поле, и в его беге было что-то чуждое, что-то неземное, во всей его внешности было нечто инопланетное. Пенелопа почувствовала, как по всему ее телу прокатилась волна ужаса. Это поразило ее так же внезапно, как удар грома, как молния. Только сейчас она до конца осознала всю реальность происходящего. Сейчас она глядела на все это не как участница событий, а как посторонняя, и все миллиарды способов, которые могло изобрести ее сознание, чтобы как-то приспособиться и понять весь этот кошмар, были отброшены прочь. Вид чудовища так подавил ее, что она не была способна не то чтобы бежать, но даже пошевелиться, и так и осталась стоять, приросшей к месту, когда этот монстр остановился перед ней.
– Он хочет тебя! – сказал сатир, глядя на нее злобно и одновременно плотоядно. Его голос был высоким и каким-то сумасшедшим. И вот что удивительно: она отчетливо сознавала, что звуки, которые он произносит, – не английская речь, и вообще никакому человеческому существу принадлежать в принципе не могут, но все равно без труда поняла его.
Она попыталась сообразить, возможно ли все же убежать, спастись от…
– Или ты пойдешь со мной сама, или я заставлю тебя идти.
Существо ощерилось в подобии улыбки, и сейчас, с близкого расстояния, она увидела его заостренные зубы.
– Если мне придется заставлять тебя идти, то ты поедешь верхом вот на этом. – Он показал на свой огромный красный орган, который то поднимался, то опускался.
– Я пойду, – сказала она.
– Я знаю, что пойдешь! – Сатир засмеялся и поскакал прочь, а Пенелопа побежала следом.
Они пробегали мимо групп мужчин и женщин, каждая из которых устраивала маленький спектакль насилия и секса в наиболее извращенных формах, мимо огромных контейнеров с винными бутылками. Задолго до того, как они достигли дальнего конца поля, Пенелопа была уже без сил, у нее не хватало дыхания, но она и в мыслях не допускала позволить этому ужасному… существу прикоснуться к себе и заставляла себя бежать.
Она последовала за сатиром дальше за поле, в рощу.
Туда, где на троне восседал Дионис.
Она остановилась, сердце ее бешено колотилось. Из нескольких деревьев было сооружено некоторое подобие искусно выполненного резного деревянного кресла, которое бог использовал в качестве трона. Участок земли перед Дионисом был вытоптан, там лежал царский красный ковер, сделанный из человеческой плоти. На окружающих поляну деревьях были развешаны препарированные половые органы.
Сатир поклонился своему богу и, безумно хохоча, поскакал прочь.
Дионис встал, и Пенелопа почувствовала, что вся дрожит. Даже сейчас, не взяв в рот ни капельки вина, она желала его. Она желала его против своей воли. Он стоял перед ней, гордый и победно нагой. Его кожа, влажная от крови и пота, отсвечивала волшебным блеском. Пенелопе хотелось упасть перед ним на колени и поклоняться ему, отдать ему свое тело и позволить сделать с собой все, что он хочет, но какая-то сила удерживала ее от этого, и она оставалась неподвижной.
– Пенелопа, – прошептал он. Это был голос Диона и все же не его. Шепот был достаточно громким, чтобы перекрыть шум, царивший на поле.
– Ты все еще Дион? – спросила она.
Он подошел к ней, и она только сейчас заметила в его левой руке что-то наподобие винного меха, какой-то сосуд для вина в форме пузыря, и обнадежила себя тем, что он сделан не из человеческой кожи. Он высоко поднял его, вылил вино в рот и отбросил прочь.
А затем Дионис прикоснулся к дрожащей девушке.
– Ты Дион? – снова повторила она нерешительно с надеждой в голосе.
– Дионис. – Бог опустился перед ней на колени так, что теперь их головы оказались на одном уровне. Его массивные руки скользнули ей за спину, и он притянул ее к себе. – Я так долго искал тебя. Почему ты пряталась от меня?
Его прикосновение было мощным и в то же время нежным, и хотя Пенелопа была в ужасе от того, что происходит, ее тело возбудилось. Он втянул ноздрями воздух, взглянул на ее промежность и улыбнулся.
