Только при этом условии, уведомляет Верховная Сестра, станет возможным пришествие Грядущих.И если я, следуя традиции, ни разу не прерывавшейся после Даниеля17, отступаю от этого правила, то лишь потому, что следующие девяносто страниц рукописи Даниеля1 безнадёжно устарели в свете современного развития науки. Однако заинтересованный читатель может найти их в приложении к комментарию Даниеля17, по тому же IP-адресу. (Прим. автора.)
В эпоху, когда жил Даниель1, мужское бессилие часто объясняли психологическими причинами; сегодня мы знаем, что это, в сущности, гормональное явление, зависимость которого от психологических причин минимальна и всегда может быть устранена.Однако для нас эти девяносто страниц, полные мучительных размышлений об упадке мужской силы, перемежаемых порнографическими и в то же время гнетущими описаниями неудачных попыток полового сношения с различными андалусскими проститутками, содержат урок, который великолепно сформулировал Даниель17 в следующих строках своего комментария:
В целом процесс старения человеческой самки состоял в деградации по такому множеству параметров как эстетического, так и функционального характера, что определить, который из них был наиболее неприятным, весьма сложно; в большинстве случаев вряд ли возможно установить какую-либо одну причину конечного выбора.Что же касается человеческого самца, то здесь, по-видимому, имела место совершенно иная ситуация. Подверженный эстетическому и функциональному упадку в той же, если не в большей, мере, нежели самка, он тем не менее умел преодолевать его до тех пор, пока сохранялись эректильные способности полового члена. После их окончательной утраты самоубийство обычно следовало в течение двух недель.По-видимому, именно этим различием объясняется любопытное статистическое наблюдение, сделанное уже ДаниелемЗ: если в последних поколениях человеческого рода средний возраст ухода составлял у женщин 54,1 года, то у мужчин он достигал 63,2 года. Даниель1,9 То, что ты называешь сном, для воина — реальность. Андре Беркофф Я продал «бентли», который слишком напоминал мне Изабель и пижонство которого начинало меня смущать, и купил купе-кабриолет «мерседес 600 SL» — машину на самом деле не менее дорогую, зато более скромную. Все богатые испанцы разъезжали на «мерседесах» — в них, в испанцах, не было снобизма, но они умели жить на широкую ногу; а потом, с кабриолетом удобнее снимать девок; здесь их называли chicas, и мне это очень нравилось. «Вос де Альмериа» помещала вполне откровенные объявления: piel dorada, culito melocoton, guapisima, boca supersensuat labios expertos, muy simpatica, complaciente. Piel dorada, cuLito melocoton, guapisima, boca supersensuat labios expertos, muy simpatica, complaciente (исп.) — золотистый загар, ягодицы как персики, очень красивая, суперчувственный рот, опытные губы, очень симпатичная, исполнительная.
Красивый всё-таки язык, очень выразительный, по самой своей природе поэтичный — в нём почти все рифмуется. Для тех, у кого сложности с визуализацией словесных описаний, имелись ещё бары с проститутками. Физически девицы были хороши, в полном соответствии с объявлениями, и не запрашивали больше положенного; но в остальном… Они включали телевизор или сидюшник на полную мощность, почти совсем убирали свет, в общем, пытались абстрагироваться; призвания у них не было, это ясно. Конечно, можно было заставить их приглушить музыку и сделать свет поярче; тогда потом они ждали чаевых, и в зачёт шла любая мелочь. Безусловно, есть люди, которые упиваются подобного рода отношениями, и я их прекрасно мог понять; просто я не входил в их число. К тому же большинство составляли румынки, белоруски, украинки — в общем, уроженки всех этих нелепых стран, возникших после развала Восточного блока, и нельзя сказать, чтобы коммунизм сильно способствовал развитию сентиментальности в отношениях между людьми; в целом эти экс-коммунистки отличались скорее бесчеловечностью — по сравнению с ними бальзаковское общество, сложившееся после разложения монархии, кажется идеалом милосердия и кротости. Приятно всё-таки послать к чёрту учение о всеобщем братстве!Лишь после отъезда Изабель я по-настоящему открыл для себя мир мужчин — в ходе волнующих скитаний по полупустым шоссе центральной и южной Испании. Лишь на уикенд и в начале сезона отпусков на автомагистралях встречаются парочки и целые семьи, а в остальное время это территория почти исключительно мужская, населённая коммивояжёрами и дальнобойщиками; это мир жестокий и грустный, где из печатной продукции можно купить только порно — и автожурналы, а вращающаяся витрина с DVD под вывеской «Tu mejores peliculas» Tu mejores peliculas (исп.) — твои лучшие фильмы.
