только будучи человеком честным и
благородным в самом строгом смысле слова, ты сможешь снискать
уважение и признание окружающих тебя людей: только будучи
человеком даровитым и ученым, ты сможешь вызвать в них
восхищение и преклонение. Но для того чтобы заставить их
полюбить себя, находить удовольствие в твоем обществе и искать
сближения с тобой, в жизни совершенно необходимо обладать
некими особыми второстепенными качествами. Из этих
второстепенных качеств главное и самое необходимое -- это
хорошее воспитание, не только потому, что оно весьма важно само
по себе, но также и потому, что придает особый блеск более
высоким проявлениям ума и сердца.
О хорошем воспитании я часто писал тебе и раньше, поэтому
здесь речь будет идти о дальнейшем определении его признаков,
об умении легко и непринужденно держать себя в обществе, о
надлежащей осанке, о том, чтобы ты не позволял себе кривляться,
чтобы у тебя не было никаких нелепых выходок, дурных привычек и
той неуклюжести, от которой несвободны многие очень неглупые и
достойные люди. Хоть на первый взгляд вопрос о том, как вести
себя в обществе, и может показаться сущим пустяком, он имеет
весьма важное значение, когда цель твоя -- понравиться
кому-нибудь в частной жизни, и в особенности женщинам, которых
тебе рано или поздно захочется расположить к себе. А я знавал
немало людей, которые неуклюжестью своей сразу же внушали людям
такое отвращение, что все достоинства их были потом перед ними
бессильны. Хорошие же манеры располагают людей в твою пользу,
привлекают их к тебе и вселяют в них желание полюбить тебя.
Неуклюжесть проистекает обычно от двух причин: либо от
того, что человеку вовсе не приходилось бывать в светском
обществе, либо от того, что, бывая в нем, он не проявил
должного внимания к окружающему. О том, чтобы ввести тебя в
хорошее общество, я позабочусь сам, ты же позаботься о том,
чтобы внимательно наблюдать за тем, как люди себя там держат, и
выработать, глядя на них, свои манеры. Для этого совершенно
необходимо внимание, как оно необходимо и для всего остального:
человек невнимательный негоден для жизни на этом свете. Стоит
такому олуху войти в комнату, как шпага" его легко может
оказаться у него между ног, и он либо падает, либо, в лучшем
случае, спотыкается. Исправив свою неловкость, он проходит
вперед и умудряется занять как раз то место, где ему не
следовало бы садиться; потом он роняет шляпу; поднимая ее,
выпускает из рук трость, а когда нагибается за ней, то шляпа
его падает снова; таким образом проходит добрых четверть часа,
прежде чем он приведет себя в порядок. Начав пить чай или кофе,
он неминуемо обожжет себе рот, уронит и разобьет либо блюдечко,
либо чашку и прольет себе на штаны чай или кофе. За обедом
неуклюжесть его становится особенно заметной, ибо он попадает в
еще более трудное положение: то он держит нож, вилку и ложку
совсем не так, как все остальные, то вдруг начинает есть с ножа
и кажется, что вот-вот порежет себе язык и губы; то принимается
ковырять вилкой в зубах или накладывать себе какое-нибудь блюдо
ложкой, много раз побывавшей у него во рту. Разрезая мясо или
птицу, он никогда не попадает на сустав и, тщетно силясь
одолеть ножом кость, разбрызгивает соус на всех вокруг. Он
непременно вымажется в супе и в жире, хоть салфетка его и
просунута концом сквозь петлю камзола и щекочет ему подбородок.
Начав пить, он обязательно раскашляется в стакан и окропит чаем
соседей. Помимо всего прочего, он поражает всех своими
странными манерами: он сопит, гримасничает, ковыряет в носу или
сморкается, после чего так внимательно разглядывает носовой
платок, что всем становится тошно. Когда руки его ничем не
заняты, они ему явно мешают и он не знает куда их определить,
меж тем они все время пребывают в движении, непрестанно
перемещаясь то от груди к коленям, то от колен к груди. Одежду
свою он не умеет носить, да и вообще ничего не умеет делать
по-человечески. Преступного, надо сказать, в этом ничего нет,
но в обществе все это в высшей степени неприятно и смешно, и
всякий, кто хочет нравиться, должен решительным образом этого
избегать.
