Они неко-
торое время стояли молча, почти вплотную, блестя глазами и
взволнованно дыша.
-- Ага... - сказал Пужатый, поправляя майку. Илья, ша-
таясь, побежал к себе в комнату.
-- Идиоты! Что за идиотизм! - бормотал он. - Фу! Как
все... Фу! Идиотизм абсолютный! - он подошел к зеркалу и

25

напряженно глянул в него. Зеркало мудро и матово светилось
вокруг искаженного отчаянием лица. Илья, не в силах чем-либо
заняться, долго стоял у зеркала, то так, то сяк выворачивая
голову и скаля зубы. Это бессмысленное занятие давало ка-
кой-то выход напряженности, невесть за что свалившейся.
Сухо и зловеще тикал будильник.
Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Пужатый,
уже в форме и в сапогах. Не спрашивая разрешения, он сел за
стол, вынул папиросу и, разминая ее, стал оглядывать скром-
ную, но благообразную комнатку. Илья Давидович, как пойман-
ный за руку вор, понурившись, стоял у зеркала.
-- Кобот, что вы, собственно, скрываете? - медленно
произнес Пужатый.
-- Я, Степ... Александр Степанович, совершенно не могу
понять, что... За что вы меня... Вот так спрашиваете...
-- Ах, так значит, я виноват, да? Я вас преследую? Это
я, выходит, виноват? Ведь так у вас получается?
-- Нет... Но вы там Федору говорили... Ну, там...
-- Ну, ну, я вас слушаю.
Илья Давидович молчал.
-- Ну, я слушаю вас.
-- Вы говорили, что я воротником прикрывался...
-- Хватит ерунду пороть! Кстати, если уж вы хотите об-
судить именно тот случай: после нашей встречи я был в мага-
зине. Вы и сейчас будете утверждать, что направились именно
туда?
Илья молчал.
-- Вы, Кобот, видимо, обеспокоены моим вселением в
квартиру, да? Да или нет?
В буфете тонко пискнули фужеры. Страшно тикали часы.
-- Может, хватит в мочанку играть?! - закричал Пужатый,
с силой всаживая папиросу в стол.
Илья Давидович дернулся, как от электрического удара, и
отбежал к окну. Пужатый, откинув стул, поднялся и вышел из
комнаты.
Кобот, широко открыв глаза, смотрел в пространство. Оч-
нувшись, он опрометью кинулся в коридор, надел пальто и вы-
бежал на улицу.

На улице все казалось кошмаром, дул долгий ветер из
всех переулков, прохожие, как солдаты, ходили от одной оста-
новки автобуса к другой, фонари, машины... Спрятаться было
негде.
Домой Илья решил вернуться только вечером.
Не раздеваясь, на цыпочках он прошел в свою комнату,
разделся там и, совершив несколько кругов по комнате, высу-
нул голову в коридор. На кухне ожесточенно стукались стаканы
и гремел голос Пужатого:
-- Да ведь враг он! Враг! Вражина натуральный! Что ты
будешь делать? Я вижу, что враг, а прищучить не могу... Но
погоди - увидишь ты Александра Пужатого! Он у меня не уйдет,
не уйдет, сам себя выдаст!...

На следующий день Илья Давидович смалодушничал, не по-
шел домой совсем. Впервые за долгое время он ночевал не до-
ма. Попросился к приятелю, то есть к сослуживцу. Там было
вроде и хорошо, поиграли в карты, поговорили о работе, а все

