Они писали: «По горькому опыту зная, как тяжело жить в несчастье... Знаем, что невелика наша помощь, состоящая в 143 руб(лях), но она приносится от чистого усердия и посильных средств не богатых людей, а мужей, жен и даже детей бедного сословия».
Забегая несколько вперед, скажем, что в день отъезда Скобелева из Спасского обитатели имения и крестьяне вручили ему небольшой мешок, туго завязанный бечевкой, в котором позвякивали деньги «на войну». Доподлинно известно, как Скобелев дорожил крестьянскими фошами и, раздавая их, присовокуплял зачастую и свои деньги особо отличившимся солдатам. Слова, которыми он сопровождал вручение трудовых денег, не оставляли сомнения в том, что они шли от сердца.
Человек, рискнувший в то время возвысить голос против войны с Турцией, вполне мог навлечь на себя всеобщий гнев и презрение. Наэлектризованность общественного мнения передалась и окружению императора. Точка зрения, что война – единственный способ преподнести предметный урок Турции, преобладала у царедворцев. Государь, считаясь с мнением света, все же гнул свою линию. Представлять ее пацифистской, а самого Александра II мягкотелым было бы неверно. Нередко обстоятельства брали верх, однако Александру Николаевичу не свойственно было принятие опрометчивых решений. В данном же случае речь шла о шаге непростом.
Государю были памятны и горький привкус порохового дыма, и черное, закопченное небо над Севастополем. Наследнику престола категорически возбранялось появляться на передовой, но в осажденном городе попросту невозможно было провести четкую разграничительную черту между фронтом и тылом. И те госпитали, в которых бывал великий князь Александр, не раз становились мишенью для обстрела. Цесаревич оказался свидетелем кровавой драмы и воочию познал изнанку боевых действий. Он поражался терпению израненных и искалеченных воинов, восхищался мужеством немногочисленного медицинского персонала, жертвенно служившего спасению человеческих жизней. Такое не могло пройти бесследно.
В понятии государя прочно сложились убеждения, что любая бойня есть цепь заблуждений и нежелания царей, королей и их министров признать политические просчеты в мирном решении противоречий. Однако представлять Александра II человеком, не обладавшим достаточной волей в защите интересов России, было бы глубоко ошибочно. Правило древних: «Хочешь мира – готовься к войне» император усвоил твердо и потому в числе наиглавнейших государственных забот считал преобразование армии.
За обустройством России Александр II не упускал из внимания обстановку насилия и жестокости, которая царила в православном славянском мире.
Внутреннее неприятие несправедливости сложилось отнюдь не случайно. Николай I не препятствовал сыну ни в познании учения славянофилов, ни в личном знакомстве с наиболее яркими представителями движения. Так будущий император попал под сильное влияние идей А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина, князя В. А. Черкасского, И. В. Киреевского. Убежденные монархисты внушали Николаю I необходимость отмены крепостного права сверху, вынашивали идею объединения славян под эгидой России. Но если к предполагаемым реформам Николай Павлович относился с великим предубеждением, считая их несвоевременными, то доктрину единения братьев-славян: русских, болгар, сербов – поддерживал целиком и полностью и положил в основу отношений с Турцией. Войны с Портой оправдывали его убеждения и глубокие симпатии к единоверцам. Подобные взгляды Николай Павлович стремился передать сыну, и в лице наследника российского престола намерения отца нашли достойного продолжателя.
В готовности народа и армии к очередному испытанию Александр II не сомневался и все же опасался совершить неверный шаг.
А к нему подталкивали как зарубежные недоброжелатели России, так и доморощенные ура-патриоты, не представлявшие последствий возможной неудачи. Труднее было с российским духовенством, которое рассматривало отказ от применения военной силы как малодушие монарха, сулившее потерю авторитета России в православном мире. Не исключалась такая ситуация, что, не найдя поддержки у России, болгары бросятся в объятия ярого русофоба папы Пия IX.
