Затем она почти виновато опустила взгляд на тарелку:
— Да, полагаю это должно бы беспокоить меня, — прошептала она.
Он протянул руку и взял ее за запястья.
— Эй, я же вас только дразнил.
— Это действительно не очень смешно, не так ли?
— Но послушайте, сказал Дэвид, — мы же делаем здесь большие дела, такие что помогут людям на Земле. Мы строим спутники солнечной энергии…
— Чтобы снабжать энергией богатых людей которые могут позволить себе покупать ее.
Дэвид с лязгом положил вилку на тарелку.
— Ну кто-то ведь должен оплачивать строительство и стоимость обслуживания. Спутники, знаете ли, не строятся сами собой.
Поэтому богатые становятся еще богаче, а бедные продолжают голодать.
Как можно спорить с такой женщиной?
— А как насчет проводимых нами здесь работ по молекулярной биологии? Биологи создают специализированные бактерии которые будут добывать азот из зерновых вроде пшеницы и ячменя. Не нужно будет никаких удобрений! Это сделает продовольствие намного дешевле и выращивать его станет легче — и загрязнения окружающей среды уменьшится.
— И богатые агропромышленные корпорации получат их первыми и применят для вытеснения бедных индивидуальных семейных фермеров. Голод в бедных странах станет сильней чем когда либо раньше!
— У вас односторонний ум!
— А вы никогда не бывали на земле. Вы никогда не видели нищеты, голода, отчаянья.
На это у него не нашлось ответа.
— Вам следовало бы отправиться туда, — настаивала Эвелин, — съездите в Латинскую Америку или Африку или в Индию. Увидеть умирающих с голода на улице.
— Не могу, — ответил Дэвид, — Они мне не позволят.
— Они не… кто тебе не позволит?
Он пожал плечами.
— Д-р Кобб. Он здесь принимает все решения.
— Д-р Кобб? Почему он не позволит тебе навестить Землю? Он не может удержать тебя…
— О, нет, вполне может, — возразил Дэвид. Мне не следовало бы вообще упоминать об этом. Он вдруг почувствовал себя несчастным. Теперь она обязательно захочет узнать все.
— Но как может Кобб помешать тебе покинуть «Остров номер 1»? Ты свободный гражданин, у тебя есть свои права!
Дэвид поднял руку останавливая ее.
— Это долгая история и я действительно не могу входить во все подробности.
На миг она выглядела рассвирепевшей. Затем выражение ее лица смягчилось, показывая всего лишь любопытство.
— Вы хотите сказать, что это личные сведения? Или Коббу дает власть над вами какой-то секрет фирмы?
— Я не могу в это входить, — повторил Дэвид.
— В самом деле?
— Это ничего, — попытался объяснить Дэвид. — У меня нет никаких жалоб, живется мне здесь очень хорошо; на этот счет вы совершенно правы. Может быть слишком хорошо. Но я смотрю теленовости и конечно мои исследования по прогнозам держат меня в контакте со всем что происходит на Земле.
— Это не одно и то же, — возразила Эвелин, — Экономические данные и технические доклады не то же самое что быть там.
— Знаю, — согласился он. — Возможно когда-нибудь…
Она дала этой теме рассеяться как дым унесенный в разряженный воздух. Дэвид почувствовал благодарность. Закончили они обед молча.
Когда Дэвид клал тарелки в моечный агрегат, Эвелин сказала:
— Я должна вернуться в свою квартиру. День был долгий, трудный, а завтра у меня начнутся курсы по ориентации.
Ты могла бы остаться здесь, подумал Дэвид. Но сказал:
— Ладно. Я доставлю вас домой.
Он вышел в ванную переодеться в свежие шорты и пуловер. Когда он вышел Эвелин внезапно спросила:
— Нам ведь не придется пройти весь путь обратно, не правда ли?
Он увидел на лице у нее почти испуганное выражение. И со смехом ответил:
— Нет… нет. У меня есть велосипед. Не беспокойтесь.
Она испустила огромный вздох облегчения, а затем подняв сумку перекинула ее через плечо когда Дэвид открыл переднюю дверь и посторонился пропуская ее вперед.
Снаружи была ночь. Солнечные зеркала колонии отвернули от окон. Как только Дэвид дал защелкнуться передней двери они погрузились в полнейшую темноту.
— Никаких звезд, — услышал он бормотание Эвелин. — Я ничего не вижу.
