А когда Синтия повела рассказ, Глоха, благодаря чарам Коралла, не только услышала ее историю мысленным слухом, но и увидела ее мысленным взором.
Синтия была во всех отношениях обычной девушкой, разве что — во всяком случае ей хотелось в это верить — чуть более хорошенькой, чем большинство ее сверстниц. Шестнадцать лет назад аист доставил ее родителям в Северную деревню славную малышку, а когда она подросла, у нее обнаружился скромный, но весьма полезный талант — умение обращаться с самыми шаловливыми и капризными детишками. Кентавры, на свой ученый манер, называли это «недомагическим дарованием», а ребятишки, с детской непосредственностью, называли ее «клевой нянькой». (Последнее выражение Глоха поняла не слишком хорошо. По всей видимости, на детском жаргоне более чем семидесятилетней давности это означало какую-то похвалу, но почему способность клеваться могла считаться достоинством няньки, уразуметь было трудно.) Так или иначе жители Северной деревни с удовольствием оставляли своих малышей на попечении симпатичной юной нянюшки, и у нее все шло хорошо.
К сожалению, сказать то же самое обо всем Ксанфе было нельзя. Король Шторм перестал уделять внимание погоде и запустил ее до такой степени, что подушки на подушечных кустах то пересыхали, лопаясь и разлетаясь пухом, то промокали под затяжными ливнями так, что хлюпали и сочились водой. Скоро появились тревожные известия о намерении злого волшебника Трента захватить трон. Синтия, даже будучи не в восторге от нынешнего монарха, полагала, что насильственный захват власти едва ли улучшит состояние королевства.
Как-то раз она подошла к озеру с естественным для хорошенькой шестнадцатилетней девушки намерением полюбоваться своим привлекательным отражением. У озера в это время шумел камыш. Трезвые, здравомыслящие люди обычно к такому шуму не прислушиваются, однако поблизости никого не было, и любопытная от природы Синтия навострила ушки.
— Вот кто-то в Ксанфе появился,
Видать волшебник злой идет,
Идет он к Северной деревне,
Морочить тамошний народ…
— распевал на ветру камыш, и девушка встревожилась. Ей вовсе не хотелось отдавать свою милую родину на растерзание гнусному злодею, Волшебнику Трансформации, умевшему превращать кого угодно во что угодно, за что он и носил ужасное прозвище Трансформатор. Она решила спасти сородичей и остановить чародея. Правда, никакого опыта борьбы с волшебниками у нее не было, но она, по своей девичьей наивности, решила, что ее умения обращаться с детьми будет достаточно, чтобы уговорить Трента отказаться от его гнусного намерения. В конце концов, так ей казалось, во всех этих играх в превращения было что-то детское.
Этот замысел так и остался бы замыслом, но на свою беду довольно скоро собиравшая ползучие розы Синтия повстречала того самого волшебника. О том, что это не кто иной, как ужасный Трансформатор Трент, она догадалась, увидев, как он превратил бабочку в розового слона. Слон вовсе не пришел в восторг от этой трансформации: он умчался в джунгли, возмущенно трубя и взмахивая ушами, как крыльями. Сообразив, кто перед ней, девушка поспешила наперерез.
Выйдя на тропу и столкнувшись с волшебником лицом к лицу, она открыла было рот, чтобы начать свои увещевания, да так с открытым ртом и осталась. И не по причине какого-либо магического воздействия, а по той простой причине, что пресловутый злой волшебник оказался весьма приятным с виду, рослым и стройным молодым человеком. Это никак не вязалось с ее представлением о злодее, каковому надлежало быть страшилищем или по меньшей мере уродом.
— Приветствую тебя, прелестная дева, — любезно (и как верно!) промолвил молодой чародей. — Мы уже встречались?
— Э… у… м-м-м… не совсем… — промямлила Синтия, не в силах отвести взгляд от его чарующих лучистых глаз. Выпавшие из ее внезапно ослабевших пальцев розы расползлись во все стороны, что вполне соответствовало их природе. Наклонившись, он помог ей собрать цветы и разбегавшиеся вместе с ними в разные стороны мысли, после чего сказал:
— В таком случае позволь представиться — волшебник Трент.
Синтия уже совсем было собралась задействовать свой дар убеждения и попросить его убраться восвояси, но вместо этого почему-то пролепетала:
— А я Синтия. Чем могу служить тебе, волшебник?