– Пенелопа.
Все же что-то в выражении его лица, в его глазах было от Диона, очень мало, но было, однако она знала, что, когда он будет пьян, это совсем исчезнет. Его огромный член был возбужден, прижался к ее плоти, и она ощущала его путающую величину.
– Ты ведь сама знаешь, что хочешь этого, – сказал он. – Не надо страдать. Просто иди навстречу своему желанию. Растворись во мне.
Она вспомнила, как они занимались любовью на заднем сиденье машины, и почувствовала острый укол сожаления и потери. Она улавливала запах бога, крепкий мускусный аромат, исходивший от его гигантского органа, прижатого к ее торсу, и начала задыхаться.
– Я не хочу тебя, – произнесла она не таким безапелляционным тоном, как ей хотелось, а мягким, слабым, умоляющим. Это была мольба. По ее щекам потекли слезы. Он вытер их длинным пальцем, и она увидела в его глазах искру сочувствия. Все продолжалось не больше секунды, короткое пламя вдруг вспыхнуло и тут же погасло, но этого оказалось достаточно, чтобы она поняла: где-то у него внутри сидит Дион, он все еще жив и борется за свое освобождение. Только попытки эти безнадежны.
– Не лги! Ты меня хочешь! – прогремел оглушительный голос, заставив ее подпрыгнуть, но крепкие руки не дали ей вырваться, и она осознала, что сейчас он может ее раздавить с необыкновенной легкостью. Чуть-чуть сжать, и все.
Теперь она уже плакала вовсю – всхлипывала, рыдала, слезы ручьями струились по ее лицу, но все равно кивнула.
– Да, я хочу тебя.
– Ты хочешь, чтобы я тебя наполнил?
– Да. Я хочу, чтобы ты меня наполнил.
Некоторое время он молчал, тяжело дыша. Она ожидала, что сейчас он начнет срывать с нее одежду, насаживать на свой огромный член и все прочее, поэтому совсем не была готова к тому, что последовало за этой паузой.
Он отпустил ее, поднялся на ноги и произнес тихо и спокойно:
– Нет, ты не хочешь. – В его голосе послышалось что-то человеческое. – Ты не хочешь меня совсем.
Затем отвернулся и посмотрел назад, на свой трон.
– Иди, – сказал он. – Оставь меня. Я не желаю тебя больше видеть.
Ее переполняли противоречивые эмоции, в голове все смешалось, но внутренний голос все повторял и повторял:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Прошло еще много времени, пока она сама погрузилась в сон.
* * *
Пенелопа проснулась от жажды. Была еще глубокая ночь, кромешная темень. Остальные крепко спали. Во рту все пересохло, язык прилип к гортани, ей просто необходимо было напиться воды.
Тихо и осторожно она скинула одеяло и скользнула с постели. Обошла на цыпочках спящих на полу Холбрука и Кевина и, держась за стену, на ощупь вышла из комнаты в холл. Все еще опираясь о стену, она дошла до двери в ванную. Пенелопа собиралась войти, закрыть дверь и включить фонарь, чтобы найти кран и попить, когда услышала шум у входной двери.
Затем постучали.
И засмеялись.
Там, с той стороны двери, были люди, и они хотели войти.
Пенелопа застыла на месте, затаив дыхание. Из спальни не доносилось ни звука, мужчины спали. Она знала, что нужно возвратиться назад, разбудить их всех, но подумала, что Холбрук вначале откроет огонь, а уже после поинтересуется, кто там, и решила посмотреть сама. Может быть, эти люди ищут спасения от безумцев? Возможно, это жертвы, а не насильники?
В таком случае почему же они смеялись?
Ее глаза начали привыкать к темноте, и она медленно двинулась по направлению к гостиной. Она знала, что поступает глупо. Это было то, что ее всегда раздражало в фильмах ужасов, – идиотизм поведения персонажей, когда они, например, отправлялись на поиски монстров одни, без всякой помощи. И хотя разум подсказывал ей: так поступать глупо, – но все равно то, что она сейчас делала, казалось ей нормальным и естественным.
