Я не обижусь.
– Для тебя, Виктория, мне ничего не жалко, только вот… Можно задать прямой вопрос?
– Конечно.
– Ты из-за этого предлагала замужество?
– Николай Валентинович, как вы такое могли подумать… – еле выдавила из себя Вика. – Деньги я могу взять у мамы, но не хочу перед ней унижаться из принципа. А мое намерение – выйти за вас замуж – не изменится, даже если не дадите ни рубля.
Теплоухов достал из сейфа такую же упаковку, как показывала Нино, и с улыбкой сказал:
– Может, больше надо, говори.
– Что вы!.. – словно испугалась Вика. – Мне и этого хватит за глаза до конца учебы.
– Ты с Кавазашвили собираешься учиться?
– С ней.
– Остерегайся, чтобы она дурному тебя не обучила.
– Я дурным влияниям не поддаюсь. К тому же, Нино не такая уж отпетая девка, как о ней говорят. Она очень простая. Иногда, правда, лукавит, но нагло никогда не врет.
– Да, врать Кавазашвили не умеет. В этом отношении Нино – святая простота, – согласился Теплоухов. – Я другого боюсь… Мягко говоря, твоя подруга уже настолько обабилась, что жить без мужчины ей трудно.
– Это не моя проблема.
– Не втянешься за компанию?
– Никогда! – запальчиво сказала Вика. – Через три месяца мы поженимся, да?
– Разумеется, если не передумаешь.
– Я – не флюгер, чтобы крутиться туда-сюда. – Вика вдруг спохватилась. – Простите, в расписке я, кажется, забыла расписаться…
Теплоухов засмеялся:
– Расписываться будем в загсе.
– Разрешите поцелую вас, – неожиданно для самой вырвалось у Вики.
Николай Валентинович шутливо прикрылся ладонями:
– Только через три месяца.
Вика смутилась:
– Извините, ради Бога…
В медучилище Кавазашвили поступила с помощью Солнышкиной. Письменные работы Нино списала у Вики. На устных экзаменах изловчилась ответить по шпаргалкам. Жить устроились вместе в общежитии. Через две недели нагрянула с проверкой Алла Аркадьевна. Вольные общежитские «порядки» напугали ее так, что она развернула бурную деятельность в покупке дома для дочери. Привыкшей к домашнему уюту Вике самой не нравились вольности, когда до полуночи в общежитии наяривали магнитофоны, а по коридору чуть не каждый вечер шарахались похожие на Абасова пьяные типы, неизвестно как проникающие сюда. Чтобы пораньше заснуть в таком содоме, приходилось глотать снотворное.
Восемнадцатилетие Солнышкина отмечала уже в своем доме. Первым ее поздравил накануне позвонивший среди ночи из Рима Теплоухов, находившийся по делам фирмы в Италии. Сожалел, что в столь знаменательный день не может вручить любимой девушке корзину роскошных итальянских роз и горячо расцеловать свою желанную. Поинтересовался, не изменила ли она свое намерение насчет замужества? Вика была польщена и заверила, что, кроме Николая Валентиновича, ни о ком не думает. Утром позвонила Алла Аркадьевна. Тоже поздравила. А после занятий в гости заявились сокурсницы. Принесли бутылку шампанского и огромный торт с восемнадцатью свечками. Веселились допоздна. Проводив гостей, Солнышкина и Кавазашвили стали мыть посуду. Вика попросила подругу высказать свое мнение о Теплоухове.
– Козырный дяденька, но как мужчина – слабак, – лаконично сказала Нино.
– Он же очень умный и богатый.
– Мужская сила зависит не от ума и не от богатства.
– А от чего?
– От природы. Иной босяк дурак-дураком, а в постели гений.
– Не понимаю…
– И не поймешь, пока сама не попробуешь. После сильного партнера чувствуешь себя на седьмом небе, а после таких, как Теплоухов, хочется убить слабака.
У Вики вспыхнуло странное чувство. То ли ревниво, то ли завистливо она спросила:
– Ты что… пробовала с Николаем Валентиновичем?
– Много раз.
– И всегда убить его хотелось?
– Почти всегда.
– Почему же не убила?
– Удобного оружия под руку не подворачивалось. Подвернется – запросто ухлопаю, чтобы вдруг не потребовал назад свои «лимончики».
– Глупо шутишь?