Он взял ее за руку.
— Все в порядке. Через минуту ваши глаза приспособятся.
Они постояли в молчании. Наконец Дэвид сказал:
— Видите? Вон там налево от вас и чуть вверх… огни одной из деревень. А над головой это торговый пассаж. А вон там дальше ваш многоквартирный комплекс.
— Это… да. Я вижу их. — Голос ее был воплощенной тенью дрожащий и нервный.
Дэвид попробовал успокоить ее.
— Некоторые люди нарисовали из огней над головой созвездия… знаете, вычерчивают узоры создаваемые огоньками, как на загадочной картинке, «соедини точки». Один чокнутый даже начал основывать на них гороскопы.
Она не засмеялась.
— А теперь стойте на месте и не двигайтесь. Я пойду выведу велосипед. Я буду всего в нескольких шагах.
— Ладно. — Но судя по звуку ее голоса она была не очень в этом уверена.
Дэвид частично обошел свой «камень» и протянул руку к кнопке открывающей дверь гаража. Неужели у них на земле никогда не бывает настоящей темноты? Я думал, города всегда покрыты таким смогом, что они никогда не видят звезд. Дверь гаража ушла в стену и слабо запылал свет его флюоресцентных стен. Но Эвелин подбежала к нему и стояла в бледном свете пока Дэвид выкатывал велосипед из узкого гаража размером со шкаф.
— Он не двухместный, — предупредил Дэвид, — вам придется ехать сзади и держаться за меня.
— Все лучше чем идти пешком, — отозвалась она.
Дэвид перекинул ногу через седло и уселся, а затем помог Эвелин взобраться на велосипед. Чтобы усесться в седло ей пришлось задрать свою доходящую до колен юбку.
— Готовы?
Она крепко обхватила его обеими руками. Больше держаться было не за что.
— Готова, — ответила она. Ее дыхание пощекотало ему шею.
Дэвид коснулся стартера и электромотор велосипеда замурлыкал мигом ожив. Взявшись за руль он включил ногой передачу и они покатили по той тропе которой шли в тот же полдень.
— Разве вы не собираетесь закрыть дверь гаража?
— Незачем, — отозвался он слегка повышая голос чтобы перекричать дувший ему в лицо ветерок. — Здесь ведь нет воров, помните?
— С чего б им быть, — огрызнулась Эвелин.
Электропед не мог ехать быстро, но приятно было катить на нем, чувствовать какой-то ветер, чувствовать ее обхватившие руки, прижатую к его спине щеку. Он ехал молча, мотор электропеда гудел, а единственная фара отбрасывала лужу яркости на черную в остальном местность.
Поддавшись внезапному порыву, Дэвид свернул с главной тропы и направился петляя к перекрестку дорог.
— Вам следует кое-что увидеть, — крикнул он через плечо. — Вы казались разочарованной тем что не видите никаких звезд изнутри колонии.
— Я должна попасть домой, — возразила было она.
— Это займет лишь минуту-другую, — они теперь ехали по восходящей тропе, катя по американским горам пересекавшим крутой склон вдоль и поперек. Дэвид знал что мог бы рвануть прямо вверх по склону если б переключился на резервную батарею мотора. Но не ночью. И никогда — с пассажиркой (запросто может вылететь из седла).
Наконец они добрались до ровного места и Дэвид увидел одинокий фонарь на месте парковки. Он остановил электропед под фонарем, помня как Эвелин дрожала в темноте, выключил мотор, и помог ей слезть с электропеда.
— Сюда, — сказал он, ведя ее к тяжелому металлическому люку обсервационного волдыря.
Внутри волдыря никакого света конечно же не было. Он вызвал бы отражение на большой изогнутой поверхности пластигласового пузыря и испарило бы весь обзор.
Они прошли через люк, и когда Дэвид закрыл его, слабый свет парковочной площадки закрыло от них.
Второй раз за этот день Дэвид услышал как Эвелин ахнула.
Это было все равно как шагнуть в космос. Пластигласовый волдырь выступал из изогнутой стены массивной цилиндрической оболочки колонии. Их окружал совершенно прозрачный пластик волдыря обсерватории. Во внезапной темноте казалось так словно между ними и звездами вообще ничего нет.
Эвелин зашатавшись вытянула руки. Дэвид крепко обхватил ее.
— Я подумала что падаю, — голос ее в темноте был бездыханным шепотом.