Потому что – и она это осознавала – смех этот звал и притягивал ее. Это должно было бы Пенелопу тревожить, но никакого беспокойства не было. Она испугалась, она была в ужасе, но это ее почему-то не волновало.
Девушка прошла в гостиную. Здесь смех звучал громче. Она понимала, что в дверь одновременно стучали несколько рук, и шум этот вызывал мурашки по коже. Гостиная была погружена во мрак, и Пенелопа различала только неясные контуры мебели. Бездумно, почти против своей воли, она прошла по ковру к двери.
Почему же мужчины не просыпаются? Не слышат, что ли?
Она подумала, не закричать ли, но не сделала этого. Она подумала, не взять ли дробовик, который стоял рядом с дверью, но не сделала и этого.
Она открыла первый засов.
У нее даже не было времени среагировать.
Мать Шейла сильно ударила ее в живот, а мать Дженин схватила за волосы и заткнула ей рот кулаком. Ее протащили через дверь, затем по подъездной дорожке к тому месту, где их ожидала мать Маргарет рядом с ярко раскрашенным фургоном.
Ее втолкнули в кузов машины головой вперед, и она услышала, как позади громко захлопнулась дверь дома.
Глава 12
Пенелопа исчезла.
Джек молча сидел на диване, а Кевин прошел в гостиную. Холбрук устроился на полу, скрестив ноги, и чистил свой дробовик.
Куда они могли ее увезти?
Ее похитили. В этом нет никаких сомнений. Холбрук начал с предположения, что она ушла с ними по собственному желанию, что яблоко от яблони, мол, недалеко падает, но Кевин пригрозил вытрясти из него душу, если он произнесет еще хоть одно слово, и Холбрук заткнулся.
Конечно, невежливо угрожать учителю, но уважение исчезло, а авторитет Холбрука как педагога уже давно подорван, и Кевин не чувствовал ни вины, ни сожаления.
Джек в этом конфликте не участвовал, храня полное спокойствие.
Все же им удалось прийти к единому мнению, что Пенелопу похитили ее матери или какие-то люди по их приказу. Сомневаться не приходилось, потому что выкрали только ее, а остальных не тронули. Если бы это было случайное нападение, их взяли бы всех или убили бы на месте.
Это означало, что Пенелопа все еще жива.
Кевин надеялся.
Впрочем, он не представлял, куда они могли ее утащить. Именно это и приводило его в отчаяние. Она может находиться в любом месте…
– На винном заводе, – произнес Джек.
Кевин остановился и повернулся к полицейскому:
– Что?
– Наверное, они увезли ее домой.
«Конечно. Я и сам только что об этом подумал. Неужели этот полицейский умеет читать мысли?
Ну и тупица же я. Есть много чего другого, о чем надо тревожиться, при чем здесь чтение мыслей. Мы просто подумали об одном и том же одновременно. Вот и все. При создавшихся обстоятельствах это вполне вероятно», – решил Кевин.
– Мы поедем туда, – сказал он. – И спасем ее.
– Как? – спросил Холбрук.
Кевин посмотрел на учителя.
– Не понял? Что значит как?
– Как ты собираешься ее спасать? Пройдешь через всю эту толпу, пройдешь мимо ее матерей, схватишь за руку и выведешь к машине?
– Я что-нибудь придумаю, – ответил Кевин, начиная раздражаться.
– Лучше придумай что-нибудь заранее, а то они сделают из тебя лапшу.
– В таком случае почему бы вам мне не помочь?
Холбрук улыбнулся.
– Я думал, ты такой гордый, что никогда не попросишь.
Кевин повернулся к нему лицом.
– А что, у вас есть какой-то план?
Холбрук засмеялся.
– Именно план. Как это ты верно заметил – именно план.
Глава 13
Пенелопа очнулась от сна и обнаружила, что спала на траве. Матери, вероятно, были где-то здесь, но за пределами видимости. Она села, затем встала. Во рту чувствовался винный привкус, но, слава Богу, она была еще полностью одета. И пока никакой крови. Стало быть, самое страшное еще не произошло.
