именно из-за этого сержант воздушной полиции Роберт Хэссон
совершил великое падение над Зоной управления Бирмингема, бесконечное
орущее падение, которое чуть...
С трудом вернув мысли к настоящему, Хэссон отыскал магазин, в котором
купил свой телевизор, и вошел в него. Владелец Бен приветствовал его
сдержанно, но оживился, узнав, что его привела не жалоба. Оказалось, в
магазине есть неплохой выбор шестичасовых кассет с программами, и Хэссон
купил несколько британских комедийных и музыкальных шоу, причем некоторые
были прошлогодние.
Подобно алкоголику, любующемуся на заставленный бутылками буфет,
Хэссон взял туго набитый полиэтиленовый пакет и вышел ним из магазина. Он
стал теперь самостоятельным, самообеспеченным и сможет спокойно вести свою
личную жизнь. Ностальгический запах сушеного хмеля и солода ударил ему в
ноздри и заставил с любопытством взглянуть на витрину соседнего
магазинчика. Его владелец со странным именем Оливер Фан - интересный и
приятный тип с необычной манерой рекламировать свой товар. "Вам с собой
неловко". Тут он точно не ошибся! Этот молниеносный диагноз попал в самую
точку. Но, может, это просто хорошо подобранный набор клише, вроде тех,
какими пользуются предсказатели судьбы и гадалки, рассчитанный на то,
чтобы общее место прозвучало как нечто конкретное. Может, это столь же
хорошо подходит к любому, входящему в лавку к Оливеру? "Поверьте мне, я
могу вам помочь". Скажет ли шарлатан такое? Не употребит ли он более
двусмысленный оборот, который позволит ему выкрутиться, если им
заинтересуется закон?
- Доброе утро, мистер Холдейн, - произнес Оливер со своего места за
прилавком. - Приятно вас видеть.
- Спасибо. - Хэссон нерешительно осмотрел застекленные полки, втянул
пьянящий аромат и смешался, не находя слов, как будто пришел покупать
приворотное зелье. - Я... я думал, может...
- Да, я говорил серьезно. Я могу вам помочь.
Оливер улыбнулся Хэссону понимающей, сочувственной улыбкой,
соскользнул со своего табурета и пошел вдоль прилавка. Он бойкий и
пожилой, точно такого же роста, сложениям цвета, как миллионы других
азиатов. Но у него была индивидуальность, которая показалась Хэссону такой
же надежной, как континентальная плита самого Китая. И наоборот, его глаза
были такими же простыми, доступными и веселыми, как, например, у Марка
Твена.
- Это довольно общее утверждение, - отозвался Хэссон, пытаясь
определить свою позицию.
- Да? Давайте его, проверим. - Оливер достал из нагрудного кармашка
йодно-коричневые очки и надел их. - Я уже знаю, что вы были серьезно
ранены в автомобильной катастрофе, и вы, наверное, знаете, что я это знаю.
Так что будем считать это отправной точкой. Не стану утверждать, что я
вижу вашу ауру, как это пытаются делать некоторые чудаки, занимающиеся
альтернативной медициной. Но, просто глядя на то, как вы ходите и стоите,
я могу сказать, что вас довольно сильно беспокоит спина. Я прав?
Хэссон кивнул, отказываясь удивляться.
- Ну вот, пока все идет хорошо. Но дело не только в этом, правда?
Физические раны были очень тяжелые, пребывание в больнице было очень
тяжелым, выздоровление оказалось медленным, и болезненным, и скучным, но
было время, когда вы все это восприняли бы совершенно легко Теперь этого
нет. Вы чувствуете, что вы не тот, кем были. Я прав?
- Безусловно, - парировал Хэссон. - Но найдите мне человека, который
был бы тем, кем он был прежде. Вы, например, такой же?
- Слишком общо, да? Слишком туманно? Хорошо, вам ваши конкретные
симптомы известны лучше, чем кому-либо, но я перечислю вам некоторые из
них. У вас повторяются периоды депрессии, иррациональных страхов,
неспособность сосредоточиться на элементарных вещах, вроде чтения,
ухудшилась память, будущее видится в черном свете, вы днем вечно дремлете,
как ящерица на солнышке, а ночью не можете как следует спать, если не
примете лекарство или не напьетесь. Я прав?
- Ну.
- Вам трудно встречаться с незнакомыми людьми? Вам трудно сейчас со
мной разговаривать?