Он лукаво улыбнулся, и она почувствовала, что ее поза позволяет ему заглянуть ей за корсаж. Конечно, Синтия была вполне невинной девушкой, но не настолько невинной, чтобы этого не понять. Она буквально ощутила пристальный, строгий взгляд Заговора Взрослых, проследовавший за его взором к… к тому самому месту. Ее только что собранные мысли чуть было не разбежались снова, на сей раз в ту самую привлекательную ложбинку. К счастью, ей удалось выпрямиться и при этом не слишком покраснеть.
— Я буду весьма признателен, если ты укажешь мне путь к ближайшей реке, — промолвил волшебник.
Синтия, будучи по натуре нежной и простодушной, простодушно и нежно указала ему неверное направление, следуя которому он неминуемо попал бы на одностороннюю тропу, которая уводила нежелательных гостей прочь от деревни.
— Ты уверена? — ласково уточнил Трент, пристально посмотрев на девушку.
— Ну, не совсем, — призналась она. — Пожалуй, это вот там.
На сей раз девушка указала в сторону ближайшего любовного источника, испив из которого, он безнадежно влюбился бы в первое встречное существо, окажись оно хоть бородавочником.
— Ты уверена? — снова спросил Трент.
— Совершенно уверена, — ответила Синтия, с трудом подавив желание не только признаться во лжи, но и броситься очаровательному волшебнику на шею.
— Видишь ли, красавица, — все так же мягко произнес он, — по чистой случайности здешние места мне неплохо знакомы. Ты пыталась обмануть меня: сначала послала на одностороннюю тропу, а потом и вовсе к любовному источнику. Как ни мила мне твоя юная красота, я не могу оставить такое коварство без наказания.
Прежде чем Синтия успела что-либо возразить, волшебник взмахнул рукой, и девушка поняла, что попала в беду. Она попыталась убежать, но, увы, трансформация уже началась. Синтия начала стремительно расти, ее филейная часть (за неимением более подходящего слова) основательно оттопырилась, и над ней появился длинный, похожий на метелку из конского волоса хвост. К двум сделавшимся длиннее и толще ножкам добавились еще две, причем заканчивались они не изящными ступнями, а тяжелыми и твердыми черными копытами. Нижняя часть туловища покрылась короткой бурой шерстью, брюхо сделалось толстым как бочка. Верхняя часть туловища осталась прежней, и там одежда сохранилась, а вот юбка под напором разросшейся плоти попросту лопнула. Очаровательная девушка в одно мгновение превратилась в самое настоящее чудовище! И он еще говорил, будто ему мила ее юная красота!
В отчаянии Синтия пустилась бежать куда глаза глядят со всей скоростью, какую могла развить на непривычно толстых, заканчивающихся неуклюжими наростами ногах. Вернуться домой в таком виде — даже без юбки — она не могла, а обращаться к злому волшебнику с просьбой расколдовать ее наверняка бесполезно.
— Нечего было посылать меня куда не надо, — наверняка скажет он, и хотя она посылала его как раз туда, куда надо, возразить будет нечего. Оставалось одно: прятаться и уносить ноги туда, где ее никто не знает.
Синтия уносила их так быстро, как могла, однако поскольку они были тяжелыми, аллюр со временем пришлось сбавить. Приближалась ночь, и приметив в отдалении сарай, бедняжка решила передохнуть там, чтобы спозаранку, прежде чем на дорогах появятся люди, продолжить свое бегство. Конечно, на то, что ей удастся вовсе избежать встреч, надеяться трудно, но, может быть, в сарае найдется джутовый мешок, который можно будет надеть на голову. Тогда, во всяком случае, она останется неузнанной. Несчастная чувствовала, что в отличие от нижней и задней части тела верхняя и передняя, а в особенности лицо, остались неизменными. В этом сказалось особое, изощренное коварство злого волшебника: он не просто превратил ее во другое существо, а изуродовал, сохранив при этом часть прежних черт, что позволяло всем узнать о ее позоре. Воистину жестокая мстительность чародея была ужасна!
Синтия с трудом втиснула неуклюжее тело в заднюю дверь, в надежде, что внутри сможет утолить жажду и, может быть, отдохнуть на охапке сена. При условии, что ей вообще удастся прилечь: управляться с этим диковинным телом она еще не научилась.
— Кто там? — послышалось из глубины сарая. Девушка, надеявшаяся, что внутри пусто, попала впросак.
