Тогда это случилось вновь. Он услышал, будто стоял там, в центре сходки соперников, хриплый шепот защитника: "Красный направо! Поток налево! Крыло квадратом внутрь! Эр вниз и наружу... на пять!" Хьюго огляделся, чтобы посмотреть, как реагируют на слова защитника его товарищи по команде. Но они ничего не слышали и как всегда стояли, ожидая начала игры: грязные, в потрепанной форме, раздражительные и плохо оплачиваемые. Когда соперники двинулись к линии схватки, Хьюго автоматически занял место в защите, организуемой Крканиусом, полузащитником, который руководил обороной. "Красный направо! Потом налево! Крыло квадратом внутрь! Эр вниз и наружу... на пять!" - повторил Хьюго про себя. Так как он не знал условного кода соперников, эти слова ничего не объясняли кроме того, что "пять" почти наверняка означало передачу мяча на счет пять.
Смейтерс закричал: "Пас. На фланг!", и опять Хьюго почувствовал, будто в его спине нажали кнопку. Он двинулся на счет четыре и пересек линию схватки через мгновение после передачи мяча, уложив защитника на землю до того, как тот успел сделать полшага назад, чтобы вернуться в свою зону.
- У тебя что ли брат в этой команде, сукин ты сын? - спросил защитник лежащего на нем Хьюго.
После этого оставшуюся часть игры Хьюго, повернув голову, мог слышать все, что говорили в сходке соперников. Однако, кроме случайных, обычных в этих случаях реплик типа: "Что ты делал при розыгрыше этой комбинации, толстая задница, думал о своей девице" или "Если этот Хансуорт еще раз сунет мне палец в глаз, я врежу ему между ног", остальная информация доходила до него лишь в виде условных сигналов защитника, и острота слуха не давала Хьюго особого преимущества. Он знал, когда будет передан мяч, и мог двинуться чуть раньше других, но не знал куда, и в этом ему приходилось полностью полагаться на Смейтерса.
За две минуты до конца они выигрывали 14:10. Их соперники, "Жеребцы", являлись одной из лучших команд лиги, и шансы команды Хьюго расценивались у букмейстеров как один к двадцати, поэтому их победа наделала бы переполох в Лас-Вегасе. Но в этот момент "Жеребцы" уже были на тридцативосьмиярдовой линии команды Хью и готовились к атаке. Товарищи Хьюго все медленней и медленней поднимались после схватки, будто предчувствуя поражение, и старались не смотреть на тренера, который напоминал генерала Джорджа Паттона в неудачный день на Рейне.
"Жеребцы" быстро собрались в сходке, решительные и уверенные в победе. Хьюго блокировали в трех последних комбинациях ("Отвели в сторону, как мою трехлетнюю дочь",- сказал бы тренер), и он думал, как ему удастся оправдаться. "Жеребцы" оживленно обсуждали будущую атаку, все слова сливались в фон, когда неожиданно Хьюго отчетливо услышал один голос. Хьюзеринга, лучшего нападающего лиги. Хьюго хорошо знал этот голос. Хьюзеринг выразился достаточно красноречиво, когда Хьюго не по-джентльменски, по мнению Хьюзеринга, обошелся с ним, выталкивая из зоны.
- Слушай,- говорил Хьюзеринг в центре сходки в пятнадцати ярдах от Хьюго,- думаю, Смейтерс выдохся. Я уведу его на край, а сам пойду в центр.
- Годится,- услышал Хьюго голос защитника, и тут же раздался сигнал о возобновлении игры.
"Жеребцы" двинулись к линии схватки. Хьюго искоса посмотрел на Смейтерса: тот пятился назад, опасаясь стоящего у него за спиной Хьюзеринга, и даже не вспоминал о Хьюго. Дьюзеринг с невинным видом спокойно стоял чуть левее.
Мяч ввели в игру, и Дьюзеринг со всех ног бросился к боковой линии. Крича и размахивая руками, подбежал полузащитник, но Хьюго и не посмотрел на него. Он отошел назад, чуть левее, и увидел, как Дьюзеринг остановился, развернулся и помчался к центру, оставив позади обманутого Смейтерса. Мяч уже летел ему навстречу. В тот момент, когда Дьюзеринг притормозил, чтобы поймать его на грудь, Хьюго бросился вперед и перехватил передачу. Не успел он сделать и шага, как Дьюзеринг уложил его на землю, но это уже не имело никакого значения. Игра была сделана, одержана удивительная победа. Пас Хьюго перехватил впервые в жизни.