Кавазашвили расхохоталась:
– Умно я не умею ни жить, ни шутить.
– На мужчин, смотрю, у тебя ума хватает.
– Мужчины – моя радость.
– Без них не можешь?
– Могу, но недолго.
– Сколько дней, самое большее, терпишь?
– После Теплоухова – ни одного дня, а после Казбека недели две могу продержаться.
– Ты уже и с этим наглым козлом попробовала? – удивилась Вика.
– Каюсь, не вытерпела.
– Где с ним снюхалась? Не в моем ли доме?
– Нет, Казбек в общежитии через окно ко мне залазил.
– Зачем же у меня запасной ключ от дома просила? Верни немедленно!
Нино виновато опустила голову:
– Знаешь, я где-то потеряла его. Поэтому за моральную чистоту своей хаты не беспокойся.
– Врешь!
– Клянусь, правда.
– Смотри… Обманешь – дружбе конец.
От этого разговора у Солнышкиной остался неприятный осадок. Вроде бы откровенную ерунду сказала о Теплоухове сексуально озабоченная Кавазашвили, а все равно было досадно за уважаемого человека, которого, оказывается, можно унизить ни за что ни про что.
Со временем досада прошла. Училась Вика не из-под палки. Увлеклась художественной самодеятельностью. К новогоднему празднику в училище стали готовить большой концерт. В повседневной круговерти думы о замужестве отступили. Теплоухов стал забываться. Но в первый же день Нового года он вновь напомнил о себе. На этот раз Николай Валентинович звонил из Австрии. Поздравив Вику и нажелав ей всяческих благ в наступившем году, стал сетовать на служебную запарку, из-за которой не может выкроить время для встречи с любимой и опять спросил: не изменила ли она своего намерения? Вика ответила: «Все остается по-прежнему», а про себя подумала, что замуж совсем уже не хочется.
В феврале и марте было несколько звонков из Новосибирска. И каждый раз Теплоухов спрашивал об одном и том же. В конце концов это вывело Вику из терпения.
– Николай Валентинович, у вас странное хобби – тысячу раз задавать один и тот же вопрос, – раздраженно сказала она.
Теплоухов вздохнул:
– Прости, Виктория, не могу набраться смелости, чтобы переговорить о нашей свадьбе с Аллой Аркадьевной.
– Мама об этом не должна знать!
– Почему?
– Потому что, если узнает, никакой свадьбы у нас не будет.
– Глупости. Мы найдем с ней общий язык.
– Не найдете! Забудьте старомодные обряды. Время помолвок и сватовства прошло.
– К сожалению, по-иному я не могу. Тайком забрать у Аллы Аркадьевны единственную дочь совесть не позволяет.
– Ну, знаете… Короче, не водите меня за нос! – взорвалась Вика и бросила телефонную трубку.
Звонки прекратились. Прошел апрель. В начале мая в училище начались экзамены. Однажды вечером, когда Вика сидела дома за учебником, Теплоухов все-таки позвонил еще. На этот раз он уже не задал набившего оскомину вопроса, а огорошил предложением уехать с ним на постоянное жительство за границу. Не дожидаясь ответа, стал расхваливать зарубежный рай. Сказал, что у него есть возможность возглавить за рубежом солидную фирму и, естественно, зажить комфортно, как живут настоящие миллионеры.
– А в какую капдержаву махнем? – иронично спросила Вика.
– Выбирай сама. Штаты, Австрию или Италию. Не нравятся эти, буду вести переговоры с Францией и Германией.
Вика притворно вздохнула:
– Жаль, иностранных языков не знаю.
– С твоими способностями языковой барьер можно осилить за полгода.
– Вдруг не осилю…
– Осилишь. Там обучение языку поставлено отлично, да и я помогу… – Теплоухов помолчал. – Чувствую, ты колеблешься?
– Как тростинка на сильном ветру.
– Тогда предлагаю другой вариант. Чтобы своими глазами увидеть, как живут люди по-настоящему, надо нам провести летний месяц на Канарских островах в первоклассном отеле.
– Меня в тот отель пустят в джинсах?
– Разве, кроме джинсов, у тебя ничего нет?
– Есть, но не для первоклассных отелей.
– Хорошо, одену тебя фирмово с ног до головы.
– Одеваться и раздеваться предпочитаю сама, – игриво сказала Вика.