Она подалась было назад, но так приложилась о стену толстым огузком, что шмяк разнесся по всей округе. Попытка развернуться тоже не удалась: сарай был очень узким, а новое тело очень большим. Синтия застряла, в то время как рассерженный хуторянин уже спешил к ней.
— Кто тут ко мне вломился? А ну отвечай, а не то как ткну вилами, будешь знать!
Девушка, по своей девичьей наивности, понятия не имела, каких таких знаний может добавить ей тычок вилами, но выяснять это почему-то не хотелось.
— Не надо! — взмолилась она. — Не надо тыкать меня вилами! Я пыталась выбраться отсюда, но застряла.
— Э, да ты девушка! — удивился селянин.
— Нет, я чудовище. Пожалуйста, выпусти меня, и я никогда больше тебя не побеспокою.
— Чудовище, говоришь? Хм, а голосок у тебя девичий. Дай-ка я на тебя взгляну.
— Нет! Не смотри на меня! Я волосатая и страшная! — вскричала Синтия, закрывая лицо, которое, к слову, ни волосатым, ни ужасным не было.
— Э, да ты кентаврица, — удивился, присмотревшись к ней, хозяин сарая. — Как тебя сюда занесло? И где твой табун?
— Мой кто?
— Вот тебе на, ты что же, не знаешь, как ваши называют свое сообщество? Это новость: в жизни не слышал о глупых кентаврах. И никогда не надеялся встретить кентаврицу в своем старом сарае.
Только сейчас, благодаря словам поселянина, до бедняжки дошло, кем она стала.
— Я была человеком, — пояснила она, — а в кентаврицу меня превратил злой волшебник Трент, не далее как сегодня. Не удивительно, что мне мало что известно о кентаврах и их обычаях. Я и с телом-то этим еще не освоилась. Это, например, что?
Девушка шевельнула какими-то отростками на спине, и они, расправившись, задели за стенки сарая.
— Да это крылья! — ахнул удивленный крестьянин. — Выходит, ты летающая кентаврица.
— Час от часу не легче, — еще пуще огорчилась Синтия. — Выходит, и кентавры не захотят иметь со мной дело: я слышала, что они очень строги по части чистоты породы.
По всему выходило, что волшебник превратил ее в единственное в своем роде существо во всем Ксанфе, в крылатое чудовище, которое не признают своим ни люди, ни кентавры.
— А за что злой волшебник так с тобой обошелся? — полюбопытствовал хуторянин.
— Я пыталась обмануть его, чтобы помешать ему захватить нашу землю. Но ничего не вышло: он раскрыл обман и посчитался со мной по-своему, по-чародейски. Теперь я самое несчастное существо в Ксанфе.
— Да, — понимающе кивнул хозяин сарая. — На твоем месте я, надо думать, чувствовал бы себя не лучше. Не повезло тебе. Ладно, переночуй здесь, а завтра подумаем, как тебе быть дальше. Тут у меня есть пустое стойло, а в нем и водица найдется.
Когда Синтия зачерпнула ладонями прохладной, чистой воды из ведерка и напилась, ей стало малость полегче. Хуторянин тем временем вернулся с подозрительным кульком, в котором лежало, что-то довольно неприглядное с виду, но пахнувшее весьма аппетитно.
— Куле-бяка, — пояснил хозяин. — С виду гадость, но на вкус, особливо как из куля выудишь, вовсе даже не бяка. Угощайся.
Вынутая из куля неказистая лепешка и вправду оказалась очень вкусной. Синтия умяла ее до крошки и лишь после того, запоздало вспомнив о хороших манерах, сказала:
— Спасибо, добрый человек. Чем мне отблагодарить тебя?
— Хм… а что ты умеешь делать?
— Ну, мой талант заключается в умении обращаться с детьми. Он называется «педомагическое дарование», и многие считали меня хорошей нянькой.
— Ну что ж, пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Есть у меня мальчонка, такой сорванец, что никто не хочет за ним приглядывать. Видать, переел куле-бяки, за что ни возьмется, из всего бяку устроит.
— Все детишки шалуны да проказники, — отозвалась Синтия. — Я к этому привыкла.
— К такому, как мой, привыкнуть трудно, — вздохнул крестьянин. — Так или иначе припасы у меня на исходе, а жена, как всегда, гостит у своих бесчисленных родственников. Мне придется отлучиться, и если ты приглядишь за мальчуганом, это будет очень кстати.
— Охотно, — пообещала Синтия.