Я перечислил все, чего тебе не следует делать; теперь ты
легко поймешь, как ты должен себя вести, и, если ты отнесешься
с должным вниманием к манерам людей светских и много бывавших в
обществе, все это станет для тебя естественным и привычным.
Существуют также неловкости речи, употребление слов и
выражений, которых самым тщательным образом следовало бы
избегать, коверканье языка, дурное произношение, всем надоевшие
поговорки и избитые пословицы, свидетельства того, что человек
привык бывать в низком и дурном обществе. В самом деле, если
вместо того, чтобы сказать, что у людей бывают разные вкусы и у
каждого человека свой, ты разрешишься пословицей и скажешь:
"Всяк молодец на свой образец" или "У всякого скота своя
пестрота", люди вообразят, что ты всю жизнь провел в обществе
одних только горничных и лакеев.
Все дело здесь во внимании; без внимания нельзя ничего
достичь: недостаток внимания есть не что иное, как недостаток
мысли, иначе говоря -- либо глупость, либо безумие. Тебе
надлежит не только быть внимательным ко всему, что ты видишь,
но и уметь быстро во всем разобраться: сразу же разглядеть всех
находящихся в комнате людей, их движения, взгляды, вслушаться в
их слова и при всем этом не впиваться в них глазами и не
показывать вида, что их наблюдаешь. Эта способность быстро и
незаметно разглядеть людей необычайно важна в жизни, и надо
тщательно ее в себе развивать. Напротив, рассеянность, которая
есть не что иное, как беспечность и недостаток внимания к тому,
что происходит вокруг, делает человека до такой степени похожим
на дурака или сумасшедшего, что я, право же, не вижу особой
разницы между всеми тремя. У дурака никогда не было способности
мыслить; сумасшедший потерял ее; а человек рассеянный на время
тоже ее лишился.
Прощай! Следующее письмо ко мне адресуй в Париж на имя
месье Шабера, банкира, и постарайся к моему возвращению
добиться тех успехов, которых я от тебя жду.
VIII
Спа, 6 августа 1741 г.
Милый мой мальчик,
Меня очень обрадовали те несколько работ, которые ты
прислал мне, и еще больше сопровождавшее их письмо м-ра
Меттера, в котором он отзывается о тебе гораздо лучше, чем в
предыдущем. Laudari a laudato viro8 во все времена было
стремлением благородным. Поощряй же в себе это стремление и
умен и впредь заслужить похвалу человека, достойного похвалы.
Пока ты будешь стараться этого достичь, ты получишь от меня
все, что захочешь, а как только перестанешь, больше ничего уже
не получишь.
Я рад, что ты понемногу начинаешь писать сочинения, это
приучит тебя размышлять над некоторыми вопросами, а это не
менее важно, чем читать соответственные книги; поэтому напиши
мне, пожалуйста, что ты думаешь по поводу следующих слов:
Non sibi, sed toti genitum se credere mundo9.
Слова эти взяты из характеристики, которую Лукан дает
Катону. По его словам, Катон считал, что создан не для себя
одного, а для всего человечества. Так вот напиши мне, считаешь
ли ты, что человек рожден на свет только для собственного
удовольствия и выгоды или же он обязан что-то делать на благо
общества, в котором живет, и вообще всего человечества.
Совершенно очевидно, что каждый человек имеет известные
преимущества от того, что живет в обществе, которых не имел бы,
живи он один на целом свете. А раз так, то не значит ли это,
что он в какой-то степени в долгу перед обществом? И не обязан
ли он делать для других то, что они делают для него? Ты можешь
написать мне об атом по-английски или по-латыни, как тебе
захочется: для меня в этом случае имеют значение мысли твои, а
никак не язык.