– Привезти тебе денег?
– Привезите.
– Сколько?
– Пять тысяч долларов, – наобум ляпнула Вика, рассчитывая, что Теплоухов сразу «завянет», однако тот как ни в чем не бывало сказал:
– Хорошо, привезу доллары.
Солнышкина растерялась:
– А как мы жить на Канарских островах будем? Как муж с женой или…
– Как захочешь. Можно без всяких «или». Секс для меня – не главное.
– А что для вас главное?
– Любовь. Кстати, Кавазашвили не увлекла тебя в свою компанию?
– Нет.
Теплоухов вроде смутился:
– Извини, Виктория, трудно поверить, что к такой девушке, как ты, не липнут парни.
– Липнут, но у меня со школьной скамьи хороший громоотвод. Знакомлю прилипалу с Нино и – нет проблем.
– Ты, честное слово, умница.
– Как учили, – шутливо проговорила Вика и сразу посерьезнела. – Николай Валентинович, ради Бога, простите меня. Очень вас уважаю, сто тысяч раз благодарна вам за все, но никуда я с вами не поеду.
– Почему, Виктория? – сорвавшимся голосом спросил Теплоухов.
– В душе все перегорело. Надо было ковать железо, пока горячо.
– Я же хотел, как лучше…
– А получилось, как всегда, – резко вставила Вика. – В этом, видимо, ваша давняя слабость. Женщины любят решительных и сильных.
– Я стану таким, какие тебе нравятся, – сухо сказал Теплоухов. – На днях жди в гости.
– Поздно, Николай Валентинович.
– Зачем ты разбередила мне душу?
– Не знаю.
– Значит, нам надо разобраться и поставить все точки над и. По телефону этого сделать невозможно.
– Я боюсь разборок. Они обычно плохо кончаются, – будто предчувствуя беду, упавшим голосом проговорила Вика.
– Надеюсь, что наш разговор не дойдет до кулачного боя…
В этот вечер Солнышкина заснула с помощью снотворного. Почти всю ночь снились роскошные отели, кокосовые пальмы и бесконечные, почему-то пустынные, пляжи… Утром, чуть взошло солнце, Вика с Теплоуховым под ручку пошли по идеально чистому песку океанского берега неведомо куда. На ней было усыпанное бриллиантами свадебное платье, на Николае Валентиновиче – смокинг и старомодный цилиндр. Из лазурного океана, словно резвящийся дельфин, внезапно выбросилась на песок грудастая русалка с лицом Кавазашвили. «Это же Нино! – испугалась Вика. – Зачем она здесь?» – «Хочет меня убить за то, что я слабак», – равнодушно ответил Теплоухов. «Как?!» – «Очень просто»… Вместо Николая Валентиновича рядом с Викой вдруг оказалась совершенно голая Кавазашвили. У ее ног лежал аккуратно сложенный смокинг, прижатый цилиндром. «Ты что сделала?» – задыхаясь от страха, прошептала Вика. Нино захохотала: «Пришибла слабака, чтобы деньги не отобрал». Над океаном стремительно заметался похожий на огромную ворону альбатрос…
Проснулась Солнышкина от надсадного вороньего карканья. Стрелки на будильнике показывали восемь утра. От снотворного голова была тяжелой. Чтобы проветриться, Вика настежь отворила в спальне окно. Распахнувшиеся створки напугали сидевшую на тополе у дома горластую ворону. Каркнув на прощанье, птица улетела. Умывшись, Вика на газовой плите вскипятила чайник. Едва собралась заварить чашку растворимого кофе – позвонила Кавазашвили. Встревоженным голосом сказала, что вчера поздно вечером ей в общежитие звонил Теплоухов.
– Что ему надо было? – хмуро спросила Вика.
– Я, балда, ничего не поняла. Спросил, как живу, как учеба, хватает ли «бабок»… Проще говоря, протрепались полчаса обо всем в общем и ни о чем в частности. И не жалко чудаку денег на междугородные переговоры.
– Про меня не спрашивал?