Оливер снял очки, словно убирая барьеры, чтобы Хэссону легче было
ответить.
Хэссон колебался, разрываясь между опасливой скрытностью и тягой
облегчить душу перед незнакомцем, который, казалось, может стать ему ближе
многих друзей.
- Предположим, что все это правда. Чем бы вы могли мне помочь?
Казалось, что Оливер чуть расслабился.
- Сначала необходимо понять, что вы и ваше тело - одно целое. Вы
едины. Не существует такого физического повреждения, которое не отразилось
бы на сознании, и такого умственного дефекта, который не отразился бы на
теле Если оба не здоровы, то оба больны.
Хэссон почувствовал болезненное разочарование: он слышал похожие вещи
от доктора Коулбрука и нескольких психоаналитиков, но никто из них,
похоже, не понимал, что он утратил способность мыслить абстракциями, что
слова, не имеющие абсолютно ясной и недвусмысленной связи с конкретной
действительностью, стали для него совершенно бессмысленными.
- К чему все это? - спросил он. - Вы сказали, что можете помочь мне.
Что вы можете сделать, чтобы мое сознание перестало воспринимать боль моей
спины?
Оливер вздохнул и посмотрел на него смущенно-извиняющимися глазами.
- Извините, мистер Холдейн! Похоже, тут я дал маху. По-моему, я
сказал, не то, что следовало.
- Значит, вы ничего не можете сделать?
- Я могу дать вам вот это.
Оливер снял с полки две коробки: одну маленькую, исписанную золотыми
китайскими иероглифами по красному фону, другую большую и белую. Он
поставил их на стеклянный прилавок.
"Так вот к чему все свелось, - подумал Хэссон, окончательно
разочаровавшись. - Знаменитый травяной сбор доктора Добсона для омоложения
селезенки".
- Что здесь?
- Корень женьшеня и обычные пивные дрожжи в порошке.
- Понятно. - Хэссон заколебался, сомневаясь, следует ли купить этот
товар просто для того, чтобы компенсировать Оливеру время, которое тот на
него затратил, потом покачал головой и направился к выходу. - Послушайте,
может я в другой раз зайду. Меня ждут.
Он открыл дверь и поспешил выйти.
- Мистер Холдейн!
Оклик Оливера был настоятельным, но в нем опять не чувствовалось
раздражения из-за потерянного покупателя Хэссон оглянулся:
- Да?
- Как сегодня ваши язвочки во рту?
- Болят! - ответил Хэссон и с изумлением понял, что Оливер намеренно
и квалифицированно выбрал такие слова, которые были привязаны к
объективной реальности, и сделал он это только по той причине, что Хэссону
необходимо было их услышать. - А как вы узнали?
- Я, наверное, все же перейду к таинственности и непроницаемости, -
горьковато улыбнулся ему Оливер - Похоже, они дают наилучшие результаты.
Хэссон закрыл глаза и снова вернулся к прилавку.
- Откуда вы узнали, что у меня язвочки во рту?
- Древний восточный секрет профессии, мистер Холдейн. Важно вот что:
вам хотелось бы от них избавиться?
- Что я должен делать? - спросил Хэссон.
Оливер вручил ему коробки.
- Просто забудьте то, что я сказал об единстве ума и тела. Эти
средства, особенно дрожжи, вылечат ваши язвочки за пару дней, а если вы и
дальше будете принимать их, как предписано, то они больше никогда у вас не
появятся. Это уже что-то, правда?
- Будет чем-то. Сколько я вам должен?
- Сначала попробуйте, убедитесь в том, что они действуют. Вы можете
зайти заплатить за них в любое время.
- Спасибо. - Хэссон внимательно вгляделся во владельца магазинчика. -
Мне бы правда хотелось узнать, как вы догадались про язвочки.
Оливер вздохнул с добродушной досадой.
- Врачи никак ничему не научатся. Даже сейчас, в наше время. Они
затапливают организм пациентов антибиотиками широкого спектра действия и
уничтожают кишечные бактерии, которые вырабатывают витамины группы В. А
общим симптомом недостатка витаминов В являются болезни полости рта, вроде
этих язвочек. И что же делают в больницах? Поверите ли, в некоторых до сих
пор их мажут перманганатом калия! Конечно, это совершенно не помогает. Они
выписывают людей в таком виде, словно те глотали румяные струи Иппокрены
(у них весь рот фиолетовый), а больные еле могут жевать и почти не в
состоянии переварить то, что проглотили. У них упадок сил. У них
депрессия. Это еще один симптом нехватки витаминов группы В, знаете ли, а
я уже снова начал говорить такое, из-за чего вы с самого начала чуть не
ушли.