Мысль не допустить не желаемого поворота событий нашла выражение в бескомпромиссном решении – прибегнуть к силе оружия. Император пришел к этому не наперекор, а в полном согласии со своей совестью. Так завершилась напряженная работа ума, сопровождаемая неимоверным напряжением физических и моральных сил. А ведь император был далеко не молод, в 1877 году ему исполнилось пятьдесят девять лет. И тем не менее это было трудное решение. Здесь следует отметить особую роль в России общественного мнения. Понимая неготовность страны к войне (мы уже писали об этом выше: еще шли военные реформы и армия не укрепилась, в экономическом отношении страна также не была сильна, в. правящих кругах России не было необходимого единства в оценках восточного вопроса и методах его решения), государь как мог оттягивал наступление рокового часа. Но русское общество, его интеллектуальная элита, как всегда, отличались нетерпеливостью, нервозностью. Печать, порицая «жестокие методы турецкого управления, которые довели до отчаяния население», дружно взывала к мщению. «Русский мир», близкий к славянофильским кругам, открыто критиковал правящий кабинет за примирительную политику по отношению к Турции и близость с Австро-Венгрией. Россия призвана выполнить «долг, завещанный историей». Оскорбленное «русское чувство», не считаясь с объективными обстоятельствами, решительно подталкивало страну к войне, раздувая паруса. Медлительность и компромиссность Александра II встречались в штыки, началась травля государя. Но царь крепился долго, и тогда, когда уже «разогретое» общественное мнение готово было засыпать Зимний ядовитыми стрелами, рубикон был перейден, невзирая на то, что России, конечно же, война тогда была крайне нежелательна. Правда, за период челночной дипломатии 79-летнему министру иностранных дел А.М. Гочакову удалось добиться «доброжелательного нейтралитета» Австро-Венгрии и известных гарантий от враждебного вмешательства правительств Запада.
Готовился к войне и «больной человек» – так с 1839 года стали называть Турцию, хозяйство которой, до сих времен обширное, богатое и спокойное, стало разваливаться, потому и надежды на победу связывались лишь с «родственной помощью».
События в конце 1876 года разворачивались следующим образом. В России была проведена мобилизация, в результате которой численность Дунайской армии, предназначавшейся для ведения боевых действий против Турции на Балканском театре (одновременно на Кавказе переступала границу азиатской Турции Кавказская армия), достигла двухсот тридцати пяти тысяч человек. Во главе Дунайской армии стоял главнокомандующий, назначаемый самим царем и наделенный большими правами. Именно в руках главнокомандующего и его штаба находилась судьба всей предстоящей кампании.
Эпоха начала развития капитализма не способствовала появлению достаточно ярких, талантливых военачальников. Стычки с горцами на Кавказе и в Средней Азии не принимались всерьез. Ехать воевать с «халатниками» высшие чины считали ниже своего достоинства, поэтому делали карьеру на петербургских балах и в дворцовых интригах. И вдруг – война в Европе, притом с извечным врагом России, Турцией.
Главнокомандующим Дунайской армией государь назначил великого князя Николая Николаевича (старшего) В. кн. Н. Н. Романов (1831-1891) – третий сын императора Николая I и императрицы Александры Федоровны. Генерал-фельдмаршал (1878). На должность главнокомандующего Кавказской армией был назначен в. кн. Михаил Николаевич (1832-1909) – четвертый сын от этого брака. Генерал-фельдмаршал (1878).
. Оценки личности родного брата императора и свершенных им деяний крайне противоречивы. В официальной прессе главнокомандующий представлен так: «Его красивая, стройная фигура на чудном коне появлялась с утра то там, то здесь перед войсками, которые, услышав его звонкий голос, его ласковый привет, радостно отвечали Его Высочеству, удваивая свое старание угодить ему, своему любимому начальнику. И войска не только любили, обожали его, потому что Великий князь был необыкновенным начальником». Вышеизложенное во многом соответствовало действительности. Обратимся к биографии Николая Николаевича.