— Гравитация здесь весьма мала, — подтвердил он не выпуская ее.
— Господи Иисусе! Это так… ослепительно! Прекрасно! Звезды… их там должно быть миллионы!
Дэвид мог бы дать ей точный подсчет всего лишь щелкнув языком, но сохранял молчание. Он глядел на вселенную, на звезды сверкавшие словно алмазная пыль на фоне бесконечной черноты вечности и пытался увидеть все это ее глазами. И не мог. Но он мог чувствовать как бьется пульс в ее запястье, и его собственное сердце стало стучать сильнее.
— Они двигаются, поворачиваются!
— Поворачиваемся мы, — мягко объяснил Дэвид. — Вся колония медленно вращается, для поддерживания внутри ощущения тяготения. Из-за этого видимость такая словно звезды вращаются вокруг нас.
— Это кажется таким странным…
Он улыбнулся ей в темноте.
— Еще минута другая, и появится Луна.
Она взошла медленно, величественно, почти полная Луна, залившая купол своим холодно-ярким светом. Теперь Дэвид ясно видел лицо Эвелин, ее губы раздвинулись в радостной улыбке. Она казалась искренне взволнованной.
— Но она выглядит не такой же, — сказала она. — Размеры точно такие же, но вид иной.
— Мы находимся на том же расстоянии от Луны что и Земля, — пояснил Дэвид, — вот потому она и выглядит такой же величины.
— Но я не вижу человека на Луне.
— Это потому что мы на шестьдесят градусов в стороне от угла зрения Земли. Мы видим такие части Луны которые никогда нельзя увидеть с Земли. Смотрите — видите ту большую горошину почти в самом низу? Это восточное море. Вверх и направо от него, как раз рядом с экватором, это катер Кеплера. А рядом с ним Коперника. Оба они видны с Земли.
— Я вижу огоньки, — заметила Эвелин.
— Открытые копи на океане Бурь… откуда пребывают все материалы для этой колонии.
— А где Селена?
— Слишком далеко на восток; нам ее не видно. Кроме того она почти целиком под Землей. Там действительно мало на что смотреть.
— О, — она казалась разочарованной.
— Д-р Кобб выбрал место нахождения колонии L-4, чтобы он мог видеть Восточное Море. Он думает что это самое прекрасное обозрение на Луне.
— Оно… безусловно впечатляет.
— Годы и годы назад, когда люди впервые начали думать о космических колониях они всегда исходили из того что первые будут построены в точке L-5, на другой стороне Луны. Но д-р Кобб уговорил совет поставить ее в L-4 — строго ради эстетики.
Эвелин усмехнулась ему.
— И Совет — эти грязные старые менялы — они приняли его эстетические рассуждения.
— Нет, — засмеялся Дэвид. — Но доктор Кобб сказал им что если они поместят свою колонию в положении L-5, то им придется пялиться на затылок Луны, который не только своего рода скучен на вид, но и полон русских названий, вроде кратера Циолковского и Московского моря. В Совете еще хватает антикоммунизма чтоб его поколебали такие глупые доводы.
— Могу себе представить — пробормотала Эвелин.
Они стояли вместе пока Луна степенно проплывала мимо них. Дэвид называл ориентиры почти ничего не значившие: угол «физиков» где собрались кратеры Эйнштейна, Рентгена, Лоренца и других; яркие лучи Тихо; столь ярко блиставшие высокие суровые горы; ровные темные просторы лизавшего горы Океана Бурь.
Наконец Луна ушла из поля зрения и купол снова погрузился в темноту, и осталось смотреть только на звезды.
Дэвид держал Эвелин в объятиях и поцеловал ее. На какой то захватывающий, безмолвный миг она таяла в его объятиях. Затем она мягко высвободилась.
— Я должна вернуться. Действительно должна. — Она казалось почти оправдывалась.
На протяжении перестука сердца Дэвид думал нажать на нее. Но затем он услышал свои слова:
— Ладно, давай вернемся к электропеду.
— Это было прекрасно, Дэвид. Спасибо тебе.
Он снова открыл люк.
— Спасибо тебе, — возразил он.
— За что? — удивилась она.
— За то, что наслаждались этим.
Она дрожала когда они шли обратно к электропеду.
— Тебе холодно?
Эвелин кивнула и обхватила себя руками.
— Я думала ты сказал, что здесь никогда не бывает холода.