После игры его вновь назвали лучшим игроком. В раздевалке к Хьюго, когда тот снимал свою форму, подошел тренер и с интересом посмотрел на него.
- Я должен оштрафовать тебя. Из-за тебя центр оказался таким же голым, как проститутка в субботний вечер.
- Да, сэр,- скромно потупился Хьюго, заворачиваясь в полотенце. Он не любил грубых слов.
- Что заставило тебя прикрыть Дьюзеринга? - строго спросил тренер.
- Я,- Хьюго виновато посмотрел на голые ноги. Разбитые пальцы обильно кровоточили, а с одним ногтем ему, похоже, предстояло расстаться.- Он что-то замышлял перед тем, как побежать, как-то странно дернул головой.
Тренер, удовлетворенно кивнув, с уважением посмотрел на Хьюго. Итак, Хьюго солгал второй раз. Он не любил врать, но, если бы он сказал, что может слышать, о чем шепчутся игроки в сходке, стоящей в пятнадцати ярдах, когда на трибунах 60 тысяч болельщиков ревут, как дикие индейцы, тренер тут же послал бы его к доктору по поводу сотрясения мозга.
На следующей неделе у него в первый раз взяли интервью. Статья появилась в пятницу вместе с фотографией, на которой Хьюго стоял чуть согнувшись с широко разведенными руками и яростным выражением лица, под заголовком "Мистер Большой игрок".
Сибил вырезала статью и послала ее отцу, который всегда говорил, что Хьюго ничего не достигнет как футболист, с игрой пора завязывать и прийти на фирму нужно до того, как ему вышибут все мозги, ибо, лишившись мозгов, поздно что-либо продавать, даже страховые лицензии.
Тренировки на той неделе прошли как обычно, не считая хромоты Хьюго из-за разбитых пальцев. Хьюго проверял себя, пытаясь понять, может ли он слышать то, что недоступно другим, но даже в относительной тишине тренировочного поля он не мог услышать больше, чем до инцидента в Грин-Бей. Спал он хуже, чем всегда, думая о предстоящем воскресенье, и Сибил жаловалась, что он ворочается, как вытащенный на берег кит, и не дает ей заснуть. В четверг и в пятницу он спал на кушетке в гостиной. Часы на стене, казалось, гремели, как Биг-Бен, но Хьюго решил, что это все из-за нервов. В субботу вся команда отправилась ночевать в отель, и Сибил могла выспаться. Хьюго со Смейтерсом поселились в одной комнате. Смейтерс пил, курил и волочился за женщинами. В два часа ночи, все еще без сна, Хьюго посмотрел на мирно похрапывающего Джонни и подумал, что, возможно, он сделал ошибку, ведя такую жизнь, как теперь.
Воскресенье стало выдающимся днем для Хьюго, хотя он все еще и прихрамывал. В начале игры, после того, как нападающий соперников во время блокировки угодил ему коленом по голове, Хьюго заметил, что не только слышит разговоры в сходке, но и понимает условный код другой команды, будто изучал его не один месяц. "Коричневый направо! Линия пятьдесят пять... на два!" будто из телефонной трубки донеслись до его левого уха слова защитника, чтобы каким-то образом мгновенно трансформироваться в его мозгу в: "Правый крайний имитирует проход, оттягивая защиту, мяч правому полузащитнику и через все поле налево".
Хьюго по-прежнему вставал в оборонительные порядки, организуемые Крканиусом, но как только начиналась игра, покидал свое место и смещался к известному ему месту розыгрыша мяча. Он перехватил два паса, предотвратил три прорыва и провел больше захватов, чем вся команда. Он испытал мрачное удовлетворение, смешанное, правда, с чувством вины, услышав, как Гейтс, защитник соперников, рявкнул в середине сходки: "Кто опять пустил сюда этого мерзавца Плейса?" Впервые Хьюго услышал, что защитник одной из команд лиги упомянул его фамилию.
Только уходя с поля, Хьюго понял, что за всю игру Смейтерс ни разу не подсказал ему направление атаки. В раздевалке он попытался поймать взгляд Смейтерса, но тот всякий раз смотрел в другую сторону.
