— Рад, что вы согласились встретиться со мной, уважаемый Урзак. Надеюсь, путь ваш не был слишком долгим?
— Я скоротал его размышлениями.
— Достойное времяпрепровождение.
Оспаривать это заявление путешественник не стал. Улыбнулся. И, продолжая светский разговор, сообщил:
— У вас хороший дом, уважаемый Ляо, надежный.
— Здесь бывают разные гости, — несколько неопределенно ответил старик.
По комнате разнесся аромат чая. Прислужников не было — хозяин сам ухаживал за гостем.
Урзак поднес к губам чашку тончайшего, едва ли не прозрачного фарфора. Сделал глоток.
— Я бы предпочел, чтобы меня называли Хасимом. Мое имя — Хасим Банум.
Китаец тонко улыбнулся:
— Оставьте его для шейхов. В отличие от них я знаю ваше имя.
— И все-таки, прошу вас — Хасим. Тем более настоящее мое имя неизвестно ни вам, ни шейхам. — Вы осторожны.
— Не более вас.
Урзак протянул руку ладонью вверх, и на скрывающую кисть перчатку послушно уселся давешний москит. Замер, дернулся и рассыпался в щепотку пыли.
Поднебесник остался невозмутим.
— О чем вы хотели поговорить? — выдержав короткую паузу, поинтересовался Урзак.
— Как обычно — о врагах.
— О своих врагах?
— О наших общих врагах, — уточнил Ляо.
— Они у нас есть?
— Чудовище, — коротко ответил китаец.
Глаза Урзака и цветом, и холодом напоминали блеклый лед. Выдержать его взгляд получалось не у каждого, но Ляо, судя по всему, в твердости не уступал алмазу. С минуту в комнате царила тишина, а затем Урзак вновь пригубил чай и покачал головой:
— Вы шутите.
— Увы, уважаемый Хасим, не шучу.
— Чудовища не существует.
— Много лет назад вы уже говорили об этом.
— И повторю снова!
— Совсем недавно я видел его тень!
— Лично?
— На видео.
— Не доказательство, — покачал головой Банум. — С помощью современных средств можно нарисовать что угодно.
— Я уверен…
— Я был в Храме! — тихо, но очень твердо произнес Урзак. — Я. Был. И никто…
Внезапно он замолчал. Оборвал фразу на полуслове и перевел взгляд на скрытые под черными кожаными перчатками кисти рук. На одно, едва уловимое мгновение Урзак позволил эмоциям взять верх, и на его лице отразилось… сомнение? Внимательный Ляо успел увидеть странное выражение. И дорого бы дал, чтобы узнать, какая мысль пришла в голову гостя.
— Никто, — повторил Урзак.
Но в голосе его уже не было той уверенности, с какой он начал разговор. И фразу, оборванную на полуслове, он не продолжил.
— Никто.
— Мне доводилось встречаться с Чудовищем много лет назад, — мягко напомнил китаец.
— Ваш рассказ о том событии был краток и не вызывал доверия, — буркнул Урзак.
— В те годы мы не слишком доверяли друг другу.
— Теперь мы доверяем еще меньше.
— Это так. — Ляо согласно кивнул. — Но все усложнилось. Одному мне не справиться. И как бы вы, уважаемый Хасим, ни относились ко мне лично и к моей Традиции, вы понимаете, что должны помочь.
— Я никому ничего не должен, — угрюмо возразил Урзак. — Я рассчитался со всеми долгами задолго до твоего рождения, старик.
— Получается, что не со всеми.
— Пока ничего не получается, — отрезал Урзак. — Моя Традиция мертва. Последний ее Храм разрушен. — И быстрый взгляд на перчатки… — Я перебил Гончих Псов и умертвил Читающих Время. Умирая, они проклинали меня, если тебе интересна эта подробность, старик. Но их слова не имели силы, потому что я не осквернил Традицию, а сделал Выбор. Потому что другой путь вел во Тьму.
— Я верю вам, Хасим, — вздохнул Ляо. — Но совсем недавно я видел Гончего Пса, ставшего тенью Чудовища. А много лет назад видел само Чудовище. Потом оно исчезло, спряталось, но тень снова появилась. Я думаю, Чудовище рискнуло высунуться, поскольку что-то замыслило.
— Что? — не выдержал Банум.
— Если оно до сих пор живо, если не сошло с ума на развалинах последнего Храма, не покончило с собой, значит, оно видит Путь. Вот моя логика, уважаемый Хасим.
— Все, кто был в Последнем Храме, мертвы, — глухо проронил Урзак.