Он ушел, а она улеглась на мягкое сено, привыкая к своему новому телу. Как ни странно, с лошадиной частью удалось освоиться довольно быстро, а вот более привычная, человеческая доставляла беспокойство. Поди-ка улягся, когда твой верх нынче прилажен к низу на совершенно новый манер. Наконец ей удалось приткнуться к стенке, положив голову на руки и заснуть.
Поутру Синтия умыла лицо и распутала сбившиеся в колтуны волосы. Девушка очень хотела сменить блузку, но другой у нее не было, а остаться с обнаженной грудью она не решалась, хотя и знала, что у кентавров это в обычае.
Старый хуторянин принес ей кулек с куле-бякой, а когда девушка подкрепилась, привел шестилетнего постреленка. С виду он был настоящий мальчик-с-пальчик, но Синтия отнеслась к этому с пониманием: все дети поначалу бывают довольно маленькими, но это, как правило, проходит. Нередко вместе с детством.
— Это мой Вредли, — сказал крестьянин. — Вредли, это кентаврица Синтия. Она приглядит за тобой, пока я буду в отлучке.
— Кентаврица — это класс! — с довольным видом заявил мальчуган. — На ней верхом ездить можно.
Синтия о такой возможности как-то не подумала и услышанному ничуть не обрадовалась.
— Мы поговорим об этом потом, — пробормотала она.
— Ну, — молвил поселянин, — надеюсь, ты с ним справишься.
Синтия без промедления опробовала на мальчике свое педомагическое дарование, но сразу же почувствовала, что дело пошло не так. В воздухе ощутимо запахло бякой. Вредли не изменился: каким был вредненьким да проказливым, таким и остался, а вот с хуторянином определенно приключилась какая-то бяка. Он, как пай-мальчик, встал но струночке, высморкался в платочек, аккуратно расчесал вихры расческой и начал рассказывать стишок.
Девушка провела рукой у него перед глазами, но он продолжал долдонить какую-то сугубо детскую невнятицу.
— Эй! — Синтия встряхнула его за плечи. — Что это с тобой?
— Что это со мной? — пробормотал он, удивленно моргая. — Где я?
— Ты в своем сарае, собираешься ехать за припасами, — напомнила ему Синтия.
Крестьянин еще раз покачал головой и поплелся к своему дому, тогда как мальчишка выудил из кармана остаток вчерашней куле-бяки и принялся уминать за обе щеки, одновременно обдумывая новые каверзы.
Синтия тоже задумалась: при всей своей девичьей наивности дурочкой она не была, да и превращение, возможно, не прошло даром. Всем известно, что кентавры народ исключительно интеллектуальный. Осмыслив ситуацию, она поняла, что коль скоро при ее попытке сделать из сорванца пай-мальчика с помощью педомагического дарования, как пай-мальчик неожиданно повел себя его отец, Вредли определенно обладает талантом, позволяющим перенаправлять магическое воздействие на кого-нибудь другого, возможно, на того, кто окажется рядом. А поняв, бросилась вдогонку за хуторянином.
— Слушай, я не могу использовать свой талант по отношению к твоему сыну, — зачастила она, потянув отца мальчика за рукав. — Он переориентирует магическое воздействие с себя на других. Сейчас ему подвернулся ты, но когда тебя рядом не будет, он, чего доброго, обратит мое педомагическое воздействие против меня самой. Тогда уж точно будет бяка так бяка !
— Наверное, ты права, — согласился крестьянин. — Но, может, попробуешь приглядеть за ним просто так, без магии? В случае чего угости куле-бякой, я оставил на кухне несколько кульков. Глядишь, это отвлечет его от шалостей. А я постараюсь вернуться как можно скорее.
Удерживать Вредли от проказ без помощи магии оказалось делом невозможным, а справляться с их последствиями — весьма нелегким, однако Синтия почти справилась. Она успела залить подожженный мальчуганом сарай и залатать кульки, продырявленные им, чтобы куле-бяка вываливалась на землю. Однако долго так продолжаться не могло: мальчуган был неистощим на выдумки, и ее так и подмывало по привычке пустить в ход талант. Это могло закончиться весьма плачевно.
Наконец хозяин вернулся.
— Спасибо, ты прекрасно справилась, — молвил он, оглядев свое жилище. — В благодарность могу предложить тебе совет. Если ты ищешь уединенное убежище, то как насчёт пруда Мозговитого Коралла?
— Чего?