В понедельник утром, когда команда просматривала видеозапись воскресного матча, тренер раз за разом останавливал ленту на эпизодах игры, в которых участвовал Хьюго, и прокручивал их с замедленной скоростью. Хьюго вообще не любил эти утренние представления, но в этот раз ему было особенно неудобно. Тренер ничего не говорил кроме: "Давайте взглянем еще разок", но Хьюго раздражало, что он постоянно маячил на экране. Кому приятно смотреть, как блокирующие укладывают тебя на землю, и как часто ты проводишь захваты с нарушением правил и, вместо чистого отбора мяча, они выливаются в утомительные схватки, приводящие к потери драгоценных ярдов. Тренер твердо придерживался правила, запрещающего игрокам комментировать видеозапись во время просмотра, и Хьюго не знал, что думают о его игре товарищи по команде.
Когда разбор закончился, Хьюго попытался выскользнуть первым, но тренер окликнул его и указал на дверь кабинета. Тяжело опираясь на трость, Хьюго прохромал в кабинет, готовясь к самому худшему. Трость не служила декорацией. Пальцы правой ноги Хьюго напоминали сырой бифштекс, и Хьюго надеялся воспользоваться травмой, чтобы объяснить некоторые не совсем удачные моменты игры, показанные видеозаписью.
Войдя в кабинет, тренер плотно закрыл дверь, сел за стол и хмыкнул. Это означало, что Хьюго тоже может сесть. Он осторожно опустился на жесткий деревянный стул, выставив трость перед собой.
За спиной тренера на стене висела увеличенная фотография футболиста в форме сороковых годов. Его звали Джоджо Бейнс, и в свое время он считался самым грубым трехчетвертным, когда-либо выступавшим в Национальной Футбольной Лиге. Если Хьюго и слышал нотку нежности в голосе тренера, так только когда тот упоминал Джоджо Бейнса.
- С тех пор, как ты перешел в этот клуб, Плейс,- начал тренер,- я прихожу в ужас, когда смотрю на заявочный список игроков и вижу в нем твою фамилию, написанную моим собственным почерком.- Хьюго кисло улыбнулся, надеясь, что это шутка.- Я не хочу, чтобы между нами были секреты,продолжал тренер.- Все эти годы я старался избавиться от тебя. Я побывал в каждом городе, где есть команда нашей лиги, просил, умолял, становился на колени, пытаясь купить, занять или украсть центрального трехчетвертного. Бесполезно,- тренер любил произнести речь, если выпадал удобный случай.Бесполезно,- повторил он.- Они все знали, что пока я должен каждое воскресенье ставить тебя на игру, мы никому не причиним никаких неприятностей. Я собираюсь провести беспристрастный анализ твоих способностей. Ты медлителен, у тебя дырявые руки, своим ударом ты не сможешь вышибить из кресла-качалки мою бабушку, при столкновении ты закрываешь глаза и не рассердишься, даже если тебя стукнут по голове гаечным ключом и изнасилуют твою жену у тебя на глазах. Тебя ловят на финты, которые знал каждый школьник еще в 1910 году. Я ничего не упустил?
- Полагаю, что нет, сэр,- ответил Хьюго.
- При всем этом,- добавил тренер,- ты спас подряд три матча. Ты превратил в посмешище святую игру, но ты спас три матча, и поэтому я увеличиваю твою зарплату на тысячу долларов за сезон. Если кто-нибудь в команде узнает об этом, я лично не поленюсь прибить тебя гвоздями за руки к стене в раздевалке.
- Да, сэр,- ответил Хьюго.
- Теперь, вон отсюда.
- Да, сэр,- Хьюго встал.
- Дай мне трость,- сказал тренер.
Хьюго подал трость. Тренер, не вставая со стула, преломил ее пополам.
- Терпеть не могу калек,- пояснил он.
- Да, сэр,- выходя из кабинета, Хьюго старался не хромать.
Следующее воскресенье прошло неудачно.
Все началось еще на разминке.
Когда команда соперников выстроилась для первой атаки, Хьюго знал, что комбинация должна начаться коротким пасом на правый фланг. Но когда защитник занял свою позицию за центром, Хьюго увидел, как он оглядел оборонительные порядки их команды и нахмурился. Губы защитника не шевелились, но в левом ухе Хьюго раздалось: "Нет". Затем последовала короткая пауза и "Так не пойдет, они приготовились нас встретить".