- Нет, мне интересно.
Хэссон еще немного поговорил с Оливером о взаимосвязи между питанием
и здоровьем. На него произвела глубокое впечатление и почему-то показалась
успокаивающей рьяная увлеченность его собеседника, но потом он вспомнил о
том, что в баре его ждет Эл Уэрри. Хэссон положил свои новые приобретения
в пакет поверх телевизионных кассет и ушел из магазина, пообещав Оливеру
вернуться в начале следующей недели. В баре он нашел Уэрри в угловом
отделении с двумя полными кружками пива и несколькими пустыми.
- Мне нравится пить в начале дня, - сказал Уэрри. - Действует в
четыре раза лучше.
Голос его звучал немного невнятно, и до Хэссона дошло, что тот в
одиночку опустошил эти полулитровые кружки за удивительно короткое время.
- Так можно сэкономить деньги.
Хэссон пригубил пододвинутую ему Уэрри кружку. Легкий светлый "лагер"
он не воспринимал как пиво, но ему была приятна его освежающая и
пощипывающая прохлада. Хэссон поглядывал на Уэрри поверх кружки и гадал, о
чем тот хотел с ним поговорить. Он надеялся, что с его стороны не
потребуется каких-то особых ответов. Ему казалось, что каждый разговор с
момента его приезда в Триплтри все усиливает и усиливает стресс, и такое
не могло продолжаться бесконечно, вернее, долго.
Уэрри сделал большой глоток и подался вперед с очень серьезным
выражением лица.
- Роб, - проговорил он, и в голосе его слышалась искренность, - я
по-настоящему тебе завидую.
- Моему несметному богатству или неотразимой внешности? - парировал
удивленный Хэссон.
- Я не шучу, Роб. Я завидую тебе потому, что ты - человек.
Хэссон криво улыбнулся:
- А вы - нет?
- Вот именно! - Уэрри говорил с полной убежденностью, как
проповедник, старающийся обратить неверующего. - Я не человек.
Озадаченный Хэссон с беспокойством почувствовал, что его тет-а-тет с
Уэрри пройдет нелегко.
- Эл, вы любого убедите, что вы - человек.
- Именно это я и делаю: убеждаю всех, что я человек.
- Образно говоря, - отозвался Хэссон, жалея, что Уэрри отказывается
говорить более прямо.
Уэрри покачал головой:
- Может, это и образно, а может и нет. Можно ли считать себя
человеком, если ты полностью лишен человеческих чувств? Разве не это
подразумевает слово "человек"?
- Извините, Эл, - Хэссон решил выказать определенную долю нетерпения,
- я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. В чем проблема?
Уэрри отхлебнул еще пива. Он не спускал глаз с Хэссона и каким-то
образом перекладывал на него всю ответственность за происходящее.
- Ты видел, что сегодня утром произошло в моем доме. Бак вошел,
словно он там хозяин, и начал давить на меня в присутствии моего паренька.
А я просто стоял и слушал Что бы сделал ты, Роб? Что бы ты сделал, если бы
оказался на моем месте?
- Трудно сказать, - ответил Хэссон, передвигая кружку.
- Ну, ладно: ты бы на него разозлился?
- Наверное, да.
- Ну вот, видишь! Я не разозлился, потому что со мной что-то неладно.
Я ничего не чувствую. Иногда я слышу внутри какой-то голосок, который
говорит мне, что в такой ситуации я должен разозлиться, но он для меня
ничего не значит. Я не боюсь Бака, но мне просто совершенно нет дела ни до
чего, и нет смысла конфликтовать с ним. Даже из-за моего парнишки.
Хэссон ощутил, что не в состоянии адекватно отреагировать на такое
признание.
- По-моему, никто из нас не имеет достаточной квалификации, чтобы
проанализировать себя так, как вы пытаетесь это сделать, Эл.
- Я не анализирую, я просто сообщаю определенные факты, - упрямо
сказал Уэрри. - Со мной что-то неладно, я какой-то неправильный, и это
влияет на все, что я делаю, значительное и пустяковое. Скажи правду, Роб:
когда мы вчера встретились на вокзале, ты меня совершенно не узнал, да?