В последнем письме я предупреждал тебя относительно
неприятной манеры держать себя и неловкостей, которые у многих
входят в привычку с молодых лет из-за того, что в свое время
родители их чего-то недосмотрели. От неловкостей этих они не
могут отделаться и в старости. Таковы, например, несуразные
движения, странные позы и неуклюжая осанка. Но есть также
неуклюжесть духа, которой следует избегать, и при внимательном
отношении это вполне возможно. Нельзя, например, путать или
забывать имена и фамилии. Говорить о мистере "как бишь его",
или о миссис "забыл, как звать", или "дай бог памяти" -- значит
быть человеком до последней степени невежливым и вульгарным. Не
менее невежливо, обращаясь к людям, неверно их величать,
например говорить "милорд" вместо "сэр" и "сэр" вместо
"милорд". Очень неприятно и тягостно бывает слышать, когда
человек начинает что-то рассказывать и, не будучи в состоянии
довести свой рассказ до конца, где-нибудь на середине сбивается
и, может быть, даже бывает вынужден признаться, что все
остальное он позабыл. Во всем, что ты говоришь, следует быть
чрезвычайно точным, ясным и определенным, иначе вместо того
чтобы развлечь других или что-то им сообщить, ты только утомишь
их и затуманишь им головы. Нельзя также забывать и о том, как
ты говоришь и какой у тебя голос: есть люди, которые ухитряются
говорить, почти не раскрывая рта, и их просто невозможно бывает
понять; другие же говорят так быстро и так глотают при этом
слова, что понять их не легче; одни привыкли говорить, так
громко, как будто перед ними глухой, другие до того тихо, что
вообще ничего не слышно. Подобные привычки неуместны и
неприятны, и избавить от них может лишь пристальное к себе
внимание. По ним всегда легко узнать людей, не получивших
должного воспитания. Ты даже не можешь себе представить,
насколько важно держать в памяти все эти мелочи. Мне
приходилось видеть немало людей с большими способностями,
которых плохо принимали в обществе именно оттого, что этих-то
второстепенных качеств у них не было, и других, которых,
напротив, хорошо принимали только благодаря этим качествам, ибо
то были люди, ни в каком отношении не примечательные.
IX
Бат, 28 июня 1742 г.
Милый мой мальчик,
Обещания твои очень меня радуют, а исполнение их, которого
я от тебя жду, порадует меня еще больше. Ты несомненно знаешь,
что нарушить свое слово -- безрассудство, бесчестие,
преступление. Это безрассудство, потому что тебе никто потом не
поверит, и это бесчестие, а равно и преступление, потому что
правдивость -- первое требование религии и нравственности, и
никто не подумает, что не выполняющий его человек вообще может
обладать какими-либо другими хорошими качествами; поэтому он
навлечет на себя ненависть и от него отвернутся люди и бог.
Словом, я надеюсь, что во имя правды и чести ты будешь делать
то, к чему, независимо от данного мне обещания, должны
побуждать тебя гордость и твои собственные интересы, а именно
стремиться превзойти остальных во всем, за что бы ты ни взялся.
Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я считал
для себя позором, если другой мальчик выучил лучше меня урок
или лучше меня умел играть в какую-нибудь игру. И я не знал ни
минуты покоя, пока мне не удавалось превзойти моего соперника.
Юлий Цезарь, снедаемый благородной жаждой славы, не раз
говорил, что предпочел бы быть первым в деревне, нежели вторым
в Риме. Однажды он даже плакал, стоя перед статуей Александра
Великого и раздумывая над тем, насколько в тридцать лет у
Александра было больше славы, чем у него самого, в его уже
почтенные годы. Такие чувства придают людям значительность; те,
у кого их нет, проживут свой век безвестными, и люди будут их
презирать, тогда как те, кто пытается превзойти всех, могут
быть уверены, что уж во всяком случае превзойдут очень многих.
Верный способ в чем бы то ни было преуспеть -- это уделить
этому предмету пристальное внимание, ничем от него не
отвлекаясь, -- тогда он потребует от тебя наполовину меньше
времени. Долгое и кропотливое сиденье над книгами -- удел людей
тупых; человек способный занимается регулярно и схватывает все
быстро. Теперь вот подумай, что тебе больше хочется: быть
внимательным и прилежным в часы занятий и благодаря этому
превзойти всех других мальчиков, хорошо зарекомендовать себя и
выгадать гораздо больше свободного времени для игры или же
заниматься кое-как, дать опередить себя тем, кто моложе тебя,
чтобы они потом смеялись над тобою, как над тупицей, и
совершенно не иметь времени для игры, потому что, могу тебя
заверить, если ты не будешь учиться, играть тебе не придется.