Хьюго не успел удивиться расширению диапазона своих возможностей, так как защитник начал громко выкрикивать сигналы кода, чтобы изменить план комбинации, принятый в сходке. Конечно, все могли слышать эти сигналы, но в команде Хьюго лишь он один знал, что защитник приказывает левому крайнему после начала игры перебежать с левого фланга на правый, по пути получив мяч. За мгновение до начала игры, когда защитник уже не мог ничего изменить, Хьюго бросился на левый фланг. Он знал, не думая, как и почему, что крайний нападающий сделает два шага влево, на секунду остановится, повернется, помчится к защитнику и, получив мяч, дальше на правый фланг. Как только мяч ввели в игру, Хьюго вклинился между двумя нападающими и, когда левый крайний повернулся после двух шагов, уложил его. Защитник остался стоять с мячом, как почтальон, доставивший посылку не по адресу, и был наказан потерей мяча и пяти ярдов.
Но для Хьюго эти ярды обошли дорого. Во время захвата левый крайний попал ему коленом в голову, и когда раздался свисток, Хьюго лежал на траве без сознания.
Через несколько минут он очнулся около скамьи запасных: доктор, встав на колени ощупывал его шею, проверяя, не сломан ли позвоночник, а тренер совал ему под нос пузырек с нашатырным спиртом. Травма оказалась серьезной. В перерыве между таймами тренер спросил Хьюго, как ему удалось пресечь в зародыше комбинацию по переводу мяча с фланга на фланг. И тому пришлось признать, что ничего не помнит. Не помнит, как команда уехала утром из гостиницы, и потребовалось добрых десять минут, пока он вспомнил имя тренера.
Доктор не разрешил Хьюго выйти на поле, и его значение для команды наглядно продемонстрировал тот факт, что они проиграли три приземления мяча в "городе" и попытку.
В самолете по дороге домой царила тишина. Тренер не поощрял веселья в команде, которая проиграла три приземления и попытку. И, как обычно в таких случаях, он запретил прикасаться к спиртному, полагающемуся пассажирам, так как не верил, что горький вкус поражения может быть смягчен алкоголем. С протяжным погребальным воем самолет рассекал ночную тьму.
Хьюго почувствовал себя лучше, хотя все так же не мог ничего вспомнить о матче. Его преследовала мысль, что до столкновения с левым крайним произошло что-то особенно и совершенно необычное, но что именно, ускользало от него. В начале салона шла игра в покер, и Хьюго решил присоединиться, чтобы отвлечься от бесполезных попыток вспомнить утренние события. Обычно он проигрывал, так как хватало одного взгляда в его честное открытое лицо, чтобы понять, какие у него карты.
То ли в самолете было слишком темно, и остальные игроки не видели выражение лица Хьюго, то ли в столкновении ему повредили какой-то нерв, и он потерял контроль над мимикой, но на этот раз он выигрывал гораздо чаще. И хотя не следил за точной суммой выигрыша, чувствовал, что удача поворачивается к нему лицом.
Примерно через час перед Хьюго уже выросла значительная горка фишек. На руках у него были три туза, два из которых он получил, поменяв четыре карты, и он собирался увеличить ставку Крканиуса, который сидел до него и на предыдущей сдаче поменял три карты. И вдруг, совершенно неожиданно, будто Крканиус наклонился и прошептал новости ему на ухо, он узнал, что у того на руках полная масть с джокером. Хьюго не стал делать ставку и бросил карты. Ставки поднимались, кто-то еще раскрыл Крканиуса, и он положил карты на стол. Полная масть, с джокером.
- Мне что-то не по себе,- выдохнул Хьюго.- Я хочу рассчитаться.
Он встал и вернулся на свое место. Погода в ту ночь не баловала, и самолет здорово болтало, а Хьюго сидел у иллюминатора, мучаясь угрызениями совести. Он оказался шулером. Конечно, он пытался найти оправдание, мог бы сказать, что захвачен врасплох, что такое произошло впервые, что он бросил карты не думая, но от себя-то не скроешься. Если бы не это странное сообщение, он поднял бы ставку на десять долларов, Крканиус тоже поднял бы ставку на десять долларов, и в итоге Крканиус сейчас был бы богаче минимум на 20 или З0 долларов. И как он ни старался оправдать себя, его совесть говорила, что он виновен, ибо вытащил эти тридцать долларов из бумажника Крканиуса.
Затем, как в вспышке магния, Хьюго вспомнил воскресный полдень - тот момент на поле, когда он, зная намерения защитника соперников, вышел вперед и блокировал левого крайнего. Тоже шулерство, хотя и в другой форме, и Хьюго не знал, что же ему теперь делать. Он мог бы не играть в покер, но ведь футболом он зарабатывал себе на жизнь.