Впрочем, запах секса она ощущала. В легком ветерке, в воздухе, в этой траве.
И запах этот был приятным.
Она повернула голову, огляделась. Этот луг был не в лесу за винным заводом, как она ожидала. Матери привезли ее на поле, где раньше была ярмарка, которую они тогда с Дионом посетили. Место, где она спала, находилось в самом дальнем конце от дороги.
Пенелопа зевнула, чувствуя во всем теле какую-то нетвердость и замедленность в движениях. Она не помнила, чтобы ее гипнотизировали, давали наркотики или били. И вообще о прошедшей ночи у нее остались отрывочные воспоминания. Последний эпизод – матери запихивают ее в фургон, а дальше ничего, сплошной мрак.
Мимо верхом на спине голого мужчины проехала женщина, одетая в кожу. Причем все честь по чести, с упряжью и стременами. В правой руке она держала набор малярных кистей, и Пенелопа увидела, что тело мужчины, на котором та гарцевала, было выкрашено в голубой цвет. Она протянула эти кисти ему, а он передал их группе детей, которые помогали раскрашивать чудовищный каменный фаллос, лежащий на земле.
Пенелопа внимательно оглядела огромное поле, переводя взгляд от одной живописной картины к другой. Было отчетливо заметно, что Дион уже успел их всех организовать. Пьяный хаос предыдущих дней сменился упорядоченным сумасшествием, на возбужденное сознание надели узду. Она видела, что люди отравлены – это вне всяких сомнений, – и вели себя они соответствующим образом, как спятившие, однако за явной иррациональностью их поведения отчетливо проступала определенная рациональность организатора.
Их было здесь не меньше нескольких тысяч.
Как и прежде, размеры совершившейся катастрофы подавляли ее и страшили. Безумные фанаты Диониса не только разграбили всю ярмарку, но и приспособили ее для собственных нужд. Рядом кривлялась группа пьяных клоунов, между ними расхаживал голый татуированный подросток. Одетая в цыганский наряд женщина раздавала из большой связки воздушные шары. В каждый из них было засунуто мертвое тело младенца, а сам шар был наполнен гелием и каким-то образом заклеен. Мимо прошла пара, держа в руке по ниточке, и раздутые младенцы-близнецы плавали над их головами, как надувная рекламная рыба. Декоративная стена, которую она помнила с того раза, когда была здесь с Дионом, расписанная тогда фигурами Мерлина и других знаменитых магов, с отверстиями, куда туристы могли засовывать головы и фотографироваться, сейчас была вся разрисована торсами классических монстров. Из отверстий торчали настоящие эрегированные пенисы. Молодые девушки и женщины всех возрастов стояли в очереди, чтобы встать на колени перед этими идолами или, наоборот, повернуться к ним задом.
На западной окраине поля бригада пьяных рабочих начала возводить какое-то сооружение в греческом стиле из кирпичей и блоков, которые, по-видимому, были взяты из разрушенных зданий в центре города.
Все выглядело так, будто все эти люди, если, конечно, их можно назвать людьми, начали строить некое подобие общества, утверждая тем самым пьянство и разврат в качестве нормы своего существования.
Но где же сам Дион… вернее, Дионис? Она внимательно оглядывала толпу. Справа она увидела миссис Джессап, школьную медсестру. Та лежала распростершись на траве, а сверху на ней трудился пожилой лысый мужчина. Парень, который работал в винном магазине рядом со школой, сидел на складном стуле и исступленно забавлялся сам с собой.
Были здесь и мужчины с женщинами, и мужчины с мужчинами, и женщины с женщинами, не было только Диониса.
И повсюду был виноград. Эти лозы, очевидно, были посажены здесь в течение последних нескольких дней, они были распределены по всему полю, разделяя его на квадраты. Пенелопа обнаружила, что основной виноградник пересекает поле по диагонали. Любопытным было то обстоятельство, что между гипертрофированно огромными листьями уже висели спелые гроздья.
Затем она увидела своих матерей.