— Это не холод. Но вот. — Он расстегнул молнию седельной сумки электропеда и вынул пончо из козьей шерсти. — Надень вот это. Тебе не желательно простудиться в первую же ночь здесь.
— Особенно после проведения недели в карантине, — добавила Эвелин, — прежде чем мне позволили выйти отсюда.
Она натянула через голову пончо.
— А как насчет тебя?
— Я никогда не простужусь, — сказал Дэвид. — У меня иммунитет.
— Иммунитет?
Он кивнул, заводя электропед:
— В меня встроили иммунитеты ко всем известным болезням.
Электропед покатил и Эвелин прижалась к его сильному, мускулистому телу. Уткнувшись лицом к его широкой спине, она сказала себе:
Он тот самый, спору нет. Все, что мне надо сделать, это заставить его открыться, заговорить без утайки.
Она прильнула щекой к его спине.
Это будет презабавно.
Когда они добрались до деревни где находились кабинеты администрации и квартиры, они остановились под мягко светящимся фонарем для того чтоб Эвелин порывшись в сумке нашла бумагу с написанным на ней ее новым постоянным адресом.
— Меня просто перекинули туда с ветерком этим утром, из карантинной квартиры, — проворчала она перебирая разное таинственное содержимое сумки, — и у меня не нашлось времени даже дух перевести прежде чем Кобб позвонил мне… А, вот она!
Дэвид проверил адрес и номер квартиры, а затем проехал еще две тихие улицы к изящному пятиэтажному строению с плоской крышей утыканному балконами плававшими казалось в воздухе без опоры. В окнах деревенских зданий горели огни, но едва ли хоть кто-то ходил по улицам, даже хотя по городским стандартам Земли час едва ли считали поздним.
Эвелин не сказала ни слова когда Дэвид провел ее через вестибюль многоквартирного здания и в его единственный лифт. Он коснулся кнопки третьего этажа когда она улыбнулась ему.
Они подошли к ее двери и она открыла ее коснувшись кончиками пальцев индикаторной пластинки.
— Ты не хотел бы чаю или еще что-нибудь? Я не знаю что припасли в моей кухне.
— Вероятно там есть настоящий кофе, — сказал Дэвид. — Мы, знаете ли, выращиваем свой.
— Меня это не удивляет. — Она стащила пончо и бросила его на кушетку в гостиной. Показав на чемоданы стоящие у самой открытой двери спальни.
— У меня не было возможности даже распаковаться.
Дэвид увидел, что постель однако убрана. Готова к немедленному занятию.
— Извини, я на минутку выйду, — сказала Эвелин и направилась в спальню. Минуту спустя она вернулась, с усмешкой на лице.
— Ты прав. В ванной есть одна из этих ультразвуковых гуделок, но ни ванны, ни душа.
— Тебе же должны были сказать об этом на лекциях по ориентации.
— Полагаю я не обратила надлежащего внимания.
Дэвид сел на кушетку и сложил пончо пока Эвелин возилась с кофеваркой. Квартира была маленькой, типичной для новоприбывшей: одна спальня, гостиная, кухонька, ванная. Никаких излишеств. По крайней мере у нее имелся балкон и окна смотревшие на зеленые насаждения. Но, впрочем, как у всех.
Прежде чем он сообразил, что к чему, она сидела рядом с ним и они пили кофе и разговаривали.
— Разве тебе не становится здесь одиноко? — спрашивала Эвелин. — Я хочу сказать все прочие могут вернуться на Землю навестить друзей или родных. Тебе должно быть ужасно одиноко, торчать здесь все время.
— Дело обстоит совсем не так плохо, — ответил он. — У меня есть несколько друзей.
— Твои родные тоже здесь?
Он покачал головой.
— У меня нет никаких родных.
— О, значит они на Земле.
— Нет, — сказал он. — Я… просто никаких родных нет.
— Ты совсем один?
— Ну, я никогда не думал раньше об этом на такой лад. Но, да, полагаю я совсем один.
С миг Эвелин ничего не говорила.
Она выглядит словно испуганная девочка, подумал Дэвид.
— Я тоже здесь совсем одна, — очень тихо проговорила она. — Мне… мне страшно быть далеко от всех моих друзей и родных.
Он поднял ее подбородок к своему лицу и поцеловал ее. Она на мгновение прильнула к нему, а затем рот ее открылся и она стала вдруг бешено страстной.