Родился он 22 августа 1831 года. В день крещения порфирородного младенца отец возложил на сына знаки ордена св. апостола Андрея Первозванного Точная дата учреждения ордена неизвестна (1697 или 1699 г.). Статут 1720 г. называет главой ордена Петра I, но сам царь был только шестым по счету кавалером ордена и принял его из рук первого кавалера генерал-адмирала Д. А. Головина. Павел I в «Установлении об орденах» регламентировал порядок получения ордена. Знак – косой андреевский крест синей эмали с изображеним распятого святого. На концах креста – латинские буквы 8 А Р К (в переводе «Св. Андрей покровитель России»). Девиз ордена – «За Веру и Верность». Великие князь получали орден при крещении, а князья императорской крови – по достижении совершеннолетия.
, Царское Село огласилось эхом орудийных выстрелов, а вечером столица России была красочно иллюминирована. Император Николай Павлович воспитывал в сыновьях чувство долга, с детства приучал вести непритязательный образ жизни. В шестилетнем возрасте великий князь встал в строй гвардейцев, а на следующий год получил из рук отца саблю, выслушав при этом напутственные слова: «Великий для тебя и для нас день... ибо сим знаком посвящаем на службу будущую брату твоему и родине...»
25 июня 1839 года Николай Николаевич с братом Константином стал кадетом I Кадетского корпуса. Боевая учеба и фронтовая служба закалили характер и во многом способствовали раннему взрослению. 1 июля 1846 года на плечах Николая Николаевича заблестели офицерские эполеты. В семнадцать лет он – капитан и в течение двух лет командует ротой, не прерывая занятий по военной истории, стратегии, тактике, топографии. В числе преподавателей – генералы П. П. Карцев, Д. А. Милютин.
Боевое крещение великий князь Николай Николаевич и его брат Михаил получили в Крымскую кампанию. Николай I рекомендовал главнокомандующему «не держать сыновей в тени», а в случае опасности они должны «собою подавать пример». Можно утвердительно сказать, что за месяцы, проведенные в Севастополе, великий князь Николай доказал, что он не трус, способен стойко переносить трудности неудачно складывающейся для русских войны, не робеет при артиллерийском и ружейном обстреле. За участие в сражении при Инкермане Георгиевская дума постановила наградить Николая Николаевича орденом св. Георгия IV степени. Э. И. Тотлебен по достоинству оценил и знания своего юного помощника в фортификации. Не случайно, что после смерти отца старший брат, император Александр II, поручил Николаю Николаевичу подготовку прибалтийских крепостей и других береговых укреплений к отражению возможной высадки десанта союзников.
В годы переустройства вооруженных сил России Николай Николаевич возглавил государственную комиссию, которая направляла и контролировала ход преобразований. Невзирая на ограниченность средств, выделяемых казной, и организационные сбои, армия в значительной степени изменила свой облик, не потеряв боеспособности. Особое место в нововведениях занимал Петербургский военный округ, на базе которого осуществлялись многие начинания. Командовал округом с августа 1864 года великий князь Николай Николаевич.
И все же назначение его главнокомандующим Дунайской армией было под вопросом. Император Александр Николаевич, пожалуй, как никто иной, трезво оценивал военные дарования брата, считая их далекими от требований, которые предъявляет начальнику война. Ему не хватало стратегического мышления. Самого государя отличала глубина познаний военной теории, тщательная взвешенность решений. Будет уместно заметить, что роман императора с княжной Екатериной Долгоруковой породил семейные дрязги, и для государя не являлось секретом, что брат вынашивает тайное желание сменить его на престоле, а война представляла прекрасную возможность завоевать всенародную популярность.