Нино замялась:
– Так, мимоходом, спросил, мол, Солнышкина как живет? Я ответила: «О'кей! Растет и хорошеет. Скоро замуж выдадим». Вроде бы удивился: «За кого?» – «Да тут, – говорю, – за одного чурека с толстым кошельком». – «Она с ума сошла?» – «Нет, это я придуриваюсь. Шучу». – «Ну и шуточки у тебя». – «На хорошие ума не хватает». – «На любовь истратила?» – «Здесь, в райцентре, толком влюбиться не в кого». – «Неужели обходишься без этого?» – «Помаленьку кусочничаю, как побирушка». – «Солнышкина за компанию с тобой по миру с сумкой не ходит?» – «Ну, что вы, Николай Валентинович, Вика блюдет себя для будущего мужа»… Словом, в таком вот духе чесали языки… – Нино опять встревожилась: – Не могу сообразить, чего Теплоухову от меня нужно было? Ты умная, может, подскажешь?
– Не зря я во сне голой тебя видела, – задумчиво проговорила Вика.
– Это к плохому?
– Наверно, не к хорошему.
– Ну, бляха-муха… Везет мне, как утопленнице. Слушай, не «лимоны» свои он хочет у меня забрать? Как тогда жить буду?
– На мои проживем.
– Для двоих маловато будет.
– По одежке станем протягивать ножки.
– Тоска… Придешь в общагу?
– Приду.
Не успела Солнышкина после разговора с Кавазашвили выпить кофе, телефон залился междугородным звонком. Вика недовольно ответила.
– Доброе утро, Виктория, – раздался в трубке голос Теплоухова.
– Здравствуйте, Николай Валентинович.
– Что-то тон у тебя мрачный…
– Сон плохой видела.
– Не переживай. Сны зависят от настроения. Что решила насчет Канарских островов?
– Пока – ничего.
– Сегодня к концу дня буду в райцентре.
– Не надо, Николай Валентинович…
– Надо! Я становлюсь решительным. Где тебя можно будет увидеть?
– Не знаю. Сейчас уйду готовиться в общежитие. Завтра у нас предпоследний экзамен.
– Хорошо, я разыщу.
– Ищите по телефону. Не хочу, чтобы Кавазашвили видела нас вместе. И вообще, что вы торопитесь?
– Кую железо, пока горячо.
– Не спешите. Дайте мне одуматься.
– Все, Виктория, до встречи! – твердо сказал Теплоухов и положил трубку.
Без аппетита закончив завтрак, Вика надела джинсы и кофточку. Села перед зеркалом, чтобы привести в порядок волосы и лицо. Косметикой она пользовалась чисто символически. Чуть подкрасила ресницы, слегка прошлась тюбиком помады по губам. Улыбнулась. Улыбка вышла невеселой. Подумала: «И что только Теплоухов во мне нашел? На настоящую женщину совсем не похожа. Так себе, взросленькая школьница». Причесалась. Отвинтила колпачок с флакончика дешевых духов. Смочив кончик указательного пальца, потерла им за ушами. Задумчиво посидела. Затем поднялась и стала собираться в общежитие.
Свежее ясное утро развеяло тревогу. Вика разрумянилась и повеселела. Кавазашвили была в комнате одна. В распахнутом халате она перебирала на тумбочке маленькие листочки.
– Опять на шпаргалки надеешься? – спросила Солнышкина.
– Угу, – кивнула Нино. – Я, как Брежнев, без бумажки – ни шагу. Видела, как он по телеку с листка читал: «Дорогие товарищи, благодарю вас за высокую награду»?..
– Когда он читал, я «Спокойной ночи, малыши» смотрела.
– Я тоже в детстве мультики любила. Да и теперь до безумия люблю. А престарелого вождя недавно показывали в «Смехопанораме». Ухохочешься… – Кавазашвили наморщила лоб. – Слушай, ну чего это мне вчера Теплоухов звонил? Я прямо обалдела. Девять месяцев молчал и вдруг – звонок…
Солнышкина усмехнулась:
– Наверно, хотел узнать, не родила ли ты ему сына.
– Типун тебе на язык. Николай Валентинович не тот мужик, чтобы по пустякам звонить. Так и знай, какую-то злодейскую козу мне придумал…
– Спрячь «шпоры» и садись за учебник, – тоном строгой учительницы сказала Вика.
Сама Солнышкина знала учебную программу назубок. Пришла она в общежитие, чтобы заставить нерадивую подругу хотя бы в последний день перед экзаменом не бездельничать. Кавазашвили умела только задавать вопросы, с ответами у нее всегда не ладилось.
