Дункан развернул лодку и взял курс на середину водохранилища. Запрокинув голову, вытянул последние капли из жестянки с пивом, а потом подержал ее за бортом, пока не наполнилась водой. Тогда отпустил ее и перегнулся через борт, чтобы понаблюдать, как жестянка тонет. Обычно он мог следить за ней, пока она опускалась метров на пять-шесть, а порой и дольше – вода в водохранилище, пополнявшемся главным образом таявшими снегами, была на редкость чистой. Но на этот раз жестянка скрылась из глаз примерно всего через метр. Непонятно. Он никогда не видел, чтобы вода в этой части водохранилища, где глубина достигала двухсот сорока метров, была такой темной. Должно быть, что-то взболтало осадок.
Он сел и осмотрелся кругом. Какой-то мужчина, стоя на гребне плотины, размахивал руками. Он что же, махал ему? Дункан помахал в ответ. Правая смотровая площадка была битком набита легковыми автомобилями и грузовиками. Что это все значило? Наверное, что-нибудь, связанное с марафоном. Он заметил, что очутился так близко к правой стороне плотины, как никогда раньше.
– Ну, давай же, ради Бога, – громко сказал он, открыв дроссель до отказа и реверсировав гребной винт.
Он не сводил глаз с выбранной неподвижной точки на берегу, чтобы следить за своим перемещением, но все еще плыл в обратном направлении. Он передвинулся на сиденье и посмотрел на водослив. Если течение настолько сильное, то, может быть, для спасения лучше слегка свернуть в сторону, чтобы добраться до берега у правого устья. А уж оттуда наверняка смог бы пробраться обратно, вверх по течению, держась у края ущелья. Он направил лодку к водосливу и впервые обеспокоился каким-то приглушенным ревом. Обычно шум падающей на дно водослива воды с водохранилища не слышен, поскольку плотина служила своеобразным звуковым барьером. Должно быть, сбрасывают все семь метров, подумал он, в противном случае этот шум до меня нипочем не дошел бы. Он представил себе, как вода утягивает его лодку к улавливателям мусора и прижимает к сточным решеткам, словно ветку дерева. Если такое случится, его вместе с лодкой придется извлекать краном.
Он увидел, как со смотровой площадки поднялся вертолет и исчез к юго-западу. Спустя минуту оттуда же поднялся другой вертолет и направился прямо к нему. Его лодка набирала скорость, и угол, на который он поставил румпель, не оказывал никакого воздействия на ее направление. Поначалу тащило к плотине, потом параллельно ей, а теперь разворачивало по широкой дуге от плотины. И тогда он заметил какую-то воронку на поверхности воды примерно метрах в ста от себя, вмятину, вокруг которой вращался довольно большой участок водохранилища.
– Господи, – сказал Дункан, – да меня же поймала какая-то проклятая вертушка...
Ему удалось повернуть лодку так, что она стала удаляться от вмятины. С возрастающим страхом наблюдал, как его развернуло по широкой дуге, возвратив уже через минуту в ту же самую точку, только метров на десять ближе к центру. Его подвесной мотор был бессилен против скорости и мощи этого убыстряющегося спирального потока. После еще двух оборотов он оказался в метрах пятнадцати от центра, и его лодка стала круто наклоняться, словно поверхность воды была какой-то резиновой оболочкой, которую сжимали и с самого дна тянули вниз.
Водоворот! Это слово молнией пронзило его. В панике он осознал, что его уволокло так далеко под окружающую его поверхность водохранилища, что он больше не видит ни плотины, ни берега. Лодка вертелась неуклонно ужимавшимися кругами, пока не оказалась настолько близко к углубляющемуся жерлу воронки, что Дункан мог бы коснуться его веслом. Над ним появился вертолет, он опустился, и летчик, наполовину высунувшись из дверцы, жестами показывал Дункану, чтобы он попытался ухватиться за одну из лыж. Вертолет завис в воздухе, пока лодка проделала под ним еще два круга. Оба раза Дункан, встав на сиденье на колени, вытягивался, насколько мог, но ему так и не удалось коснуться колес. Когда лодка накренилась на изгибе воронки в третий раз, Дункан нетвердо встал на четвереньки, пытаясь не потерять равновесия и не опрокинуть лодку. Он пообещал себе на этот раз уцепиться за колеса, даже если придется прыгнуть вверх.