Хьюго застонал. Он происходил из религиозной семьи, ревностно почитавшей заповеди Господни. Он не пил, не курил и верил в ад и рай.
После посадки Хьюго не поехал домой. Сибил была в
Чикаго, на свадьбе сестры, и ему не хотелось слоняться по пустой квартире. Крканиус, который оказался в крупном выигрыше, пригласил Хьюго и еще двух игроков пропустить стаканчик-другой в баре неподалеку, и Хьюго, хотя и не пил, согласился.
1 2 3 4 5 6
Смейтерс закричал: "Пас. На фланг!", и опять Хьюго почувствовал, будто в его спине нажали кнопку. Он двинулся на счет четыре и пересек линию схватки через мгновение после передачи мяча, уложив защитника на землю до того, как тот успел сделать полшага назад, чтобы вернуться в свою зону.
- У тебя что ли брат в этой команде, сукин ты сын? - спросил защитник лежащего на нем Хьюго.
После этого оставшуюся часть игры Хьюго, повернув голову, мог слышать все, что говорили в сходке соперников. Однако, кроме случайных, обычных в этих случаях реплик типа: "Что ты делал при розыгрыше этой комбинации, толстая задница, думал о своей девице" или "Если этот Хансуорт еще раз сунет мне палец в глаз, я врежу ему между ног", остальная информация доходила до него лишь в виде условных сигналов защитника, и острота слуха не давала Хьюго особого преимущества. Он знал, когда будет передан мяч, и мог двинуться чуть раньше других, но не знал куда, и в этом ему приходилось полностью полагаться на Смейтерса.
За две минуты до конца они выигрывали 14:10. Их соперники, "Жеребцы", являлись одной из лучших команд лиги, и шансы команды Хьюго расценивались у букмейстеров как один к двадцати, поэтому их победа наделала бы переполох в Лас-Вегасе. Но в этот момент "Жеребцы" уже были на тридцативосьмиярдовой линии команды Хью и готовились к атаке. Товарищи Хьюго все медленней и медленней поднимались после схватки, будто предчувствуя поражение, и старались не смотреть на тренера, который напоминал генерала Джорджа Паттона в неудачный день на Рейне.
"Жеребцы" быстро собрались в сходке, решительные и уверенные в победе. Хьюго блокировали в трех последних комбинациях ("Отвели в сторону, как мою трехлетнюю дочь",- сказал бы тренер), и он думал, как ему удастся оправдаться. "Жеребцы" оживленно обсуждали будущую атаку, все слова сливались в фон, когда неожиданно Хьюго отчетливо услышал один голос. Хьюзеринга, лучшего нападающего лиги. Хьюго хорошо знал этот голос. Хьюзеринг выразился достаточно красноречиво, когда Хьюго не по-джентльменски, по мнению Хьюзеринга, обошелся с ним, выталкивая из зоны.
- Слушай,- говорил Хьюзеринг в центре сходки в пятнадцати ярдах от Хьюго,- думаю, Смейтерс выдохся. Я уведу его на край, а сам пойду в центр.
- Годится,- услышал Хьюго голос защитника, и тут же раздался сигнал о возобновлении игры.
"Жеребцы" двинулись к линии схватки. Хьюго искоса посмотрел на Смейтерса: тот пятился назад, опасаясь стоящего у него за спиной Хьюзеринга, и даже не вспоминал о Хьюго. Дьюзеринг с невинным видом спокойно стоял чуть левее.
Мяч ввели в игру, и Дьюзеринг со всех ног бросился к боковой линии. Крича и размахивая руками, подбежал полузащитник, но Хьюго и не посмотрел на него. Он отошел назад, чуть левее, и увидел, как Дьюзеринг остановился, развернулся и помчался к центру, оставив позади обманутого Смейтерса. Мяч уже летел ему навстречу. В тот момент, когда Дьюзеринг притормозил, чтобы поймать его на грудь, Хьюго бросился вперед и перехватил передачу. Не успел он сделать и шага, как Дьюзеринг уложил его на землю, но это уже не имело никакого значения. Игра была сделана, одержана удивительная победа. Пас Хьюго перехватил впервые в жизни.
После игры его вновь назвали лучшим игроком. В раздевалке к Хьюго, когда тот снимал свою форму, подошел тренер и с интересом посмотрел на него.
- Я должен оштрафовать тебя. Из-за тебя центр оказался таким же голым, как проститутка в субботний вечер.
- Да, сэр,- скромно потупился Хьюго, заворачиваясь в полотенце. Он не любил грубых слов.