- Память у меня не очень-то, - объяснил Хэссон, чувствуя, что теряет
нить разговора.
- Это не имеет, отношения к твоей памяти. Просто ты знаешь, что
вполне спокойно можно забыть. Ты знаешь, за что не нужно цепляться. Но я
так озабочен тем, чтобы убедить людей, что я один из своих, что запоминаю
все происходящее, чтобы потом можно было по этому поводу восторгаться и
рассказывать всем, как мы прекрасно провели время, но по правде говоря, я
не провожу время прекрасно. Я не живу по-настоящему, Роб.
Хэссон начал испытывать смущение:
- Послушайте, Эл, вам не кажется, что это...
- Это правда, - прервал его Уэрри. - Я по-настоящему не существую, я
почти все время не снимаю с себя формы, потому что когда я в ней, я могу
убедить себя в том, что я - начальник городской полиции. У меня даже
чувства юмора нет, Роб. Я просто помню то, над чем смеются другие, и когда
слышу это снова, тоже смеюсь, но когда я слышу шутку впервые, то даже не
уверен, что это - шутка. Я не могу спорить с людьми, потому что стоит мне
услышать точку зрения противника, как она становится моей точкой зрения.
Потом, стоит мне встретить кого-то, кто выкладывает мне противоположное
мнение, я становлюсь на его сторону. Я даже не... - Уэрри замолчал,
отхлебнул еще пива и снова уставился на Хэссона пристальным, мрачным
взглядом. - Я даже от секса получаю мало удовольствия. Я читал о восторгах
любви, но никогда их не испытывал. Когда я этим занимаюсь и метает главный
момент... знаешь, когда люди должны ощущать, что стучатся во врата рая...
я могу думать только о том, что забыл выключить фары на автомобиле или что
у меня задница замерзла. Вот о таком.
Хэссон вдруг почувствовал жестокое желание расхохотаться. Он взялся
за свою кружку и уставился на роящиеся пузырьки пены.
- Отчасти потому Сибил от меня и ушла, - продолжал Уэрри. - У нас
были споры по поводу лечения Тео: она хотела, чтобы я разрешил больнице
его оперировать, а я об этом не желал слушать. Но по-моему, ей тошно стало
жить с кем-то, кто был никем. Вот почему я прекрасно лажу с Мэй. Она еще
одно никто. Ее единственное желание - привлекательно выглядеть, и только
это она и делает, так что с ней я знаю, что к чему.
Наступила более длительная пауза, и Хэссон почувствовал, что Уэрри
сказал, что собирался, а теперь от него ожидается какой-то подходящий к
моменту ответ. Он опустил взгляд к пакету, полному кассет его мечты, и ему
страстно захотелось оказаться в своей спальне с пергаментным светом,
пробивающимся сквозь защитные занавески и чтобы телевизор изливал бы на
него сладкое всепрощение. Несправедливость происходящего - вот еще кто-то
требует от него невозможного - тяжелым грузом давила на его сознание.
- Эл, - наконец проговорил он, - почему вы мне все это рассказываете?
Уэрри был слегка озадачен:
- Я подумал: после всего, что ты видел а моем доме, ты захочешь
узнать, но я, похоже, ошибся.
- Нет, естественно, меня волнуют проблемы друга, но просто я понятия
не имею, чем могу помочь.
Уэрри бледно улыбнулся.
- А кто сказал, что мне нужна помощь, Роб? Меня должно волновать,
если что-то не так, только тогда у меня могло бы возникнуть желание это
исправить.
Он прикончил свою кружку пива и дал знак официанту принести свежего.
Хэссон мгновение смотрел на него, а потом спрятался за классической
британской палочкой-выручалочкой:
- Как вы думаете, погода будет меняться?
Как только они вернулись домой, Хэссон поднялся к себе в комнату и
запер дверь. Кровать была аккуратно застелена и кто-то раздвинул
занавески, впустив яркий снежный свет дня. Он поставил свои покупки на
этажерку, выбрал кассету и опустил ее в щель телевизора. Ласкающая душу
знакомая музыка просочилась у атмосферу, а не просцениуме крошечного
приборчика фигурки начали разыгрывать комедию из семейной жизни, часть
серии, которую Хэссон смотрел в Англии год тому назад. Он задвинул
занавески, снял верхнюю одежду и забрался в постель, стойко дожидаясь,
когда пройдут приступы боли в спине. Искусственный мир телесцены занял
Хэссона целиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
совершил великое падение над Зоной управления Бирмингема, бесконечное
орущее падение, которое чуть...