Но он не смог воспользоваться последним шансом. Ударившись о полузатопленное бревно, лодка опрокинулась, и Дункана швырнуло в самый центр водяного вихря, который немедленно всосал его с глаз долой. Вертолет повисел еще немного, потом медленно развернулся и стал набирать высоту.
* * *
Кента Спэйна интересовало, сколько же он сможет еще продержаться. Шатаясь, выбрался из леса на правую смотровую площадку, где наткнулся на припаркованный полицейский автомобиль. Рикошетом отлетев от него, едва не сшиб с ног какого-то толстяка с перевязанной головой. Пролагая себе дорогу через заграждения из козел для пилки дров, которые были размещены так нелепо, что скорее мешали его продвижению, нежели направляли его, он испытывал и тошноту и головокружение. Там было много зрителей, но они почему-то не приветствовали его нестройными криками, которых обычно удостаивается возглавляющий гонку бегун. Несколько человек при виде его выкрикнули какие-то непонятные поздравления, остальные смотрели куда-то в сторону.
Добравшись до дороги через дамбу и поднырнув под цепь, которую кто-то глупейшим образом протянул поперек нее, он увидел полицейского, поджидавшего его с протянутой рукой. У Спэйна не было никакого намерения останавливаться ради рукопожатия. А полицейский, явно не желая быть отвергнутым, бросился на Кента, когда тот пробегал мимо. Бегун сделал шаг в сторону и ускользнул от объятий, сделав резкое движение плечом. Теперь этот легавый гнался за ним и выкрикивал что-то, чего Кент не мог расслышать из-за раскалывающего голову рева, наполнившего уши. Этот тупой ублюдок, по всей вероятности, хочет, чтобы я остановился и дал ему автограф, подумал Кент, поражаясь глобальному тупоумию человечества. Перебирая ногами, он увеличил свою скорость настолько, насколько позволяли оставшиеся силы, которых все же было достаточно, чтобы оставить полицейского позади.
За несколько минут до этого, когда он спускался по склону холма к плотине, деревья задрожали и земля заходила волнами, словно флаг на ветру. Тогда он тоже услышал рев, но это было ничто в сравнении с ужасным грохотом. Дорога скорее не колыхалась, а тряслась, и в одном месте даже, казалось, провалилась под его ногами. Ему даже пришлось сбежать вниз, в какую-то впадину, и снова вверх, по другой ее стороне. «Остановись на минутку, – говорил ему внутренний голос, – сядь на бордюр ограждения и подожди, пока этот рев и тряска кончатся». Нет! Он продолжит бег, даже если это убьет его. Упорство было фирменным знаком чемпиона. Он не позволит своему телу и своему мозгу уговорить его сделать передышку. Единственное, что могло бы заставить его остановиться, это если бы все его связки в теле вдруг распались и оно рухнуло на землю кучей отдельных частей.
На другом конце плотины тоже были люди. Они пытались схватить его, когда пробегал мимо, что-то кричали, но он не смог разобрать слова. Знак, отмечавший точку, где трасса уходила с дороги в лес, был опрокинут. Прекрасно. Это может задержать бегунов, не знающих маршрута.
Вскоре Кент снова оказался один среди деревьев. Он настойчиво трусил вдоль тропы, повторяющей очертания края ущелья. В конце этих длинных американских горок его должен поджидать Дюлотт. Кент начинал чувствовать себя немного лучше, старался держать глаза широко открытыми, чтобы не пропустить белой тряпки, отмечавшей место, где спрятан велосипед. Его дыхание уже не было таким прерывистым, как во время бега по плотине. Грохот уменьшился, и земля под ногами почти успокоилась. А потом подвели ноги, стали будто резиновые. Сделав не больше пяти шагов, он упал лицом в грязь.
Хватался за землю, словно утопающий за спасительный плот, и дышал тяжело, как выброшенная на берег рыба.
Все кончено, подумал он, я все провалил. Юсри пролетит мимо и будет первым. Может быть, приостановится, чтобы швырнуть мне грязью в глаза. Потом пробежит Райан, а за ними вся эта пыхтящая, потная, истекающая слюной орава. Если не откачусь в траву, меня просто затопчут до смерти.