обычно позволяет лишь пополнить свою коллекцию порнухи. Об этом универсуме почти не говорят, правда, о нём и сказать-то особо нечего; здесь не складывается каких-либо новых, неизвестных типов поведения, не рождается тем и сюжетов ни для одного светского журнала, короче, он мало известен и не заслуживает известности. Я не завязал здесь мужской дружбы и вообще на протяжении этих нескольких недель чувствовал себя чужаком, но это было не важно, здесь все были друг другу чужими, и я знал, что даже похабная податливость усталых официанток, обтягивающих вислые груди футболками с надписью «Naughty Girl», лишь в исключительных случаях могла вылиться в платное и всегда поспешное соитие. Самое интересное, что я мог сделать, это затеять ссору с шофёром-дальнобойщиком и получить по зубам в паркинге, среди выхлопных газов; по сути, никаких других приключений меня в этом мире не ожидало. Я прожил так чуть больше двух месяцев, выбрасывая тысячи евро на французское шампанское для тупых румынок, которые десять минут спустя вполне могли отказаться отсосать у меня без презерватива. И вот на Средиземноморском шоссе, сразу за южным выездом из Тотаны, я решил положить конец этой тягостной прогулке. Поставив машину на последнее свободное место на стоянке у отеля-ресторана «Лос Ка-мионерос», я зашёл выпить пива; атмосфера там ничем не отличалась от той, в какой я пребывал на протяжении предыдущих недель, и я просидел всего минут десять, не особо глядя по сторонам и ощущая только общую глухую усталость, делавшую мои движения неверными и вялыми, и какую-то тяжесть в желудке. Выйдя из бара, я обнаружил, что припаркованный невесть как, поперёк всех, «шевроле-корвет» перегородил мне выезд. Перспектива возвращаться обратно и разыскивать хозяина машины повергла меня в полное отчаяние; я прислонился к бетонному парапету и попытался взглянуть на ситуацию в целом, а вернее, начал судорожно курить одну сигарету за другой. Из всех имеющихся в продаже спортивных автомобилей «шевроле-корвет», с его бесцельно и агрессивно мужественными очертаниями и отсутствием подлинного механического благородства в сочетании с довольно умеренной ценой, наверное, лучше всех соответствует понятию «навороченная тачка»; на какого же грязного андалусского мачо мне предстояло напороться? Как и все подобные личности, этот тип, видимо, хорошо разбирался в автомобилях, а значит, вполне был способен понять, что моя машина хотя и выглядит скромнее, зато втрое дороже. Стало быть, в том, как он поставил машину, загородив мне дорогу, проявилась не только жажда мужского самоутверждения, но, видимо, где-то на заднем плане, и классовая ненависть, и я должен готовиться к худшему. Мне понадобилось три четверти часа и полпачки «Кэмела», чтобы собрать все своё мужество и вернуться в бар.Хозяина тачки я определил сразу; съёжившись у самого края стойки, перед блюдцем с арахисом, он ждал, пока согреется пиво, и время от времени устремлял безнадёжный взгляд на громадный телеэкран, где под звуки медленного джаза плавно вращали тазом девицы в мини-шортах; там явно происходила «вечеринка с пеной», ягодицы девиц все чётче проступали под влажными мини-шортами, и отчаяние мужчины нарастало. Он был низенький, пузатый, плешивый, в костюме с галстуком, ему было под пятьдесят, и я почувствовал, как меня накрывает волна печального сострадания; нет, его «шевроле-корвет» — не то, что позволит ему снимать девок , в лучшем случае он прослывёт старым шутом ; я почти восхищался тем повседневным мужеством, которое позволяло ему, несмотря ни на что, разъезжать в «шевроле-корвете». Как могла среагировать молодая, сексапильная девица на этого человечка, вылезающего из «шевроле-корвета»? Только прыснуть . Но тем не менее мне пора было уезжать, и я обратился к нему со всем благодушием и улыбчивостью, на какие был способен. Как я и боялся, поначалу он был настроен весьма воинственно, попытался призвать в свидетели официантку — та мыла стаканы и даже не подняла головы от раковины, — но потом взглянул на меня ещё раз, и представшее зрелище, видимо, подействовало на него успокаивающе: я и сам чувствовал себя очень старым, усталым, несчастным и заурядным; наверное, он пришёл к выводу, что по каким-то неведомым причинам владелец «мерседеса-SL» тоже оказался лузером , почти товарищем по несчастью, и в этот момент стал давить на мужскую солидарность, взял мне пива, потом ещё и предложил продолжить вечер в «Новом Орлеане». Чтобы избавиться от него, я сказал, что мне ещё далеко ехать — обычно мужчины этот довод уважают. В действительности я был меньше чем в пятидесяти километрах от дома, но только что понял, что с тем же успехом могу продолжать своё «роуд муви» и у себя.