- Что заставило тебя прикрыть Дьюзеринга? - строго спросил тренер.
- Я,- Хьюго виновато посмотрел на голые ноги. Разбитые пальцы обильно кровоточили, а с одним ногтем ему, похоже, предстояло расстаться.- Он что-то замышлял перед тем, как побежать, как-то странно дернул головой.
Тренер, удовлетворенно кивнув, с уважением посмотрел на Хьюго. Итак, Хьюго солгал второй раз. Он не любил врать, но, если бы он сказал, что может слышать, о чем шепчутся игроки в сходке, стоящей в пятнадцати ярдах, когда на трибунах 60 тысяч болельщиков ревут, как дикие индейцы, тренер тут же послал бы его к доктору по поводу сотрясения мозга.
На следующей неделе у него в первый раз взяли интервью. Статья появилась в пятницу вместе с фотографией, на которой Хьюго стоял чуть согнувшись с широко разведенными руками и яростным выражением лица, под заголовком "Мистер Большой игрок".
Сибил вырезала статью и послала ее отцу, который всегда говорил, что Хьюго ничего не достигнет как футболист, с игрой пора завязывать и прийти на фирму нужно до того, как ему вышибут все мозги, ибо, лишившись мозгов, поздно что-либо продавать, даже страховые лицензии.
Тренировки на той неделе прошли как обычно, не считая хромоты Хьюго из-за разбитых пальцев. Хьюго проверял себя, пытаясь понять, может ли он слышать то, что недоступно другим, но даже в относительной тишине тренировочного поля он не мог услышать больше, чем до инцидента в Грин-Бей. Спал он хуже, чем всегда, думая о предстоящем воскресенье, и Сибил жаловалась, что он ворочается, как вытащенный на берег кит, и не дает ей заснуть. В четверг и в пятницу он спал на кушетке в гостиной. Часы на стене, казалось, гремели, как Биг-Бен, но Хьюго решил, что это все из-за нервов. В субботу вся команда отправилась ночевать в отель, и Сибил могла выспаться. Хьюго со Смейтерсом поселились в одной комнате. Смейтерс пил, курил и волочился за женщинами. В два часа ночи, все еще без сна, Хьюго посмотрел на мирно похрапывающего Джонни и подумал, что, возможно, он сделал ошибку, ведя такую жизнь, как теперь.
Воскресенье стало выдающимся днем для Хьюго, хотя он все еще и прихрамывал. В начале игры, после того, как нападающий соперников во время блокировки угодил ему коленом по голове, Хьюго заметил, что не только слышит разговоры в сходке, но и понимает условный код другой команды, будто изучал его не один месяц. "Коричневый направо! Линия пятьдесят пять... на два!" будто из телефонной трубки донеслись до его левого уха слова защитника, чтобы каким-то образом мгновенно трансформироваться в его мозгу в: "Правый крайний имитирует проход, оттягивая защиту, мяч правому полузащитнику и через все поле налево".
Хьюго по-прежнему вставал в оборонительные порядки, организуемые Крканиусом, но как только начиналась игра, покидал свое место и смещался к известному ему месту розыгрыша мяча. Он перехватил два паса, предотвратил три прорыва и провел больше захватов, чем вся команда. Он испытал мрачное удовлетворение, смешанное, правда, с чувством вины, услышав, как Гейтс, защитник соперников, рявкнул в середине сходки: "Кто опять пустил сюда этого мерзавца Плейса?" Впервые Хьюго услышал, что защитник одной из команд лиги упомянул его фамилию.
Только уходя с поля, Хьюго понял, что за всю игру Смейтерс ни разу не подсказал ему направление атаки. В раздевалке он попытался поймать взгляд Смейтерса, но тот всякий раз смотрел в другую сторону.
В понедельник утром, когда команда просматривала видеозапись воскресного матча, тренер раз за разом останавливал ленту на эпизодах игры, в которых участвовал Хьюго, и прокручивал их с замедленной скоростью. Хьюго вообще не любил эти утренние представления, но в этот раз ему было особенно неудобно. Тренер ничего не говорил кроме: "Давайте взглянем еще разок", но Хьюго раздражало, что он постоянно маячил на экране. Кому приятно смотреть, как блокирующие укладывают тебя на землю, и как часто ты проводишь захваты с нарушением правил и, вместо чистого отбора мяча, они выливаются в утомительные схватки, приводящие к потери драгоценных ярдов. Тренер твердо придерживался правила, запрещающего игрокам комментировать видеозапись во время просмотра, и Хьюго не знал, что думают о его игре товарищи по команде.