Они были у реки на восточной окраине поля. Мать Марго, мать Фелиция и мать Маргарет стояли на берегу, образовав маленький кружок, склонившись над чем-то, что-то делая, но что именно, с такого расстояния она определить не могла. Мать Шейла наклонилась над телом избитого мальчика, слизывая кровь с его груди, в то время как мать Дженин сгорбилась сзади нее, погрузив между ягодицами матери Шейлы свое лицо.
Пенелопа отвернулась с отвращением и испугом. Это были не ее матери, которых она знала. Эти люди были ей совершенно чужими.
Чужими?
Она двинулась через поле, стараясь обходить наиболее людные участки. Она не понимала, почему они оставили ее здесь одну после того, как похитили таким драматическим способом, но знала, что этим преимуществом необходимо воспользоваться, и спешила к дороге. Матери взяли ее, в этом у нее не было сомнений, чтобы свести с Дионисом, свести силой, но они, видимо, считали, что она еще спит, либо были такими пьяными, что вообще про нее забыли. Значит, если ей сейчас повезет, то, возможно, удастся спастись, прежде чем менады обнаружат, что она ушла.
Она была где-то на середине пути, когда увидела это.
Сатир.
Пенелопа остановилась и, застыв на месте, выдохнула:
– Господи.
Это был мужчина – вернее существо – двухметрового роста, с ногами козла, ушами, как у мистера Спока, Мистер Спок – известный персонаж фильмов ужасов.
и огромным красным эрегированным членом. Блудливо усмехаясь, он бросился к ней через поле, и в его беге было что-то чуждое, что-то неземное, во всей его внешности было нечто инопланетное. Пенелопа почувствовала, как по всему ее телу прокатилась волна ужаса. Это поразило ее так же внезапно, как удар грома, как молния. Только сейчас она до конца осознала всю реальность происходящего. Сейчас она глядела на все это не как участница событий, а как посторонняя, и все миллиарды способов, которые могло изобрести ее сознание, чтобы как-то приспособиться и понять весь этот кошмар, были отброшены прочь. Вид чудовища так подавил ее, что она не была способна не то чтобы бежать, но даже пошевелиться, и так и осталась стоять, приросшей к месту, когда этот монстр остановился перед ней.
– Он хочет тебя! – сказал сатир, глядя на нее злобно и одновременно плотоядно. Его голос был высоким и каким-то сумасшедшим. И вот что удивительно: она отчетливо сознавала, что звуки, которые он произносит, – не английская речь, и вообще никакому человеческому существу принадлежать в принципе не могут, но все равно без труда поняла его.
Она попыталась сообразить, возможно ли все же убежать, спастись от…
– Или ты пойдешь со мной сама, или я заставлю тебя идти.
Существо ощерилось в подобии улыбки, и сейчас, с близкого расстояния, она увидела его заостренные зубы.
– Если мне придется заставлять тебя идти, то ты поедешь верхом вот на этом. – Он показал на свой огромный красный орган, который то поднимался, то опускался.
– Я пойду, – сказала она.
– Я знаю, что пойдешь! – Сатир засмеялся и поскакал прочь, а Пенелопа побежала следом.
Они пробегали мимо групп мужчин и женщин, каждая из которых устраивала маленький спектакль насилия и секса в наиболее извращенных формах, мимо огромных контейнеров с винными бутылками. Задолго до того, как они достигли дальнего конца поля, Пенелопа была уже без сил, у нее не хватало дыхания, но она и в мыслях не допускала позволить этому ужасному… существу прикоснуться к себе и заставляла себя бежать.
Она последовала за сатиром дальше за поле, в рощу.
Туда, где на троне восседал Дионис.
Она остановилась, сердце ее бешено колотилось. Из нескольких деревьев было сооружено некоторое подобие искусно выполненного резного деревянного кресла, которое бог использовал в качестве трона. Участок земли перед Дионисом был вытоптан, там лежал царский красный ковер, сделанный из человеческой плоти. На окружающих поляну деревьях были развешаны препарированные половые органы.