Портрет великого князя дополняют воспоминания офицера штаба Дунайской армии М. А. Газенкампфа: «У него нет навыка всесторонне обдумывать сложные военные действия и делать общие распоряжения с надлежащим расчетом времени и в связи с действиями на других фронтах. Приказания его внезапны, отрывисты, без корней в прошедшем и без ясных расчетов на будущее. Убеждать его в необходимости тщательной примерки, прежде чем отрезать – напрасный труд: это слишком несогласно с его природными свойствами».
Государь стоял перед весьма нелегким выбором. Не утверди он брата главнокомандующим Дунайской армией – родня взвоет, назначь – греха не оберешься. Скрепя сердце государь все же объявил о назначении брата, а в подмогу ему решил дать полного тезку генерала Николая Николаевича Обручева Обручев Николай Николаевич (1830-1904). Видный военный деятель эпохи Александра II и Александра III. Окончил 1-й Александровский сиротский кадетский корпус (1848). Службу начал прапорщиком в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1850 году выпустил первый научный труд «Опыт истории военной литературы в России». В 1852 году поступил в Николаевскую Академию Генерального штаба, которую закончил с большой серебряной медалью. С 1854 по 1858 год возглавлял кафедру статистики в Академии. Основал журнал «Военный сборник» (1858). Генерал-майор (1866), генерал от инфантерии (1887). С 1881 по 1897 год – начальник Главного штаба и председатель Военно-Ученого комитета. Его именем назван один из фортов Кронштадта.
, который занимал пост начальника Военно-Ученого комитета Генерального штаба. Фактически этот комитет являлся оперативным отделом, где разрабатывался план войны с Турцией. Обручев был одним из главных его творцов. Поставив на плане размашистую резолюцию «Утверждаю», государь пытался склонить брата взять к себе начальником штаба Обручева, но великий князь встал на дыбы и наотрез отказался от такого помощника. Вероятно, сей отказ побудил государя принять решение самому отправиться на войну. Бережливый на солдатскую кровь, царь сознавал, что многое из того, что отражено на карте, может превратиться в прах, и потому убедил военного министра оставить обжитой кабинет. Н. Н. Обручев получил назначение на Кавказ. Великий князь Михаил Николаевич требовал не меньшей опеки, чем его брат.
Николай Николаевич был крайне неразборчив в людях и зачастую доверял ответственные посты либо абсолютным бездарям, либо проходимцам. Об их роли в кампании еще предстоит сказать. Совершенно неожиданным для многих оказалось назначение на должность начальника штаба Дунайской армии генерала от инфантерии А. А. Непокойчицкого, который до войны занимал скромную должность шефа 54-го Минского полка. Артуру Адамовичу было далеко за шестьдесят; с изрядной сединой в усах, зачесанных назад волосах и круглых бакенбардах он производил впечатление бодрого старика, хотя фигура и казалась сгорбленной. Непокойчицкий протащил за собой с добрый десяток прихлебателей, создававших суету в штабе без видимых результатов. Генерал, ценивший более всего собственное спокойствие, служил буфером в нередких столкновениях главнокомандующего с военным министром, а позднее и с Э. И. Тотлебеном. Царь заверил брата, что в управление войсками вмешиваться не будет, и крепко держал свое обещание. «...Нельзя не пугаться, – записал в своем дневнике Д. А. Милютин, – когда подумаешь, в чьих руках теперь это решение».
После разгрома апрельского восстания тысячи беженцев покинули Болгарию, и как только на горизонте забрезжила возможность вновь сразиться за поруганное отечество, многие из тех, кто был способен носить оружие, отправились в Кишинев, где под видом почетного конвоя главнокомандующего шло формирование болгарского ополчения. Во главе его был поставлен талантливый генерал русской армии Н. Г. Столетов. Неизвестно, как бы сложилась судьба Николая Григорьевича, если бы после окончания Московского университета он не отправился добровольцем для участия в Крымской войне 1853– 1856 годов. Уже тогда общественное мнение относило его к образованнейшим людям России. Прекрасное знание нескольких европейских и восточных языков позволяло Столетову хорошо ориентироваться в мировых событиях.