Когда разбор закончился, Хьюго попытался выскользнуть первым, но тренер окликнул его и указал на дверь кабинета. Тяжело опираясь на трость, Хьюго прохромал в кабинет, готовясь к самому худшему. Трость не служила декорацией. Пальцы правой ноги Хьюго напоминали сырой бифштекс, и Хьюго надеялся воспользоваться травмой, чтобы объяснить некоторые не совсем удачные моменты игры, показанные видеозаписью.
Войдя в кабинет, тренер плотно закрыл дверь, сел за стол и хмыкнул. Это означало, что Хьюго тоже может сесть. Он осторожно опустился на жесткий деревянный стул, выставив трость перед собой.
За спиной тренера на стене висела увеличенная фотография футболиста в форме сороковых годов. Его звали Джоджо Бейнс, и в свое время он считался самым грубым трехчетвертным, когда-либо выступавшим в Национальной Футбольной Лиге. Если Хьюго и слышал нотку нежности в голосе тренера, так только когда тот упоминал Джоджо Бейнса.
- С тех пор, как ты перешел в этот клуб, Плейс,- начал тренер,- я прихожу в ужас, когда смотрю на заявочный список игроков и вижу в нем твою фамилию, написанную моим собственным почерком.- Хьюго кисло улыбнулся, надеясь, что это шутка.- Я не хочу, чтобы между нами были секреты,продолжал тренер.- Все эти годы я старался избавиться от тебя. Я побывал в каждом городе, где есть команда нашей лиги, просил, умолял, становился на колени, пытаясь купить, занять или украсть центрального трехчетвертного. Бесполезно,- тренер любил произнести речь, если выпадал удобный случай.Бесполезно,- повторил он.- Они все знали, что пока я должен каждое воскресенье ставить тебя на игру, мы никому не причиним никаких неприятностей. Я собираюсь провести беспристрастный анализ твоих способностей. Ты медлителен, у тебя дырявые руки, своим ударом ты не сможешь вышибить из кресла-качалки мою бабушку, при столкновении ты закрываешь глаза и не рассердишься, даже если тебя стукнут по голове гаечным ключом и изнасилуют твою жену у тебя на глазах. Тебя ловят на финты, которые знал каждый школьник еще в 1910 году. Я ничего не упустил?
- Полагаю, что нет, сэр,- ответил Хьюго.
- При всем этом,- добавил тренер,- ты спас подряд три матча. Ты превратил в посмешище святую игру, но ты спас три матча, и поэтому я увеличиваю твою зарплату на тысячу долларов за сезон. Если кто-нибудь в команде узнает об этом, я лично не поленюсь прибить тебя гвоздями за руки к стене в раздевалке.
- Да, сэр,- ответил Хьюго.
- Теперь, вон отсюда.
- Да, сэр,- Хьюго встал.
- Дай мне трость,- сказал тренер.
Хьюго подал трость. Тренер, не вставая со стула, преломил ее пополам.
- Терпеть не могу калек,- пояснил он.
- Да, сэр,- выходя из кабинета, Хьюго старался не хромать.
Следующее воскресенье прошло неудачно.
Все началось еще на разминке.
Когда команда соперников выстроилась для первой атаки, Хьюго знал, что комбинация должна начаться коротким пасом на правый фланг. Но когда защитник занял свою позицию за центром, Хьюго увидел, как он оглядел оборонительные порядки их команды и нахмурился. Губы защитника не шевелились, но в левом ухе Хьюго раздалось: "Нет". Затем последовала короткая пауза и "Так не пойдет, они приготовились нас встретить".
Хьюго не успел удивиться расширению диапазона своих возможностей, так как защитник начал громко выкрикивать сигналы кода, чтобы изменить план комбинации, принятый в сходке. Конечно, все могли слышать эти сигналы, но в команде Хьюго лишь он один знал, что защитник приказывает левому крайнему после начала игры перебежать с левого фланга на правый, по пути получив мяч. За мгновение до начала игры, когда защитник уже не мог ничего изменить, Хьюго бросился на левый фланг. Он знал, не думая, как и почему, что крайний нападающий сделает два шага влево, на секунду остановится, повернется, помчится к защитнику и, получив мяч, дальше на правый фланг. Как только мяч ввели в игру, Хьюго вклинился между двумя нападающими и, когда левый крайний повернулся после двух шагов, уложил его. Защитник остался стоять с мячом, как почтальон, доставивший посылку не по адресу, и был наказан потерей мяча и пяти ярдов.
