Нет, тот, кто всем этим занимается, а тем
более тот, кто способен еще этим хвастать, не вправе причислять
себя к хорошему обществу, а если его и допускают туда порой, то
всегда -- с большой неохотой. По-настоящему светский человек и
подлинный жизнелюбец соблюдает приличия и уж во всяком случае
не перенимает чужих пороков и не старается пустить людям пыль в
глаза, если же, на его несчастье, он сам одержим каким-то
пороком, то он старается удовлетворить его с отменной
осторожностью и втайне.
Я не упомянул о наслаждениях ума (которые весьма
основательны и прочны), ибо они не подходят под категорию того,
что принято называть наслаждением; люди, должно быть, считают,
что само слово "наслаждение" относится всецело к области
чувств. Наслаждение добродетелью, милосердием и знаниями -- это
подлинное и непреходящее наслаждение, к я надеюсь, что ты
познаешь его всерьез и надолго. Прощай.
XVIII
Лондон, 3 апреля ст. ст. 1747г.
Милый мои мальчик,
Если все, что мне сообщили, правда, то я пишу сейчас это
письмо настоящему джентльмену, облаченному в пурпуровый кафтан,
отделанный .золотым галуном, парчовый камзол и прочие
подобающие одежды. В силу естественного пристрастия, которое
каждый автор питает к своим творениям, мне радостно узнать, что
м-р Харт считает последнее мое издание достойным столь изящного
переплета, а так как переплет этот красного цвета и он не забыл
даже сделать золотые тиснения на корешке, то, надеюсь, он
позаботится и о том, чтобы, увидев его, можно было заключить и
о содержании. Роскошный переплет привлекает взгляды и
возбуждает внимание каждого, и дело только в том, что женщины и
иные мужчины, которые мало чем от них отличаются, интересуются
больше переплетом, чем самой книгой, тогда как люди умные и
ученые тотчас же заглядывают вовнутрь и, если обнаружат, что
содержание книги не соответствует внешности, с великим
негодованием и презрением ее отбрасывают. Надеюсь, что, когда
люди откроют и прочтут это издание моих сочинений, самые
строгие судьи обнаружат, что оно написано стройно,
последовательно, основательно, живо и умно. М-р Харт может
recensere16 и emendare17 столько, сколько ему угодно, но он
немногого добьется, если сам ты в этом ему не поможешь.
Творение окажется несовершенным.
Спасибо тебе за сообщение о наших успехах на Средиземном
море: ты очень верно замечаешь, что статс-секретарь должен быть
обо всем хорошо осведомлен. Поэтому я надеюсь, что ты
позаботишься о том, чтобы у меня были все необходимые сведения.
Ты близок к совершающимся в Италии событиям, и я не сомневаюсь,
что ты часто разглядываешь карту и ПОЭТОМУ отлично
представляешь себе весь театр военных действий.
Мне понравилось твое описание соляных копей -- оно
свидетельствует о том, что, когда ты их осматривал, ты отнесся
к этому со вниманием. Однако, невзирая на то, что по-твоему
швейцарская соль очень хороша, я все-таки склонен думать, что
ей не сравниться с настоящей аттической солью, в которой были
совершенно особые острота и тонкость. Аттическую соль
употребляли во всей Греции, за исключением Беотии, и
впоследствии ее принялись в больших количествах вывозить в Рим,
где стали примешивать некое вещество, называемое светскостью, и
состав этот одно время почти достиг совершенства настоящей
аттической соли. Чем больше ты впитаешь в себя оба эти вида
соли, тем лучше ты сохранишь себя и тем больше тебя будут
ценить.
Прощай. Мое почтение м-ру Харту и м-ру Элиоту.
XIX
Лондон, 14 апреля ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
Если сознание, что ты поступаешь хорошо, приносит тебе
хотя бы половину того удовольствия, которое я испытываю сейчас,
получив от м-ра Харта приятное известие о тебе< мне вряд ли
явится необходимость наставлять тебя и уговаривать что-то
делать. Хорошие поступки ты будешь совершать уже потому, что
тебе захочется удовлетворить свои желания и собственное свое
самолюбие. М-р Харт пишет мне, что ты внимателен и усерден в
своих занятиях и что, чем больше ты в них вникаешь, тем они
больше тебе нравятся. Удовольствие, которое ты испытываешь
сейчас, будет все возрастать и идти в ногу с твоим вниманием,
так что соотношение того и другого неизменно будет в твою
пользу.