26

равно тяжело на непривычном месте, да и неудобно. Потом
вместе поехали на работу, там как-то забываешься, очищаешь-
ся, все нерабочее время кажется коротким и малозначительным.
После работы для окончательной разрядки Илья еще сходил в
кино на "Версию полковника Зорина" и совсем спокойный отпра-
вился домой. Сколько можно, в конце-то концов, пугаться это-
го идиота милиционера! Нужно спокойно и насмешливо дать ему
понять, какого дурака он валяет, еще лучше осадить бы его
как следует, поставить на место... Нет, ну его к черту, не
стоит.
Кобот вошел в квартиру, разделся (даже почистил пальто
щеткой), не таясь, прошел к себе в комнату, где хладнокровно
сел за стол с книгой "Заметки по истории современности".
Почти тотчас же в комнату вошел Пужатый и расположился нап-
ротив Ильи. Илья Давидович оторвал глаза от книги, холодно
посмотрел на Пужатого и снова погрузился в чтение. Милицио-
нер забарабанил пальцами по столу, едко глядя на читающего
Кобота.
-- Книжечку читаем?
Илья продолжал смотреть в книгу.
-- А ну положить книгу! Смотреть на меня! - как никогда
страшно закричал Пужатый, с силой хлопнув ладонью по столу.
Все затрещало, книга упала на пол.
Коботу уже некуда было смотреть, и он со страданием
взглянул на Пужатого. Тот сидел весь красный и тяжело дышал.
-- Александр Степанович, я думаю, пора, наконец... -
начал Илья.
-- Кобот, что вы делали сегодня ночью? - перебил его
Пужатый.
-- Я... Что?... Спал... Ночевал...
-- Где? Адрес?
-- Да причем тут... На работе... То есть у сослужив-
ца...
-- Интересная у вас работа, я замечаю... Адрес, я спра-
шиваю!
Илья Давидович понял, что лучше не выламываться, а спо-
койно отвечать на вопросы, чтобы Пужатый перебесился, понял,
что неправ и отстал. Однако адреса сослуживца действительно
невозможно было вспомнить теперь, в таком лихорадочном сос-
тоянии.
-- Не помню точно сейчас. Я завтра могу показать, я
завтра спросить могу.
-- Значит, где были ночью, не помним? Или, может быть,
не хотим вспомнить?
Жилы на шее Пужатого надулись и мерцали. Он встал, оки-
нул комнату внимательным взглядом и, хлопнув дверью, вышел.
Илья застонал, вскочил, стал метаться, подбежал к двери -
однако не совсем, чтобы не было вида, что он подслушивает, -
замер. Через некоторое время раздался звонок - пришел Васи-
лий, принес вермуту, плясал, напевал что-то восточное. Федор
внушительно выговаривал ему, что портвейн пантейшнее верму-
та. Неожиданно раздался властный голос Пужатого:
-- Ну шуметь! Передвигаться осторожно! В квартире - Ко-
бот!

Поздно вечером, когда все уже утихли, Илья на цыпочках
пошел по коридору в туалет, с опаской прислушиваясь на каж-
дом шагу. Нащупав дверь, он медленно, чтобы не скрипела, от-

27

крыл ее, вошел и стал тихо-тихо закрывать. Раздался грохот,
в коридоре вспыхнул свет. Пужатый схватил уже почти закрытую
дверь и рванул на себя с пронзительным криком:
-- Стой, гад! Теперь не уйдешь!
Илья до крови вцепился в ручку, однако дверь неотврати-
мо распахивалась. Кобот затравленно вскрикнул и закрыл голо-
ву руками.
Пужатый с полминуты постоял в дверях, грозный, как па-
мятник, и, ничего не сказав, быстро прошел в свою комнату,
оставив после себя тяжелый запах винного перегара.

Часа через три, когда Кобот уже стал задремывать на ди-
ване, куда он прилег, не раздеваясь, в коридоре послышался
резкий не приглушенный стук сапог. Прямо в ушах заскрипело
страшное шуршание и потом голос из громкоговорителя:
-- Внимание, Кобот! Вы окружены! Всякое сопротивление
бесполезно! Выходите и сдавайтесь!
Илья до боли вытаращил глаза и вцепился зубами в руку,
больно укусив ее.
-- Повторяю, Кобот! Всякое сопротивление бесполезно!
Выходите и сдавайтесь!
Снова напряженное, выжидающее шуршание. Хлопнула дверь,
и потом голос Максима:
-- А вот ты поори у меня, говно! Хватит, один засранец
по ночам орет, еще второй нашелся!
-- Всем оставаться в помещениях! - ответил Пужатый в
громкоговоритель.
-- Я тебе, жопа, покажу помещение!
В коридоре некоторое время ходили, зажигали и тушили
свет - Кобот был почти в беспамятстве. Он рванул на груди
рубаху и откинулся на спинку, тяжело дыша.