В самом деле, шоссе проходило в нескольких километрах от моих владений, и там имелось аналогичное заведение. Я приобрёл привычку, выходя из «Даймонд найтс», ехать на пляж Родалквилар. Мой купе «мерседес 600 SL» катил по песку; я запускал механизм, открывающий крышу, и за двадцать две секунды он превращался в кабриолет. Это был великолепный пляж — почти всегда пустынный, неестественно, геометрически плоский, с девственно-чистым песком и в окружении ослепительно чёрных отвесных скал; человек с темпераментом истинного художника, наверное, сумел бы извлечь толк из этого одиночества и красоты. Я же перед лицом бесконечности казался сам себе блохой на клеёнке. В конечном счёте вся эта красота, все это геологическое величие были мне совершенно ни к чему, я даже чувствовал в них какую-то смутную угрозу. «Но разве мир — панорама?» — сухо вопрошает Шопенгауэр. Наверно, я придавал слишком большое значение сексуальности, это верно; но единственное место в мире, где мне бывало хорошо, — это в объятиях женщины, в глубинах её влагалища; и я был уже не в том возрасте, чтобы что-нибудь менять. Существование женской вульвы — само по себе благодать, говорил я себе, уже один тот факт, что я могу там находиться и чувствовать себя хорошо, — вполне достаточная причина продолжать мой тяжкий путь на земле. Не всем дано такое счастье. «Истина в том, что мне ничто не подходит на этой Земле», — записывает Клейст в своём дневнике непосредственно перед тем, как свести счёты с жизнью на берегах Ванзее. В такие минуты я часто думал о Клейсте; несколько его строк выгравированы у него на могиле: NunО UnsterblichkeitBist du ganz mein. Nun О Unsterblichkeit bist du ganz mein (нем.) — Теперь, о бессмертие, ты всецело моё.
Я ездил туда в феврале, в паломничество. Вокруг лежал двадцатисантиметровый слой снега; голые чёрные ветви деревьев извивались под серым небом, воздух вокруг словно куда-то полз. Каждый день на могиле появлялся букет живых цветов; я так ни разу и не видел человека, совершавшего этот ритуал. Гёте встречался с Шопенгауэром, встречался с Клейстом, но так по-настоящему их и не понял; прусские пессимисты — вот и все, что он подумал и о том и о другом. От итальянских стихов Гёте мне всегда хотелось блевать. Может, для того чтобы их понять, нужно было родиться под беспросветно серым небом? Сомневаюсь; небо было ослепительно синее, и никакая растительность не пыталась ползти по утёсам Карбонерас, но от этого мало что менялось. Нет, честное слово, я не преувеличивал значение женщины. И потом, совокупление… — это ведь геометрически очевидно.