Но, полежав несколько минут спокойно, почувствовал прилив сил в конечностях. Он сел. Кругом стояла странная тишина. По тропе никто не бежал. Он, должно быть, вырвался вперед больше, чем полагал. С некоторым усилием поднялся на ноги и отряхнулся. Несколько порезов и синяков. Левое колено слегка кровоточило. Он немного прошелся. Приятно обдувал холодный ветерок, и он начал бег, поначалу трусцой, как бы проверяя себя, а потом с признаками энергии.
Увидев покачивающуюся на ветке тенниску Центра холистической подготовки, остановился. На тропе все еще никого не было.
– Господи, – сказал он, раздвигая ветви, – я, должно быть, обогнал этих засранцев на целые километры.
Велосипед был там, сверкающий и прекрасный. Кент выволок его на открытое место и несколько раз свалился, прежде чем сумел сесть.
* * *
Увидев приближающийся велосипед, Дюлотт вышел из-за своего столика и протянул руки. Кент резко затормозил.
– Не так быстро, – с улыбкой сказал Дюлотт. – При такой скорости вы побьете мировой рекорд минут на десять. Ну как вы продержались?
– Несколько минут назад думал, что сдох, а теперь чувствую себя отлично. Насколько я впереди остальных?
– Не знаю. Из ущелья не слышно ничего, только какие-то радиопомехи. Вы использовали эти часы-шагомер, пульсометр, потом еще этот...
– Нет. Все это дерьмо разбилось. И, судя по ощущениям в паху, заодно накрылся и жизненный препарат «Джог-Теха».
– Ну, этого никто никогда не узнает. Оставьте велосипед здесь и остаток пути бегите трусцой. Ваше время все-таки должно быть в рамках разумного.
Кент слез с велосипеда и пихнул его в высокую траву.
– Все, что скажете, док. – Он осушил стаканчик воды и угостил себя очищенным апельсином. Припустившись рысью, взглянул через плечо и помахал рукой. – Пока, увидимся в понедельник в отделении Американского банка.
* * *
Полисмен Джон Колла мчался по боковым улицам Саттертона, включив воющую сирену. У каждого третьего дома останавливался, чтобы сказать всем, кого обнаруживал, что надо немедленно отправляться на высокие места, вначале предупредив соседей. Когда услышал по радио сообщение Крамера, что до окончательного прорыва осталось примерно двадцать минут, сообразил, что при нынешнем темпе ему не покрыть положенного участка. Он перешел на остановки у каждого пятого дома. Большинство домов были уже пусты, отчасти благодаря какому-то самолету, оснащенному системой громкого вещания, который целых сорок пять минут низко кружил над городом, передавая приказ об эвакуации. Самолет прилетел из округа Саттер. Миссис Лехман, да благословенно будет ее доброе сердце, по всей видимости, сообщила кому-то, чтобы его прислали на помощь.
Колла обнаружил мужчину, который не хотел уезжать, ибо смотрел по телевизору бейсбольный матч, где как раз намечалась важная подача. Колла немного поспорил с ним, прежде чем бегом вернуться к своей патрульной машине. Когда разворачивался, увидел, как этот мужчина выходит из парадной двери и направляется к своему гаражу.
– Я уезжаю, – крикнул он полицейскому. – Ток вырубили. Телевизор больше не работает.
Когда, согласно новой оценке Крамера, до прорыва осталось пять минут, Колла отказался от дальнейших усилий и поехал по одной из дорог, ведущих к плоскогорьям над городом. По дороге он остановился, чтобы сказать мистеру и миссис Орвис, пытавшимся привязать мягкое кресло к крыше своего автомобиля, чтобы они бросили его и поскорее убирались подальше. Коллу успокоило то, что видел сам, и услышанные по радио сообщения, будто Саттертон уже почти полностью опустел. Он удивится, когда наводнение схлынет и когда он недосчитается больше дюжины человек из населения в шесть с половиной тысяч.
На самом краю города, где дорога резко сворачивала вверх по холму, Колла нажал на тормоза. Двое ребятишек, старшему не больше десяти, спокойно сидели на дереве.
– Ребята, какого черта вы там делаете? – закричал он, не выходя из машины.
– Плотина прорвалась, – крикнул один из них в ответ. – Мы смотрим, как вода оттуда выливается прямо сюда.