Свою службу он начал рядовым солдатом, причем выказал в сражениях замечательные образцы храбрости, за что был награжден высокой солдатской наградой –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Забегая несколько вперед, скажем, что в день отъезда Скобелева из Спасского обитатели имения и крестьяне вручили ему небольшой мешок, туго завязанный бечевкой, в котором позвякивали деньги «на войну». Доподлинно известно, как Скобелев дорожил крестьянскими фошами и, раздавая их, присовокуплял зачастую и свои деньги особо отличившимся солдатам. Слова, которыми он сопровождал вручение трудовых денег, не оставляли сомнения в том, что они шли от сердца.
Человек, рискнувший в то время возвысить голос против войны с Турцией, вполне мог навлечь на себя всеобщий гнев и презрение. Наэлектризованность общественного мнения передалась и окружению императора. Точка зрения, что война – единственный способ преподнести предметный урок Турции, преобладала у царедворцев. Государь, считаясь с мнением света, все же гнул свою линию. Представлять ее пацифистской, а самого Александра II мягкотелым было бы неверно. Нередко обстоятельства брали верх, однако Александру Николаевичу не свойственно было принятие опрометчивых решений. В данном же случае речь шла о шаге непростом.
Государю были памятны и горький привкус порохового дыма, и черное, закопченное небо над Севастополем. Наследнику престола категорически возбранялось появляться на передовой, но в осажденном городе попросту невозможно было провести четкую разграничительную черту между фронтом и тылом. И те госпитали, в которых бывал великий князь Александр, не раз становились мишенью для обстрела. Цесаревич оказался свидетелем кровавой драмы и воочию познал изнанку боевых действий. Он поражался терпению израненных и искалеченных воинов, восхищался мужеством немногочисленного медицинского персонала, жертвенно служившего спасению человеческих жизней. Такое не могло пройти бесследно.
В понятии государя прочно сложились убеждения, что любая бойня есть цепь заблуждений и нежелания царей, королей и их министров признать политические просчеты в мирном решении противоречий. Однако представлять Александра II человеком, не обладавшим достаточной волей в защите интересов России, было бы глубоко ошибочно. Правило древних: «Хочешь мира – готовься к войне» император усвоил твердо и потому в числе наиглавнейших государственных забот считал преобразование армии.
За обустройством России Александр II не упускал из внимания обстановку насилия и жестокости, которая царила в православном славянском мире.
Внутреннее неприятие несправедливости сложилось отнюдь не случайно. Николай I не препятствовал сыну ни в познании учения славянофилов, ни в личном знакомстве с наиболее яркими представителями движения. Так будущий император попал под сильное влияние идей А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина, князя В. А. Черкасского, И. В. Киреевского. Убежденные монархисты внушали Николаю I необходимость отмены крепостного права сверху, вынашивали идею объединения славян под эгидой России. Но если к предполагаемым реформам Николай Павлович относился с великим предубеждением, считая их несвоевременными, то доктрину единения братьев-славян: русских, болгар, сербов – поддерживал целиком и полностью и положил в основу отношений с Турцией. Войны с Портой оправдывали его убеждения и глубокие симпатии к единоверцам. Подобные взгляды Николай Павлович стремился передать сыну, и в лице наследника российского престола намерения отца нашли достойного продолжателя.
В готовности народа и армии к очередному испытанию Александр II не сомневался и все же опасался совершить неверный шаг.
А к нему подталкивали как зарубежные недоброжелатели России, так и доморощенные ура-патриоты, не представлявшие последствий возможной неудачи. Труднее было с российским духовенством, которое рассматривало отказ от применения военной силы как малодушие монарха, сулившее потерю авторитета России в православном мире. Не исключалась такая ситуация, что, не найдя поддержки у России, болгары бросятся в объятия ярого русофоба папы Пия IX.
