А стражники почему-то не выполнили свою задачу.
Раз такое случилось, следовало этой же ночью прочесть очистительные заклинания, а сами Великие Чары повторить на следующий день.
Релкин и Лагдален находились в самом хвосте процессии и услышали об ужасе у ворот задолго до того, как смогли через ограждение стражников увидеть все это сами.
Пока толпа медленно текла мимо, теперь молчаливая, с опущенными знаменами, они видели только безвольный силуэт, свисающий с фонарного бруса над воротами.
Чтобы добраться туда, злоумышленникам надо было зайти в здание ворот и свеситься из окна, расположенного прямо над брусом.
После осмотра ворот обнаружили тело молодого стражника с перерезанным горлом, спрятанное за какими-то ящиками в складском помещении первого этажа.
Толпа увлекла Релкина и Лагдален мимо башни вверх по улице Ремесленников.
Люди вокруг них безумно бормотали, с каждой минутой слухи делались все более дикими.
— Но кто это мог сделать? — спросил Релкин, ошеломленный зловещим призраком.
— У нас есть сильные враги здесь, в Марнери, но мы не упоминаем их имен, поскольку это только увеличивает тень, которую они стремятся распространить, ответила Лагдален.
Релкин понял, о ком она говорит, и вздрогнул. Там, в Холмах Синего Камня, было слишком много проблем, чтобы заниматься еще и Повелителями из Падмасы, чей холодный разум жаждал владеть целым миром.
После смерти их слуги Ингбока и падения Дуггута в прибрежных землях Аргоната было относительно спокойно. Воспоминания об ужасе уже стерлись.
— Мы звали их Гинеструбл, — пробормотал он. — Те, которые не умирают.
Боюсь, что в Стране Синего Камня о них скорее всего уже забыли.
— Это одно из их имен, и здесь, в Марнери, они не забыты.
— Значит, у них есть агенты в самом сердце Аргоната.
— Похоже на то. Сирота Релкин.
— А что будет дальше? Что будет делать король?
— Прочешут город, допросят всех и каждого, но злодея, который совершил это, не найдут.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что это только последний из случаев осквернения. И до сих пор никого не арестовали.
— А что было до этого?
— Похожие случаи, только с животными. Релкин покачал головой:
— Темная магия всегда требует жертв.
— Она питается жертвами. Она уничтожает жизнь — всякую жизнь.
Они в молчании свернули на Северную улицу и прошли мимо тесных домов квартала, где жили эльфы. Лагдален вспомнила Уэрри и покраснела. Ужасно признаваться в том, что отец был прав. Уэрри никогда не любил ее, он просто на такое был не способен. Теперь это казалось пугающе ясным. Народ эльфов был союзником людей, но сами эльфы во многих отношениях были гораздо более далеки от людей, чем драконы.
Вернувшись на Башенную площадь, они расстались, условившись о встрече у административного блока Сторожевой башни на следующее утро. Релкин спустился по холму к огромному корпусу Драконьего дома, а Лагдален свернула в ближайшие ворота к высокой коричневой каменной громаде Новициата.
Глава 3
Следующий рассвет после Дня Основания выдался серым и холодным, с пронзительным западным ветром. Ведьмы Марнери поднялись рано — требовалось вновь навести Великие Чары, хотя теперь уже не будет никаких торжеств и танцев на лугах, чтобы не отвлекать их от ритуала.
Город тоже проснулся и занялся делами. Причаливали торговые суда. На северной окраине запылали кузнечные горны; ткацкие станки и гончарные круги зажужжали на холме Фолурана. Но везде шли пересуды о том ужасе, который видели люди в ночь праздника в честь Основания.
С мрачными лицами вышли ведьмы повторить ритуал, и пока они занимались делом, констебли в присутствии жриц обходили город, отыскивая следы преступников.
Теперь в стенах города Марнери час за часом слабела великая магия. Эта мрачная мысль развеяла счастливую атмосферу, что обычно витала над городом после Дня Основания. Но город был центром целого района, и жизнь его, и ритуалы должны продолжаться, несмотря на возмущение и тревогу, насквозь пронизавших его.
В красно-кирпичном Драконьем доме царили великая суматоха и волнение.