Подобное невежество было бы, конечно, совершенно непростительным для настоящей кентаврицы, однако Синтия изначально была человеком и не получила полноценного кентаврского образования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Синтия была во всех отношениях обычной девушкой, разве что — во всяком случае ей хотелось в это верить — чуть более хорошенькой, чем большинство ее сверстниц. Шестнадцать лет назад аист доставил ее родителям в Северную деревню славную малышку, а когда она подросла, у нее обнаружился скромный, но весьма полезный талант — умение обращаться с самыми шаловливыми и капризными детишками. Кентавры, на свой ученый манер, называли это «недомагическим дарованием», а ребятишки, с детской непосредственностью, называли ее «клевой нянькой». (Последнее выражение Глоха поняла не слишком хорошо. По всей видимости, на детском жаргоне более чем семидесятилетней давности это означало какую-то похвалу, но почему способность клеваться могла считаться достоинством няньки, уразуметь было трудно.) Так или иначе жители Северной деревни с удовольствием оставляли своих малышей на попечении симпатичной юной нянюшки, и у нее все шло хорошо.
К сожалению, сказать то же самое обо всем Ксанфе было нельзя. Король Шторм перестал уделять внимание погоде и запустил ее до такой степени, что подушки на подушечных кустах то пересыхали, лопаясь и разлетаясь пухом, то промокали под затяжными ливнями так, что хлюпали и сочились водой. Скоро появились тревожные известия о намерении злого волшебника Трента захватить трон. Синтия, даже будучи не в восторге от нынешнего монарха, полагала, что насильственный захват власти едва ли улучшит состояние королевства.
Как-то раз она подошла к озеру с естественным для хорошенькой шестнадцатилетней девушки намерением полюбоваться своим привлекательным отражением. У озера в это время шумел камыш. Трезвые, здравомыслящие люди обычно к такому шуму не прислушиваются, однако поблизости никого не было, и любопытная от природы Синтия навострила ушки.
— Вот кто-то в Ксанфе появился,
Видать волшебник злой идет,
Идет он к Северной деревне,
Морочить тамошний народ…
— распевал на ветру камыш, и девушка встревожилась. Ей вовсе не хотелось отдавать свою милую родину на растерзание гнусному злодею, Волшебнику Трансформации, умевшему превращать кого угодно во что угодно, за что он и носил ужасное прозвище Трансформатор. Она решила спасти сородичей и остановить чародея. Правда, никакого опыта борьбы с волшебниками у нее не было, но она, по своей девичьей наивности, решила, что ее умения обращаться с детьми будет достаточно, чтобы уговорить Трента отказаться от его гнусного намерения. В конце концов, так ей казалось, во всех этих играх в превращения было что-то детское.
Этот замысел так и остался бы замыслом, но на свою беду довольно скоро собиравшая ползучие розы Синтия повстречала того самого волшебника. О том, что это не кто иной, как ужасный Трансформатор Трент, она догадалась, увидев, как он превратил бабочку в розового слона. Слон вовсе не пришел в восторг от этой трансформации: он умчался в джунгли, возмущенно трубя и взмахивая ушами, как крыльями. Сообразив, кто перед ней, девушка поспешила наперерез.
Выйдя на тропу и столкнувшись с волшебником лицом к лицу, она открыла было рот, чтобы начать свои увещевания, да так с открытым ртом и осталась. И не по причине какого-либо магического воздействия, а по той простой причине, что пресловутый злой волшебник оказался весьма приятным с виду, рослым и стройным молодым человеком. Это никак не вязалось с ее представлением о злодее, каковому надлежало быть страшилищем или по меньшей мере уродом.
— Приветствую тебя, прелестная дева, — любезно (и как верно!) промолвил молодой чародей. — Мы уже встречались?
— Э… у… м-м-м… не совсем… — промямлила Синтия, не в силах отвести взгляд от его чарующих лучистых глаз. Выпавшие из ее внезапно ослабевших пальцев розы расползлись во все стороны, что вполне соответствовало их природе. Наклонившись, он помог ей собрать цветы и разбегавшиеся вместе с ними в разные стороны мысли, после чего сказал:
— В таком случае позволь представиться — волшебник Трент.
Синтия уже совсем было собралась задействовать свой дар убеждения и попросить его убраться восвояси, но вместо этого почему-то пролепетала:
— А я Синтия. Чем могу служить тебе, волшебник?