Я сказал Гарри, что Изабель «отправилась путешествовать»; с тех пор прошло уже полгода, но он, казалось, ни капли не удивлялся и вообще забыл про её существование; по-моему, люди его, в сущности, мало интересовали. Я присутствовал при втором его споре с Робером Бельгийским, примерно в тех же обстоятельствах, что и в день нашего знакомства; потом ещё при одном, но на сей раз рядом с четой бельгийцев сидел их сын Патрик, приехавший в отпуск на неделю, и его подружка Фадия, негритянка с лепными формами. Патрику было лет сорок пять, он работал в каком-то банке в Люксембурге. На меня он сразу же произвёл хорошее впечатление, во всяком случае, на вид он казался не таким идиотом, как его родители; впоследствии я узнал, что он занимал ответственные должности и через его руки проходили большие деньги. Что касается Фадии, то ей было не больше двадцати пяти и ей трудно было дать какую-либо оценку, кроме чисто эротической; впрочем, её это, похоже, не сильно волновало. Грудь её отчасти прикрывала белая повязка, снизу была надета мини-юбка в обтяжку, вот более или менее и все. Я всегда скорее одобрял такие вещи; а в остальном — у меня не стояло.Эти двое были элохимитами, то есть принадлежали к секте, почитающей Элохим, инопланетян — творцов человечества, и ожидающей их возвращения на Землю. Я никогда прежде не слышал о подобной чуши, поэтому во время обеда более или менее следил за разговором. В общем, они считали, что в основе всего лежала ошибка в греческом переводе Книги Бытия: слово «Творец», «Элохим», употреблено там не в единственном числе, а во множественном. В наших создателях не было ничего божественного или сверхъестественного; это вполне материальные существа, которые стояли на более высокой, нежели мы, ступени эволюции, умели совершать космические перелёты и творить жизнь; кроме того, они победили старость и смерть и жаждали поделиться своими секретами с самыми достойными из нас. А-а, сказал я себе, вот в чём морковка; меня, кажется, собираются доить.Чтобы Элохим вернулись и открыли нам способ избежать смерти, мы (то есть человечество) должны вначале построить для них посольство. Нет-нет, не хрустальный дворец со стенами из гиацинта и берилла, а что-то простое, современное и симпатичное — но не лишённое комфорта, ведь пророк утверждает, что им очень нравятся джакузи (у них был и пророк, из Клермон-Феррана). Строить посольство он собирался сперва в традиционном месте — Иерусалиме; но там хватало своих проблем, соседских разборок — в общем, это пришлось не ко времени. Ожесточённая перепалка с раввином из Комиссии по Мессиям (специальный орган в Израиле, отслеживающий подобные случаи) навела его на новую мысль. Совершенно ясно, что евреи обитают в неудачном месте. Когда создавалось государство Израиль, то, конечно, думали о Палестине, но не только, предлагали и Техас, и Уганду: там тоже немного опасно, но не до такой степени; короче, добродушно подытожил раввин, не стоит слишком зацикливаться на географических аспектах. Бог вездесущ, провозгласил он, все мироздание исполнено Его присутствия (я хочу сказать, извинился он, для вас — присутствия Элохим).На самом деле пророк так не считал: Элохим обитали на планете Элохим и время от времени совершали путешествия, вот и все; но он не стал ввязываться в новый географический спор, ибо беседа его вразумила. Если Элохим, перемещаясь в пространстве, добрались до Клермон-Феррана, подумал он, значит, на то была причина: возможно, это связано с геологическим характером данного места, ведь всем известно, что в зонах вулканической активности особая энергетика. Поэтому, объяснил мне Патрик, пророк после недолгих поисков остановил свой выбор на Лансароте, одном из Канарских островов. Земельный участок уже куплен, стройка вот-вот начнётся.А это, случайно, не прозрачный намёк на то, что сейчас подходящий момент для инвестиций? Нет-нет, успокоил он меня, в этом смысле у нас все прозрачно, взносы минимальные, кто угодно и когда угодно может прийти и проверить счета. Если бы ты знал, что я иногда проворачиваю в Люксембурге для других клиентов (мы с ним очень быстро перешли на ты)… Нет, правда, если есть пункт, в котором мы неуязвимы, то именно финансы.Допивая свой стакан кирша, я сказал себе, что Патрик пришёл к оригинальному синтезу материалистических убеждений папы и астральных заскоков мамы. Затем последовал традиционный сеанс охоты на звезды. «Ваааау! Круто!