Потому что в этот — первый день зимы — начинались состязания среди молодых драконов и новобранцев за получение мест в Новом легионе.
В стойлах драконопасы стягивали ремнями огромные стальные нагрудники и шлемы. Правили и полировали драконьи клинки и щиты. Лишь тогда, когда все будет в полном порядке, драконам позволят занять места в стойлах у амфитеатра. И начнутся финальные состязания.
Пока же с затупленными клинками и облегченными булавами драконы строились для схваток один на один, в парах и тройках. По результатам этих схваток их отберут для поединка с заслуженными чемпионами легиона в конце недели. Многое зависело от этого отбора, а также от успехов в последнем сражении, когда новобранцы бьются со старшими в показательных выступлениях перед огромными толпами зрителей.
Взвивалась пыль, тяжелые лапы топтали камни амфитеатра. Драконы в двадцать футов длиной сталкивались лоб в лоб, и девятифутовые клинки взлетали и лязгали друг о друга. Тяжелые щиты брызгали искрами.
И все-таки это были не смертельные схватки, хотя время от времени кто-нибудь из опытных мастеров забывался и бил с большей силой, и тогда юный двадцатифутовый исполин падал наземь, чтобы его оттащила в сторону тройка ломовых лошадей. По большей части полученные увечья вполне можно было перенести. Порезы и ушибы, сломанные когти, синяки и треснувшие ребра. Всю неделю будет забит драконий лазарет, а драконопасы будут суетиться с мазями и бинтами, антисептиками и припарками. Но несмотря на жесткость предварительных состязаний, смертельные случаи были крайне редки.
Среди подающих надежды драконов был и Базил из Куоша, четырнадцати лет от роду, поджарый ветеран многих мелких походов в Стране Синего Камня. Базил был драконом среднего веса, двадцати футов от кончика носа до кончика хвоста, из породы зелено-коричневых кожистоспинников.
Чтобы компенсировать недостаток веса, природа наградила его ловкостью во владении оружием. Движения его всегда были искусны и экономны, он сноровисто отражал удары противника. В бою на рапирах он был проворен как человек — вещь необычная для драконьего племени.
Однако, прежде чем он смог выйти на ринг Марнери, он должен был получить драконью печать. Этот клочок пергамента размером с ладонь был жизненно необходим. Драконьи законы строги: поскольку драконы являлись крупными и потенциально хищными существами, каждый из них, занятый на службе у человека, должен был носить при себе печать и предъявлять ее по первому требованию.
В целом драконьи законы охраняли мир и покой с тех самых времен, когда люди и звери объединились в общем отчаянье для борьбы с наводящим ужас врагом из Падмасы, с ордами его троллей, бесов и оборотней, выведенных нечестивыми путями из обычных животных.
Для того чтобы попасть в Марнери, первым делом Потребовалось, чтобы Релкин своей болтовней отвлек постового у Шлюзовых ворот. Они пришли в самый «час пик» ранним утром и ухитрились пройти, так и не показав никакой печати. Время было как раз такое, когда в городе находилось полным-полно драконов.
Но для того чтобы выступить на состязаниях, они должны были предъявить печать, а первый бой Базила был назначен на полдень.
Релкин находился в городе всего несколько дней, но уже со многими подружился, включая знакомого из администрации, тоже из Куоша, хоть и постарше Релкина.
Каждый в деревне Куош чрезвычайно гордился Базилом, и все жители были очень расстроены жестоким обращением с их драконом барона из Боргана. Человек из Бюро печатей очень хотел им помочь, но сам не мог вынести печать из здания.
Проверяющие на постах неминуемо бы его поймали.
Итак, Лагдален из Тарчо проснулась в ужасном расположении духа, позавтракала и почистила зубы. Затем в назначенный час она вышла на встречу с Релкином, чувствуя себя самой что ни на есть несчастной. Никогда раньше она не боялась проверяющих, переживание становилось все более неприятным.
Они встретились за административным блоком и пока вместе шли к Северным воротам, Релкин обрисовывал ситуацию и объяснял, что она должна была сделать.
Релкин был одет в грубый коричневый плащ, защищавший от ветра, но у Северных ворот такая одежда была обычной, поскольку там располагался рынок по продаже всяческой живности и сотни гуртовщиков и наездников из деревень занимались своей работой.