Он лукаво улыбнулся, и она почувствовала, что ее поза позволяет ему заглянуть ей за корсаж. Конечно, Синтия была вполне невинной девушкой, но не настолько невинной, чтобы этого не понять. Она буквально ощутила пристальный, строгий взгляд Заговора Взрослых, проследовавший за его взором к… к тому самому месту. Ее только что собранные мысли чуть было не разбежались снова, на сей раз в ту самую привлекательную ложбинку. К счастью, ей удалось выпрямиться и при этом не слишком покраснеть.
— Я буду весьма признателен, если ты укажешь мне путь к ближайшей реке, — промолвил волшебник.
Синтия, будучи по натуре нежной и простодушной, простодушно и нежно указала ему неверное направление, следуя которому он неминуемо попал бы на одностороннюю тропу, которая уводила нежелательных гостей прочь от деревни.
— Ты уверена? — ласково уточнил Трент, пристально посмотрев на девушку.
— Ну, не совсем, — призналась она. — Пожалуй, это вот там.
На сей раз девушка указала в сторону ближайшего любовного источника, испив из которого, он безнадежно влюбился бы в первое встречное существо, окажись оно хоть бородавочником.
— Ты уверена? — снова спросил Трент.
— Совершенно уверена, — ответила Синтия, с трудом подавив желание не только признаться во лжи, но и броситься очаровательному волшебнику на шею.
— Видишь ли, красавица, — все так же мягко произнес он, — по чистой случайности здешние места мне неплохо знакомы. Ты пыталась обмануть меня: сначала послала на одностороннюю тропу, а потом и вовсе к любовному источнику. Как ни мила мне твоя юная красота, я не могу оставить такое коварство без наказания.
Прежде чем Синтия успела что-либо возразить, волшебник взмахнул рукой, и девушка поняла, что попала в беду. Она попыталась убежать, но, увы, трансформация уже началась. Синтия начала стремительно расти, ее филейная часть (за неимением более подходящего слова) основательно оттопырилась, и над ней появился длинный, похожий на метелку из конского волоса хвост. К двум сделавшимся длиннее и толще ножкам добавились еще две, причем заканчивались они не изящными ступнями, а тяжелыми и твердыми черными копытами. Нижняя часть туловища покрылась короткой бурой шерстью, брюхо сделалось толстым как бочка. Верхняя часть туловища осталась прежней, и там одежда сохранилась, а вот юбка под напором разросшейся плоти попросту лопнула. Очаровательная девушка в одно мгновение превратилась в самое настоящее чудовище! И он еще говорил, будто ему мила ее юная красота!
В отчаянии Синтия пустилась бежать куда глаза глядят со всей скоростью, какую могла развить на непривычно толстых, заканчивающихся неуклюжими наростами ногах. Вернуться домой в таком виде — даже без юбки — она не могла, а обращаться к злому волшебнику с просьбой расколдовать ее наверняка бесполезно.
— Нечего было посылать меня куда не надо, — наверняка скажет он, и хотя она посылала его как раз туда, куда надо, возразить будет нечего. Оставалось одно: прятаться и уносить ноги туда, где ее никто не знает.
Синтия уносила их так быстро, как могла, однако поскольку они были тяжелыми, аллюр со временем пришлось сбавить. Приближалась ночь, и приметив в отдалении сарай, бедняжка решила передохнуть там, чтобы спозаранку, прежде чем на дорогах появятся люди, продолжить свое бегство. Конечно, на то, что ей удастся вовсе избежать встреч, надеяться трудно, но, может быть, в сарае найдется джутовый мешок, который можно будет надеть на голову. Тогда, во всяком случае, она останется неузнанной. Несчастная чувствовала, что в отличие от нижней и задней части тела верхняя и передняя, а в особенности лицо, остались неизменными. В этом сказалось особое, изощренное коварство злого волшебника: он не просто превратил ее во другое существо, а изуродовал, сохранив при этом часть прежних черт, что позволяло всем узнать о ее позоре. Воистину жестокая мстительность чародея была ужасна!
Синтия с трудом втиснула неуклюжее тело в заднюю дверь, в надежде, что внутри сможет утолить жажду и, может быть, отдохнуть на охапке сена. При условии, что ей вообще удастся прилечь: управляться с этим диковинным телом она еще не научилась.
— Кто там? — послышалось из глубины сарая. Девушка, надеявшаяся, что внутри пусто, попала впросак.
Она подалась было назад, но так приложилась о стену толстым огузком, что шмяк разнесся по всей округе. Попытка развернуться тоже не удалась: сарай был очень узким, а новое тело очень большим. Синтия застряла, в то время как рассерженный хуторянин уже спешил к ней.