1 2 3 4 5 6 7 8
— Да, полагаю это должно бы беспокоить меня, — прошептала она.
Он протянул руку и взял ее за запястья.
— Эй, я же вас только дразнил.
— Это действительно не очень смешно, не так ли?
— Но послушайте, сказал Дэвид, — мы же делаем здесь большие дела, такие что помогут людям на Земле. Мы строим спутники солнечной энергии…
— Чтобы снабжать энергией богатых людей которые могут позволить себе покупать ее.
Дэвид с лязгом положил вилку на тарелку.
— Ну кто-то ведь должен оплачивать строительство и стоимость обслуживания. Спутники, знаете ли, не строятся сами собой.
Поэтому богатые становятся еще богаче, а бедные продолжают голодать.
Как можно спорить с такой женщиной?
— А как насчет проводимых нами здесь работ по молекулярной биологии? Биологи создают специализированные бактерии которые будут добывать азот из зерновых вроде пшеницы и ячменя. Не нужно будет никаких удобрений! Это сделает продовольствие намного дешевле и выращивать его станет легче — и загрязнения окружающей среды уменьшится.
— И богатые агропромышленные корпорации получат их первыми и применят для вытеснения бедных индивидуальных семейных фермеров. Голод в бедных странах станет сильней чем когда либо раньше!
— У вас односторонний ум!
— А вы никогда не бывали на земле. Вы никогда не видели нищеты, голода, отчаянья.
На это у него не нашлось ответа.
— Вам следовало бы отправиться туда, — настаивала Эвелин, — съездите в Латинскую Америку или Африку или в Индию. Увидеть умирающих с голода на улице.
— Не могу, — ответил Дэвид, — Они мне не позволят.
— Они не… кто тебе не позволит?
Он пожал плечами.
— Д-р Кобб. Он здесь принимает все решения.
— Д-р Кобб? Почему он не позволит тебе навестить Землю? Он не может удержать тебя…
— О, нет, вполне может, — возразил Дэвид. Мне не следовало бы вообще упоминать об этом. Он вдруг почувствовал себя несчастным. Теперь она обязательно захочет узнать все.
— Но как может Кобб помешать тебе покинуть «Остров номер 1»? Ты свободный гражданин, у тебя есть свои права!
Дэвид поднял руку останавливая ее.
— Это долгая история и я действительно не могу входить во все подробности.
На миг она выглядела рассвирепевшей. Затем выражение ее лица смягчилось, показывая всего лишь любопытство.
— Вы хотите сказать, что это личные сведения? Или Коббу дает власть над вами какой-то секрет фирмы?
— Я не могу в это входить, — повторил Дэвид.
— В самом деле?
— Это ничего, — попытался объяснить Дэвид. — У меня нет никаких жалоб, живется мне здесь очень хорошо; на этот счет вы совершенно правы. Может быть слишком хорошо. Но я смотрю теленовости и конечно мои исследования по прогнозам держат меня в контакте со всем что происходит на Земле.
— Это не одно и то же, — возразила Эвелин, — Экономические данные и технические доклады не то же самое что быть там.
— Знаю, — согласился он. — Возможно когда-нибудь…
Она дала этой теме рассеяться как дым унесенный в разряженный воздух. Дэвид почувствовал благодарность. Закончили они обед молча.
Когда Дэвид клал тарелки в моечный агрегат, Эвелин сказала:
— Я должна вернуться в свою квартиру. День был долгий, трудный, а завтра у меня начнутся курсы по ориентации.
Ты могла бы остаться здесь, подумал Дэвид. Но сказал:
— Ладно. Я доставлю вас домой.
Он вышел в ванную переодеться в свежие шорты и пуловер. Когда он вышел Эвелин внезапно спросила:
— Нам ведь не придется пройти весь путь обратно, не правда ли?
Он увидел на лице у нее почти испуганное выражение. И со смехом ответил:
— Нет… нет. У меня есть велосипед. Не беспокойтесь.
Она испустила огромный вздох облегчения, а затем подняв сумку перекинула ее через плечо когда Дэвид открыл переднюю дверь и посторонился пропуская ее вперед.
Снаружи была ночь. Солнечные зеркала колонии отвернули от окон. Как только Дэвид дал защелкнуться передней двери они погрузились в полнейшую темноту.
— Никаких звезд, — услышал он бормотание Эвелин. — Я ничего не вижу.
Он взял ее за руку.