— А те, кто не был?
— В тот день там собрались все.
Но отсутствовала в голосе Банума стопроцентная убежденность. Отсутствовала. И Ляо, понявший, что сумел проломить стену недоверия, бросил в бой последний козырь:
— У меня есть руны, уважаемый Хасим, настоящие руны… Только не спрашивайте, где я их взял.
— И что?
— Возьмите. — Китаец выложил на столик несколько костяшек. — Возьмите.
— Если это проверка, то я готов подтвердить твою догадку: я не чувствую, — тихо произнес Урзак. — Но это не поможет тебе справиться со мной.
Правая рука гостя сжалась в кулак.
— Это не проверка, — так же негромко ответил китаец. — Но теперь я понимаю, почему вы не знали о появлении Чудовища. И окончательно убедился в том, что не ведете двойную игру. — Ляо осторожно взял руны в ладонь, выдержал короткую паузу и закончил: — Руны теплые.
Они снова ожили.
На этот раз Урзак молчал долго. Вертел ручку трости, поворачивая ее то вправо, то влево, словно заставляя змею изучать окрестности, иногда беззвучно шептал что-то, словно споря с самим собой, иногда ненадолго закрывал глаза.
Китаец сидел не двигаясь, даже к чаю не прикасался, не мешал. Он догадывался, какую просьбу выскажет гость, покончив с размышлениями, и не ошибся.
— Я хочу услышать тот знаменитый рассказ, Ляо. — Урзак усмехнулся. — От начала и до конца. Со всеми подробностями. Со всеми нюансами. С результатами расследования, которое наверняка проводилось, и с твоими мыслями. Я хочу знать все.
Глава 1
ЛЮДИ НА ЛУНЕ

Претендент
— Фамилия?!
— Безуглов!
«Чертов шум!»
В голове треск, вой — нагрузили на тренировке по пол ной, но тех, кто задает вопросы, это не волнует. Точнее, они потому и задают вопросы, что только что была изнуряющая…
— Звание?!
— Майор военно-космических сил Российской Федерации.
— Личный номер!
— Пять, девять, девять…
Отвечать надо быстро и четко. Очень быстро и очень четко. Быстро, как только возможно. При этом надо по стараться не глотать звуки, не сбиваться на невнятицу. Отвечать по-строевому, показать, что все это ерунда… И ни в коем случае не перепутать цифры! Лучше ответить медленнее, зато правильно.
— …семь,четыре! «Чертов шум!»
— Молодец, майор.
— Служу России!
И сразу же другой голос. Такой же резкий и пронзительный. Такой же требовательный. Только чуть выше, чем первый:
— Последовательность действий в случае нештатной ситуации номер восемь!
— Быстро! Быстро, майор!
И свет, внезапно ударивший в глаза. Мгновение назад в комнате царил приятный, расслабляющий полумрак, и вот уже в лицо бьют четыре лампы.
— Быстро! Быстро, майор!
«Что это за ситуация, черт бы ее драл? Номер восемь… номер восемь…»
— Первая операция. Левая рука. Переключение тумблерашесть-один в положение «выкл». — Рука Безуглова машинально дернулась: он уже сидел в кресле пилота и действовал так, как требовала изменившаяся обстановка. — Первая операция. Правая рука. Одновременное нажатие кнопок…
«Чертов шум!»
— Вы левша?
Пауза длиной в одно мгновение: «Разве они не знают?»
— Так точно.'
Свет погас так же неожиданно, как и вспыхнул. На мгно вение Безуглов ослеп, перед глазами поплыли цветные пятна, а потому он не увидел — почувствовал — к нему подошли.
— Не удивляйтесь последнему вопросу, майор, я здесь недавно и еще не читал ваше досье.
«Да, конечно».
— Я сделал вывод по тому, что вы начали перечисление действий с левой руки. Я оказался прав.
Безуглов промолчал. Зрение постепенно восстановилось, и он сумел разглядеть говорящего.
Китаец. Впрочем, по голосу было понятно, что не свой: акцента характерного нет, но тональность чересчур высока. Стрижка короткая, лицо невозмутимое. Под распахнутым белым халатом — штатский костюм. Но и без погон видно, что шишка. По поведению. По манере говорить. По тому, как смотрит из-за стола полкан космических сил. Раболепно смотрит. Каждое слово ловит.
«Черт!!»
Только сейчас до Безуглова дошло, что вопросы ему задавал не какой-нибудь хмырь из яйцеголовых мелкозвездочников, а сам Усатый, руководитель программы подготовки.