Под утро Илья Давидович забылся тяжелым неспокойным
сном. Часто просыпаясь, он тут же забывал кошмарные сновиде-
ния, так как действительность казалась еще хуже, гаже и не-
понятнее. От малейшего шороха он просыпался, и, вытягивая
шею, сонно таращился во все стороны.
Когда в комнате стало светать, когда невнятные кубы ме-
бели стали оформляться, хотя непонятно во что, дверь резко
разпахнулась, и из проема послышался голос Пужатого:
-- Ни с места! При малейшем движении стреляю! Руки
вверх!
Черная фигура вынырнула из темноты и метнулась к выклю-
чателю. Кобот пружиной распрямился, одним движением снял
предохранитель и нажал курок.
Бахнул выстрел, и черная фигура шлепнулась на пол.

Забегали в коридоре. Максим включил свет. Перевернули
на спину Пужатого. Прямо против сердца на синей форме расп-
лывалось страшное пятно крови. Кобот забился в угол дивана,
поминутно разглядывая руки и шаря под собой.
Все, как обалделые, смотрели на грузный нелепый труп.
ЭПИЛОГ
Непостижимая гибель Пужатого поразила всех обитателей
квартиры. Кобот целыми днями приставал к Максиму и Федору,
верят ли они, что это не он убил Пужатого. Хотелось верить,

28

хотя вроде больше некому. Но не мог же убить Кобот, сроду не
державший в руках никакого оружия, да и вообще...
Илью не забрали. Почему - неизвестно. Не забрали - и
все... Замяли.
Петр, ученик Максими, совсем, кажется, решил, что его
разыгрывают. Он назвал Илью Давидовича "наш Ринальдо Риналь-
дини" и сочинил про него стишки:
Кобот бренчит кандалами -
Ведут по этапу его.
Он утром, не мывшись, в пижаме
Соседа убил своего.
Про вольную жизнь вспоминая,
Идет он, судьбину кляня.
Идет он в слезах и хромает.
Идет, кандалами звеня.
Недолго Петр так веселился - прослушав стишок, Максим
всадил ему затрещину и сказал:
-- И ты доиграться хочешь, жопа?

29

Г О С Т И
(разговор)