Занимаясь с Нино, Вика не могла пересилить себя, чтобы избавиться от размышлений насчет предложения Теплоухова о заграничной поездке. Неведомое манило и в то же время пугало неизвестностью последствий, которые такое путешествие наверняка оставит в дальнейшей судьбе. При мысли, что из зарубежного вояжа можно вернуться мамой-одиночкой, по спине пробежали мурашки. Необъяснимую тревогу вызывал вчерашний телефонный разговор Николая Валентиновича с Кавазашвили. Пересказанное Нино содержание этого разговора Вика не принимала за чистую монету. Не блещущая умом подруга в тех случаях, когда дело касалось мужчин, становилась необычайно изворотливой и хитрой. Сама же Вика об отношениях между мужчинами и женщинами знала только по книгам. В голове крутился пушкинский сюжет «Евгения Онегина». При сравнении своего поступка с поступком Татьяны Лариной получалась аналогия прямо-таки один к одному. Вот, если бы еще Николай Валентинович внешне походил на Евгения…
– Нино, что, по-твоему, главное во внешности мужчины? – внезапно спросила Вика.
– Красивые волосы и отличные ботинки, – не задумываясь, ответила Кавазашвили.
– А лицо?..
– С лица воды не пить. Чего не по теме экзаменуешь?
– Сообразительность твою проверяю.
Нино вздохнула:
– Эх, если б на экзамене спрашивали про мужиков, я на пять с плюсом ответила бы.
Постепенно Солнышкина успокоилась. Тревога шевельнулась лишь в конце дня. Опасаясь, что Теплоухов позвонит в общежитие, и надо будет с ним говорить в присутствии вахтерши, Вика решила поскорее уйти домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Для тебя, Виктория, мне ничего не жалко, только вот… Можно задать прямой вопрос?
– Конечно.
– Ты из-за этого предлагала замужество?
– Николай Валентинович, как вы такое могли подумать… – еле выдавила из себя Вика. – Деньги я могу взять у мамы, но не хочу перед ней унижаться из принципа. А мое намерение – выйти за вас замуж – не изменится, даже если не дадите ни рубля.
Теплоухов достал из сейфа такую же упаковку, как показывала Нино, и с улыбкой сказал:
– Может, больше надо, говори.
– Что вы!.. – словно испугалась Вика. – Мне и этого хватит за глаза до конца учебы.
– Ты с Кавазашвили собираешься учиться?
– С ней.
– Остерегайся, чтобы она дурному тебя не обучила.
– Я дурным влияниям не поддаюсь. К тому же, Нино не такая уж отпетая девка, как о ней говорят. Она очень простая. Иногда, правда, лукавит, но нагло никогда не врет.
– Да, врать Кавазашвили не умеет. В этом отношении Нино – святая простота, – согласился Теплоухов. – Я другого боюсь… Мягко говоря, твоя подруга уже настолько обабилась, что жить без мужчины ей трудно.
– Это не моя проблема.
– Не втянешься за компанию?
– Никогда! – запальчиво сказала Вика. – Через три месяца мы поженимся, да?
– Разумеется, если не передумаешь.
– Я – не флюгер, чтобы крутиться туда-сюда. – Вика вдруг спохватилась. – Простите, в расписке я, кажется, забыла расписаться…
Теплоухов засмеялся:
– Расписываться будем в загсе.
– Разрешите поцелую вас, – неожиданно для самой вырвалось у Вики.
Николай Валентинович шутливо прикрылся ладонями:
– Только через три месяца.
Вика смутилась:
– Извините, ради Бога…
В медучилище Кавазашвили поступила с помощью Солнышкиной. Письменные работы Нино списала у Вики. На устных экзаменах изловчилась ответить по шпаргалкам. Жить устроились вместе в общежитии. Через две недели нагрянула с проверкой Алла Аркадьевна. Вольные общежитские «порядки» напугали ее так, что она развернула бурную деятельность в покупке дома для дочери. Привыкшей к домашнему уюту Вике самой не нравились вольности, когда до полуночи в общежитии наяривали магнитофоны, а по коридору чуть не каждый вечер шарахались похожие на Абасова пьяные типы, неизвестно как проникающие сюда. Чтобы пораньше заснуть в таком содоме, приходилось глотать снотворное.