Колла выскочил из машины и велел им спускаться, сказав, что, если останутся там, утонут.
– А где ваши мама и папа? В доме?
– Папа с нами развелся, – сказал старший мальчик, слезая на землю. – А мама наверху, ногти красит.
– Она что же, не слышала сирены и колоколов, и как люди кричали, и все эти самолеты?
– Сказала, сегодня что-то ужасно шумно.
– Быстро в машину!
– Ой, правда?
Колла два раза выстрелил в воздух. В одном из окон второго этажа появилось женское лицо. Когда она увидела то, что приняла за арест ее малышей, начала рыдать.
– Плотина рушится! – закричал Колла. – Жду вас полминуты, потом увожу детей.
Женщина подняла глаза и посмотрела поверх крыш на плотину. Увиденное заставило широко раскрыть рот. Она выбежала к подъездной аллее через двадцать секунд в развевающемся меховом манто, под каждой рукой кошка, на каждом локте сумочка. Помогая сесть в машину, Колла заметил, что она миловидна, даже без макияжа и в домашнем халате. Он мысленно решил навестить ее, когда все это закончится.
– Смотрите, – сказал взволнованный голос по радио, – вот она движется...
* * *
С наблюдательного пункта Фила это выглядело концом света. С низким гулом и треском огромные куски плотины падали в проран, пока на всем ее протяжении до самой вершины не открылся зазубренный вырез в форме латинской буквы "V". Часть шоссе, проходившего по гребню, зависла подвесным мостом над потоком, прежде чем единым куском рухнуть медленным на вид движением. Водохранилище, как бы ощутив, что тремястами метрами ниже появился свободный проход, ринулось вперед, словно внезапно пришедший в движение зеленоватый ледник. Нижние участки прорана, где вулканической лавой еще извергалась бурая вода, были попросту стерты сотнями тысяч тонн падающей сверху белой воды. Мощный поток быстро расширял себе путь, по мере чего некогда неприступная плотина, казалось, утрачивала волю к сопротивлению. По сторонам провис прорванный бетонный водослив. Поток отрывал от вершины и швырял вниз один увесистый блок за другим. Фил инстинктивно сделал несколько шагов назад, опасаясь, что мощный утес, на котором он стоял, тоже может обрушиться. Он намеревался продолжить описывать развернувшееся перед ним зрелище, но радиопередатчик отказал, насквозь, как и одежда Фила, пропитавшись водой. А он и без того утратил на время способность говорить, настолько был ошеломлен тем, как освободившееся водохранилище ринулось сквозь плотину. Он видел фильмы об авариях других, меньших плотин, но ни опыт, ни воображение не могли подготовить к зрелищу подобного разрушения. Это можно было сравнить с тем, как рушится горный хребет или вся Калифорния тонет в море.
Когда участок основания плотины отделился от массива насыпи, земля под ногами содрогнулась, словно при землетрясении. На полпути между прораном и дальним концом дамбы появилась трещина, оказавшаяся новым очагом извержения воды. Добрая треть плотины, масса объемом по меньшей мере в двадцать миллионов кубических метров разного материала, начала сползать вниз по течению как единое целое, больше неспособное удерживать напор воды. Она тяжело оседала все ниже, пока вода не перехлестнула через верх и не понеслась по фасаду. Вода бурлила и по бокам плотины, которая по мере того, как это происходило, медленно теряла свои очертания, уходя под воду и расползаясь, словно огромная куча грязи.
Река пошире Колумбии протолкнулась через это отверстие и обрушилась вниз, торопясь к новому, более низкому уровню в полукилометре ниже по течению. Расширявшийся веером поток из первого прорана был охвачен и подавлен новой лавиной воды, которая была на десятки метров глубже. В считанные минуты Саттертон был разрушен и стерт с лица земли неистовством, очистившим долину от одного конца до другого вплоть до скального основания.
Главная стена воды, не встречая препятствий, прокатилась поверх города со скоростью восемьдесят километров в час. Когда она ударила в холм ниже его, там, где река и ущелье поворачивали вправо, огромная масса воды ринулась вверх по склону подобно удару бьющегося о волнолом прибоя. Это был всплеск смерти. Когда волна ухнула обратно в главный поток, склон был очищен от деревьев, пахотной почвы, домов... и от зрителей.
