- Но эти раскопки будут производиться за пределами Израиля, - объяснял
Шлиман. - Эта земля НИЧЬЯ.
- Ничейной земли не бывает. Если же вы обнаружите рай на земле, то
обязаны немедленно поднять израильский флаг и сообщить в ближайшее
посольство - рай земле автоматически станет нашим.
- Но раскопки проводятся в благотворительных целях.
- Это как? - не понял Отвал-башки.
- За свой счет и по согласованию с местными племенными органами
самоуправления. В моей экспедиции будут заняты сотни безработных
аборигенов. Оплата по договору, бесплатное питание и лечение, премии за
особо ценные находки.
- Не знаю, что вы задумали, но все равно вы их объегорите.
Благотворительность должна подтверждаться документально. Вы можете подавать
нищим на улице - это ваше личное дело, но это действо не назывется
благотворительностью. Производство раскопок с возможным нахождением
исторических ценностей требует государственного присмотра. Нужно экспертное
заключение.
- Вывоз ценностей производиться не будет.
- Не верю, но тем более - на фиг вы нам нужны без ценностей? -
намекнул Отвал-башки. - Политическая обстановка в Приграничье
непредсказуема. Каждый день перевороты. О каком самоуправлении вы говорите
- там в некоторых глухих местах до сих пор сохранилась советская власть.
Кому копало... извиняюсь, кому попало копать не позволят - ни мы, ни они.
За вами придется все время присматривать и выдирать из критических
ситуаций. У меня и без того много дел.
- А взятки вы берете? - прямо спросил Шлиман и деловито полез в
карман.
- А как же! - обрадовался Отвал-башки. - Археологическими
драгоценностями.
- Во! - ответил Шлиман, делая двойной оскорбительный жест: вытащил из
кармана фигу и рубанул ребром ладони по локтевому сгибу.
Удивительно, но прошло и на этот раз: Отвал-башки уныло понюхал фигу,
немного подумал и выдал Шлиману пустой бланк-разрешение на гербовой бумаге
с запечатанными ленточками:
- Так бы сразу и сказали. Заполните сами. Кстати, флаг у вас есть?
Возьмите шелковый, в посольстве.
Мишель с этим флагом изъездил на лендровере всю Восточноевропескую
равнину вдоль и поперек к северу от развалин Днепрогеса, обнаружил место с
тремя подозрительно удобными холмами над рекой и остатки пешеходного моста
к пляжам и огородам, на свой страх и риск начал раскопки и откопал-таки
первую столицу Роси с памятником какого-то дядьки с булавой на коне.
Откопал, схватился за голову и сказал себе:
"Дурак ты! Конь с яйцами! В огороде бузина, а в Киеве дядька! Богдан!
Схылы Днепра! Киев - мать городов росских! Рось, да не та! Киевская, а не
московская!"
Гениальная ошибка, принесшая Шлиману всемирную, хотя и насмешливую
известность, напоминала колумбовое открытие Америки: искал Рось Московскую,
а откопал Киевскую.
Бывает.
Ошибся.
С кем не бывает - даже с Колумбом.
В Симферополе чиновник Отвал-башки ухмылялся и, в ожидании
археологических драгоценностей, на всякий случай подшивал к делу
антишлимановские обвинения: плохая научная работа, несоблюдение контрактов,
подкуп населения, разжигание межплеменных конфликтов.
Мировая общественность, насмехаясь над Шлиманом, как-то пропустила, не
заметила, что Мишель _в_с_е_-_т_а_к_и_ откопал Киев, хотя так и не понял,
почему неизвестный росский летописец назвал Киев именно матерью, а не отцом
городов росских?..
"Возможно, росский летописец был под стать своему германскому собрату
Пруденцию?" - предположил Шлиман.
Кстати, ошибиться было совсем не мудренно. Помимо коверканья
собственных имен, народ Рос имел манию то и дело менять столицы и называть
свои города двойными, тройными и более именами, так что иногда просто
невозможно было понять, о каком собственно географическом объекте идет
речь. Таинственный Нинельград - как видно, родина Нинели, - до сих пор
остается нераскопанным только из-за того, что археологи не могут
определиться в названии: Нинельград, Санкт-Петербурх, Петербург, Питер,
Петрозаводск, Петропавловск-на-Камчатке, Петергов, Петроград, да еще
какая-то Северная Пальмира - один ли это город или разные?