— Можете расслабиться, майор, вопросов больше не будет.
«Так я тебе и поверил!»
Хотя… возможно, китаец сказал правду: шум в голове постепенно рассеивался, что делало экзамен менее продуктив ным. Навыки должны быть отработаны до автоматизма, а потому теорию в отряде частенько сдавали после изнуряю щих тренировок. Все верно. В критических обстоятельствах пилот обязан действовать идеально, машинально принимая правильные решения, невзирая на свое состояние и окружаю щую обстановку. Пилот обязан действовать как компьютер. Нет, лучше, чем компьютер. Компьютер способен ошибиться. Хороший пилот не ошибается никогда. Поэтому в космос летит человек, а не компьютер. Нет, конечно, электронная начинка в корабле самая современная, и ее тоже выводят на орбиту, но в конечном итоге все зависит от человека, и только от него.
— Вы ответили на все вопросы.
Безуглов промолчал. Не орать же в самом деле: «Служу России!»
— Вы единственный, кто не ошибся, — уточнил китаец. И снова тишина.
— Почему вы молчите?
— Вы ни о чем меня не спрашивали.
— Я вас хвалил.
— Вы подтверждали мои профессиональные навыки. Усатый пробурчал что-то, но тихо, под нос. И Безуглов окончательно понял, что полкан в комнате для мебели, чтобы не обижать союзников, так сказать, а принимает экзамен китаец.
— Каково это: быть лучшим среди претендентов?
— Непросто.
— У вас нет друзей.
— Нет времени на дружбу.
— Китаец отвел взгляд. Сделал пару шагов.
— Я разговаривал с инструкторами. Вы действительно лучший их всех претендентов, майор Безуглов. Но никто из ваших учителей не хотел бы лететь с вами.
— Я знаю.
— Вот как?
— Я ни с кем не дружу, но это не значит, что я ни за кем
не наблюдаю, — спокойно ответил Безуглов. — И я понимаю,
почему они так относятся ко мне.
— Почему вас не любят?
— Потому что в случае нештатной ситуации номер один я сразу же перекрою разгерметизированные отсеки и не буду пытаться никого спасти. Я это знаю, и они это знают. Они боятся меня.
Китаец кивнул головой.
— Во время экзаменов все курсанты действовали строго по инструкции и перекрывали отсеки
— Все хотят лететь.
— Да, вы правы, лететь хотят все. Поэтому мы тратим столько времени и сил, чтобы отобрать лучших из /учших.
Безуглов вновь промолчал. Китаец посмотрел на Усатого:
— Он всегда столь немногословен?
— Так точно. Молчун.
— Это плюс.
И вновь внимательный взгляд на майора. Но если поднебесник и хотел что-то прочитать на лице русского, то вряд ли ему это удалось — Безуглов умел оставаться невозму тимым.
— Три года назад на орбитальной станции «Мир-2» возникла нештатная ситуация номер один, — монотонно, слов но читая лекцию, произнес китаец. — Три человека погибли. Расследование показало, что двух из них можно было спасти, если бы человек, принявший решение перекрыть поврежденные отсеки, выждал еще десять секунд. Тем не менее обвинение не было предъявлено, поскольку пилот действовал строго по инструкции.
«Говоришь, не читал личное дело?»
— Три человека погибли, семнадцать спаслись, — спокойно ответил Безуглов. — Я ни о чем не жалею.
— С вами никто не хотел летать, майор, и вас направили сначала на курсы переподготовки, а затем сюда. Тоже своего рода курсы. И там, и здесь вы были лучшим. — Поднебесник помолчал. — Но ваша слава — ваш крест. Вас не любят ни начальники, ни сослуживцы.
— Вы тоже боитесь со мной лететь?
Полкан попытался рявкнуть что-то грубое, но китаец, которого не задело высказывание майора, жестом заставил его умолкнуть.
— Хотите сказать, что вы единственный профессионал?
— Я единственный, кто сможет долететь.
— Почему?
— Потому что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы долететь.
— У вас нет выбора, — тонко улыбнулся поднебесник. — Или вы совершите подвиг, или… Если я вас не выберу, вас выгонят из военно-космических сил. Что вы сделаете в этом случае? Застрелитесь?
Ему было искренне интересно. Безуглов скривил уголок рта. А затем, жестко глядя прямо в глаза китайцу, ответил:
— Вы меня выберете.
— Почему?
— Потому что я лучше компьютера.
Усатый хмыкнул, а вот поднебеснику, как ни странно, заявление майора понравилось. Он в очередной раз кивнул:
— Меня зовут Фань Чи. Полковник Фань Чи. Я командир нашего экипажа.