Ты должен помнить, что я всегда настоятельно советовал
тебе делать свое дело, каким бы оно ни было, и только его, и ни
за что другое в это время не браться. Не думай только, что это
должно означать для тебя -- засесть за книгу и корпеть над ней
целый день. Отнюдь. Я хочу, чтобы у тебя были также и
удовольствия и чтобы, когда дело дойдет до них, ты и на них
сумел бы сосредоточиться так же безраздельно, как и на
занятиях. Если же ты не сумеешь уделить должное внимание и
тому, и другому, ни то, ни другое не принесет тебе ни
удовлетворения, ни успеха. Человек, который не способен
овладеть своим вниманием и направить его на нужный предмет,
изгнав на это время все остальные мысли, или который просто не
дает себе труда об этом позаботиться, негоден ни для дела, ни
для удовольствия. Если где-нибудь на балу, за ужином, в веселой
компании человек принялся бы решать в уме геометрическую
задачу, он оказался бы очень неинтересным собеседником и
представлял бы собою в обществе жалкое зрелище. А если в часы,
посвященные геометрии, мысли его клонились бы к менуэту, то,
думается, математик бы из него вышел неважный. День велик, и
его хватит на все, если одновременно ты бываешь занят чем-то
одним, и вместе с тем целого года тебе ни на что не хватит,
если ты будешь делать два дела сразу.
Председатель де Витт, которого в 1672 г. разорвали в
клочья, вершил всеми делами Республики, и, однако, у него
оставалось время бывать по вечерам на ассамблеях и ужинать в
компании. Когда его спросили, как это ему удается справляться с
таким множеством дел и еще развлекаться по вечерам, он ответил:
"Нет ничего проще: надо только всегда делать что-то одно и
никогда не откладывать на завтра то, что может быть сделано
сегодня". Такое вот пристальное и всегда сосредоточенное на
чем-то одном внимание -- верный признак человека незаурядного,
тогда как спешка, волнение и суетливость -- характерные черты
человека легкомысленного и слабого. Читая Горация, думай о том,
как верны его мысли, как совершенен его стиль, сколько красоты
в его стихах, и не вспоминай "De homine et cive"18 Пуффендорфа.
Читая же Пуффендорфа, не думай о госпоже де Сен-Жермен, а когда
тебе доведется разговаривать с этой дамой, начисто позабудь о
Пуффендорфе.
М-р Харт пишет, что возместил тебе часть денег,
истраченных в Германии, и я даю свое согласие на то, чтобы он
возместил их все, ибо знаю теперь, что ты этого заслужил. Я
ничего для тебя не пожалею, и у тебя не будет недостатка ни в
чем, если только ты этого заслужишь: поэтому знай, что в твоей
власти иметь все, что ты захочешь.
Есть одна книжечка, которую ты читал здесь с месье
Кодерком, называется она "Maniere de bien penser dans les
ouvrages d'esprit"19, автор ее -- отец Буур. Мне хочется, чтобы
ты перечел ее еще раз в часы досуга: она не только развлечет
тебя, но также разовьет в тебе вкус и направит мысли твои по
правильному пути. Прощай!
XX
Лондон, 30 июня ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
Мне было очень приятно узнать из твоего последнего письма
о хорошем приеме, который был оказан тебе во время твоей
поездки по Швейцарии. С этой же почтой я отправляю письма м-ру
Бернаби и городскому старшине, где я благодарю их за все, что
они для тебя сделали. Если внимание, которое ты там встретил,
пришлось тебе по душе, а я смею думать, что это так, надеюсь,
ты сделаешь из этого общий вывод -- что знаки внимания и
учтивости приятны всем, кто их получает, и что чем более
внимателен ты будешь к людям и учтив с ними, тем больше ты
сумеешь расположить их к себе.
Есть "Путешествие по Швейцарии", написанное епископом
Бернетом, а лучшая книга об атой стране и ее тринадцати
кантонах принадлежит м-ру Стэньену, который долго там жил. Но я
склонен думать, что ни ту, ни другую книгу никто уже не будет
читать, после того как ты напишешь обо всем, что видел в этой
стране. Надеюсь, что один из первых экземпляров своей книги ты
подаришь мне. Я, разумеется, шучу, но пусть я и далек от мысли,
что ты сразу сделаешься писателем и рассказ о твоих
путешествиях все будут читать, мне все же хочется, чтобы куда
бы ты ни поехал, ты был так любознателен и пытлив, как если бы
на самом деле собирался писать книгу.