Восемнадцатилетие Солнышкина отмечала уже в своем доме. Первым ее поздравил накануне позвонивший среди ночи из Рима Теплоухов, находившийся по делам фирмы в Италии. Сожалел, что в столь знаменательный день не может вручить любимой девушке корзину роскошных итальянских роз и горячо расцеловать свою желанную. Поинтересовался, не изменила ли она свое намерение насчет замужества? Вика была польщена и заверила, что, кроме Николая Валентиновича, ни о ком не думает. Утром позвонила Алла Аркадьевна. Тоже поздравила. А после занятий в гости заявились сокурсницы. Принесли бутылку шампанского и огромный торт с восемнадцатью свечками. Веселились допоздна. Проводив гостей, Солнышкина и Кавазашвили стали мыть посуду. Вика попросила подругу высказать свое мнение о Теплоухове.
– Козырный дяденька, но как мужчина – слабак, – лаконично сказала Нино.
– Он же очень умный и богатый.
– Мужская сила зависит не от ума и не от богатства.
– А от чего?
– От природы. Иной босяк дурак-дураком, а в постели гений.
– Не понимаю…
– И не поймешь, пока сама не попробуешь. После сильного партнера чувствуешь себя на седьмом небе, а после таких, как Теплоухов, хочется убить слабака.
У Вики вспыхнуло странное чувство. То ли ревниво, то ли завистливо она спросила:
– Ты что… пробовала с Николаем Валентиновичем?
– Много раз.
– И всегда убить его хотелось?
– Почти всегда.
– Почему же не убила?
– Удобного оружия под руку не подворачивалось. Подвернется – запросто ухлопаю, чтобы вдруг не потребовал назад свои «лимончики».
– Глупо шутишь?
Кавазашвили расхохоталась:
– Умно я не умею ни жить, ни шутить.
– На мужчин, смотрю, у тебя ума хватает.
– Мужчины – моя радость.
– Без них не можешь?
– Могу, но недолго.
– Сколько дней, самое большее, терпишь?
– После Теплоухова – ни одного дня, а после Казбека недели две могу продержаться.
– Ты уже и с этим наглым козлом попробовала? – удивилась Вика.
– Каюсь, не вытерпела.
– Где с ним снюхалась? Не в моем ли доме?
– Нет, Казбек в общежитии через окно ко мне залазил.
– Зачем же у меня запасной ключ от дома просила? Верни немедленно!
Нино виновато опустила голову:
– Знаешь, я где-то потеряла его. Поэтому за моральную чистоту своей хаты не беспокойся.
– Врешь!
– Клянусь, правда.
– Смотри… Обманешь – дружбе конец.
От этого разговора у Солнышкиной остался неприятный осадок. Вроде бы откровенную ерунду сказала о Теплоухове сексуально озабоченная Кавазашвили, а все равно было досадно за уважаемого человека, которого, оказывается, можно унизить ни за что ни про что.
Со временем досада прошла. Училась Вика не из-под палки. Увлеклась художественной самодеятельностью. К новогоднему празднику в училище стали готовить большой концерт. В повседневной круговерти думы о замужестве отступили. Теплоухов стал забываться. Но в первый же день Нового года он вновь напомнил о себе. На этот раз Николай Валентинович звонил из Австрии. Поздравив Вику и нажелав ей всяческих благ в наступившем году, стал сетовать на служебную запарку, из-за которой не может выкроить время для встречи с любимой и опять спросил: не изменила ли она своего намерения? Вика ответила: «Все остается по-прежнему», а про себя подумала, что замуж совсем уже не хочется.
В феврале и марте было несколько звонков из Новосибирска. И каждый раз Теплоухов спрашивал об одном и том же. В конце концов это вывело Вику из терпения.
– Николай Валентинович, у вас странное хобби – тысячу раз задавать один и тот же вопрос, – раздраженно сказала она.
Теплоухов вздохнул:
– Прости, Виктория, не могу набраться смелости, чтобы переговорить о нашей свадьбе с Аллой Аркадьевной.
– Мама об этом не должна знать!
– Почему?
– Потому что, если узнает, никакой свадьбы у нас не будет.
– Глупости. Мы найдем с ней общий язык.
– Не найдете! Забудьте старомодные обряды. Время помолвок и сватовства прошло.
– К сожалению, по-иному я не могу. Тайком забрать у Аллы Аркадьевны единственную дочь совесть не позволяет.