(Комната Петра, ученика Максима. Большой стол, шкаф,
наполненный книгами - ничего книги, но отвратительно затре-
паны, а многие с библиотечными штампами. Полуразобранный
магнитофон. Всякие вещи. Под кроватью вместо одной из ножек
лежит стопка журналов и книг, а ножка валяется тут же, ря-
дом. В комнате отностительно чисто, на столе стоят три бу-
тылки портвейна, хлеб - видно, что Петр ждет гостей.
Петр с книгой сидит за столом. Смотрит на часы, затем
берет со стола бутылку, открывает, наливает полстакана, мед-
ленно пьет. Слышен звонок.
Петр быстро допивает налитое, наливает еще столько же и
тоже выпивает, очевидно, для храбрости. Слышно, что в кори-
доре открывается входная дверь.)
ПЕТР (поперхнувшись, кричит): Это ко мне!
(Убегает, возвращается с гостями. Это Василий, ученик
Федора; Алексей Житой, крепкий парень; Мотин, непризанный
художник; Вовик, весь слабый, только челюсти крепкие от час-
того стыдливого сжимания; Самойлов).
ЖИТОЙ: Смотри, он уже начал! Мужики, давай, давай по штраф-
ной!
(Достает из своего портфеля две бутылки портвейна, более де-
шевого, нежели стоящий на столе.)
ВАСИЛИЙ: Погоди, дай закусь какую-нибудь сделаем. Я не жрал
с утра.
ЖИТОЙ: Ой, вот до чего я это не люблю, когда начинают туда--
сюда... Вовик, колбаса у тебя есть?
(Вовик достает из сумки с надписью "Демис Руссос" колбасу и
две бутылки вермута, разумеется не итальянского.)
ПЕТР: А какого ты ляда вермут покупаешь, когда в магазине
портвейн есть?
ВОВИК: Не хватило на два портвейна.
ПЕТР: Я этой травиловкой себе желудок испортил.
(Петр раскладывает колбасу, хлеб, приносит с кухни вареную
картошку. Василий достает из шкафа стопари. Все садятся,
один Самойлов стоит, засунув руки в карманы и с ироническим
видом смотрит на центр стола. Житой разливает портвейн. Все
со словами "ну, ладно", "ну, давай" выпивают и закусывают;
Самойлов вертит в руках стопарь, несмешливо разглядывает
его).
ВАСИЛИЙ: Садись, что ты стоишь, как Медный Всадник.
(Самойлов садится, снисходительно улыбаясь).
ЖИТОЙ: Давайте сразу, еще по одной, чтобы почувствовать.
(Разливает. Почти все выпивают. Василий пьет залпом, как это
обычно делает Федор, Петр же, напротив, отопьет, поставит и
снова отопьет, как Максим).
ВАСИЛИЙ (Мотину): Чего ты? Не напрягайся, расслабься.
МОТИН: Да ну на фиг... Я после работы этой вообще ничего де-
лать не могу. А удивляются, что мы пьем... Мало еще пьем!
ЖИТОЙ: Верно!
(Разливает еще по одной).
ВАСИЛИЙ: То, что мы пьем - есть выражение философского бе-
шенства.
САМОЙЛОВ: Потому и пьем, что пока пьяные - похмелье не так
мучает.
МОТИН: Я после этой работы вымотан совершенно, куда там еще

30

картины писать - уже год не могу. Возьму кисть в руку, а
краски выдавливать неохота, такая тоска берет - что я за
час, измотанный нарисую?
ВОВИК: А в воскресенье?
МОТИН (в сильном раздражении): А восстанавливать рабочую си-
лу надо в воскресенье? Впереди неделю пахать, как Карло! А в
квартире убраться? А с сыном погулять - надо? В магазин -
надо?
ПЕТР: Каждый живет так, как того за...
МОТИН (перебивает): Вон Андрей Белый пишет, что мол, Блок,
хотя и не был с ним в приятельских отношениях, прислал тыся-
чу рублей, и он мог полгода без нужды заниматься антропосо-
фией. Антропософией, а? Вот, гады, жили! (Залпом выпивает).
Да избавьте меня на полгода от этой каторги, я вам такую ан-
тропософию покажу!...
ЖИТОЙ: А вон эти ваши, как их... Максим с Федором - вроде не
работают, а, Петр?
ПЕТР: Не работают.
МОТИН (зло): Как так?
ПЕТР: Да вот так... Как-то.
ВОВИК: Давно?
ПЕТР: Не знаю даже... Василий, ты не знаешь?
(Василий мотает головой).
САМОЙЛОВ: А чем они занимаются?
МОТИН: Да ничем! Пьют! Какого лешего вы с ними возитесь - не
понимаю. Алкаши натуральные.
ЖИТОЙ: Это все ладно, а вот давайте выпьем!
(Разливает).
МОТИН: Это что за колбаса?
ВОВИК: Докторская.
ВАСИЛИЙ: Нет, с Максимом и Федором не так просто...
МОТИН (перебивает): Да ладно... Видел я ваших Максима и Фе-
дора, хватит. Алканавты натуральные.
ЖИТОЙ: Слушайте, а что там, я слышал, убили кого-то?
(В это время Самойлов включает магнитофон. Слышен плохо за-
писанный "Караван" Эллингтона.)
МОТИН: Выруби.
САМОЙЛОВ: А может, поставим чего-нибудь? Петр, у тебя битлы
есть?
ПЕТР: Нет, сейчас нет. Пусть это будет, убавь звук.
САМОЙЛОВ: А что это?
ЖИТОЙ (Вовику): Ты будешь допивать или нет? Видишь, все тебя
ждем!
ПЕТР: Эллингтон.
ЖИТОЙ: Ну, я вермут открываю. Вы как?
ВАСИЛИЙ: Давай.
САМОЙЛОВ: Нет, не надо Эллингтона.
ВАСИЛИЙ: Оставь Эллингтона, говорю!
(Житой разливает).
ВОВИК: Так кого убили-то?
ПЕТР (взглянув на Василия): Сосед там у них был, у Максима с
Федором, милиционер. Его и убили.
ЖИТОЙ: Кто?
ПЕТР: Неизвестно.
ЖИТОЙ: Как? Не нашли? Его где убили?
ПЕТР (с неохотой): Да там убили, дома.
ЖИТОЙ: Во дали! А кто там еще живет в квартире?
ПЕТР: Да один там... Кобот.
ЖИТОЙ: Может, он и убил? Где там этого милиционера убили?