…» — воскликнула Фадия, увидев кольца Сатурна, и улеглась обратно в свой шезлонг. Решительно, небо в этом регионе было очень чистое. Обернувшись, чтобы взять бутылку кирша, я заметил, что ляжки у неё раздвинуты, и в темноте мне показалось, что она запустила руку под юбку. Чуть позже я услышал её участившееся дыхание. Итак, наблюдая звезды, Гарри думал о Христе-Омеге;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В эпоху, когда жил Даниель1, мужское бессилие часто объясняли психологическими причинами; сегодня мы знаем, что это, в сущности, гормональное явление, зависимость которого от психологических причин минимальна и всегда может быть устранена.Однако для нас эти девяносто страниц, полные мучительных размышлений об упадке мужской силы, перемежаемых порнографическими и в то же время гнетущими описаниями неудачных попыток полового сношения с различными андалусскими проститутками, содержат урок, который великолепно сформулировал Даниель17 в следующих строках своего комментария:
В целом процесс старения человеческой самки состоял в деградации по такому множеству параметров как эстетического, так и функционального характера, что определить, который из них был наиболее неприятным, весьма сложно; в большинстве случаев вряд ли возможно установить какую-либо одну причину конечного выбора.Что же касается человеческого самца, то здесь, по-видимому, имела место совершенно иная ситуация. Подверженный эстетическому и функциональному упадку в той же, если не в большей, мере, нежели самка, он тем не менее умел преодолевать его до тех пор, пока сохранялись эректильные способности полового члена. После их окончательной утраты самоубийство обычно следовало в течение двух недель.По-видимому, именно этим различием объясняется любопытное статистическое наблюдение, сделанное уже ДаниелемЗ: если в последних поколениях человеческого рода средний возраст ухода составлял у женщин 54,1 года, то у мужчин он достигал 63,2 года. Даниель1,9 То, что ты называешь сном, для воина — реальность. Андре Беркофф Я продал «бентли», который слишком напоминал мне Изабель и пижонство которого начинало меня смущать, и купил купе-кабриолет «мерседес 600 SL» — машину на самом деле не менее дорогую, зато более скромную. Все богатые испанцы разъезжали на «мерседесах» — в них, в испанцах, не было снобизма, но они умели жить на широкую ногу; а потом, с кабриолетом удобнее снимать девок; здесь их называли chicas, и мне это очень нравилось. «Вос де Альмериа» помещала вполне откровенные объявления: piel dorada, culito melocoton, guapisima, boca supersensuat labios expertos, muy simpatica, complaciente. Piel dorada, cuLito melocoton, guapisima, boca supersensuat labios expertos, muy simpatica, complaciente (исп.) — золотистый загар, ягодицы как персики, очень красивая, суперчувственный рот, опытные губы, очень симпатичная, исполнительная.
Красивый всё-таки язык, очень выразительный, по самой своей природе поэтичный — в нём почти все рифмуется. Для тех, у кого сложности с визуализацией словесных описаний, имелись ещё бары с проститутками. Физически девицы были хороши, в полном соответствии с объявлениями, и не запрашивали больше положенного; но в остальном… Они включали телевизор или сидюшник на полную мощность, почти совсем убирали свет, в общем, пытались абстрагироваться; призвания у них не было, это ясно. Конечно, можно было заставить их приглушить музыку и сделать свет поярче; тогда потом они ждали чаевых, и в зачёт шла любая мелочь. Безусловно, есть люди, которые упиваются подобного рода отношениями, и я их прекрасно мог понять; просто я не входил в их число. К тому же большинство составляли румынки, белоруски, украинки — в общем, уроженки всех этих нелепых стран, возникших после развала Восточного блока, и нельзя сказать, чтобы коммунизм сильно способствовал развитию сентиментальности в отношениях между людьми; в целом эти экс-коммунистки отличались скорее бесчеловечностью — по сравнению с ними бальзаковское общество, сложившееся после разложения монархии, кажется идеалом милосердия и кротости. Приятно всё-таки послать к чёрту учение о всеобщем братстве!Лишь после отъезда Изабель я по-настоящему открыл для себя мир мужчин — в ходе волнующих скитаний по полупустым шоссе центральной и южной Испании. Лишь на уикенд и в начале сезона отпусков на автомагистралях встречаются парочки и целые семьи, а в остальное время это территория почти исключительно мужская, населённая коммивояжёрами и дальнобойщиками; это мир жестокий и грустный, где из печатной продукции можно купить только порно — и автожурналы, а вращающаяся витрина с DVD под вывеской «Tu mejores peliculas» Tu mejores peliculas (исп.) — твои лучшие фильмы.