Глава 30
Кент Спэйн чувствовал себя прекрасно, бежал широким шагом и дышал свободно. Да еще и улыбался. До ступеней ратуши Саттертона оставалось всего полтора километра. Там он разорвет финишную ленточку с ошеломляющим новым рекордом мазэрлодского марафона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Он сел и осмотрелся кругом. Какой-то мужчина, стоя на гребне плотины, размахивал руками. Он что же, махал ему? Дункан помахал в ответ. Правая смотровая площадка была битком набита легковыми автомобилями и грузовиками. Что это все значило? Наверное, что-нибудь, связанное с марафоном. Он заметил, что очутился так близко к правой стороне плотины, как никогда раньше.
– Ну, давай же, ради Бога, – громко сказал он, открыв дроссель до отказа и реверсировав гребной винт.
Он не сводил глаз с выбранной неподвижной точки на берегу, чтобы следить за своим перемещением, но все еще плыл в обратном направлении. Он передвинулся на сиденье и посмотрел на водослив. Если течение настолько сильное, то, может быть, для спасения лучше слегка свернуть в сторону, чтобы добраться до берега у правого устья. А уж оттуда наверняка смог бы пробраться обратно, вверх по течению, держась у края ущелья. Он направил лодку к водосливу и впервые обеспокоился каким-то приглушенным ревом. Обычно шум падающей на дно водослива воды с водохранилища не слышен, поскольку плотина служила своеобразным звуковым барьером. Должно быть, сбрасывают все семь метров, подумал он, в противном случае этот шум до меня нипочем не дошел бы. Он представил себе, как вода утягивает его лодку к улавливателям мусора и прижимает к сточным решеткам, словно ветку дерева. Если такое случится, его вместе с лодкой придется извлекать краном.
Он увидел, как со смотровой площадки поднялся вертолет и исчез к юго-западу. Спустя минуту оттуда же поднялся другой вертолет и направился прямо к нему. Его лодка набирала скорость, и угол, на который он поставил румпель, не оказывал никакого воздействия на ее направление. Поначалу тащило к плотине, потом параллельно ей, а теперь разворачивало по широкой дуге от плотины. И тогда он заметил какую-то воронку на поверхности воды примерно метрах в ста от себя, вмятину, вокруг которой вращался довольно большой участок водохранилища.
– Господи, – сказал Дункан, – да меня же поймала какая-то проклятая вертушка...
Ему удалось повернуть лодку так, что она стала удаляться от вмятины. С возрастающим страхом наблюдал, как его развернуло по широкой дуге, возвратив уже через минуту в ту же самую точку, только метров на десять ближе к центру. Его подвесной мотор был бессилен против скорости и мощи этого убыстряющегося спирального потока. После еще двух оборотов он оказался в метрах пятнадцати от центра, и его лодка стала круто наклоняться, словно поверхность воды была какой-то резиновой оболочкой, которую сжимали и с самого дна тянули вниз.
Водоворот! Это слово молнией пронзило его. В панике он осознал, что его уволокло так далеко под окружающую его поверхность водохранилища, что он больше не видит ни плотины, ни берега. Лодка вертелась неуклонно ужимавшимися кругами, пока не оказалась настолько близко к углубляющемуся жерлу воронки, что Дункан мог бы коснуться его веслом. Над ним появился вертолет, он опустился, и летчик, наполовину высунувшись из дверцы, жестами показывал Дункану, чтобы он попытался ухватиться за одну из лыж. Вертолет завис в воздухе, пока лодка проделала под ним еще два круга. Оба раза Дункан, встав на сиденье на колени, вытягивался, насколько мог, но ему так и не удалось коснуться колес. Когда лодка накренилась на изгибе воронки в третий раз, Дункан нетвердо встал на четвереньки, пытаясь не потерять равновесия и не опрокинуть лодку. Он пообещал себе на этот раз уцепиться за колеса, даже если придется прыгнуть вверх.
Но он не смог воспользоваться последним шансом. Ударившись о полузатопленное бревно, лодка опрокинулась, и Дункана швырнуло в самый центр водяного вихря, который немедленно всосал его с глаз долой. Вертолет повисел еще немного, потом медленно развернулся и стал набирать высоту.