— Все в порядке. Через минуту ваши глаза приспособятся.
Они постояли в молчании. Наконец Дэвид сказал:
— Видите? Вон там налево от вас и чуть вверх… огни одной из деревень. А над головой это торговый пассаж. А вон там дальше ваш многоквартирный комплекс.
— Это… да. Я вижу их. — Голос ее был воплощенной тенью дрожащий и нервный.
Дэвид попробовал успокоить ее.
— Некоторые люди нарисовали из огней над головой созвездия… знаете, вычерчивают узоры создаваемые огоньками, как на загадочной картинке, «соедини точки». Один чокнутый даже начал основывать на них гороскопы.
Она не засмеялась.
— А теперь стойте на месте и не двигайтесь. Я пойду выведу велосипед. Я буду всего в нескольких шагах.
— Ладно. — Но судя по звуку ее голоса она была не очень в этом уверена.
Дэвид частично обошел свой «камень» и протянул руку к кнопке открывающей дверь гаража. Неужели у них на земле никогда не бывает настоящей темноты? Я думал, города всегда покрыты таким смогом, что они никогда не видят звезд. Дверь гаража ушла в стену и слабо запылал свет его флюоресцентных стен. Но Эвелин подбежала к нему и стояла в бледном свете пока Дэвид выкатывал велосипед из узкого гаража размером со шкаф.
— Он не двухместный, — предупредил Дэвид, — вам придется ехать сзади и держаться за меня.
— Все лучше чем идти пешком, — отозвалась она.
Дэвид перекинул ногу через седло и уселся, а затем помог Эвелин взобраться на велосипед. Чтобы усесться в седло ей пришлось задрать свою доходящую до колен юбку.
— Готовы?
Она крепко обхватила его обеими руками. Больше держаться было не за что.
— Готова, — ответила она. Ее дыхание пощекотало ему шею.
Дэвид коснулся стартера и электромотор велосипеда замурлыкал мигом ожив. Взявшись за руль он включил ногой передачу и они покатили по той тропе которой шли в тот же полдень.
— Разве вы не собираетесь закрыть дверь гаража?
— Незачем, — отозвался он слегка повышая голос чтобы перекричать дувший ему в лицо ветерок. — Здесь ведь нет воров, помните?
— С чего б им быть, — огрызнулась Эвелин.
Электропед не мог ехать быстро, но приятно было катить на нем, чувствовать какой-то ветер, чувствовать ее обхватившие руки, прижатую к его спине щеку. Он ехал молча, мотор электропеда гудел, а единственная фара отбрасывала лужу яркости на черную в остальном местность.
Поддавшись внезапному порыву, Дэвид свернул с главной тропы и направился петляя к перекрестку дорог.
— Вам следует кое-что увидеть, — крикнул он через плечо. — Вы казались разочарованной тем что не видите никаких звезд изнутри колонии.
— Я должна попасть домой, — возразила было она.
— Это займет лишь минуту-другую, — они теперь ехали по восходящей тропе, катя по американским горам пересекавшим крутой склон вдоль и поперек. Дэвид знал что мог бы рвануть прямо вверх по склону если б переключился на резервную батарею мотора. Но не ночью. И никогда — с пассажиркой (запросто может вылететь из седла).
Наконец они добрались до ровного места и Дэвид увидел одинокий фонарь на месте парковки. Он остановил электропед под фонарем, помня как Эвелин дрожала в темноте, выключил мотор, и помог ей слезть с электропеда.
— Сюда, — сказал он, ведя ее к тяжелому металлическому люку обсервационного волдыря.
Внутри волдыря никакого света конечно же не было. Он вызвал бы отражение на большой изогнутой поверхности пластигласового пузыря и испарило бы весь обзор.
Они прошли через люк, и когда Дэвид закрыл его, слабый свет парковочной площадки закрыло от них.
Второй раз за этот день Дэвид услышал как Эвелин ахнула.
Это было все равно как шагнуть в космос. Пластигласовый волдырь выступал из изогнутой стены массивной цилиндрической оболочки колонии. Их окружал совершенно прозрачный пластик волдыря обсерватории. Во внезапной темноте казалось так словно между ними и звездами вообще ничего нет.
Эвелин зашатавшись вытянула руки. Дэвид крепко обхватил ее.
— Я подумала что падаю, — голос ее в темноте был бездыханным шепотом.