Релкин сообщил, что все готово. Разумеется, проверяющие в тот день были особенно дотошны, но они искали причастного к преступлению чужестранца или подкупленного горожанина. На послушницу из Храма они вряд ли станут обращать внимание.
Лагдален должна была войти в здание, подняться на второй этаж и пройти по коридору туда, куда просители приносят гражданские прошения для регистрации и неофициального разбирательства. Место это всегда было оживленным, люди постоянно обменивались большими и маленькими свитками, даже кипами свитков.
Там к ней подойдет некий человек в серой тунике и синих штанах клерков администрации, они обменяются приветствиями, и он передаст ей печать. Затем она пересечет зал и пройдет на лестницу к выходу.
Посты проверяющих расположены на лестничных площадках, и ее не остановят.
По крайней мере, таков был план.
У Лагдален сосало под ложечкой, когда через большие серые ворота она вошла в здание.
Внутри, двигаясь как во сне, она миновала коридор среди толп народа из всех слоев общества, а потом поднялась по мраморной лестнице.
Наверху неясно маячил портрет короля Санкера, изображавший его величество в расцвете сил лет тридцать назад. Король был одет в доспехи и шлем предводителя легиона и соответствующую случаю красную мантию. Глаза короля благодаря умелой кисти Рупачтера — великого живописца своего времени — обладали таким аффектом, что казалось, его величество следит за каждым человеком внизу, тщательно его изучает и выносит строгий приговор. Санкер все видит!
В эту минуту Лагдален почувствовала себя недостойной. Она собиралась совершить нечто такое, что оскверняло дух, если не саму сущность ее обета.
А что еще хуже, она была уверена, что попадется.
И что тогда?
Она попробует объяснить отцу, что после катастрофы С Уэрри она попала в историю с драконопасом, диким, необузданным юнцом, пришедшим издалека. И что ради этого мальчишки она пожертвовала своим будущим в Ордене Сестер.
Лицо отца наверняка дрогнет от сдерживаемой печали. Он с сумрачным видом отошлет дочь с глаз долой. А мать разразится истерическими рыданиями.
Лагдален почти уже приготовилась к епитимье, которую на нее наложат вскорости, — к отправке в пограничную армию. В легионе была женская бригада, которую в течение многих лет использовали как место наказания для молодых особ города Марнери. Лагдален уже представляла, как служит там, становясь год от года грубее и жестче. Возможно, в конце концов она навсегда останется на этой границе и превратится в крестьянку. И тогда ее прославленное семейство, разумеется, будет страдать из-за того, что ее отвергло.
Ноги несли Лагдален вперед, и как только она прошла мимо портрета короля Санкера XXII, ступени привели ее на второй этаж. Мимо по отдельной галерее, построенной на несколько футов выше главного коридора, но не соединенной с ним, за исключением охраняемого тайного хода, скользили сановники в мантиях министерства или заморских земель. Там было место для прогулок магнатов, где они могли общаться, обмениваться, заключать торговые сделки, сохраняя при этом дистанцию от всех прочих.
Как галерея, так и главный коридор выходили в длинный прямоугольный Исковый зал.
Здесь Лагдален пошла медленнее. Просторное помещение заполняли десятки людей, беседовавших между собой. Клерки возили за собой маленькие тележки, груженные свитками. Вдоль стен были установлены большие столы для чтения свитков, в основном они были заняты.
Неожиданно перед ней появился человек в синей тупике.
— Ага, — сказал он, — должно быть, вы и есть подруга Базила из Куоша.
— Да, — прошептала Лагдален. Не подслушивают ли их? Не расставлены ли по залу наблюдатели?
— Он — совсем особенный дракон. В нашей деревне каждый внимательно следит за его карьерой. — Толстяк потер руки и просиял.
— Ваша деревня его вырастила, как я понимаю.
— Из яйца, и он всегда был прожорливым малым. В пять лет он мог за один присест сожрать десяток цыплят.
— О боги, — сказала Лагдален.
— Да, вырастить дракона — дорогое удовольствие для деревни, но раз уж это дело избавило нас от поборов ни армию, то при хороших урожаях в нем есть смысл.
Если здесь находятся проверяющие, решила Лагдален, то они с этим идиотом из Куоша обречены. Ее отправят и легион или даже в ссылку.