Каким же путем достигается совершенство, которого ты обещаешь
добиться? Во-первых, надо исполнять свой долг перед богом и
перед людьми, -- без этого все, что бы ты ни делал, теряет свое
значение; во-вторых, приобрести большие знания, без чего к тебе
будут относиться с большим презрением, даже если ты будешь
очень порядочным человеком; и, наконец, быть отлично
воспитанным, без чего при всей своей порядочности и учености ты
будешь человеком не только очень неприятным, но просто
невыносимым.
Помни об этих трех задачах; преисполнись решимости
добиться превосходства и в том, и в другом, и в третьем. В этом
заключается все, что необходимо тебе и полезно и при жизни, и
после смерти, и по мере того как ты будешь совершенствоваться в
этом, будет расти моя любовь и нежность к тебе. Твой.
х
Суббота.
Сэр,
Молва о вашей начитанности и других ваших блистательных
талантах дошла до лорда Орери, и он выразил желание, чтобы вы
приехали в воскресенье пообедать вместе с ним и с его сыном,
лордом Бойлом; я ответил ему, что вы приедете.
К тому времени, как письмо мое до тебя дойдет, ты,
вероятно, уже получишь это приглашение, но, если даже его и не
будет, ты все равно должен пойти туда завтра между двумя и
тремя и сказать, что ты пришел к лорду Бойлу, выполняя
распоряжение милорда, переданное через меня. Так как из-за
этого я буду лишен чести и удовольствия видеть тебя завтра у
себя за обедом, я рассчитываю, что ты со мною позавтракаешь. и
велю сварить тебе шоколад.
Возраст твой, жизненный опыт и знание света, казалось бы,
избавляют меня от необходимости убеждать тебя. насколько
хорошие манеры важны для всех людей. Тем не менее различные
твои занятия -- греческий и крикет, латынь и питч ' -- могут
отвлечь тебя от этого предмета, поэтому я беру на себя смелость
и напомнить тебе о нем, и пожелать, чтобы, будучи у лорда
Орери, ты показал себя человеком воспитанным. Воспитанность --
это единственное, что может расположить к тебе людей с первого
взгляда, ибо для того чтобы распознать в тебе большие
способности. нужно больше времени. Хорошее воспитание, как ты
знаешь, заключается не в низких поклонах и соблюдении всех
правил вежливости, но в непринужденном, учтивом и уважительном
поведении. Поэтому, когда к тебе обращаются, ты должен отвечать
приветливо, ты должен садиться на дальний конец стола если
только тебя не пригласят сесть ближе, пить первый тост за
здоровье хозяйки дома и лишь потом -- за здоровье хозяина, не
набрасываться на еду, не быть за столом неряхой, не сидеть,
когда другие стоят: и надо, чтобы при этом у тебя был
непринужденный вид, а не надутая кислая физиономия, какая
бывает у людей, которые делают все с неохотой. Я отнюдь не имею
в виду ту бессмысленную улыбку, которую мы видим у дураков,
когда им хочется быть учтивыми, а живое, веселое выражение
лица. Пожалуй, ничто не приобретается с таким трудом и ничто
столь не важно, как хорошие манеры, которые не имеют ничего
общего ни с натянутой церемонностью, ни с наглой развязностью,
ни с нелепой застенчивостью. Некоторая доля сдержанности всегда
бывает нужна, точно так же, как совершенно необходима известная
степень твердости, внешне же человеку всегда подобает быть
скромным: знание света и твои собственные наблюдения должны
подсказать тебе, -- и они одни только могут это сделать, --
сколько нужно того, другого и третьего.
Вчера я видел м-ра Фитцджералда, он очень тебя
расхваливал: если ты и впредь окажешься достоин похвал, ты
всегда будешь их получать. Прощай.
XI
Дублинский замок, 19 ноября 1743 г.