Далее: столицами Роси были попеременно Киев, Новгород, опять Киев,
Тверь-Калинин, Рязань, какой-то Сарай, Владимир, Москва, Кремль, какой-то
совсем таинственный Третий Рим ("четвертому не бывать"), Санкт-Петербурх,
Петроград, Зимний Дворец, Смольный, опять Москва, опять Кремль, Минск...
Разные ли это города или один и тот же кочующий объект на колесах? Кстати,
этот древний обычай переездной столицы остался и у современных аборигенов.
Мало того: паханы часто меняли имя самой страны: Рос, Рось, Русь,
Московья, Россия, Совдепия, Союз, Ресефесер, Страна Советов, Сесесер,
Эсенге.
Себя паханы называли князьями, царями, боярами, императорами,
председателями, первыми секретарями (абсолютно не понять, почему какие-то
секретари управляли страной?), наркомами, генсеками, премьерами,
президентами.
Народ в разные времена назывался: росы, русы, анты, склавины, скифы,
белорусы, малороссы, русичи, русские, иваны, московиты, москали, россияне -
все это, безусловно, один и тот же народ.
Москву, этот рай земной, до Шлимана искали в Италии, Турции и на
Аляске, пытались копать в северо-американском созвучном городке Москоу;
примерялись к Стокгольму - "норманистская теория"; вот только не догадались
искать в иерихонской песочнице. А Шлиман, как уже говорилось, перепутал ее
с украинским Киевом - впрочем, оказалось, что именно Киев являлся первой
столицей Роси.
Рано хоронить Москву, подумал Шлиман.
Кстати, в языках многочисленных народов, населявших некогда зеркальную
Ресефесер, существует множество общих слов с корнем "рай" - "райцентр",
"районо", "райисполком", "райком", "райсобес", "райпотребсоюз" и прочие,
что дало повод итальянским клерикалам снарядить в Сибирь дирижабль "Ковчег"
с археологической экспедицией на поиски библейского рая, каковая
(экспедиция) никакого рая конечно же не нашла, была подбита гекачепистами в
верховьях Енисея и почти вся съедена. Нейлоновая шкура с названием
дирижабля пошла на утепленный вигвам для вождя и на унты его приближенным.
Оставшихся в живых двух хорошеньких сексопильных итальянок -
дипломированную повариху Прасковью Спагетти и антрополога, специалиста по
прямохождению позвоночных Лию Коппатти, оставленных аборигенами то ли на
закуску, то ли с целью использования по прямому назначению, - этих женщин
Шлиман с помощью вождя Тсинуммока успел спасти: выкупил за два ящика
вирджинского нюхательного табаку и эвакуировал вертолетом на Большую Землю,
чем изменил мировое мнение о себе в лучшую сторону. С секс-бомбой Лией
Коппатти у него впоследствии состоялся кратковременный, но жгучий роман с
шумным выяснением отношений (у ненасытной Лии было одно на уме - она везде
искала и находила райские кущи и с такой страстью тянула Мишеля в эти
кусты, что однажды измученный и потерявший на время мужскую боеспособность
Мишель неосторожно посоветовал ей в поисках рая покопаться в иерихонской
песочнице), роман сопровождавшийся битьем сервизов, скандалами, драками,
погонями, журналистами и т.д., зато кухарка Прасковья нисколько не
стремилась управлять государствами, и потому мудрая Маша подружилась с ней
и разрешила участвовать во всех дальнейших шлимановских экспедициях в
качестве специалиста по яичнице (в периоды голодухи Прасковья могла делать
гигантские омлеты на 12 человек из одного-единственного куриного яйца), а
также разрешила по женскому совместительству иногда заменять Шлиману Машу в
ее вынужденные отсутствия (например, когда родила долгожданного ребенка,
которого супруги назвали в честь Шлимана-первого - Генрихом; крестным отцом
мальчика стал вождь Тсинуммок, а крестной матерью - кухарка Прасковья;
Генрих Шлиман-младший впоследствии промотал отцовское состояние и даже
пропил отцовскую лопату - вообще, был без Москвы в голове, но это уже
другой разговор) - Маша решила, что лучше ее будет заменять кухарка
Прасковья, чем эта визгливая антропологическая дура.
Шли годы...
Без длинного этнографического отступления нам все же не обойтись
(особо скромные девушки могут этнографию пропустить и читать дальше).
ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Нижняя Варта, столица Шлимана, располагалась в среднеем течении Еби в
Западной Сибири. С названием реки связанно красивое предание о том, как
богатырь Ермак, выйдя с дружиной к реке и озираясь навкруги, от широты
чувств произнес: "Ебь твою мать!" - так по первому слову и назвали. Весной
здесь красиво цветут лютики, чахлики и дохлики. Местность заболочена и
приравнена к районам Дальнего Севера, т.е. коеффициент бартерных сделок
1,7. С погодой плохо, но Машка Сидорова цвела и отлично себя здесь
чувствовала. Зимой солнце не вылезает из-под земли. Свою бороду Шлиман
использовал как термометр - при минус 20-ти градусах она подмерзала, при
30-ти замерзала, при 40-ка превращалась в ледяной обрубок. Морозный рассвет
здесь долгий и нудный; а когда наконец рассветет, то тут же переходит в
сумерки. В метре от поверхности начинаются вечная мерзлота и ледниковый
период.
Вот типичная утренняя картинка: лесотундра, мороз градусов сорок. В
воздухе чистый утренний морозный запах нефти, чуть смешанный с дымом
костров, на которых готовятся щи, картошка в мундирах и другие национальные
блюда. По тундре летают надутые презервативы. Семейные аборигены живут в
землянках, балках, вагончиках, старых трамваях; холостяки в длинных
бараках, называемых "общагами". Понятие "купить вагончик" означает
"овладеть шикарным жильем". За балок или вагончик могут отдать даже корову.
Женщины поднимаются затемно, при северном сиянии пасут оленей и коз, тихо
переговариваются. Морозостойкие летающие куры. Камни и валуны, в беспорядке
разбросанные по тундре, источают вечный холод, за день не успевают потерять
мороз, накопленный ночью, - под ними хорошо устраивать погреб-морозильник.
На таких личных валунах встречаются разные фривольные надписи и наскальная
живопись. В Нижней Варте лучше всего весной на закате солнца после дождика
в первый четверг июня. Прошел хмурый ветренный день, наступает белая ночь.
Пыль прибита дождиком, но не превратилась в грязь. Еще кое-где не расстаяли
ледяные снежные бабы. По "Голосу Китая" журчат тихие китайские голоса - эта
единственная радиостанция, пробивающаяся сюда из Великого Бодуна. На
плоском валуне группа пожилых аборигенов забивает козла. Тихие сухие места
обостряют мысль - это известно еще со времен первых христиан. Уйти в тундру
"забивать козла" - означает у аборигенов примерно то же, что у христиан
"уйти в пустыню". Приебье - пустынная местность с болотистой почвой. В
Приебье часты дожди, но если уж дело доходит до засухи, то (парадокс!)
влажность становится катастрофической - от жары подтаивают подземные
ледники и начинаются наводнения. Овраги заполняются водой, превращаясь в
глубокие реки; вода размывает их берега и выносит на поверхность ископаемые
останки. По Еби плывут гниющие туши мамонтов и волосатых носорогов. Вода
кипит - голодные ебские ерши рвут добычу на части, даже щуки боятся
приблизиться, а человеку лучше в воду не входить. Жесточайшая казнь -
бросить преступника на съедение ебским ершам - сожрут почище всяких
крокодилов.
Главная ценность - вода, как в пустыне. Хотя ебской воды здесь хоть
залейся, но она так перемешана с нефтью, что на из нее можно легко гнать
бензин для лендровера - хоть и низкооктавный, но все же лучше европейского,
разбавленного мочой.
Нравы в тайге суровы. Пример таежного фольклора о человеколюбии (так
называемый "анекдот", рассказанный Шлиманом под магнитофон на все той же
холостяцкой нобелевской вечеринке), над которым аборигены трясутся от
хохота, хотя наизусть знают этот анекдот с малолетства, и от которого
шведский король чуть не помер от ужаса. Смешного в нем мало. Рассказывается
долго, занудно-медленно, с поясняющей жестикуляцией и с леденящими душу
подробностями, а последнее слово произносится даже в присутствии шведской
королевы, потому что из анекдота слова не выбросишь:
"Ночь, тайга, мороз сорок градусов, идут трое путников. Заблудились,
один уже обморожен, не может идти, его несут. Вдруг вдали замерцал одинокий
огонек. Из последних сил волокут обмороженного спутника, подходят, перед
ними сруб, из трубы дым валит. Протирают окошко, видят: сидят за столом
монахи и ужинают. Стучат. Появляется громадный толстый монах с куриной
косточкой в зубах.
"Чего надо?"