Заметив ее беспокойство, толстяк наклонился к ней и прошептал:
— Полный порядок. В этом помещении никто и не пытается установить слежку, здесь же сумасшедший дом. Единственная опасность — на лестнице, но ты в одежде послушницы, на тебя даже не посмотрят.
— Мне бы вашу уверенность, — пробормотала Лагдален.
— Все будет хорошо, вот увидишь. Держи печать. И вот преступление совершилось. Лагдален взяла у него печать, маленькую, свернутую штуковину, засунутую в трубку из сушеного листа симони.
Она спрятала ее в рукав.
— Помни, деревня Куош возлагает на тебя все свои надежды! — сказал толстяк.
Он повернулся и пошел прочь сквозь компанию, оживленно обсуждавшую права на воду в каких-то муниципальных землях.
Облизнув губы, Лагдален направилась в другую сторону к выходу, навстречу проверяющим.
Вернулся страх. Будь проклята деревня Куош — под угрозой ее собственное будущее. Этого ей никогда не простят, если все обнаружится.
Но лестница, ведущая вниз, была забита народом, а проверяющие на первом посту казались обезоруживающе рассеянными, наблюдающими за проходящей толпой совершенно безмятежно.
Две грузные женщины и седовласый старик сидели в креслах, обозревая проходящих мимо людей. Они были заняты бесконечной беседой и, кажется, ни на кого не обращали внимания.
Лагдален прыгала вниз по ступенькам, избегая даже мельком взглянуть на них, когда проходила мимо, хотя ей отчаянно хотелось поднять глаза. Как будто они специально заставляли ее посмотреть на них, чтобы выставить себя на обозрение.
Лагдален прошла первую площадку. Проверяющие остались позади.
И все же она изрядно попотела, спускаясь дальше, хотя команды остановиться не последовало.
Вторые проверяющие были помоложе, и все мужчины. Эти на самом деле очень внимательно изучали каждое лицо, и Лагдален была уверена, что покраснела, проходя мимо них.
И все-таки никаких окликов не последовало, и констебли не появились. Через несколько минут она снова оказалась на улице, в рукаве в целости и сохранности лежала недозволенная драконья печать, а сердце яростно колотилось в груди.
Почти ничего не видя перед собой, Лагдален побрела через Башенную площадь и дальше вдоль набережной.
Релкин догнал ее на углу Прибрежной улицы, и по дороге Лагдален отдала ему печать.
Он поклялся ей в вечной преданности, а затем исчез. У него только-только хватило времени зарегистрировать Базила для состязаний в полдень.
Глава 4
В первой схватке Базил вытащил жребий сражаться со Смилгаксом, более рослым драконом породы «темно-зеленых» из графства Троат.
Смилгакс славился своей угрюмостью и отвращением к учебе. По тактическому мастерству и эрудиции он числился в последней десятке когорты. Следовательно, ему требовалось хорошо показать себя в схватках, если он не собирался выбыть из гонки за место в легионе. Официальное назначение получат только лучшие две трети когорты, последняя треть разойдется по домам, помогать деревне в сельском хозяйстве — достойная, хоть и не вызывающая радости перспектива.
— Удачи, Баз, — сказал Релкин, на прощание хлопнув кожистоспинника по плечу, прежде чем соскользнуть с хребта База и занять место в передних стойлах за защитным барьером из грубо отесанных бревен, что ограждал широкий амфитеатр.
— А он большой, — сказал Базил, тихо перебирая лапой ремни на щите. Стоя на задних лапах, как это водится при поединках, Базил был как раз десяти футов ростом. Противник был на шесть дюймов выше и несколько шире. В неофициальном рейтинге на эту схватку Смилгакс считался фаворитом с шансами два к одному.
Шансы же Базила на победу составляли далеко не лестные девять к одному.
«Большой совершенно необязательно означает умный. В противном случае миром правили бы тролли», — сказал сам себе Баз. Свой меч Пиокар он держал в здорово изношенных ножнах.
Драконы вышли на ринг и двинулись навстречу друг другу. Смилгакс, испуская яростные фырчание и рев, играл мечом в воздухе. Баз оставался спокойным, его не трогала показуха, он пристально и сурово смотрел через разделяющее их пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Раз такое случилось, следовало этой же ночью прочесть очистительные заклинания, а сами Великие Чары повторить на следующий день.