1 2 3 4 5 6 7
благородным в самом строгом смысле слова, ты сможешь снискать
уважение и признание окружающих тебя людей: только будучи
человеком даровитым и ученым, ты сможешь вызвать в них
восхищение и преклонение. Но для того чтобы заставить их
полюбить себя, находить удовольствие в твоем обществе и искать
сближения с тобой, в жизни совершенно необходимо обладать
некими особыми второстепенными качествами. Из этих
второстепенных качеств главное и самое необходимое -- это
хорошее воспитание, не только потому, что оно весьма важно само
по себе, но также и потому, что придает особый блеск более
высоким проявлениям ума и сердца.
О хорошем воспитании я часто писал тебе и раньше, поэтому
здесь речь будет идти о дальнейшем определении его признаков,
об умении легко и непринужденно держать себя в обществе, о
надлежащей осанке, о том, чтобы ты не позволял себе кривляться,
чтобы у тебя не было никаких нелепых выходок, дурных привычек и
той неуклюжести, от которой несвободны многие очень неглупые и
достойные люди. Хоть на первый взгляд вопрос о том, как вести
себя в обществе, и может показаться сущим пустяком, он имеет
весьма важное значение, когда цель твоя -- понравиться
кому-нибудь в частной жизни, и в особенности женщинам, которых
тебе рано или поздно захочется расположить к себе. А я знавал
немало людей, которые неуклюжестью своей сразу же внушали людям
такое отвращение, что все достоинства их были потом перед ними
бессильны. Хорошие же манеры располагают людей в твою пользу,
привлекают их к тебе и вселяют в них желание полюбить тебя.
Неуклюжесть проистекает обычно от двух причин: либо от
того, что человеку вовсе не приходилось бывать в светском
обществе, либо от того, что, бывая в нем, он не проявил
должного внимания к окружающему. О том, чтобы ввести тебя в
хорошее общество, я позабочусь сам, ты же позаботься о том,
чтобы внимательно наблюдать за тем, как люди себя там держат, и
выработать, глядя на них, свои манеры. Для этого совершенно
необходимо внимание, как оно необходимо и для всего остального:
человек невнимательный негоден для жизни на этом свете. Стоит
такому олуху войти в комнату, как шпага" его легко может
оказаться у него между ног, и он либо падает, либо, в лучшем
случае, спотыкается. Исправив свою неловкость, он проходит
вперед и умудряется занять как раз то место, где ему не
следовало бы садиться; потом он роняет шляпу; поднимая ее,
выпускает из рук трость, а когда нагибается за ней, то шляпа
его падает снова; таким образом проходит добрых четверть часа,
прежде чем он приведет себя в порядок. Начав пить чай или кофе,
он неминуемо обожжет себе рот, уронит и разобьет либо блюдечко,
либо чашку и прольет себе на штаны чай или кофе. За обедом
неуклюжесть его становится особенно заметной, ибо он попадает в
еще более трудное положение: то он держит нож, вилку и ложку
совсем не так, как все остальные, то вдруг начинает есть с ножа
и кажется, что вот-вот порежет себе язык и губы; то принимается
ковырять вилкой в зубах или накладывать себе какое-нибудь блюдо
ложкой, много раз побывавшей у него во рту. Разрезая мясо или
птицу, он никогда не попадает на сустав и, тщетно силясь
одолеть ножом кость, разбрызгивает соус на всех вокруг. Он
непременно вымажется в супе и в жире, хоть салфетка его и
просунута концом сквозь петлю камзола и щекочет ему подбородок.
Начав пить, он обязательно раскашляется в стакан и окропит чаем
соседей. Помимо всего прочего, он поражает всех своими
странными манерами: он сопит, гримасничает, ковыряет в носу или
сморкается, после чего так внимательно разглядывает носовой
платок, что всем становится тошно. Когда руки его ничем не
заняты, они ему явно мешают и он не знает куда их определить,
меж тем они все время пребывают в движении, непрестанно
перемещаясь то от груди к коленям, то от колен к груди. Одежду
свою он не умеет носить, да и вообще ничего не умеет делать
по-человечески. Преступного, надо сказать, в этом ничего нет,
но в обществе все это в высшей степени неприятно и смешно, и
всякий, кто хочет нравиться, должен решительным образом этого
избегать.