С трудом вернув мысли к настоящему, Хэссон отыскал магазин, в котором
купил свой телевизор, и вошел в него. Владелец Бен приветствовал его
сдержанно, но оживился, узнав, что его привела не жалоба. Оказалось, в
магазине есть неплохой выбор шестичасовых кассет с программами, и Хэссон
купил несколько британских комедийных и музыкальных шоу, причем некоторые
были прошлогодние.
Подобно алкоголику, любующемуся на заставленный бутылками буфет,
Хэссон взял туго набитый полиэтиленовый пакет и вышел ним из магазина. Он
стал теперь самостоятельным, самообеспеченным и сможет спокойно вести свою
личную жизнь. Ностальгический запах сушеного хмеля и солода ударил ему в
ноздри и заставил с любопытством взглянуть на витрину соседнего
магазинчика. Его владелец со странным именем Оливер Фан - интересный и
приятный тип с необычной манерой рекламировать свой товар. "Вам с собой
неловко". Тут он точно не ошибся! Этот молниеносный диагноз попал в самую
точку. Но, может, это просто хорошо подобранный набор клише, вроде тех,
какими пользуются предсказатели судьбы и гадалки, рассчитанный на то,
чтобы общее место прозвучало как нечто конкретное. Может, это столь же
хорошо подходит к любому, входящему в лавку к Оливеру? "Поверьте мне, я
могу вам помочь". Скажет ли шарлатан такое? Не употребит ли он более
двусмысленный оборот, который позволит ему выкрутиться, если им
заинтересуется закон?
- Доброе утро, мистер Холдейн, - произнес Оливер со своего места за
прилавком. - Приятно вас видеть.
- Спасибо. - Хэссон нерешительно осмотрел застекленные полки, втянул
пьянящий аромат и смешался, не находя слов, как будто пришел покупать
приворотное зелье. - Я... я думал, может...
- Да, я говорил серьезно. Я могу вам помочь.
Оливер улыбнулся Хэссону понимающей, сочувственной улыбкой,
соскользнул со своего табурета и пошел вдоль прилавка. Он бойкий и
пожилой, точно такого же роста, сложениям цвета, как миллионы других
азиатов. Но у него была индивидуальность, которая показалась Хэссону такой
же надежной, как континентальная плита самого Китая. И наоборот, его глаза
были такими же простыми, доступными и веселыми, как, например, у Марка
Твена.
- Это довольно общее утверждение, - отозвался Хэссон, пытаясь
определить свою позицию.
- Да? Давайте его, проверим. - Оливер достал из нагрудного кармашка
йодно-коричневые очки и надел их. - Я уже знаю, что вы были серьезно
ранены в автомобильной катастрофе, и вы, наверное, знаете, что я это знаю.
Так что будем считать это отправной точкой. Не стану утверждать, что я
вижу вашу ауру, как это пытаются делать некоторые чудаки, занимающиеся
альтернативной медициной. Но, просто глядя на то, как вы ходите и стоите,
я могу сказать, что вас довольно сильно беспокоит спина. Я прав?
Хэссон кивнул, отказываясь удивляться.
- Ну вот, пока все идет хорошо. Но дело не только в этом, правда?
Физические раны были очень тяжелые, пребывание в больнице было очень
тяжелым, выздоровление оказалось медленным, и болезненным, и скучным, но
было время, когда вы все это восприняли бы совершенно легко Теперь этого
нет. Вы чувствуете, что вы не тот, кем были. Я прав?
- Безусловно, - парировал Хэссон. - Но найдите мне человека, который
был бы тем, кем он был прежде. Вы, например, такой же?
- Слишком общо, да? Слишком туманно? Хорошо, вам ваши конкретные
симптомы известны лучше, чем кому-либо, но я перечислю вам некоторые из
них. У вас повторяются периоды депрессии, иррациональных страхов,
неспособность сосредоточиться на элементарных вещах, вроде чтения,
ухудшилась память, будущее видится в черном свете, вы днем вечно дремлете,
как ящерица на солнышке, а ночью не можете как следует спать, если не
примете лекарство или не напьетесь. Я прав?
- Ну.
- Вам трудно встречаться с незнакомыми людьми? Вам трудно сейчас со
мной разговаривать?