Мысль не допустить не желаемого поворота событий нашла выражение в бескомпромиссном решении – прибегнуть к силе оружия. Император пришел к этому не наперекор, а в полном согласии со своей совестью. Так завершилась напряженная работа ума, сопровождаемая неимоверным напряжением физических и моральных сил. А ведь император был далеко не молод, в 1877 году ему исполнилось пятьдесят девять лет. И тем не менее это было трудное решение. Здесь следует отметить особую роль в России общественного мнения. Понимая неготовность страны к войне (мы уже писали об этом выше: еще шли военные реформы и армия не укрепилась, в экономическом отношении страна также не была сильна, в. правящих кругах России не было необходимого единства в оценках восточного вопроса и методах его решения), государь как мог оттягивал наступление рокового часа. Но русское общество, его интеллектуальная элита, как всегда, отличались нетерпеливостью, нервозностью. Печать, порицая «жестокие методы турецкого управления, которые довели до отчаяния население», дружно взывала к мщению. «Русский мир», близкий к славянофильским кругам, открыто критиковал правящий кабинет за примирительную политику по отношению к Турции и близость с Австро-Венгрией. Россия призвана выполнить «долг, завещанный историей». Оскорбленное «русское чувство», не считаясь с объективными обстоятельствами, решительно подталкивало страну к войне, раздувая паруса. Медлительность и компромиссность Александра II встречались в штыки, началась травля государя. Но царь крепился долго, и тогда, когда уже «разогретое» общественное мнение готово было засыпать Зимний ядовитыми стрелами, рубикон был перейден, невзирая на то, что России, конечно же, война тогда была крайне нежелательна. Правда, за период челночной дипломатии 79-летнему министру иностранных дел А.М. Гочакову удалось добиться «доброжелательного нейтралитета» Австро-Венгрии и известных гарантий от враждебного вмешательства правительств Запада.
Готовился к войне и «больной человек» – так с 1839 года стали называть Турцию, хозяйство которой, до сих времен обширное, богатое и спокойное, стало разваливаться, потому и надежды на победу связывались лишь с «родственной помощью».
События в конце 1876 года разворачивались следующим образом. В России была проведена мобилизация, в результате которой численность Дунайской армии, предназначавшейся для ведения боевых действий против Турции на Балканском театре (одновременно на Кавказе переступала границу азиатской Турции Кавказская армия), достигла двухсот тридцати пяти тысяч человек. Во главе Дунайской армии стоял главнокомандующий, назначаемый самим царем и наделенный большими правами. Именно в руках главнокомандующего и его штаба находилась судьба всей предстоящей кампании.
Эпоха начала развития капитализма не способствовала появлению достаточно ярких, талантливых военачальников. Стычки с горцами на Кавказе и в Средней Азии не принимались всерьез. Ехать воевать с «халатниками» высшие чины считали ниже своего достоинства, поэтому делали карьеру на петербургских балах и в дворцовых интригах. И вдруг – война в Европе, притом с извечным врагом России, Турцией.
Главнокомандующим Дунайской армией государь назначил великого князя Николая Николаевича (старшего) В. кн. Н. Н. Романов (1831-1891) – третий сын императора Николая I и императрицы Александры Федоровны. Генерал-фельдмаршал (1878). На должность главнокомандующего Кавказской армией был назначен в. кн. Михаил Николаевич (1832-1909) – четвертый сын от этого брака. Генерал-фельдмаршал (1878).
. Оценки личности родного брата императора и свершенных им деяний крайне противоречивы. В официальной прессе главнокомандующий представлен так: «Его красивая, стройная фигура на чудном коне появлялась с утра то там, то здесь перед войсками, которые, услышав его звонкий голос, его ласковый привет, радостно отвечали Его Высочеству, удваивая свое старание угодить ему, своему любимому начальнику. И войска не только любили, обожали его, потому что Великий князь был необыкновенным начальником». Вышеизложенное во многом соответствовало действительности. Обратимся к биографии Николая Николаевича.