— Гравитация здесь весьма мала, — подтвердил он не выпуская ее.
— Господи Иисусе! Это так… ослепительно! Прекрасно! Звезды… их там должно быть миллионы!
Дэвид мог бы дать ей точный подсчет всего лишь щелкнув языком, но сохранял молчание. Он глядел на вселенную, на звезды сверкавшие словно алмазная пыль на фоне бесконечной черноты вечности и пытался увидеть все это ее глазами. И не мог. Но он мог чувствовать как бьется пульс в ее запястье, и его собственное сердце стало стучать сильнее.
— Они двигаются, поворачиваются!
— Поворачиваемся мы, — мягко объяснил Дэвид. — Вся колония медленно вращается, для поддерживания внутри ощущения тяготения. Из-за этого видимость такая словно звезды вращаются вокруг нас.
— Это кажется таким странным…
Он улыбнулся ей в темноте.
— Еще минута другая, и появится Луна.
Она взошла медленно, величественно, почти полная Луна, залившая купол своим холодно-ярким светом. Теперь Дэвид ясно видел лицо Эвелин, ее губы раздвинулись в радостной улыбке. Она казалась искренне взволнованной.
— Но она выглядит не такой же, — сказала она. — Размеры точно такие же, но вид иной.
— Мы находимся на том же расстоянии от Луны что и Земля, — пояснил Дэвид, — вот потому она и выглядит такой же величины.
— Но я не вижу человека на Луне.
— Это потому что мы на шестьдесят градусов в стороне от угла зрения Земли. Мы видим такие части Луны которые никогда нельзя увидеть с Земли. Смотрите — видите ту большую горошину почти в самом низу? Это восточное море. Вверх и направо от него, как раз рядом с экватором, это катер Кеплера. А рядом с ним Коперника. Оба они видны с Земли.
— Я вижу огоньки, — заметила Эвелин.
— Открытые копи на океане Бурь… откуда пребывают все материалы для этой колонии.
— А где Селена?
— Слишком далеко на восток; нам ее не видно. Кроме того она почти целиком под Землей. Там действительно мало на что смотреть.
— О, — она казалась разочарованной.
— Д-р Кобб выбрал место нахождения колонии L-4, чтобы он мог видеть Восточное Море. Он думает что это самое прекрасное обозрение на Луне.
— Оно… безусловно впечатляет.
— Годы и годы назад, когда люди впервые начали думать о космических колониях они всегда исходили из того что первые будут построены в точке L-5, на другой стороне Луны. Но д-р Кобб уговорил совет поставить ее в L-4 — строго ради эстетики.
Эвелин усмехнулась ему.
— И Совет — эти грязные старые менялы — они приняли его эстетические рассуждения.
— Нет, — засмеялся Дэвид. — Но доктор Кобб сказал им что если они поместят свою колонию в положении L-5, то им придется пялиться на затылок Луны, который не только своего рода скучен на вид, но и полон русских названий, вроде кратера Циолковского и Московского моря. В Совете еще хватает антикоммунизма чтоб его поколебали такие глупые доводы.
— Могу себе представить — пробормотала Эвелин.
Они стояли вместе пока Луна степенно проплывала мимо них. Дэвид называл ориентиры почти ничего не значившие: угол «физиков» где собрались кратеры Эйнштейна, Рентгена, Лоренца и других; яркие лучи Тихо; столь ярко блиставшие высокие суровые горы; ровные темные просторы лизавшего горы Океана Бурь.
Наконец Луна ушла из поля зрения и купол снова погрузился в темноту, и осталось смотреть только на звезды.
Дэвид держал Эвелин в объятиях и поцеловал ее. На какой то захватывающий, безмолвный миг она таяла в его объятиях. Затем она мягко высвободилась.
— Я должна вернуться. Действительно должна. — Она казалось почти оправдывалась.
На протяжении перестука сердца Дэвид думал нажать на нее. Но затем он услышал свои слова:
— Ладно, давай вернемся к электропеду.
— Это было прекрасно, Дэвид. Спасибо тебе.
Он снова открыл люк.
— Спасибо тебе, — возразил он.
— За что? — удивилась она.
— За то, что наслаждались этим.
Она дрожала когда они шли обратно к электропеду.
— Тебе холодно?
Эвелин кивнула и обхватила себя руками.
— Я думала ты сказал, что здесь никогда не бывает холода.