— Кто тут ко мне вломился? А ну отвечай, а не то как ткну вилами, будешь знать!
Девушка, по своей девичьей наивности, понятия не имела, каких таких знаний может добавить ей тычок вилами, но выяснять это почему-то не хотелось.
— Не надо! — взмолилась она. — Не надо тыкать меня вилами! Я пыталась выбраться отсюда, но застряла.
— Э, да ты девушка! — удивился селянин.
— Нет, я чудовище. Пожалуйста, выпусти меня, и я никогда больше тебя не побеспокою.
— Чудовище, говоришь? Хм, а голосок у тебя девичий. Дай-ка я на тебя взгляну.
— Нет! Не смотри на меня! Я волосатая и страшная! — вскричала Синтия, закрывая лицо, которое, к слову, ни волосатым, ни ужасным не было.
— Э, да ты кентаврица, — удивился, присмотревшись к ней, хозяин сарая. — Как тебя сюда занесло? И где твой табун?
— Мой кто?
— Вот тебе на, ты что же, не знаешь, как ваши называют свое сообщество? Это новость: в жизни не слышал о глупых кентаврах. И никогда не надеялся встретить кентаврицу в своем старом сарае.
Только сейчас, благодаря словам поселянина, до бедняжки дошло, кем она стала.
— Я была человеком, — пояснила она, — а в кентаврицу меня превратил злой волшебник Трент, не далее как сегодня. Не удивительно, что мне мало что известно о кентаврах и их обычаях. Я и с телом-то этим еще не освоилась. Это, например, что?
Девушка шевельнула какими-то отростками на спине, и они, расправившись, задели за стенки сарая.
— Да это крылья! — ахнул удивленный крестьянин. — Выходит, ты летающая кентаврица.
— Час от часу не легче, — еще пуще огорчилась Синтия. — Выходит, и кентавры не захотят иметь со мной дело: я слышала, что они очень строги по части чистоты породы.
По всему выходило, что волшебник превратил ее в единственное в своем роде существо во всем Ксанфе, в крылатое чудовище, которое не признают своим ни люди, ни кентавры.
— А за что злой волшебник так с тобой обошелся? — полюбопытствовал хуторянин.
— Я пыталась обмануть его, чтобы помешать ему захватить нашу землю. Но ничего не вышло: он раскрыл обман и посчитался со мной по-своему, по-чародейски. Теперь я самое несчастное существо в Ксанфе.
— Да, — понимающе кивнул хозяин сарая. — На твоем месте я, надо думать, чувствовал бы себя не лучше. Не повезло тебе. Ладно, переночуй здесь, а завтра подумаем, как тебе быть дальше. Тут у меня есть пустое стойло, а в нем и водица найдется.
Когда Синтия зачерпнула ладонями прохладной, чистой воды из ведерка и напилась, ей стало малость полегче. Хуторянин тем временем вернулся с подозрительным кульком, в котором лежало, что-то довольно неприглядное с виду, но пахнувшее весьма аппетитно.
— Куле-бяка, — пояснил хозяин. — С виду гадость, но на вкус, особливо как из куля выудишь, вовсе даже не бяка. Угощайся.
Вынутая из куля неказистая лепешка и вправду оказалась очень вкусной. Синтия умяла ее до крошки и лишь после того, запоздало вспомнив о хороших манерах, сказала:
— Спасибо, добрый человек. Чем мне отблагодарить тебя?
— Хм… а что ты умеешь делать?
— Ну, мой талант заключается в умении обращаться с детьми. Он называется «педомагическое дарование», и многие считали меня хорошей нянькой.
— Ну что ж, пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Есть у меня мальчонка, такой сорванец, что никто не хочет за ним приглядывать. Видать, переел куле-бяки, за что ни возьмется, из всего бяку устроит.
— Все детишки шалуны да проказники, — отозвалась Синтия. — Я к этому привыкла.
— К такому, как мой, привыкнуть трудно, — вздохнул крестьянин. — Так или иначе припасы у меня на исходе, а жена, как всегда, гостит у своих бесчисленных родственников. Мне придется отлучиться, и если ты приглядишь за мальчуганом, это будет очень кстати.
— Охотно, — пообещала Синтия.