обычно позволяет лишь пополнить свою коллекцию порнухи. Об этом универсуме почти не говорят, правда, о нём и сказать-то особо нечего; здесь не складывается каких-либо новых, неизвестных типов поведения, не рождается тем и сюжетов ни для одного светского журнала, короче, он мало известен и не заслуживает известности. Я не завязал здесь мужской дружбы и вообще на протяжении этих нескольких недель чувствовал себя чужаком, но это было не важно, здесь все были друг другу чужими, и я знал, что даже похабная податливость усталых официанток, обтягивающих вислые груди футболками с надписью «Naughty Girl», лишь в исключительных случаях могла вылиться в платное и всегда поспешное соитие. Самое интересное, что я мог сделать, это затеять ссору с шофёром-дальнобойщиком и получить по зубам в паркинге, среди выхлопных газов; по сути, никаких других приключений меня в этом мире не ожидало. Я прожил так чуть больше двух месяцев, выбрасывая тысячи евро на французское шампанское для тупых румынок, которые десять минут спустя вполне могли отказаться отсосать у меня без презерватива. И вот на Средиземноморском шоссе, сразу за южным выездом из Тотаны, я решил положить конец этой тягостной прогулке. Поставив машину на последнее свободное место на стоянке у отеля-ресторана «Лос Ка-мионерос», я зашёл выпить пива; атмосфера там ничем не отличалась от той, в какой я пребывал на протяжении предыдущих недель, и я просидел всего минут десять, не особо глядя по сторонам и ощущая только общую глухую усталость, делавшую мои движения неверными и вялыми, и какую-то тяжесть в желудке. Выйдя из бара, я обнаружил, что припаркованный невесть как, поперёк всех, «шевроле-корвет» перегородил мне выезд. Перспектива возвращаться обратно и разыскивать хозяина машины повергла меня в полное отчаяние; я прислонился к бетонному парапету и попытался взглянуть на ситуацию в целом, а вернее, начал судорожно курить одну сигарету за другой. Из всех имеющихся в продаже спортивных автомобилей «шевроле-корвет», с его бесцельно и агрессивно мужественными очертаниями и отсутствием подлинного механического благородства в сочетании с довольно умеренной ценой, наверное, лучше всех соответствует понятию «навороченная тачка»; на какого же грязного андалусского мачо мне предстояло напороться? Как и все подобные личности, этот тип, видимо, хорошо разбирался в автомобилях, а значит, вполне был способен понять, что моя машина хотя и выглядит скромнее, зато втрое дороже. Стало быть, в том, как он поставил машину, загородив мне дорогу, проявилась не только жажда мужского самоутверждения, но, видимо, где-то на заднем плане, и классовая ненависть, и я должен готовиться к худшему. Мне понадобилось три четверти часа и полпачки «Кэмела», чтобы собрать все своё мужество и вернуться в бар.Хозяина тачки я определил сразу; съёжившись у самого края стойки, перед блюдцем с арахисом, он ждал, пока согреется пиво, и время от времени устремлял безнадёжный взгляд на громадный телеэкран, где под звуки медленного джаза плавно вращали тазом девицы в мини-шортах; там явно происходила «вечеринка с пеной», ягодицы девиц все чётче проступали под влажными мини-шортами, и отчаяние мужчины нарастало. Он был низенький, пузатый, плешивый, в костюме с галстуком, ему было под пятьдесят, и я почувствовал, как меня накрывает волна печального сострадания; нет, его «шевроле-корвет» — не то, что позволит ему снимать девок , в лучшем случае он прослывёт старым шутом ; я почти восхищался тем повседневным мужеством, которое позволяло ему, несмотря ни на что, разъезжать в «шевроле-корвете». Как могла среагировать молодая, сексапильная девица на этого человечка, вылезающего из «шевроле-корвета»? Только прыснуть . Но тем не менее мне пора было уезжать, и я обратился к нему со всем благодушием и улыбчивостью, на какие был способен. Как я и боялся, поначалу он был настроен весьма воинственно, попытался призвать в свидетели официантку — та мыла стаканы и даже не подняла головы от раковины, — но потом взглянул на меня ещё раз, и представшее зрелище, видимо, подействовало на него успокаивающе: я и сам чувствовал себя очень старым, усталым, несчастным и заурядным; наверное, он пришёл к выводу, что по каким-то неведомым причинам владелец «мерседеса-SL» тоже оказался лузером , почти товарищем по несчастью, и в этот момент стал давить на мужскую солидарность, взял мне пива, потом ещё и предложил продолжить вечер в «Новом Орлеане». Чтобы избавиться от него, я сказал, что мне ещё далеко ехать — обычно мужчины этот довод уважают. В действительности я был меньше чем в пятидесяти километрах от дома, но только что понял, что с тем же успехом могу продолжать своё «роуд муви» и у себя.