Релкин и Лагдален находились в самом хвосте процессии и услышали об ужасе у ворот задолго до того, как смогли через ограждение стражников увидеть все это сами.
Пока толпа медленно текла мимо, теперь молчаливая, с опущенными знаменами, они видели только безвольный силуэт, свисающий с фонарного бруса над воротами.
Чтобы добраться туда, злоумышленникам надо было зайти в здание ворот и свеситься из окна, расположенного прямо над брусом.
После осмотра ворот обнаружили тело молодого стражника с перерезанным горлом, спрятанное за какими-то ящиками в складском помещении первого этажа.
Толпа увлекла Релкина и Лагдален мимо башни вверх по улице Ремесленников.
Люди вокруг них безумно бормотали, с каждой минутой слухи делались все более дикими.
— Но кто это мог сделать? — спросил Релкин, ошеломленный зловещим призраком.
— У нас есть сильные враги здесь, в Марнери, но мы не упоминаем их имен, поскольку это только увеличивает тень, которую они стремятся распространить, ответила Лагдален.
Релкин понял, о ком она говорит, и вздрогнул. Там, в Холмах Синего Камня, было слишком много проблем, чтобы заниматься еще и Повелителями из Падмасы, чей холодный разум жаждал владеть целым миром.
После смерти их слуги Ингбока и падения Дуггута в прибрежных землях Аргоната было относительно спокойно. Воспоминания об ужасе уже стерлись.
— Мы звали их Гинеструбл, — пробормотал он. — Те, которые не умирают.
Боюсь, что в Стране Синего Камня о них скорее всего уже забыли.
— Это одно из их имен, и здесь, в Марнери, они не забыты.
— Значит, у них есть агенты в самом сердце Аргоната.
— Похоже на то. Сирота Релкин.
— А что будет дальше? Что будет делать король?
— Прочешут город, допросят всех и каждого, но злодея, который совершил это, не найдут.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что это только последний из случаев осквернения. И до сих пор никого не арестовали.
— А что было до этого?
— Похожие случаи, только с животными. Релкин покачал головой:
— Темная магия всегда требует жертв.
— Она питается жертвами. Она уничтожает жизнь — всякую жизнь.
Они в молчании свернули на Северную улицу и прошли мимо тесных домов квартала, где жили эльфы. Лагдален вспомнила Уэрри и покраснела. Ужасно признаваться в том, что отец был прав. Уэрри никогда не любил ее, он просто на такое был не способен. Теперь это казалось пугающе ясным. Народ эльфов был союзником людей, но сами эльфы во многих отношениях были гораздо более далеки от людей, чем драконы.
Вернувшись на Башенную площадь, они расстались, условившись о встрече у административного блока Сторожевой башни на следующее утро. Релкин спустился по холму к огромному корпусу Драконьего дома, а Лагдален свернула в ближайшие ворота к высокой коричневой каменной громаде Новициата.
Глава 3
Следующий рассвет после Дня Основания выдался серым и холодным, с пронзительным западным ветром. Ведьмы Марнери поднялись рано — требовалось вновь навести Великие Чары, хотя теперь уже не будет никаких торжеств и танцев на лугах, чтобы не отвлекать их от ритуала.
Город тоже проснулся и занялся делами. Причаливали торговые суда. На северной окраине запылали кузнечные горны; ткацкие станки и гончарные круги зажужжали на холме Фолурана. Но везде шли пересуды о том ужасе, который видели люди в ночь праздника в честь Основания.
С мрачными лицами вышли ведьмы повторить ритуал, и пока они занимались делом, констебли в присутствии жриц обходили город, отыскивая следы преступников.
Теперь в стенах города Марнери час за часом слабела великая магия. Эта мрачная мысль развеяла счастливую атмосферу, что обычно витала над городом после Дня Основания. Но город был центром целого района, и жизнь его, и ритуалы должны продолжаться, несмотря на возмущение и тревогу, насквозь пронизавших его.
В красно-кирпичном Драконьем доме царили великая суматоха и волнение.
Потому что в этот — первый день зимы — начинались состязания среди молодых драконов и новобранцев за получение мест в Новом легионе.