Сатир поклонился своему богу и, безумно хохоча, поскакал прочь.
Дионис встал, и Пенелопа почувствовала, что вся дрожит. Даже сейчас, не взяв в рот ни капельки вина, она желала его. Она желала его против своей воли. Он стоял перед ней, гордый и победно нагой. Его кожа, влажная от крови и пота, отсвечивала волшебным блеском. Пенелопе хотелось упасть перед ним на колени и поклоняться ему, отдать ему свое тело и позволить сделать с собой все, что он хочет, но какая-то сила удерживала ее от этого, и она оставалась неподвижной.
– Пенелопа, – прошептал он. Это был голос Диона и все же не его. Шепот был достаточно громким, чтобы перекрыть шум, царивший на поле.
– Ты все еще Дион? – спросила она.
Он подошел к ней, и она только сейчас заметила в его левой руке что-то наподобие винного меха, какой-то сосуд для вина в форме пузыря, и обнадежила себя тем, что он сделан не из человеческой кожи. Он высоко поднял его, вылил вино в рот и отбросил прочь.
А затем Дионис прикоснулся к дрожащей девушке.
– Ты Дион? – снова повторила она нерешительно с надеждой в голосе.
– Дионис. – Бог опустился перед ней на колени так, что теперь их головы оказались на одном уровне. Его массивные руки скользнули ей за спину, и он притянул ее к себе. – Я так долго искал тебя. Почему ты пряталась от меня?
Его прикосновение было мощным и в то же время нежным, и хотя Пенелопа была в ужасе от того, что происходит, ее тело возбудилось. Он втянул ноздрями воздух, взглянул на ее промежность и улыбнулся.
– Пенелопа.
Все же что-то в выражении его лица, в его глазах было от Диона, очень мало, но было, однако она знала, что, когда он будет пьян, это совсем исчезнет. Его огромный член был возбужден, прижался к ее плоти, и она ощущала его путающую величину.
– Ты ведь сама знаешь, что хочешь этого, – сказал он. – Не надо страдать. Просто иди навстречу своему желанию. Растворись во мне.
Она вспомнила, как они занимались любовью на заднем сиденье машины, и почувствовала острый укол сожаления и потери. Она улавливала запах бога, крепкий мускусный аромат, исходивший от его гигантского органа, прижатого к ее торсу, и начала задыхаться.
– Я не хочу тебя, – произнесла она не таким безапелляционным тоном, как ей хотелось, а мягким, слабым, умоляющим. Это была мольба. По ее щекам потекли слезы. Он вытер их длинным пальцем, и она увидела в его глазах искру сочувствия. Все продолжалось не больше секунды, короткое пламя вдруг вспыхнуло и тут же погасло, но этого оказалось достаточно, чтобы она поняла: где-то у него внутри сидит Дион, он все еще жив и борется за свое освобождение. Только попытки эти безнадежны.
– Не лги! Ты меня хочешь! – прогремел оглушительный голос, заставив ее подпрыгнуть, но крепкие руки не дали ей вырваться, и она осознала, что сейчас он может ее раздавить с необыкновенной легкостью. Чуть-чуть сжать, и все.
Теперь она уже плакала вовсю – всхлипывала, рыдала, слезы ручьями струились по ее лицу, но все равно кивнула.
– Да, я хочу тебя.
– Ты хочешь, чтобы я тебя наполнил?
– Да. Я хочу, чтобы ты меня наполнил.
Некоторое время он молчал, тяжело дыша. Она ожидала, что сейчас он начнет срывать с нее одежду, насаживать на свой огромный член и все прочее, поэтому совсем не была готова к тому, что последовало за этой паузой.
Он отпустил ее, поднялся на ноги и произнес тихо и спокойно:
– Нет, ты не хочешь. – В его голосе послышалось что-то человеческое. – Ты не хочешь меня совсем.
Затем отвернулся и посмотрел назад, на свой трон.
– Иди, – сказал он. – Оставь меня. Я не желаю тебя больше видеть.
Ее переполняли противоречивые эмоции, в голове все смешалось, но внутренний голос все повторял и повторял:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45