В самом деле, шоссе проходило в нескольких километрах от моих владений, и там имелось аналогичное заведение. Я приобрёл привычку, выходя из «Даймонд найтс», ехать на пляж Родалквилар. Мой купе «мерседес 600 SL» катил по песку; я запускал механизм, открывающий крышу, и за двадцать две секунды он превращался в кабриолет. Это был великолепный пляж — почти всегда пустынный, неестественно, геометрически плоский, с девственно-чистым песком и в окружении ослепительно чёрных отвесных скал; человек с темпераментом истинного художника, наверное, сумел бы извлечь толк из этого одиночества и красоты. Я же перед лицом бесконечности казался сам себе блохой на клеёнке. В конечном счёте вся эта красота, все это геологическое величие были мне совершенно ни к чему, я даже чувствовал в них какую-то смутную угрозу. «Но разве мир — панорама?» — сухо вопрошает Шопенгауэр. Наверно, я придавал слишком большое значение сексуальности, это верно; но единственное место в мире, где мне бывало хорошо, — это в объятиях женщины, в глубинах её влагалища; и я был уже не в том возрасте, чтобы что-нибудь менять. Существование женской вульвы — само по себе благодать, говорил я себе, уже один тот факт, что я могу там находиться и чувствовать себя хорошо, — вполне достаточная причина продолжать мой тяжкий путь на земле. Не всем дано такое счастье. «Истина в том, что мне ничто не подходит на этой Земле», — записывает Клейст в своём дневнике непосредственно перед тем, как свести счёты с жизнью на берегах Ванзее. В такие минуты я часто думал о Клейсте; несколько его строк выгравированы у него на могиле: NunО UnsterblichkeitBist du ganz mein. Nun О Unsterblichkeit bist du ganz mein (нем.) — Теперь, о бессмертие, ты всецело моё.
Я ездил туда в феврале, в паломничество. Вокруг лежал двадцатисантиметровый слой снега; голые чёрные ветви деревьев извивались под серым небом, воздух вокруг словно куда-то полз. Каждый день на могиле появлялся букет живых цветов; я так ни разу и не видел человека, совершавшего этот ритуал. Гёте встречался с Шопенгауэром, встречался с Клейстом, но так по-настоящему их и не понял; прусские пессимисты — вот и все, что он подумал и о том и о другом. От итальянских стихов Гёте мне всегда хотелось блевать. Может, для того чтобы их понять, нужно было родиться под беспросветно серым небом? Сомневаюсь; небо было ослепительно синее, и никакая растительность не пыталась ползти по утёсам Карбонерас, но от этого мало что менялось. Нет, честное слово, я не преувеличивал значение женщины. И потом, совокупление… — это ведь геометрически очевидно.