В стойлах драконопасы стягивали ремнями огромные стальные нагрудники и шлемы. Правили и полировали драконьи клинки и щиты. Лишь тогда, когда все будет в полном порядке, драконам позволят занять места в стойлах у амфитеатра. И начнутся финальные состязания.
Пока же с затупленными клинками и облегченными булавами драконы строились для схваток один на один, в парах и тройках. По результатам этих схваток их отберут для поединка с заслуженными чемпионами легиона в конце недели. Многое зависело от этого отбора, а также от успехов в последнем сражении, когда новобранцы бьются со старшими в показательных выступлениях перед огромными толпами зрителей.
Взвивалась пыль, тяжелые лапы топтали камни амфитеатра. Драконы в двадцать футов длиной сталкивались лоб в лоб, и девятифутовые клинки взлетали и лязгали друг о друга. Тяжелые щиты брызгали искрами.
И все-таки это были не смертельные схватки, хотя время от времени кто-нибудь из опытных мастеров забывался и бил с большей силой, и тогда юный двадцатифутовый исполин падал наземь, чтобы его оттащила в сторону тройка ломовых лошадей. По большей части полученные увечья вполне можно было перенести. Порезы и ушибы, сломанные когти, синяки и треснувшие ребра. Всю неделю будет забит драконий лазарет, а драконопасы будут суетиться с мазями и бинтами, антисептиками и припарками. Но несмотря на жесткость предварительных состязаний, смертельные случаи были крайне редки.
Среди подающих надежды драконов был и Базил из Куоша, четырнадцати лет от роду, поджарый ветеран многих мелких походов в Стране Синего Камня. Базил был драконом среднего веса, двадцати футов от кончика носа до кончика хвоста, из породы зелено-коричневых кожистоспинников.
Чтобы компенсировать недостаток веса, природа наградила его ловкостью во владении оружием. Движения его всегда были искусны и экономны, он сноровисто отражал удары противника. В бою на рапирах он был проворен как человек — вещь необычная для драконьего племени.
Однако, прежде чем он смог выйти на ринг Марнери, он должен был получить драконью печать. Этот клочок пергамента размером с ладонь был жизненно необходим. Драконьи законы строги: поскольку драконы являлись крупными и потенциально хищными существами, каждый из них, занятый на службе у человека, должен был носить при себе печать и предъявлять ее по первому требованию.
В целом драконьи законы охраняли мир и покой с тех самых времен, когда люди и звери объединились в общем отчаянье для борьбы с наводящим ужас врагом из Падмасы, с ордами его троллей, бесов и оборотней, выведенных нечестивыми путями из обычных животных.
Для того чтобы попасть в Марнери, первым делом Потребовалось, чтобы Релкин своей болтовней отвлек постового у Шлюзовых ворот. Они пришли в самый «час пик» ранним утром и ухитрились пройти, так и не показав никакой печати. Время было как раз такое, когда в городе находилось полным-полно драконов.
Но для того чтобы выступить на состязаниях, они должны были предъявить печать, а первый бой Базила был назначен на полдень.
Релкин находился в городе всего несколько дней, но уже со многими подружился, включая знакомого из администрации, тоже из Куоша, хоть и постарше Релкина.
Каждый в деревне Куош чрезвычайно гордился Базилом, и все жители были очень расстроены жестоким обращением с их драконом барона из Боргана. Человек из Бюро печатей очень хотел им помочь, но сам не мог вынести печать из здания.
Проверяющие на постах неминуемо бы его поймали.
Итак, Лагдален из Тарчо проснулась в ужасном расположении духа, позавтракала и почистила зубы. Затем в назначенный час она вышла на встречу с Релкином, чувствуя себя самой что ни на есть несчастной. Никогда раньше она не боялась проверяющих, переживание становилось все более неприятным.
Они встретились за административным блоком и пока вместе шли к Северным воротам, Релкин обрисовывал ситуацию и объяснял, что она должна была сделать.
Релкин был одет в грубый коричневый плащ, защищавший от ветра, но у Северных ворот такая одежда была обычной, поскольку там располагался рынок по продаже всяческой живности и сотни гуртовщиков и наездников из деревень занимались своей работой.