Я вовсе не думаю, что тебе непременно надо стараться
узнать, сколько где домов, выяснять количество жителей, вывесок
и могильных плит в каждом городе, через который ты проезжаешь.
Но все же надо, чтобы ты установил, насколько это окажется
возможным, за то время, которое ты проведешь в том или ином
городе, вольный ли это город, а если нет, то кем и каким
образом он управляется, есть ли в этом городе какие-либо особые
привилегии или обычаи, какие там развиты ремесла и какая
торговля и прочие подробности, которые людям умным интересно
бывает знать. И совсем не худо, если ты будешь заносить все эти
сведения в свою записную книжку, -- такого рода записи послужат
подспорьем для твоей памяти. Единственный способ все разузнать
-- это вращаться в самом лучшем обществе, которое лучше всего
может осведомить тебя о том, что тебя интересует.
Меня сейчас вызывают, поэтому спокойной ночи!
XXI
Лондон, 20 июля ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
В письме твоей матери, вложенном в этот конверт, ты
найдешь еще одно письмо -- от моей сестры, в котором она
благодарит тебя за посланную ей примочку -- она очень ей
помогает. Сестра не показала мне своего письма и только
заверила меня, что шлет тебе добрые пожелания и дает разумные
советы. А так как я знаю, что твой ответ она всем будет
показывать, посылаю тебе образчик письма, какое мне хотелось,
чтобы она от тебя получила. Надеюсь, ты не обидишься на меня за
то, что я предлагаю тебе в этом деле свою помощь, я решаюсь
сделать это потому, что, как мне кажется, у тебя нет еще
достаточного навыка писать письма дамам.
Кстати, по поводу писания писем, -- лучшие образцы,
которым тебе следовало бы подражать, это -- Цицерон, кардинал
д'Осса, госпожа де Севинье и граф Бюсси-Рабютен. Письма
Цицерона к Аттику и к близким друзьям -- это лучшие примеры
писем дружеских и доверительных. Простота и ясность писем
кардинала д'Осса -- пример того, как следует писать деловые
письма: никакие изысканные обороты, никакие попытки острить не
затемняют и не затрудняют смысла того, что он хочет сказать;
все изложено ясно и четко, по-деловому. Что же касается писем
веселых и развлекательных, то по enjouement20 и badinage21
ничто не может сравниться с письмами графа Бюсси и госпожи де
Севинье. Они написаны таким живым языком, что кажутся скорее
непринужденным разговором двух остроумных людей, нежели
письмами; письма свои люди ведь привыкли тщательно продумывать,
хотя, вообще-то говоря, этого не следовало бы делать. Я бы
посоветовал тебе иметь эту книгу в своей походной библиотеке;
она одновременно и развлечет тебя, и снабдит полезными
сведениями.
Писать мне сейчас некогда, поэтому спокойной ночи!
XXII
Лондон, 30 июля ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
Четыре раза уже приходила почта и -- ни одного письма, ни
от тебя, ни от м-ра Харта. Я приписываю это тому, что ты очень
часто переезжаешь в Швейцарии из одного места в другое.
Надеюсь, что теперь ты уже обосновался где-нибудь более прочно.
В последних моих письмах -- к тебе и к м-ру Харту -- я
писал, что ко дню Михаила архангела тебе надо быть в Лейпциге,
где ты будешь жить в доме профессора Маско и находиться на
пансионе в одном из ближайших домов вместе с еще несколькими
молодыми людьми твоего круга. Профессор прочтет тебе лекции о
De jure belli et pacis22 Гроция, "Институциях" Юстиниана и Jus
publicum Imperil23, и я надеюсь, что ты не только прослушаешь
их, но и внимательно вникнешь в суть дела и все запомнишь. Я
полагаю также, что ты в совершенстве овладеешь немецким языком,
что, если только ты захочешь, ты сможешь сделать за очень
короткое время. Должен тебя предупредить, что в Лейпциге у меня
будет добрая сотня шпионов, которые будут невидимо за тобою
следить и доставят мне точные сведения обо всем, что ты будешь
делать, и почти обо всем, что ты будешь говорить. Надеюсь, что,
получив эти обстоятельные сведения, я смогу сказать о тебе то,
что Веллей Петеркул говорит о Сципионе, что за всю жизнь он
"nihil non laudandum aut dixit aut fecit, aut sensit"24.