Я сказал Гарри, что Изабель «отправилась путешествовать»; с тех пор прошло уже полгода, но он, казалось, ни капли не удивлялся и вообще забыл про её существование; по-моему, люди его, в сущности, мало интересовали. Я присутствовал при втором его споре с Робером Бельгийским, примерно в тех же обстоятельствах, что и в день нашего знакомства; потом ещё при одном, но на сей раз рядом с четой бельгийцев сидел их сын Патрик, приехавший в отпуск на неделю, и его подружка Фадия, негритянка с лепными формами. Патрику было лет сорок пять, он работал в каком-то банке в Люксембурге. На меня он сразу же произвёл хорошее впечатление, во всяком случае, на вид он казался не таким идиотом, как его родители; впоследствии я узнал, что он занимал ответственные должности и через его руки проходили большие деньги. Что касается Фадии, то ей было не больше двадцати пяти и ей трудно было дать какую-либо оценку, кроме чисто эротической; впрочем, её это, похоже, не сильно волновало. Грудь её отчасти прикрывала белая повязка, снизу была надета мини-юбка в обтяжку, вот более или менее и все. Я всегда скорее одобрял такие вещи; а в остальном — у меня не стояло.Эти двое были элохимитами, то есть принадлежали к секте, почитающей Элохим, инопланетян — творцов человечества, и ожидающей их возвращения на Землю. Я никогда прежде не слышал о подобной чуши, поэтому во время обеда более или менее следил за разговором. В общем, они считали, что в основе всего лежала ошибка в греческом переводе Книги Бытия: слово «Творец», «Элохим», употреблено там не в единственном числе, а во множественном. В наших создателях не было ничего божественного или сверхъестественного; это вполне материальные существа, которые стояли на более высокой, нежели мы, ступени эволюции, умели совершать космические перелёты и творить жизнь; кроме того, они победили старость и смерть и жаждали поделиться своими секретами с самыми достойными из нас. А-а, сказал я себе, вот в чём морковка; меня, кажется, собираются доить.Чтобы Элохим вернулись и открыли нам способ избежать смерти, мы (то есть человечество) должны вначале построить для них посольство. Нет-нет, не хрустальный дворец со стенами из гиацинта и берилла, а что-то простое, современное и симпатичное — но не лишённое комфорта, ведь пророк утверждает, что им очень нравятся джакузи (у них был и пророк, из Клермон-Феррана). Строить посольство он собирался сперва в традиционном месте — Иерусалиме; но там хватало своих проблем, соседских разборок — в общем, это пришлось не ко времени. Ожесточённая перепалка с раввином из Комиссии по Мессиям (специальный орган в Израиле, отслеживающий подобные случаи) навела его на новую мысль. Совершенно ясно, что евреи обитают в неудачном месте. Когда создавалось государство Израиль, то, конечно, думали о Палестине, но не только, предлагали и Техас, и Уганду: там тоже немного опасно, но не до такой степени; короче, добродушно подытожил раввин, не стоит слишком зацикливаться на географических аспектах. Бог вездесущ, провозгласил он, все мироздание исполнено Его присутствия (я хочу сказать, извинился он, для вас — присутствия Элохим).На самом деле пророк так не считал: Элохим обитали на планете Элохим и время от времени совершали путешествия, вот и все; но он не стал ввязываться в новый географический спор, ибо беседа его вразумила. Если Элохим, перемещаясь в пространстве, добрались до Клермон-Феррана, подумал он, значит, на то была причина: возможно, это связано с геологическим характером данного места, ведь всем известно, что в зонах вулканической активности особая энергетика. Поэтому, объяснил мне Патрик, пророк после недолгих поисков остановил свой выбор на Лансароте, одном из Канарских островов. Земельный участок уже куплен, стройка вот-вот начнётся.А это, случайно, не прозрачный намёк на то, что сейчас подходящий момент для инвестиций? Нет-нет, успокоил он меня, в этом смысле у нас все прозрачно, взносы минимальные, кто угодно и когда угодно может прийти и проверить счета. Если бы ты знал, что я иногда проворачиваю в Люксембурге для других клиентов (мы с ним очень быстро перешли на ты)… Нет, правда, если есть пункт, в котором мы неуязвимы, то именно финансы.Допивая свой стакан кирша, я сказал себе, что Патрик пришёл к оригинальному синтезу материалистических убеждений папы и астральных заскоков мамы. Затем последовал традиционный сеанс охоты на звезды. «Ваааау! Круто!…» — воскликнула Фадия, увидев кольца Сатурна, и улеглась обратно в свой шезлонг. Решительно, небо в этом регионе было очень чистое. Обернувшись, чтобы взять бутылку кирша, я заметил, что ляжки у неё раздвинуты, и в темноте мне показалось, что она запустила руку под юбку. Чуть позже я услышал её участившееся дыхание. Итак, наблюдая звезды, Гарри думал о Христе-Омеге;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40