Я перечислил все, чего тебе не следует делать; теперь ты
легко поймешь, как ты должен себя вести, и, если ты отнесешься
с должным вниманием к манерам людей светских и много бывавших в
обществе, все это станет для тебя естественным и привычным.
Существуют также неловкости речи, употребление слов и
выражений, которых самым тщательным образом следовало бы
избегать, коверканье языка, дурное произношение, всем надоевшие
поговорки и избитые пословицы, свидетельства того, что человек
привык бывать в низком и дурном обществе. В самом деле, если
вместо того, чтобы сказать, что у людей бывают разные вкусы и у
каждого человека свой, ты разрешишься пословицей и скажешь:
"Всяк молодец на свой образец" или "У всякого скота своя
пестрота", люди вообразят, что ты всю жизнь провел в обществе
одних только горничных и лакеев.
Все дело здесь во внимании; без внимания нельзя ничего
достичь: недостаток внимания есть не что иное, как недостаток
мысли, иначе говоря -- либо глупость, либо безумие. Тебе
надлежит не только быть внимательным ко всему, что ты видишь,
но и уметь быстро во всем разобраться: сразу же разглядеть всех
находящихся в комнате людей, их движения, взгляды, вслушаться в
их слова и при всем этом не впиваться в них глазами и не
показывать вида, что их наблюдаешь. Эта способность быстро и
незаметно разглядеть людей необычайно важна в жизни, и надо
тщательно ее в себе развивать. Напротив, рассеянность, которая
есть не что иное, как беспечность и недостаток внимания к тому,
что происходит вокруг, делает человека до такой степени похожим
на дурака или сумасшедшего, что я, право же, не вижу особой
разницы между всеми тремя. У дурака никогда не было способности
мыслить; сумасшедший потерял ее; а человек рассеянный на время
тоже ее лишился.
Прощай! Следующее письмо ко мне адресуй в Париж на имя
месье Шабера, банкира, и постарайся к моему возвращению
добиться тех успехов, которых я от тебя жду.
VIII
Спа, 6 августа 1741 г.
Милый мой мальчик,
Меня очень обрадовали те несколько работ, которые ты
прислал мне, и еще больше сопровождавшее их письмо м-ра
Меттера, в котором он отзывается о тебе гораздо лучше, чем в
предыдущем. Laudari a laudato viro8 во все времена было
стремлением благородным. Поощряй же в себе это стремление и
умен и впредь заслужить похвалу человека, достойного похвалы.
Пока ты будешь стараться этого достичь, ты получишь от меня
все, что захочешь, а как только перестанешь, больше ничего уже
не получишь.
Я рад, что ты понемногу начинаешь писать сочинения, это
приучит тебя размышлять над некоторыми вопросами, а это не
менее важно, чем читать соответственные книги; поэтому напиши
мне, пожалуйста, что ты думаешь по поводу следующих слов:
Non sibi, sed toti genitum se credere mundo9.
Слова эти взяты из характеристики, которую Лукан дает
Катону. По его словам, Катон считал, что создан не для себя
одного, а для всего человечества. Так вот напиши мне, считаешь
ли ты, что человек рожден на свет только для собственного
удовольствия и выгоды или же он обязан что-то делать на благо
общества, в котором живет, и вообще всего человечества.
Совершенно очевидно, что каждый человек имеет известные
преимущества от того, что живет в обществе, которых не имел бы,
живи он один на целом свете. А раз так, то не значит ли это,
что он в какой-то степени в долгу перед обществом? И не обязан
ли он делать для других то, что они делают для него? Ты можешь
написать мне об атом по-английски или по-латыни, как тебе
захочется: для меня в этом случае имеют значение мысли твои, а
никак не язык.