* * *
Кента Спэйна интересовало, сколько же он сможет еще продержаться. Шатаясь, выбрался из леса на правую смотровую площадку, где наткнулся на припаркованный полицейский автомобиль. Рикошетом отлетев от него, едва не сшиб с ног какого-то толстяка с перевязанной головой. Пролагая себе дорогу через заграждения из козел для пилки дров, которые были размещены так нелепо, что скорее мешали его продвижению, нежели направляли его, он испытывал и тошноту и головокружение. Там было много зрителей, но они почему-то не приветствовали его нестройными криками, которых обычно удостаивается возглавляющий гонку бегун. Несколько человек при виде его выкрикнули какие-то непонятные поздравления, остальные смотрели куда-то в сторону.
Добравшись до дороги через дамбу и поднырнув под цепь, которую кто-то глупейшим образом протянул поперек нее, он увидел полицейского, поджидавшего его с протянутой рукой. У Спэйна не было никакого намерения останавливаться ради рукопожатия. А полицейский, явно не желая быть отвергнутым, бросился на Кента, когда тот пробегал мимо. Бегун сделал шаг в сторону и ускользнул от объятий, сделав резкое движение плечом. Теперь этот легавый гнался за ним и выкрикивал что-то, чего Кент не мог расслышать из-за раскалывающего голову рева, наполнившего уши. Этот тупой ублюдок, по всей вероятности, хочет, чтобы я остановился и дал ему автограф, подумал Кент, поражаясь глобальному тупоумию человечества. Перебирая ногами, он увеличил свою скорость настолько, насколько позволяли оставшиеся силы, которых все же было достаточно, чтобы оставить полицейского позади.
За несколько минут до этого, когда он спускался по склону холма к плотине, деревья задрожали и земля заходила волнами, словно флаг на ветру. Тогда он тоже услышал рев, но это было ничто в сравнении с ужасным грохотом. Дорога скорее не колыхалась, а тряслась, и в одном месте даже, казалось, провалилась под его ногами. Ему даже пришлось сбежать вниз, в какую-то впадину, и снова вверх, по другой ее стороне. «Остановись на минутку, – говорил ему внутренний голос, – сядь на бордюр ограждения и подожди, пока этот рев и тряска кончатся». Нет! Он продолжит бег, даже если это убьет его. Упорство было фирменным знаком чемпиона. Он не позволит своему телу и своему мозгу уговорить его сделать передышку. Единственное, что могло бы заставить его остановиться, это если бы все его связки в теле вдруг распались и оно рухнуло на землю кучей отдельных частей.
На другом конце плотины тоже были люди. Они пытались схватить его, когда пробегал мимо, что-то кричали, но он не смог разобрать слова. Знак, отмечавший точку, где трасса уходила с дороги в лес, был опрокинут. Прекрасно. Это может задержать бегунов, не знающих маршрута.
Вскоре Кент снова оказался один среди деревьев. Он настойчиво трусил вдоль тропы, повторяющей очертания края ущелья. В конце этих длинных американских горок его должен поджидать Дюлотт. Кент начинал чувствовать себя немного лучше, старался держать глаза широко открытыми, чтобы не пропустить белой тряпки, отмечавшей место, где спрятан велосипед. Его дыхание уже не было таким прерывистым, как во время бега по плотине. Грохот уменьшился, и земля под ногами почти успокоилась. А потом подвели ноги, стали будто резиновые. Сделав не больше пяти шагов, он упал лицом в грязь.
Хватался за землю, словно утопающий за спасительный плот, и дышал тяжело, как выброшенная на берег рыба.
Все кончено, подумал он, я все провалил. Юсри пролетит мимо и будет первым. Может быть, приостановится, чтобы швырнуть мне грязью в глаза. Потом пробежит Райан, а за ними вся эта пыхтящая, потная, истекающая слюной орава. Если не откачусь в траву, меня просто затопчут до смерти.
Но, полежав несколько минут спокойно, почувствовал прилив сил в конечностях. Он сел. Кругом стояла странная тишина. По тропе никто не бежал. Он, должно быть, вырвался вперед больше, чем полагал. С некоторым усилием поднялся на ноги и отряхнулся. Несколько порезов и синяков. Левое колено слегка кровоточило. Он немного прошелся. Приятно обдувал холодный ветерок, и он начал бег, поначалу трусцой, как бы проверяя себя, а потом с признаками энергии.