— Это не холод. Но вот. — Он расстегнул молнию седельной сумки электропеда и вынул пончо из козьей шерсти. — Надень вот это. Тебе не желательно простудиться в первую же ночь здесь.
— Особенно после проведения недели в карантине, — добавила Эвелин, — прежде чем мне позволили выйти отсюда.
Она натянула через голову пончо.
— А как насчет тебя?
— Я никогда не простужусь, — сказал Дэвид. — У меня иммунитет.
— Иммунитет?
Он кивнул, заводя электропед:
— В меня встроили иммунитеты ко всем известным болезням.
Электропед покатил и Эвелин прижалась к его сильному, мускулистому телу. Уткнувшись лицом к его широкой спине, она сказала себе:
Он тот самый, спору нет. Все, что мне надо сделать, это заставить его открыться, заговорить без утайки.
Она прильнула щекой к его спине.
Это будет презабавно.
Когда они добрались до деревни где находились кабинеты администрации и квартиры, они остановились под мягко светящимся фонарем для того чтоб Эвелин порывшись в сумке нашла бумагу с написанным на ней ее новым постоянным адресом.
— Меня просто перекинули туда с ветерком этим утром, из карантинной квартиры, — проворчала она перебирая разное таинственное содержимое сумки, — и у меня не нашлось времени даже дух перевести прежде чем Кобб позвонил мне… А, вот она!
Дэвид проверил адрес и номер квартиры, а затем проехал еще две тихие улицы к изящному пятиэтажному строению с плоской крышей утыканному балконами плававшими казалось в воздухе без опоры. В окнах деревенских зданий горели огни, но едва ли хоть кто-то ходил по улицам, даже хотя по городским стандартам Земли час едва ли считали поздним.
Эвелин не сказала ни слова когда Дэвид провел ее через вестибюль многоквартирного здания и в его единственный лифт. Он коснулся кнопки третьего этажа когда она улыбнулась ему.
Они подошли к ее двери и она открыла ее коснувшись кончиками пальцев индикаторной пластинки.
— Ты не хотел бы чаю или еще что-нибудь? Я не знаю что припасли в моей кухне.
— Вероятно там есть настоящий кофе, — сказал Дэвид. — Мы, знаете ли, выращиваем свой.
— Меня это не удивляет. — Она стащила пончо и бросила его на кушетку в гостиной. Показав на чемоданы стоящие у самой открытой двери спальни.
— У меня не было возможности даже распаковаться.
Дэвид увидел, что постель однако убрана. Готова к немедленному занятию.
— Извини, я на минутку выйду, — сказала Эвелин и направилась в спальню. Минуту спустя она вернулась, с усмешкой на лице.
— Ты прав. В ванной есть одна из этих ультразвуковых гуделок, но ни ванны, ни душа.
— Тебе же должны были сказать об этом на лекциях по ориентации.
— Полагаю я не обратила надлежащего внимания.
Дэвид сел на кушетку и сложил пончо пока Эвелин возилась с кофеваркой. Квартира была маленькой, типичной для новоприбывшей: одна спальня, гостиная, кухонька, ванная. Никаких излишеств. По крайней мере у нее имелся балкон и окна смотревшие на зеленые насаждения. Но, впрочем, как у всех.
Прежде чем он сообразил, что к чему, она сидела рядом с ним и они пили кофе и разговаривали.
— Разве тебе не становится здесь одиноко? — спрашивала Эвелин. — Я хочу сказать все прочие могут вернуться на Землю навестить друзей или родных. Тебе должно быть ужасно одиноко, торчать здесь все время.
— Дело обстоит совсем не так плохо, — ответил он. — У меня есть несколько друзей.
— Твои родные тоже здесь?
Он покачал головой.
— У меня нет никаких родных.
— О, значит они на Земле.
— Нет, — сказал он. — Я… просто никаких родных нет.
— Ты совсем один?
— Ну, я никогда не думал раньше об этом на такой лад. Но, да, полагаю я совсем один.
С миг Эвелин ничего не говорила.
Она выглядит словно испуганная девочка, подумал Дэвид.
— Я тоже здесь совсем одна, — очень тихо проговорила она. — Мне… мне страшно быть далеко от всех моих друзей и родных.
Он поднял ее подбородок к своему лицу и поцеловал ее. Она на мгновение прильнула к нему, а затем рот ее открылся и она стала вдруг бешено страстной.
1 2 3 4 5 6 7 8