31

Чем?
ПЕТР: Застрелили... В комнате этого самого Кобота.
ЖИТОЙ: А Кобота забрали?
ПЕТР: Нет.
ЖИТОЙ: Тут надо выпить.
(Разливает).
ВАСИЛИЙ: Да нет, так просто не рассказать. Мы с Петром этого
милиционера и не знали, я так видал пару раз на кухне. Ну
ясно, что это такой человек, считающий себя вправе судить
другого. Такие как раз приманка для дьявола - не он убьет,
так его убьют. Просто рано или поздно нужно быть заранее го-
товым... Как стихийное бедствие. То есть не в том дело, что
он просто подвернулся...
САМОЙЛОВ: Да, кто убил-то?
ВАСИЛИЙ: В том-то и дело, что вроде, Кобот, а вроде и нет.
Просто Кобот на какое-то время полностью подчинился от стра-
ха силам зла, стал их совершенным проводником.
ЖИТОЙ: Не понял.
ВАСИЛИЙ: Ну, так было, что милиционер в чем-то подозревал
Кобота - допытывал, допытывал...
ЖИТОЙ: И Кобот его, значит...
ВАСИЛИЙ: Нет. Как бы это обВяснить... Ну вот знаешь, если
человеку каждый день говорить, что он свинья, то он действи-
тельно станет свиньей. Просто сам в это поверит. Есть такой
догмат в ламаизме, что мир - не реальность, а совокупность
представлений о мире, то есть если все люди закроют глаза и
представять себе небо не голубым, а, например, красным, -
оно действительно станет красным.
(Самойлов иронически всех оглядывает, подняв одну бровь выше
другой. Житой мается.)
МОТИН: Слушайте, а может быть хватит, а?
ВАСИЛИЙ: Сейчас. Так вот Пужатый был до того уверен, что Ко-
бот - преступник, так его замотал, что Кобот совсем запутал-
ся и поверил.
ЖИТОЙ: И кокнул?
ВАСИЛИЙ: Да нет же! Не совсем... Просто Пужатый выдумал,
создал беса, который его же и убил.
САМОЙЛОВ: У попа была собака,
Поп ее любил.
Она сВела кусок мяса,
Поп ее убил.
(Василий с тоской дергает плечами. Пьет)
ВОВИК: А это тоже Эллингтон?
(Петр кивает).
ВАСИЛИЙ: Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это вре-
мя; но каждая злая мысль - это бес, который...
ПЕТР (перебивает): Не в том дело, Василий. Я сначала совсем
не поверил, что Пужатого убили, тем более, что Кобот убил,
написал стишок.
1 2 3 4 5 6 7 8