Но для Хьюго эти ярды обошли дорого. Во время захвата левый крайний попал ему коленом в голову, и когда раздался свисток, Хьюго лежал на траве без сознания.
Через несколько минут он очнулся около скамьи запасных: доктор, встав на колени ощупывал его шею, проверяя, не сломан ли позвоночник, а тренер совал ему под нос пузырек с нашатырным спиртом. Травма оказалась серьезной. В перерыве между таймами тренер спросил Хьюго, как ему удалось пресечь в зародыше комбинацию по переводу мяча с фланга на фланг. И тому пришлось признать, что ничего не помнит. Не помнит, как команда уехала утром из гостиницы, и потребовалось добрых десять минут, пока он вспомнил имя тренера.
Доктор не разрешил Хьюго выйти на поле, и его значение для команды наглядно продемонстрировал тот факт, что они проиграли три приземления мяча в "городе" и попытку.
В самолете по дороге домой царила тишина. Тренер не поощрял веселья в команде, которая проиграла три приземления и попытку. И, как обычно в таких случаях, он запретил прикасаться к спиртному, полагающемуся пассажирам, так как не верил, что горький вкус поражения может быть смягчен алкоголем. С протяжным погребальным воем самолет рассекал ночную тьму.
Хьюго почувствовал себя лучше, хотя все так же не мог ничего вспомнить о матче. Его преследовала мысль, что до столкновения с левым крайним произошло что-то особенно и совершенно необычное, но что именно, ускользало от него. В начале салона шла игра в покер, и Хьюго решил присоединиться, чтобы отвлечься от бесполезных попыток вспомнить утренние события. Обычно он проигрывал, так как хватало одного взгляда в его честное открытое лицо, чтобы понять, какие у него карты.
То ли в самолете было слишком темно, и остальные игроки не видели выражение лица Хьюго, то ли в столкновении ему повредили какой-то нерв, и он потерял контроль над мимикой, но на этот раз он выигрывал гораздо чаще. И хотя не следил за точной суммой выигрыша, чувствовал, что удача поворачивается к нему лицом.
Примерно через час перед Хьюго уже выросла значительная горка фишек. На руках у него были три туза, два из которых он получил, поменяв четыре карты, и он собирался увеличить ставку Крканиуса, который сидел до него и на предыдущей сдаче поменял три карты. И вдруг, совершенно неожиданно, будто Крканиус наклонился и прошептал новости ему на ухо, он узнал, что у того на руках полная масть с джокером. Хьюго не стал делать ставку и бросил карты. Ставки поднимались, кто-то еще раскрыл Крканиуса, и он положил карты на стол. Полная масть, с джокером.
- Мне что-то не по себе,- выдохнул Хьюго.- Я хочу рассчитаться.
Он встал и вернулся на свое место. Погода в ту ночь не баловала, и самолет здорово болтало, а Хьюго сидел у иллюминатора, мучаясь угрызениями совести. Он оказался шулером. Конечно, он пытался найти оправдание, мог бы сказать, что захвачен врасплох, что такое произошло впервые, что он бросил карты не думая, но от себя-то не скроешься. Если бы не это странное сообщение, он поднял бы ставку на десять долларов, Крканиус тоже поднял бы ставку на десять долларов, и в итоге Крканиус сейчас был бы богаче минимум на 20 или З0 долларов. И как он ни старался оправдать себя, его совесть говорила, что он виновен, ибо вытащил эти тридцать долларов из бумажника Крканиуса.
Затем, как в вспышке магния, Хьюго вспомнил воскресный полдень - тот момент на поле, когда он, зная намерения защитника соперников, вышел вперед и блокировал левого крайнего. Тоже шулерство, хотя и в другой форме, и Хьюго не знал, что же ему теперь делать. Он мог бы не играть в покер, но ведь футболом он зарабатывал себе на жизнь.
Хьюго застонал. Он происходил из религиозной семьи, ревностно почитавшей заповеди Господни. Он не пил, не курил и верил в ад и рай.
После посадки Хьюго не поехал домой. Сибил была в
Чикаго, на свадьбе сестры, и ему не хотелось слоняться по пустой квартире. Крканиус, который оказался в крупном выигрыше, пригласил Хьюго и еще двух игроков пропустить стаканчик-другой в баре неподалеку, и Хьюго, хотя и не пил, согласился.
1 2 3 4 5 6