Увидев покачивающуюся на ветке тенниску Центра холистической подготовки, остановился. На тропе все еще никого не было.
– Господи, – сказал он, раздвигая ветви, – я, должно быть, обогнал этих засранцев на целые километры.
Велосипед был там, сверкающий и прекрасный. Кент выволок его на открытое место и несколько раз свалился, прежде чем сумел сесть.
* * *
Увидев приближающийся велосипед, Дюлотт вышел из-за своего столика и протянул руки. Кент резко затормозил.
– Не так быстро, – с улыбкой сказал Дюлотт. – При такой скорости вы побьете мировой рекорд минут на десять. Ну как вы продержались?
– Несколько минут назад думал, что сдох, а теперь чувствую себя отлично. Насколько я впереди остальных?
– Не знаю. Из ущелья не слышно ничего, только какие-то радиопомехи. Вы использовали эти часы-шагомер, пульсометр, потом еще этот...
– Нет. Все это дерьмо разбилось. И, судя по ощущениям в паху, заодно накрылся и жизненный препарат «Джог-Теха».
– Ну, этого никто никогда не узнает. Оставьте велосипед здесь и остаток пути бегите трусцой. Ваше время все-таки должно быть в рамках разумного.
Кент слез с велосипеда и пихнул его в высокую траву.
– Все, что скажете, док. – Он осушил стаканчик воды и угостил себя очищенным апельсином. Припустившись рысью, взглянул через плечо и помахал рукой. – Пока, увидимся в понедельник в отделении Американского банка.
* * *
Полисмен Джон Колла мчался по боковым улицам Саттертона, включив воющую сирену. У каждого третьего дома останавливался, чтобы сказать всем, кого обнаруживал, что надо немедленно отправляться на высокие места, вначале предупредив соседей. Когда услышал по радио сообщение Крамера, что до окончательного прорыва осталось примерно двадцать минут, сообразил, что при нынешнем темпе ему не покрыть положенного участка. Он перешел на остановки у каждого пятого дома. Большинство домов были уже пусты, отчасти благодаря какому-то самолету, оснащенному системой громкого вещания, который целых сорок пять минут низко кружил над городом, передавая приказ об эвакуации. Самолет прилетел из округа Саттер. Миссис Лехман, да благословенно будет ее доброе сердце, по всей видимости, сообщила кому-то, чтобы его прислали на помощь.
Колла обнаружил мужчину, который не хотел уезжать, ибо смотрел по телевизору бейсбольный матч, где как раз намечалась важная подача. Колла немного поспорил с ним, прежде чем бегом вернуться к своей патрульной машине. Когда разворачивался, увидел, как этот мужчина выходит из парадной двери и направляется к своему гаражу.
– Я уезжаю, – крикнул он полицейскому. – Ток вырубили. Телевизор больше не работает.
Когда, согласно новой оценке Крамера, до прорыва осталось пять минут, Колла отказался от дальнейших усилий и поехал по одной из дорог, ведущих к плоскогорьям над городом. По дороге он остановился, чтобы сказать мистеру и миссис Орвис, пытавшимся привязать мягкое кресло к крыше своего автомобиля, чтобы они бросили его и поскорее убирались подальше. Коллу успокоило то, что видел сам, и услышанные по радио сообщения, будто Саттертон уже почти полностью опустел. Он удивится, когда наводнение схлынет и когда он недосчитается больше дюжины человек из населения в шесть с половиной тысяч.
На самом краю города, где дорога резко сворачивала вверх по холму, Колла нажал на тормоза. Двое ребятишек, старшему не больше десяти, спокойно сидели на дереве.
– Ребята, какого черта вы там делаете? – закричал он, не выходя из машины.
– Плотина прорвалась, – крикнул один из них в ответ. – Мы смотрим, как вода оттуда выливается прямо сюда.
Колла выскочил из машины и велел им спускаться, сказав, что, если останутся там, утонут.
– А где ваши мама и папа? В доме?
– Папа с нами развелся, – сказал старший мальчик, слезая на землю. – А мама наверху, ногти красит.
– Она что же, не слышала сирены и колоколов, и как люди кричали, и все эти самолеты?