Родился он 22 августа 1831 года. В день крещения порфирородного младенца отец возложил на сына знаки ордена св. апостола Андрея Первозванного Точная дата учреждения ордена неизвестна (1697 или 1699 г.). Статут 1720 г. называет главой ордена Петра I, но сам царь был только шестым по счету кавалером ордена и принял его из рук первого кавалера генерал-адмирала Д. А. Головина. Павел I в «Установлении об орденах» регламентировал порядок получения ордена. Знак – косой андреевский крест синей эмали с изображеним распятого святого. На концах креста – латинские буквы 8 А Р К (в переводе «Св. Андрей покровитель России»). Девиз ордена – «За Веру и Верность». Великие князь получали орден при крещении, а князья императорской крови – по достижении совершеннолетия.
, Царское Село огласилось эхом орудийных выстрелов, а вечером столица России была красочно иллюминирована. Император Николай Павлович воспитывал в сыновьях чувство долга, с детства приучал вести непритязательный образ жизни. В шестилетнем возрасте великий князь встал в строй гвардейцев, а на следующий год получил из рук отца саблю, выслушав при этом напутственные слова: «Великий для тебя и для нас день... ибо сим знаком посвящаем на службу будущую брату твоему и родине...»
25 июня 1839 года Николай Николаевич с братом Константином стал кадетом I Кадетского корпуса. Боевая учеба и фронтовая служба закалили характер и во многом способствовали раннему взрослению. 1 июля 1846 года на плечах Николая Николаевича заблестели офицерские эполеты. В семнадцать лет он – капитан и в течение двух лет командует ротой, не прерывая занятий по военной истории, стратегии, тактике, топографии. В числе преподавателей – генералы П. П. Карцев, Д. А. Милютин.
Боевое крещение великий князь Николай Николаевич и его брат Михаил получили в Крымскую кампанию. Николай I рекомендовал главнокомандующему «не держать сыновей в тени», а в случае опасности они должны «собою подавать пример». Можно утвердительно сказать, что за месяцы, проведенные в Севастополе, великий князь Николай доказал, что он не трус, способен стойко переносить трудности неудачно складывающейся для русских войны, не робеет при артиллерийском и ружейном обстреле. За участие в сражении при Инкермане Георгиевская дума постановила наградить Николая Николаевича орденом св. Георгия IV степени. Э. И. Тотлебен по достоинству оценил и знания своего юного помощника в фортификации. Не случайно, что после смерти отца старший брат, император Александр II, поручил Николаю Николаевичу подготовку прибалтийских крепостей и других береговых укреплений к отражению возможной высадки десанта союзников.
В годы переустройства вооруженных сил России Николай Николаевич возглавил государственную комиссию, которая направляла и контролировала ход преобразований. Невзирая на ограниченность средств, выделяемых казной, и организационные сбои, армия в значительной степени изменила свой облик, не потеряв боеспособности. Особое место в нововведениях занимал Петербургский военный округ, на базе которого осуществлялись многие начинания. Командовал округом с августа 1864 года великий князь Николай Николаевич.
И все же назначение его главнокомандующим Дунайской армией было под вопросом. Император Александр Николаевич, пожалуй, как никто иной, трезво оценивал военные дарования брата, считая их далекими от требований, которые предъявляет начальнику война. Ему не хватало стратегического мышления. Самого государя отличала глубина познаний военной теории, тщательная взвешенность решений. Будет уместно заметить, что роман императора с княжной Екатериной Долгоруковой породил семейные дрязги, и для государя не являлось секретом, что брат вынашивает тайное желание сменить его на престоле, а война представляла прекрасную возможность завоевать всенародную популярность.
Портрет великого князя дополняют воспоминания офицера штаба Дунайской армии М. А. Газенкампфа: «У него нет навыка всесторонне обдумывать сложные военные действия и делать общие распоряжения с надлежащим расчетом времени и в связи с действиями на других фронтах. Приказания его внезапны, отрывисты, без корней в прошедшем и без ясных расчетов на будущее. Убеждать его в необходимости тщательной примерки, прежде чем отрезать – напрасный труд: это слишком несогласно с его природными свойствами».