Безуглов чуть приподнял брови и осторожно переспросил:
— Нашего?
— Я полечу на Луну с вами, — сказал китаец и протянул правую руку. — Давайте знакомиться, майор Безуглов.
* * *
анклав: Цюрих
территория: Альпийская Поляна
«Замок Ван Глоссинга»
чтобы найти черную кошку, иногда следует стать черной кошкой
Из всех существующих на Земле Анклавов Цюрих являлся самым маленьким — его население едва-едва перевалило за двадцать миллионов человек — и в то же время самым влиятельным. Именно здесь, в Швейцарской Жемчужине, размешались основные органы управления независимыми корпоративными территориями. Здесь собирался АСА — Административный Совет, занимающийся повседневными делами Анклавов. Здесь располагалась главная биржа независимых территорий, на которую равнялась вся мировая экономика. И здесь же находилась штаб-квартира СБА, центр могущественной структуры, стоящей на страже интересов корпораций.
Здание Службы размещалось в главном деловом районе Цюриха, в Альпийской Поляне, и носило гордое имя «Замок Ван Глоссинга», в честь первого президента СБА. Единственного, кто оставался на посту до самой смерти: старого Гельмута застрелил снайпер, нанятый Исламским Союзом, — в те романтические времена правительства государств еще надеялись вернуть корпорации под свое крыло простым уничтожением идеологов независимости. Не получилось. Ван Глоссинга похоронили, Анклавы встали на ноги, отношения и с Исламским Союзом, и с остальными государствами постепенно наладились, но охранять лидеров СБА стали весьма тщательно, в результате чего все последующие президенты уходили с поста живыми и здоровыми.
Другое дело, что покидать выборную должность после первых четырех лет никто из них не спешил, и каждый прилагал все силы, чтобы удержаться, доказать всемогущим верхолазам, что именно он способен обеспечить независимым Анклавам максимальную безопасность. У некоторых получалось, и они правили по два, а то и по три срока. Другие отправлялись в отставку через четыре года, а то и раньше. Ник Моратти, нынешний руководитель Службы, был уверен, что сумеет пойти на третий круг. Но для этого ему приходилось откладывать в сторону важнейшие дела и лично вести переговоры с многочисленными игроками.
— Вчера у Холодова был прием по случаю дня рождения внучки, и Базаревич…
— Это директор московского филиала «Боинга»? — уточнил Моратти.
— Совершенно верно, — спокойно ответил собеседник, ничуть не смутившись из-за того, что его перебили. — Так вот, Базаревич после третьего бокала проболтался, что его шеф будет голосовать за тебя, Ник, и ни за кого другого.
— Хорошая новость.
— Я тоже так думаю.
Ник Моратти, плотный, большеголовый, большелобый, с круглыми, чуть навыкате глазами и внушительных размеров носом, чуть улыбнулся.
Он был типичным функционером-карьеристом, грамотным, напористым, умным и хватким, и никто не удивился тому, что он сумел прорваться на вершину. Офицер СБА в третьем поколении, Ник поступил на Службу семи лет от роду — родители записали его в специальную школу, за которой последовал особый факультет Университета и направление в элитное подразделение СБА. Молодой офицер правильно женился, выбрав в спутницы жизни дочь одного из начальников, и в тридцать с небольшим уже руководил управлением в филиале СБА Франкфурт. Но не следует думать, что карьере Моратти способствовала исключительно мохнатая лапа. Корпорации, вкладывающие миллиарды в независимые территории, жестко требовали от СБА отдачи и не потерпели бы случайного человека на серьезной должности. Для бестолковых детишек, племянников, зятьков и прочих «своих», но непутевых ребят едва ли не официально предусматривались синекуры — бессмысленные отделы с неплохими окладами. Родственникам и землякам не давали умереть с голоду, но высоко не поднимали, не позволяя семейным связям портить отлаженный механизм. А бал в СБА правили умные, энергичные и жесткие. Такие, как Моратти.
Поработав во Франкфурте, Ник перешел в Цюрих, возглавив специальное оперативное управление, призванное решать боевые задачи в любой точке земного шара. И именно на этом посту Моратти совершил свой самый яркий подвиг: блестяще провел спасательную операцию в Иркутске. Ник лично занимался эвакуацией каперов во время Второго Восточного Кризиса, участвовал в боях с китайцами, а затем полгода провалялся в госпитале, лечась от ранения в грудь и последствий распыления реактала.
1 2 3 4 5 6 7 8