– Сказала, сегодня что-то ужасно шумно.
– Быстро в машину!
– Ой, правда?
Колла два раза выстрелил в воздух. В одном из окон второго этажа появилось женское лицо. Когда она увидела то, что приняла за арест ее малышей, начала рыдать.
– Плотина рушится! – закричал Колла. – Жду вас полминуты, потом увожу детей.
Женщина подняла глаза и посмотрела поверх крыш на плотину. Увиденное заставило широко раскрыть рот. Она выбежала к подъездной аллее через двадцать секунд в развевающемся меховом манто, под каждой рукой кошка, на каждом локте сумочка. Помогая сесть в машину, Колла заметил, что она миловидна, даже без макияжа и в домашнем халате. Он мысленно решил навестить ее, когда все это закончится.
– Смотрите, – сказал взволнованный голос по радио, – вот она движется...
* * *
С наблюдательного пункта Фила это выглядело концом света. С низким гулом и треском огромные куски плотины падали в проран, пока на всем ее протяжении до самой вершины не открылся зазубренный вырез в форме латинской буквы "V". Часть шоссе, проходившего по гребню, зависла подвесным мостом над потоком, прежде чем единым куском рухнуть медленным на вид движением. Водохранилище, как бы ощутив, что тремястами метрами ниже появился свободный проход, ринулось вперед, словно внезапно пришедший в движение зеленоватый ледник. Нижние участки прорана, где вулканической лавой еще извергалась бурая вода, были попросту стерты сотнями тысяч тонн падающей сверху белой воды. Мощный поток быстро расширял себе путь, по мере чего некогда неприступная плотина, казалось, утрачивала волю к сопротивлению. По сторонам провис прорванный бетонный водослив. Поток отрывал от вершины и швырял вниз один увесистый блок за другим. Фил инстинктивно сделал несколько шагов назад, опасаясь, что мощный утес, на котором он стоял, тоже может обрушиться. Он намеревался продолжить описывать развернувшееся перед ним зрелище, но радиопередатчик отказал, насквозь, как и одежда Фила, пропитавшись водой. А он и без того утратил на время способность говорить, настолько был ошеломлен тем, как освободившееся водохранилище ринулось сквозь плотину. Он видел фильмы об авариях других, меньших плотин, но ни опыт, ни воображение не могли подготовить к зрелищу подобного разрушения. Это можно было сравнить с тем, как рушится горный хребет или вся Калифорния тонет в море.
Когда участок основания плотины отделился от массива насыпи, земля под ногами содрогнулась, словно при землетрясении. На полпути между прораном и дальним концом дамбы появилась трещина, оказавшаяся новым очагом извержения воды. Добрая треть плотины, масса объемом по меньшей мере в двадцать миллионов кубических метров разного материала, начала сползать вниз по течению как единое целое, больше неспособное удерживать напор воды. Она тяжело оседала все ниже, пока вода не перехлестнула через верх и не понеслась по фасаду. Вода бурлила и по бокам плотины, которая по мере того, как это происходило, медленно теряла свои очертания, уходя под воду и расползаясь, словно огромная куча грязи.
Река пошире Колумбии протолкнулась через это отверстие и обрушилась вниз, торопясь к новому, более низкому уровню в полукилометре ниже по течению. Расширявшийся веером поток из первого прорана был охвачен и подавлен новой лавиной воды, которая была на десятки метров глубже. В считанные минуты Саттертон был разрушен и стерт с лица земли неистовством, очистившим долину от одного конца до другого вплоть до скального основания.
Главная стена воды, не встречая препятствий, прокатилась поверх города со скоростью восемьдесят километров в час. Когда она ударила в холм ниже его, там, где река и ущелье поворачивали вправо, огромная масса воды ринулась вверх по склону подобно удару бьющегося о волнолом прибоя. Это был всплеск смерти. Когда волна ухнула обратно в главный поток, склон был очищен от деревьев, пахотной почвы, домов... и от зрителей.
Глава 30
Кент Спэйн чувствовал себя прекрасно, бежал широким шагом и дышал свободно. Да еще и улыбался. До ступеней ратуши Саттертона оставалось всего полтора километра. Там он разорвет финишную ленточку с ошеломляющим новым рекордом мазэрлодского марафона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31