Оливер снял очки, словно убирая барьеры, чтобы Хэссону легче было
ответить.
Хэссон колебался, разрываясь между опасливой скрытностью и тягой
облегчить душу перед незнакомцем, который, казалось, может стать ему ближе
многих друзей.
- Предположим, что все это правда. Чем бы вы могли мне помочь?
Казалось, что Оливер чуть расслабился.
- Сначала необходимо понять, что вы и ваше тело - одно целое. Вы
едины. Не существует такого физического повреждения, которое не отразилось
бы на сознании, и такого умственного дефекта, который не отразился бы на
теле Если оба не здоровы, то оба больны.
Хэссон почувствовал болезненное разочарование: он слышал похожие вещи
от доктора Коулбрука и нескольких психоаналитиков, но никто из них,
похоже, не понимал, что он утратил способность мыслить абстракциями, что
слова, не имеющие абсолютно ясной и недвусмысленной связи с конкретной
действительностью, стали для него совершенно бессмысленными.
- К чему все это? - спросил он. - Вы сказали, что можете помочь мне.
Что вы можете сделать, чтобы мое сознание перестало воспринимать боль моей
спины?
Оливер вздохнул и посмотрел на него смущенно-извиняющимися глазами.
- Извините, мистер Холдейн! Похоже, тут я дал маху. По-моему, я
сказал, не то, что следовало.
- Значит, вы ничего не можете сделать?
- Я могу дать вам вот это.
Оливер снял с полки две коробки: одну маленькую, исписанную золотыми
китайскими иероглифами по красному фону, другую большую и белую. Он
поставил их на стеклянный прилавок.
"Так вот к чему все свелось, - подумал Хэссон, окончательно
разочаровавшись. - Знаменитый травяной сбор доктора Добсона для омоложения
селезенки".
- Что здесь?
- Корень женьшеня и обычные пивные дрожжи в порошке.
- Понятно. - Хэссон заколебался, сомневаясь, следует ли купить этот
товар просто для того, чтобы компенсировать Оливеру время, которое тот на
него затратил, потом покачал головой и направился к выходу. - Послушайте,
может я в другой раз зайду. Меня ждут.
Он открыл дверь и поспешил выйти.
- Мистер Холдейн!
Оклик Оливера был настоятельным, но в нем опять не чувствовалось
раздражения из-за потерянного покупателя Хэссон оглянулся:
- Да?
- Как сегодня ваши язвочки во рту?
- Болят! - ответил Хэссон и с изумлением понял, что Оливер намеренно
и квалифицированно выбрал такие слова, которые были привязаны к
объективной реальности, и сделал он это только по той причине, что Хэссону
необходимо было их услышать. - А как вы узнали?
- Я, наверное, все же перейду к таинственности и непроницаемости, -
горьковато улыбнулся ему Оливер - Похоже, они дают наилучшие результаты.
Хэссон закрыл глаза и снова вернулся к прилавку.
- Откуда вы узнали, что у меня язвочки во рту?
- Древний восточный секрет профессии, мистер Холдейн. Важно вот что:
вам хотелось бы от них избавиться?
- Что я должен делать? - спросил Хэссон.
Оливер вручил ему коробки.
- Просто забудьте то, что я сказал об единстве ума и тела. Эти
средства, особенно дрожжи, вылечат ваши язвочки за пару дней, а если вы и
дальше будете принимать их, как предписано, то они больше никогда у вас не
появятся. Это уже что-то, правда?
- Будет чем-то. Сколько я вам должен?
- Сначала попробуйте, убедитесь в том, что они действуют. Вы можете
зайти заплатить за них в любое время.
- Спасибо. - Хэссон внимательно вгляделся во владельца магазинчика. -
Мне бы правда хотелось узнать, как вы догадались про язвочки.
Оливер вздохнул с добродушной досадой.
- Врачи никак ничему не научатся. Даже сейчас, в наше время. Они
затапливают организм пациентов антибиотиками широкого спектра действия и
уничтожают кишечные бактерии, которые вырабатывают витамины группы В. А
общим симптомом недостатка витаминов В являются болезни полости рта, вроде
этих язвочек. И что же делают в больницах? Поверите ли, в некоторых до сих
пор их мажут перманганатом калия! Конечно, это совершенно не помогает. Они
выписывают людей в таком виде, словно те глотали румяные струи Иппокрены
(у них весь рот фиолетовый), а больные еле могут жевать и почти не в
состоянии переварить то, что проглотили. У них упадок сил. У них
депрессия. Это еще один симптом нехватки витаминов группы В, знаете ли, а
я уже снова начал говорить такое, из-за чего вы с самого начала чуть не
ушли.