Он ушел, а она улеглась на мягкое сено, привыкая к своему новому телу. Как ни странно, с лошадиной частью удалось освоиться довольно быстро, а вот более привычная, человеческая доставляла беспокойство. Поди-ка улягся, когда твой верх нынче прилажен к низу на совершенно новый манер. Наконец ей удалось приткнуться к стенке, положив голову на руки и заснуть.
Поутру Синтия умыла лицо и распутала сбившиеся в колтуны волосы. Девушка очень хотела сменить блузку, но другой у нее не было, а остаться с обнаженной грудью она не решалась, хотя и знала, что у кентавров это в обычае.
Старый хуторянин принес ей кулек с куле-бякой, а когда девушка подкрепилась, привел шестилетнего постреленка. С виду он был настоящий мальчик-с-пальчик, но Синтия отнеслась к этому с пониманием: все дети поначалу бывают довольно маленькими, но это, как правило, проходит. Нередко вместе с детством.
— Это мой Вредли, — сказал крестьянин. — Вредли, это кентаврица Синтия. Она приглядит за тобой, пока я буду в отлучке.
— Кентаврица — это класс! — с довольным видом заявил мальчуган. — На ней верхом ездить можно.
Синтия о такой возможности как-то не подумала и услышанному ничуть не обрадовалась.
— Мы поговорим об этом потом, — пробормотала она.
— Ну, — молвил поселянин, — надеюсь, ты с ним справишься.
Синтия без промедления опробовала на мальчике свое педомагическое дарование, но сразу же почувствовала, что дело пошло не так. В воздухе ощутимо запахло бякой. Вредли не изменился: каким был вредненьким да проказливым, таким и остался, а вот с хуторянином определенно приключилась какая-то бяка. Он, как пай-мальчик, встал но струночке, высморкался в платочек, аккуратно расчесал вихры расческой и начал рассказывать стишок.
Девушка провела рукой у него перед глазами, но он продолжал долдонить какую-то сугубо детскую невнятицу.
— Эй! — Синтия встряхнула его за плечи. — Что это с тобой?
— Что это со мной? — пробормотал он, удивленно моргая. — Где я?
— Ты в своем сарае, собираешься ехать за припасами, — напомнила ему Синтия.
Крестьянин еще раз покачал головой и поплелся к своему дому, тогда как мальчишка выудил из кармана остаток вчерашней куле-бяки и принялся уминать за обе щеки, одновременно обдумывая новые каверзы.
Синтия тоже задумалась: при всей своей девичьей наивности дурочкой она не была, да и превращение, возможно, не прошло даром. Всем известно, что кентавры народ исключительно интеллектуальный. Осмыслив ситуацию, она поняла, что коль скоро при ее попытке сделать из сорванца пай-мальчика с помощью педомагического дарования, как пай-мальчик неожиданно повел себя его отец, Вредли определенно обладает талантом, позволяющим перенаправлять магическое воздействие на кого-нибудь другого, возможно, на того, кто окажется рядом. А поняв, бросилась вдогонку за хуторянином.
— Слушай, я не могу использовать свой талант по отношению к твоему сыну, — зачастила она, потянув отца мальчика за рукав. — Он переориентирует магическое воздействие с себя на других. Сейчас ему подвернулся ты, но когда тебя рядом не будет, он, чего доброго, обратит мое педомагическое воздействие против меня самой. Тогда уж точно будет бяка так бяка !
— Наверное, ты права, — согласился крестьянин. — Но, может, попробуешь приглядеть за ним просто так, без магии? В случае чего угости куле-бякой, я оставил на кухне несколько кульков. Глядишь, это отвлечет его от шалостей. А я постараюсь вернуться как можно скорее.
Удерживать Вредли от проказ без помощи магии оказалось делом невозможным, а справляться с их последствиями — весьма нелегким, однако Синтия почти справилась. Она успела залить подожженный мальчуганом сарай и залатать кульки, продырявленные им, чтобы куле-бяка вываливалась на землю. Однако долго так продолжаться не могло: мальчуган был неистощим на выдумки, и ее так и подмывало по привычке пустить в ход талант. Это могло закончиться весьма плачевно.
Наконец хозяин вернулся.
— Спасибо, ты прекрасно справилась, — молвил он, оглядев свое жилище. — В благодарность могу предложить тебе совет. Если ты ищешь уединенное убежище, то как насчёт пруда Мозговитого Коралла?
— Чего?
Подобное невежество было бы, конечно, совершенно непростительным для настоящей кентаврицы, однако Синтия изначально была человеком и не получила полноценного кентаврского образования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43