В последнем письме я предупреждал тебя относительно
неприятной манеры держать себя и неловкостей, которые у многих
входят в привычку с молодых лет из-за того, что в свое время
родители их чего-то недосмотрели. От неловкостей этих они не
могут отделаться и в старости. Таковы, например, несуразные
движения, странные позы и неуклюжая осанка. Но есть также
неуклюжесть духа, которой следует избегать, и при внимательном
отношении это вполне возможно. Нельзя, например, путать или
забывать имена и фамилии. Говорить о мистере "как бишь его",
или о миссис "забыл, как звать", или "дай бог памяти" -- значит
быть человеком до последней степени невежливым и вульгарным. Не
менее невежливо, обращаясь к людям, неверно их величать,
например говорить "милорд" вместо "сэр" и "сэр" вместо
"милорд". Очень неприятно и тягостно бывает слышать, когда
человек начинает что-то рассказывать и, не будучи в состоянии
довести свой рассказ до конца, где-нибудь на середине сбивается
и, может быть, даже бывает вынужден признаться, что все
остальное он позабыл. Во всем, что ты говоришь, следует быть
чрезвычайно точным, ясным и определенным, иначе вместо того
чтобы развлечь других или что-то им сообщить, ты только утомишь
их и затуманишь им головы. Нельзя также забывать и о том, как
ты говоришь и какой у тебя голос: есть люди, которые ухитряются
говорить, почти не раскрывая рта, и их просто невозможно бывает
понять; другие же говорят так быстро и так глотают при этом
слова, что понять их не легче; одни привыкли говорить, так
громко, как будто перед ними глухой, другие до того тихо, что
вообще ничего не слышно. Подобные привычки неуместны и
неприятны, и избавить от них может лишь пристальное к себе
внимание. По ним всегда легко узнать людей, не получивших
должного воспитания. Ты даже не можешь себе представить,
насколько важно держать в памяти все эти мелочи. Мне
приходилось видеть немало людей с большими способностями,
которых плохо принимали в обществе именно оттого, что этих-то
второстепенных качеств у них не было, и других, которых,
напротив, хорошо принимали только благодаря этим качествам, ибо
то были люди, ни в каком отношении не примечательные.
IX
Бат, 28 июня 1742 г.
Милый мой мальчик,
Обещания твои очень меня радуют, а исполнение их, которого
я от тебя жду, порадует меня еще больше. Ты несомненно знаешь,
что нарушить свое слово -- безрассудство, бесчестие,
преступление. Это безрассудство, потому что тебе никто потом не
поверит, и это бесчестие, а равно и преступление, потому что
правдивость -- первое требование религии и нравственности, и
никто не подумает, что не выполняющий его человек вообще может
обладать какими-либо другими хорошими качествами; поэтому он
навлечет на себя ненависть и от него отвернутся люди и бог.
Словом, я надеюсь, что во имя правды и чести ты будешь делать
то, к чему, независимо от данного мне обещания, должны
побуждать тебя гордость и твои собственные интересы, а именно
стремиться превзойти остальных во всем, за что бы ты ни взялся.
Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я считал
для себя позором, если другой мальчик выучил лучше меня урок
или лучше меня умел играть в какую-нибудь игру. И я не знал ни
минуты покоя, пока мне не удавалось превзойти моего соперника.
Юлий Цезарь, снедаемый благородной жаждой славы, не раз
говорил, что предпочел бы быть первым в деревне, нежели вторым
в Риме. Однажды он даже плакал, стоя перед статуей Александра
Великого и раздумывая над тем, насколько в тридцать лет у
Александра было больше славы, чем у него самого, в его уже
почтенные годы. Такие чувства придают людям значительность; те,
у кого их нет, проживут свой век безвестными, и люди будут их
презирать, тогда как те, кто пытается превзойти всех, могут
быть уверены, что уж во всяком случае превзойдут очень многих.
Верный способ в чем бы то ни было преуспеть -- это уделить
этому предмету пристальное внимание, ничем от него не
отвлекаясь, -- тогда он потребует от тебя наполовину меньше
времени. Долгое и кропотливое сиденье над книгами -- удел людей
тупых; человек способный занимается регулярно и схватывает все
быстро. Теперь вот подумай, что тебе больше хочется: быть
внимательным и прилежным в часы занятий и благодаря этому
превзойти всех других мальчиков, хорошо зарекомендовать себя и
выгадать гораздо больше свободного времени для игры или же
заниматься кое-как, дать опередить себя тем, кто моложе тебя,
чтобы они потом смеялись над тобою, как над тупицей, и
совершенно не иметь времени для игры, потому что, могу тебя
заверить, если ты не будешь учиться, играть тебе не придется.