- Нет, мне интересно.
Хэссон еще немного поговорил с Оливером о взаимосвязи между питанием
и здоровьем. На него произвела глубокое впечатление и почему-то показалась
успокаивающей рьяная увлеченность его собеседника, но потом он вспомнил о
том, что в баре его ждет Эл Уэрри. Хэссон положил свои новые приобретения
в пакет поверх телевизионных кассет и ушел из магазина, пообещав Оливеру
вернуться в начале следующей недели. В баре он нашел Уэрри в угловом
отделении с двумя полными кружками пива и несколькими пустыми.
- Мне нравится пить в начале дня, - сказал Уэрри. - Действует в
четыре раза лучше.
Голос его звучал немного невнятно, и до Хэссона дошло, что тот в
одиночку опустошил эти полулитровые кружки за удивительно короткое время.
- Так можно сэкономить деньги.
Хэссон пригубил пододвинутую ему Уэрри кружку. Легкий светлый "лагер"
он не воспринимал как пиво, но ему была приятна его освежающая и
пощипывающая прохлада. Хэссон поглядывал на Уэрри поверх кружки и гадал, о
чем тот хотел с ним поговорить. Он надеялся, что с его стороны не
потребуется каких-то особых ответов. Ему казалось, что каждый разговор с
момента его приезда в Триплтри все усиливает и усиливает стресс, и такое
не могло продолжаться бесконечно, вернее, долго.
Уэрри сделал большой глоток и подался вперед с очень серьезным
выражением лица.
- Роб, - проговорил он, и в голосе его слышалась искренность, - я
по-настоящему тебе завидую.
- Моему несметному богатству или неотразимой внешности? - парировал
удивленный Хэссон.
- Я не шучу, Роб. Я завидую тебе потому, что ты - человек.
Хэссон криво улыбнулся:
- А вы - нет?
- Вот именно! - Уэрри говорил с полной убежденностью, как
проповедник, старающийся обратить неверующего. - Я не человек.
Озадаченный Хэссон с беспокойством почувствовал, что его тет-а-тет с
Уэрри пройдет нелегко.
- Эл, вы любого убедите, что вы - человек.
- Именно это я и делаю: убеждаю всех, что я человек.
- Образно говоря, - отозвался Хэссон, жалея, что Уэрри отказывается
говорить более прямо.
Уэрри покачал головой:
- Может, это и образно, а может и нет. Можно ли считать себя
человеком, если ты полностью лишен человеческих чувств? Разве не это
подразумевает слово "человек"?
- Извините, Эл, - Хэссон решил выказать определенную долю нетерпения,
- я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. В чем проблема?
Уэрри отхлебнул еще пива. Он не спускал глаз с Хэссона и каким-то
образом перекладывал на него всю ответственность за происходящее.
- Ты видел, что сегодня утром произошло в моем доме. Бак вошел,
словно он там хозяин, и начал давить на меня в присутствии моего паренька.
А я просто стоял и слушал Что бы сделал ты, Роб? Что бы ты сделал, если бы
оказался на моем месте?
- Трудно сказать, - ответил Хэссон, передвигая кружку.
- Ну, ладно: ты бы на него разозлился?
- Наверное, да.
- Ну вот, видишь! Я не разозлился, потому что со мной что-то неладно.
Я ничего не чувствую. Иногда я слышу внутри какой-то голосок, который
говорит мне, что в такой ситуации я должен разозлиться, но он для меня
ничего не значит. Я не боюсь Бака, но мне просто совершенно нет дела ни до
чего, и нет смысла конфликтовать с ним. Даже из-за моего парнишки.
Хэссон ощутил, что не в состоянии адекватно отреагировать на такое
признание.
- По-моему, никто из нас не имеет достаточной квалификации, чтобы
проанализировать себя так, как вы пытаетесь это сделать, Эл.
- Я не анализирую, я просто сообщаю определенные факты, - упрямо
сказал Уэрри. - Со мной что-то неладно, я какой-то неправильный, и это
влияет на все, что я делаю, значительное и пустяковое. Скажи правду, Роб:
когда мы вчера встретились на вокзале, ты меня совершенно не узнал, да?