Релкин сообщил, что все готово. Разумеется, проверяющие в тот день были особенно дотошны, но они искали причастного к преступлению чужестранца или подкупленного горожанина. На послушницу из Храма они вряд ли станут обращать внимание.
Лагдален должна была войти в здание, подняться на второй этаж и пройти по коридору туда, куда просители приносят гражданские прошения для регистрации и неофициального разбирательства. Место это всегда было оживленным, люди постоянно обменивались большими и маленькими свитками, даже кипами свитков.
Там к ней подойдет некий человек в серой тунике и синих штанах клерков администрации, они обменяются приветствиями, и он передаст ей печать. Затем она пересечет зал и пройдет на лестницу к выходу.
Посты проверяющих расположены на лестничных площадках, и ее не остановят.
По крайней мере, таков был план.
У Лагдален сосало под ложечкой, когда через большие серые ворота она вошла в здание.
Внутри, двигаясь как во сне, она миновала коридор среди толп народа из всех слоев общества, а потом поднялась по мраморной лестнице.
Наверху неясно маячил портрет короля Санкера, изображавший его величество в расцвете сил лет тридцать назад. Король был одет в доспехи и шлем предводителя легиона и соответствующую случаю красную мантию. Глаза короля благодаря умелой кисти Рупачтера — великого живописца своего времени — обладали таким аффектом, что казалось, его величество следит за каждым человеком внизу, тщательно его изучает и выносит строгий приговор. Санкер все видит!
В эту минуту Лагдален почувствовала себя недостойной. Она собиралась совершить нечто такое, что оскверняло дух, если не саму сущность ее обета.
А что еще хуже, она была уверена, что попадется.
И что тогда?
Она попробует объяснить отцу, что после катастрофы С Уэрри она попала в историю с драконопасом, диким, необузданным юнцом, пришедшим издалека. И что ради этого мальчишки она пожертвовала своим будущим в Ордене Сестер.
Лицо отца наверняка дрогнет от сдерживаемой печали. Он с сумрачным видом отошлет дочь с глаз долой. А мать разразится истерическими рыданиями.
Лагдален почти уже приготовилась к епитимье, которую на нее наложат вскорости, — к отправке в пограничную армию. В легионе была женская бригада, которую в течение многих лет использовали как место наказания для молодых особ города Марнери. Лагдален уже представляла, как служит там, становясь год от года грубее и жестче. Возможно, в конце концов она навсегда останется на этой границе и превратится в крестьянку. И тогда ее прославленное семейство, разумеется, будет страдать из-за того, что ее отвергло.
Ноги несли Лагдален вперед, и как только она прошла мимо портрета короля Санкера XXII, ступени привели ее на второй этаж. Мимо по отдельной галерее, построенной на несколько футов выше главного коридора, но не соединенной с ним, за исключением охраняемого тайного хода, скользили сановники в мантиях министерства или заморских земель. Там было место для прогулок магнатов, где они могли общаться, обмениваться, заключать торговые сделки, сохраняя при этом дистанцию от всех прочих.
Как галерея, так и главный коридор выходили в длинный прямоугольный Исковый зал.
Здесь Лагдален пошла медленнее. Просторное помещение заполняли десятки людей, беседовавших между собой. Клерки возили за собой маленькие тележки, груженные свитками. Вдоль стен были установлены большие столы для чтения свитков, в основном они были заняты.
Неожиданно перед ней появился человек в синей тупике.
— Ага, — сказал он, — должно быть, вы и есть подруга Базила из Куоша.
— Да, — прошептала Лагдален. Не подслушивают ли их? Не расставлены ли по залу наблюдатели?
— Он — совсем особенный дракон. В нашей деревне каждый внимательно следит за его карьерой. — Толстяк потер руки и просиял.
— Ваша деревня его вырастила, как я понимаю.
— Из яйца, и он всегда был прожорливым малым. В пять лет он мог за один присест сожрать десяток цыплят.
— О боги, — сказала Лагдален.
— Да, вырастить дракона — дорогое удовольствие для деревни, но раз уж это дело избавило нас от поборов ни армию, то при хороших урожаях в нем есть смысл.
Если здесь находятся проверяющие, решила Лагдален, то они с этим идиотом из Куоша обречены. Ее отправят и легион или даже в ссылку.