Каким же путем достигается совершенство, которого ты обещаешь
добиться? Во-первых, надо исполнять свой долг перед богом и
перед людьми, -- без этого все, что бы ты ни делал, теряет свое
значение; во-вторых, приобрести большие знания, без чего к тебе
будут относиться с большим презрением, даже если ты будешь
очень порядочным человеком; и, наконец, быть отлично
воспитанным, без чего при всей своей порядочности и учености ты
будешь человеком не только очень неприятным, но просто
невыносимым.
Помни об этих трех задачах; преисполнись решимости
добиться превосходства и в том, и в другом, и в третьем. В этом
заключается все, что необходимо тебе и полезно и при жизни, и
после смерти, и по мере того как ты будешь совершенствоваться в
этом, будет расти моя любовь и нежность к тебе. Твой.
х
Суббота.
Сэр,
Молва о вашей начитанности и других ваших блистательных
талантах дошла до лорда Орери, и он выразил желание, чтобы вы
приехали в воскресенье пообедать вместе с ним и с его сыном,
лордом Бойлом; я ответил ему, что вы приедете.
К тому времени, как письмо мое до тебя дойдет, ты,
вероятно, уже получишь это приглашение, но, если даже его и не
будет, ты все равно должен пойти туда завтра между двумя и
тремя и сказать, что ты пришел к лорду Бойлу, выполняя
распоряжение милорда, переданное через меня. Так как из-за
этого я буду лишен чести и удовольствия видеть тебя завтра у
себя за обедом, я рассчитываю, что ты со мною позавтракаешь. и
велю сварить тебе шоколад.
Возраст твой, жизненный опыт и знание света, казалось бы,
избавляют меня от необходимости убеждать тебя. насколько
хорошие манеры важны для всех людей. Тем не менее различные
твои занятия -- греческий и крикет, латынь и питч ' -- могут
отвлечь тебя от этого предмета, поэтому я беру на себя смелость
и напомнить тебе о нем, и пожелать, чтобы, будучи у лорда
Орери, ты показал себя человеком воспитанным. Воспитанность --
это единственное, что может расположить к тебе людей с первого
взгляда, ибо для того чтобы распознать в тебе большие
способности. нужно больше времени. Хорошее воспитание, как ты
знаешь, заключается не в низких поклонах и соблюдении всех
правил вежливости, но в непринужденном, учтивом и уважительном
поведении. Поэтому, когда к тебе обращаются, ты должен отвечать
приветливо, ты должен садиться на дальний конец стола если
только тебя не пригласят сесть ближе, пить первый тост за
здоровье хозяйки дома и лишь потом -- за здоровье хозяина, не
набрасываться на еду, не быть за столом неряхой, не сидеть,
когда другие стоят: и надо, чтобы при этом у тебя был
непринужденный вид, а не надутая кислая физиономия, какая
бывает у людей, которые делают все с неохотой. Я отнюдь не имею
в виду ту бессмысленную улыбку, которую мы видим у дураков,
когда им хочется быть учтивыми, а живое, веселое выражение
лица. Пожалуй, ничто не приобретается с таким трудом и ничто
столь не важно, как хорошие манеры, которые не имеют ничего
общего ни с натянутой церемонностью, ни с наглой развязностью,
ни с нелепой застенчивостью. Некоторая доля сдержанности всегда
бывает нужна, точно так же, как совершенно необходима известная
степень твердости, внешне же человеку всегда подобает быть
скромным: знание света и твои собственные наблюдения должны
подсказать тебе, -- и они одни только могут это сделать, --
сколько нужно того, другого и третьего.
Вчера я видел м-ра Фитцджералда, он очень тебя
расхваливал: если ты и впредь окажешься достоин похвал, ты
всегда будешь их получать. Прощай.
XI
Дублинский замок, 19 ноября 1743 г.
1 2 3 4 5 6 7