Государь стоял перед весьма нелегким выбором. Не утверди он брата главнокомандующим Дунайской армией – родня взвоет, назначь – греха не оберешься. Скрепя сердце государь все же объявил о назначении брата, а в подмогу ему решил дать полного тезку генерала Николая Николаевича Обручева Обручев Николай Николаевич (1830-1904). Видный военный деятель эпохи Александра II и Александра III. Окончил 1-й Александровский сиротский кадетский корпус (1848). Службу начал прапорщиком в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1850 году выпустил первый научный труд «Опыт истории военной литературы в России». В 1852 году поступил в Николаевскую Академию Генерального штаба, которую закончил с большой серебряной медалью. С 1854 по 1858 год возглавлял кафедру статистики в Академии. Основал журнал «Военный сборник» (1858). Генерал-майор (1866), генерал от инфантерии (1887). С 1881 по 1897 год – начальник Главного штаба и председатель Военно-Ученого комитета. Его именем назван один из фортов Кронштадта.
, который занимал пост начальника Военно-Ученого комитета Генерального штаба. Фактически этот комитет являлся оперативным отделом, где разрабатывался план войны с Турцией. Обручев был одним из главных его творцов. Поставив на плане размашистую резолюцию «Утверждаю», государь пытался склонить брата взять к себе начальником штаба Обручева, но великий князь встал на дыбы и наотрез отказался от такого помощника. Вероятно, сей отказ побудил государя принять решение самому отправиться на войну. Бережливый на солдатскую кровь, царь сознавал, что многое из того, что отражено на карте, может превратиться в прах, и потому убедил военного министра оставить обжитой кабинет. Н. Н. Обручев получил назначение на Кавказ. Великий князь Михаил Николаевич требовал не меньшей опеки, чем его брат.
Николай Николаевич был крайне неразборчив в людях и зачастую доверял ответственные посты либо абсолютным бездарям, либо проходимцам. Об их роли в кампании еще предстоит сказать. Совершенно неожиданным для многих оказалось назначение на должность начальника штаба Дунайской армии генерала от инфантерии А. А. Непокойчицкого, который до войны занимал скромную должность шефа 54-го Минского полка. Артуру Адамовичу было далеко за шестьдесят; с изрядной сединой в усах, зачесанных назад волосах и круглых бакенбардах он производил впечатление бодрого старика, хотя фигура и казалась сгорбленной. Непокойчицкий протащил за собой с добрый десяток прихлебателей, создававших суету в штабе без видимых результатов. Генерал, ценивший более всего собственное спокойствие, служил буфером в нередких столкновениях главнокомандующего с военным министром, а позднее и с Э. И. Тотлебеном. Царь заверил брата, что в управление войсками вмешиваться не будет, и крепко держал свое обещание. «...Нельзя не пугаться, – записал в своем дневнике Д. А. Милютин, – когда подумаешь, в чьих руках теперь это решение».
После разгрома апрельского восстания тысячи беженцев покинули Болгарию, и как только на горизонте забрезжила возможность вновь сразиться за поруганное отечество, многие из тех, кто был способен носить оружие, отправились в Кишинев, где под видом почетного конвоя главнокомандующего шло формирование болгарского ополчения. Во главе его был поставлен талантливый генерал русской армии Н. Г. Столетов. Неизвестно, как бы сложилась судьба Николая Григорьевича, если бы после окончания Московского университета он не отправился добровольцем для участия в Крымской войне 1853– 1856 годов. Уже тогда общественное мнение относило его к образованнейшим людям России. Прекрасное знание нескольких европейских и восточных языков позволяло Столетову хорошо ориентироваться в мировых событиях.
Свою службу он начал рядовым солдатом, причем выказал в сражениях замечательные образцы храбрости, за что был награжден высокой солдатской наградой –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34