Заметив ее беспокойство, толстяк наклонился к ней и прошептал:
— Полный порядок. В этом помещении никто и не пытается установить слежку, здесь же сумасшедший дом. Единственная опасность — на лестнице, но ты в одежде послушницы, на тебя даже не посмотрят.
— Мне бы вашу уверенность, — пробормотала Лагдален.
— Все будет хорошо, вот увидишь. Держи печать. И вот преступление совершилось. Лагдален взяла у него печать, маленькую, свернутую штуковину, засунутую в трубку из сушеного листа симони.
Она спрятала ее в рукав.
— Помни, деревня Куош возлагает на тебя все свои надежды! — сказал толстяк.
Он повернулся и пошел прочь сквозь компанию, оживленно обсуждавшую права на воду в каких-то муниципальных землях.
Облизнув губы, Лагдален направилась в другую сторону к выходу, навстречу проверяющим.
Вернулся страх. Будь проклята деревня Куош — под угрозой ее собственное будущее. Этого ей никогда не простят, если все обнаружится.
Но лестница, ведущая вниз, была забита народом, а проверяющие на первом посту казались обезоруживающе рассеянными, наблюдающими за проходящей толпой совершенно безмятежно.
Две грузные женщины и седовласый старик сидели в креслах, обозревая проходящих мимо людей. Они были заняты бесконечной беседой и, кажется, ни на кого не обращали внимания.
Лагдален прыгала вниз по ступенькам, избегая даже мельком взглянуть на них, когда проходила мимо, хотя ей отчаянно хотелось поднять глаза. Как будто они специально заставляли ее посмотреть на них, чтобы выставить себя на обозрение.
Лагдален прошла первую площадку. Проверяющие остались позади.
И все же она изрядно попотела, спускаясь дальше, хотя команды остановиться не последовало.
Вторые проверяющие были помоложе, и все мужчины. Эти на самом деле очень внимательно изучали каждое лицо, и Лагдален была уверена, что покраснела, проходя мимо них.
И все-таки никаких окликов не последовало, и констебли не появились. Через несколько минут она снова оказалась на улице, в рукаве в целости и сохранности лежала недозволенная драконья печать, а сердце яростно колотилось в груди.
Почти ничего не видя перед собой, Лагдален побрела через Башенную площадь и дальше вдоль набережной.
Релкин догнал ее на углу Прибрежной улицы, и по дороге Лагдален отдала ему печать.
Он поклялся ей в вечной преданности, а затем исчез. У него только-только хватило времени зарегистрировать Базила для состязаний в полдень.
Глава 4
В первой схватке Базил вытащил жребий сражаться со Смилгаксом, более рослым драконом породы «темно-зеленых» из графства Троат.
Смилгакс славился своей угрюмостью и отвращением к учебе. По тактическому мастерству и эрудиции он числился в последней десятке когорты. Следовательно, ему требовалось хорошо показать себя в схватках, если он не собирался выбыть из гонки за место в легионе. Официальное назначение получат только лучшие две трети когорты, последняя треть разойдется по домам, помогать деревне в сельском хозяйстве — достойная, хоть и не вызывающая радости перспектива.
— Удачи, Баз, — сказал Релкин, на прощание хлопнув кожистоспинника по плечу, прежде чем соскользнуть с хребта База и занять место в передних стойлах за защитным барьером из грубо отесанных бревен, что ограждал широкий амфитеатр.
— А он большой, — сказал Базил, тихо перебирая лапой ремни на щите. Стоя на задних лапах, как это водится при поединках, Базил был как раз десяти футов ростом. Противник был на шесть дюймов выше и несколько шире. В неофициальном рейтинге на эту схватку Смилгакс считался фаворитом с шансами два к одному.
Шансы же Базила на победу составляли далеко не лестные девять к одному.
«Большой совершенно необязательно означает умный. В противном случае миром правили бы тролли», — сказал сам себе Баз. Свой меч Пиокар он держал в здорово изношенных ножнах.
Драконы вышли на ринг и двинулись навстречу друг другу. Смилгакс, испуская яростные фырчание и рев, играл мечом в воздухе. Баз оставался спокойным, его не трогала показуха, он пристально и сурово смотрел через разделяющее их пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49