В Лейпциге ты встретишь множество достойных людей, и мне
хочется. чтобы, закончив свои дневные занятия, ты проводил в их
обществе вечера. Там есть нечто вроде двора, который держит
вдовствующая герцогиня Курляндская; мне хочется, чтобы тебя
туда ввели. В Лейпциг приезжает также два раза в год на ярмарку
король польский со своим двором, и я напишу сэру Чарлзу
Уильямсу, королевскому посланнику, чтобы он представил тебя и
ввел в хорошее общество.
Должен только заметить, что вряд ли тебе будет смысл
посещать хорошее общество, если ты не окажешься подстать ему и
не усвоишь манеры. которые его отличают, если ты не будешь
стараться нравиться людям и не покажешь себя юношей
воспитанным, умеющим держаться с той непринужденностью, которая
свойственна настоящему светскому человеку. Следя за своими
манерами, не пренебрегай и наружностью: помни, что ты должен
всегда быть очень опрятно и изящно одет и всегда обходителен,
что надо стараться всячески избегать неприятных для окружающих
поз и неловких жестов; есть ведь немало людей, у которых все
это вошло в привычку, и они уже не могут себя переделать.
Помнишь ли ты, что надо полоскать рот -- по утрам и каждый раз
после еды? Это совершенно необходимо, для того чтобы надолго
сохранить зубы и тем самым избавить себя от многих мучений. Мои
зубы доставили мне немало страданий, и сейчас вот они выпадают
только потому, что, когда я был в твоем возрасте. я
недостаточно им уделял внимания. Хорошо ли ты одеваешься и не
слишком ли хорошо? Достаточно ли следишь за тем, какой у тебя
вид и манеры, когда появляешься где-нибудь, и не держишь ли ты
себя при этом слишком развязно или слишком натянуто? Все это
требует некоторых усилий и непроизвольного внимания; наши
истинные достоинства приобретают тогда дополнительный блеск.
Лорд Бэкон говорит, что приятная наружность -- это вечное
рекомендательное письмо. Вне всякого сомнения. это приятный
предвестник истинного достоинства, -- .она расчищает для него
путь.
Не забудь, что я увижусь с тобою в Ганновере летом и буду
ждать от тебя во всем совершенства. Если же я не обнаружу в
тебе этого совершенства, или хотя бы чего-то очень близкого к
нему, мы вряд ли с тобою поладим. Я буду расчленять тебя,
разглядывать под микроскопом и поэтому сумею заметить каждое
крохотное пятнышко, каждую пылинку. Мое дело -- предупредить
тебя, а меры ты принимай сам. Твой.
XXIII
Лондон, 7 августа ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
По моим подсчетам, письму этому трудно будет застать тебя
в Лозанне, ко я все же рискнул послать его, ибо это --
последнее письмо, которое я напишу тебе до тех пор, пока ты не
обоснуешься в Лейпциге. С последней почтой я послал тебе
рекомендацию к одному из самых влиятельных людей в Мюнхене;
письмо это я вложил в конверт, адресованный м-ру Харту.
Постарайся вручить его со всей возможной вежливостью. Лицо это,
конечно, представит тебя семье курфюрста.' Надеюсь, что,
проходя всю эту церемонию, ты выкажешь себя человеком
почтительным, хорошо воспитанным и поведешь себя непринужденно.
Так как это первый в твоей жизни двор, справься, нет ли
там каких-либо особых обычаев и церемоний, чтобы не попасть
впросак. В Вене мужчины часто приседают перед императором,
вместо того чтобы отвешивать ему поклоны; во Франции никто не
отвешивает поклонов королю и не целует ему руку, но в Испании и
в Англии поклоны отвешивают и руку целуют. Таким образом, у
каждого двора есть те или иные особенности, и люди, едущие в
страну, должны предварительно узнать их, чтобы избежать
путаницы и неловкости.
1 2 3 4 5 6 7