Путники: "Брат! Смотри: ночь, тайга, мороз сорок пять градусов! Мы
заблудились, один из нас уже не может идти!.. Пусти нас переночевать!"
"Надо посоветоваться с отцом-настоятелем".
Дверь закрывается (зима, мороз), потом нехотя открывается, на пороге
стоит маленький горбатый монах, гложет огромную баранью кость.
"Чего надо?"
"Отец-настоятель! Смотри: ночь, тайга, мороз пятьдесят градусов! Мы
заблудились, один из нас замерз, не может идти... Пусти нас переночевать!
Мы мирные люди, мы никому не будем мешать, мы согреемся в уголке и на
рассвете уйдем..."
Отец-настоятель долго думает и наконец указывает бараньей костью на
двух путников:
"Ладно, уговорили. Вот ты, и ты..."
А лежащий воскликнул:
"А я!!?"
Отец-настоятель долго смотрит вниз на лежащего и отвечает:
"Ну, ладно, и ты тоже. Идите вы все на куриц!"

Из книги Мишеля Шлимана

"МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ"
"Летом аборигены играют в древнюю разновидность футбола -
"безграничный футбол": мяч с гиканьем и свистом гонят ночью и днем всем
мужским населением из одного городка в другой через тундру, тайгу и овраги,
ломая руки и ноги. В каждом городке установлены ворота, преграждающие
главный проспект имени Нинели. Цель игры - забить гол: прорваться за ворота
и приземлить мяч на проспекте.
Зато зимняя национальная игра - "Взятие Белого дома" - более
эстетична, интелектуальна, но и более жестока. Каждый год проводятся
чемпионаты по системе "осень-весна". В первом тайме строится ледяной дом с
Красным флагом на шпиле и с баррикадами по окружности (в ход идет все:
бревна, рельсы, бочки, автобусы); крепость украшается лозунгами "Да
здравствует Нинель!", "Слава КПСС!" и т.п., выставляются оценки за
эстетичность. В крепость завозятся вода, продукты, оружие. Второй тайм:
собственно, взятие крепости - т.е., Красного Флага. Сначала все происходит
довольно мирно, длительное время ведутся переговоры, предлагается сдача на
почетных условиях и т.д. На этой стадии возникают всякие нюансы, возможен
мирный ничейный исход, обмен девственницами, оружием, товарами.
Парламентарии ходят в соболиных шубах с белыми флагами. Немногословны. "У
меня много соболиных шкурок!" (Жест: много!) Так продолжается до первой
крови, до первого случайного или преднамеренного выстрела. Следует
ультиматум. Подтягиваются на канатах танки. Начинается пальба. Потом, войдя
в раж... и так далее. Чем больше потери, тем больше не берут пленных.
Иногда защитники "Белого дома" гибнут все до последнего, иногда гибнут все
до последнего нападающие. В летних перерывах разрешаются переходы по разные
стороны баррикад, но болельщики-патриотти покупают лицензию и до 1-го
сентября имеют право охотиться на предателей. С 1-го сентября перебежчик
предателем не считается.
Из более спокойных национальных игр можно выделить сексуальные
"Городки" с бросаньем палок и "Забивание козла" с рыбами и яйцами - шуму
там много, но хоть никого не калечат".
Из книги Мишеля Шлимана
"КАКАЯ Б НИ БЫЛА МОСКОВЬЯ"
Шли годы.
Годы шли, а Шлиман все ходил вокруг да около Москвы, и не знал, что
делать.
Но вот однажды к палатке Мишеля заявилась толпа аборигенов во главе с
Тсинуммоком, и Шлиман с предвкушением ожидал, что народ упадет перед ним на
колени и заорет: "Володей нами!", а он с достоинством выдержит паузу и
согласится. Но случилось неожиданное: да, народ заорал: "Володей нами!", но
упал на колени перед кухаркой Прасковьей.
Оказалось, пока Шлиман бродил вокруг да около, вождь Тсинуммок
влюбился в кухарку Прасковью. Вождь отмылся, поскромнел, перестал
сквернословить, ходил сам не свой.
- Ну, что, Прося, хочешь послужить для науки? - неуверенно спросил
Шлиман.
Прося потупилась. В сущности, Вова был хороший мужик.
(Оказалось, у вождя Тсинуммока даже имя было - Вова. Так его
ласково называла Прасковья - Вова. А вождь стеснялся). Она
хотела послужить для науки. Она рада была выйти замуж и
управлять не государством, а Вовой.
1 2 3 4 5