- Память у меня не очень-то, - объяснил Хэссон, чувствуя, что теряет
нить разговора.
- Это не имеет, отношения к твоей памяти. Просто ты знаешь, что
вполне спокойно можно забыть. Ты знаешь, за что не нужно цепляться. Но я
так озабочен тем, чтобы убедить людей, что я один из своих, что запоминаю
все происходящее, чтобы потом можно было по этому поводу восторгаться и
рассказывать всем, как мы прекрасно провели время, но по правде говоря, я
не провожу время прекрасно. Я не живу по-настоящему, Роб.
Хэссон начал испытывать смущение:
- Послушайте, Эл, вам не кажется, что это...
- Это правда, - прервал его Уэрри. - Я по-настоящему не существую, я
почти все время не снимаю с себя формы, потому что когда я в ней, я могу
убедить себя в том, что я - начальник городской полиции. У меня даже
чувства юмора нет, Роб. Я просто помню то, над чем смеются другие, и когда
слышу это снова, тоже смеюсь, но когда я слышу шутку впервые, то даже не
уверен, что это - шутка. Я не могу спорить с людьми, потому что стоит мне
услышать точку зрения противника, как она становится моей точкой зрения.
Потом, стоит мне встретить кого-то, кто выкладывает мне противоположное
мнение, я становлюсь на его сторону. Я даже не... - Уэрри замолчал,
отхлебнул еще пива и снова уставился на Хэссона пристальным, мрачным
взглядом. - Я даже от секса получаю мало удовольствия. Я читал о восторгах
любви, но никогда их не испытывал. Когда я этим занимаюсь и метает главный
момент... знаешь, когда люди должны ощущать, что стучатся во врата рая...
я могу думать только о том, что забыл выключить фары на автомобиле или что
у меня задница замерзла. Вот о таком.
Хэссон вдруг почувствовал жестокое желание расхохотаться. Он взялся
за свою кружку и уставился на роящиеся пузырьки пены.
- Отчасти потому Сибил от меня и ушла, - продолжал Уэрри. - У нас
были споры по поводу лечения Тео: она хотела, чтобы я разрешил больнице
его оперировать, а я об этом не желал слушать. Но по-моему, ей тошно стало
жить с кем-то, кто был никем. Вот почему я прекрасно лажу с Мэй. Она еще
одно никто. Ее единственное желание - привлекательно выглядеть, и только
это она и делает, так что с ней я знаю, что к чему.
Наступила более длительная пауза, и Хэссон почувствовал, что Уэрри
сказал, что собирался, а теперь от него ожидается какой-то подходящий к
моменту ответ. Он опустил взгляд к пакету, полному кассет его мечты, и ему
страстно захотелось оказаться в своей спальне с пергаментным светом,
пробивающимся сквозь защитные занавески и чтобы телевизор изливал бы на
него сладкое всепрощение. Несправедливость происходящего - вот еще кто-то
требует от него невозможного - тяжелым грузом давила на его сознание.
- Эл, - наконец проговорил он, - почему вы мне все это рассказываете?
Уэрри был слегка озадачен:
- Я подумал: после всего, что ты видел а моем доме, ты захочешь
узнать, но я, похоже, ошибся.
- Нет, естественно, меня волнуют проблемы друга, но просто я понятия
не имею, чем могу помочь.
Уэрри бледно улыбнулся.
- А кто сказал, что мне нужна помощь, Роб? Меня должно волновать,
если что-то не так, только тогда у меня могло бы возникнуть желание это
исправить.
Он прикончил свою кружку пива и дал знак официанту принести свежего.
Хэссон мгновение смотрел на него, а потом спрятался за классической
британской палочкой-выручалочкой:
- Как вы думаете, погода будет меняться?
Как только они вернулись домой, Хэссон поднялся к себе в комнату и
запер дверь. Кровать была аккуратно застелена и кто-то раздвинул
занавески, впустив яркий снежный свет дня. Он поставил свои покупки на
этажерку, выбрал кассету и опустил ее в щель телевизора. Ласкающая душу
знакомая музыка просочилась у атмосферу, а не просцениуме крошечного
приборчика фигурки начали разыгрывать комедию из семейной жизни, часть
серии, которую Хэссон смотрел в Англии год тому назад. Он задвинул
занавески, снял верхнюю одежду и забрался в постель, стойко дожидаясь,
когда пройдут приступы боли в спине. Искусственный мир телесцены занял
Хэссона целиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20