– Ну, знаете… Короче, не водите меня за нос! – взорвалась Вика и бросила телефонную трубку.
Звонки прекратились. Прошел апрель. В начале мая в училище начались экзамены. Однажды вечером, когда Вика сидела дома за учебником, Теплоухов все-таки позвонил еще. На этот раз он уже не задал набившего оскомину вопроса, а огорошил предложением уехать с ним на постоянное жительство за границу. Не дожидаясь ответа, стал расхваливать зарубежный рай. Сказал, что у него есть возможность возглавить за рубежом солидную фирму и, естественно, зажить комфортно, как живут настоящие миллионеры.
– А в какую капдержаву махнем? – иронично спросила Вика.
– Выбирай сама. Штаты, Австрию или Италию. Не нравятся эти, буду вести переговоры с Францией и Германией.
Вика притворно вздохнула:
– Жаль, иностранных языков не знаю.
– С твоими способностями языковой барьер можно осилить за полгода.
– Вдруг не осилю…
– Осилишь. Там обучение языку поставлено отлично, да и я помогу… – Теплоухов помолчал. – Чувствую, ты колеблешься?
– Как тростинка на сильном ветру.
– Тогда предлагаю другой вариант. Чтобы своими глазами увидеть, как живут люди по-настоящему, надо нам провести летний месяц на Канарских островах в первоклассном отеле.
– Меня в тот отель пустят в джинсах?
– Разве, кроме джинсов, у тебя ничего нет?
– Есть, но не для первоклассных отелей.
– Хорошо, одену тебя фирмово с ног до головы.
– Одеваться и раздеваться предпочитаю сама, – игриво сказала Вика.
– Привезти тебе денег?
– Привезите.
– Сколько?
– Пять тысяч долларов, – наобум ляпнула Вика, рассчитывая, что Теплоухов сразу «завянет», однако тот как ни в чем не бывало сказал:
– Хорошо, привезу доллары.
Солнышкина растерялась:
– А как мы жить на Канарских островах будем? Как муж с женой или…
– Как захочешь. Можно без всяких «или». Секс для меня – не главное.
– А что для вас главное?
– Любовь. Кстати, Кавазашвили не увлекла тебя в свою компанию?
– Нет.
Теплоухов вроде смутился:
– Извини, Виктория, трудно поверить, что к такой девушке, как ты, не липнут парни.
– Липнут, но у меня со школьной скамьи хороший громоотвод. Знакомлю прилипалу с Нино и – нет проблем.
– Ты, честное слово, умница.
– Как учили, – шутливо проговорила Вика и сразу посерьезнела. – Николай Валентинович, ради Бога, простите меня. Очень вас уважаю, сто тысяч раз благодарна вам за все, но никуда я с вами не поеду.
– Почему, Виктория? – сорвавшимся голосом спросил Теплоухов.
– В душе все перегорело. Надо было ковать железо, пока горячо.
– Я же хотел, как лучше…
– А получилось, как всегда, – резко вставила Вика. – В этом, видимо, ваша давняя слабость. Женщины любят решительных и сильных.
– Я стану таким, какие тебе нравятся, – сухо сказал Теплоухов. – На днях жди в гости.
– Поздно, Николай Валентинович.
– Зачем ты разбередила мне душу?
– Не знаю.
– Значит, нам надо разобраться и поставить все точки над и. По телефону этого сделать невозможно.
– Я боюсь разборок. Они обычно плохо кончаются, – будто предчувствуя беду, упавшим голосом проговорила Вика.
– Надеюсь, что наш разговор не дойдет до кулачного боя…
В этот вечер Солнышкина заснула с помощью снотворного. Почти всю ночь снились роскошные отели, кокосовые пальмы и бесконечные, почему-то пустынные, пляжи… Утром, чуть взошло солнце, Вика с Теплоуховым под ручку пошли по идеально чистому песку океанского берега неведомо куда. На ней было усыпанное бриллиантами свадебное платье, на Николае Валентиновиче – смокинг и старомодный цилиндр. Из лазурного океана, словно резвящийся дельфин, внезапно выбросилась на песок грудастая русалка с лицом Кавазашвили. «Это же Нино! – испугалась Вика. – Зачем она здесь?» – «Хочет меня убить за то, что я слабак», – равнодушно ответил Теплоухов. «Как?!» – «Очень просто»… Вместо Николая Валентиновича рядом с Викой вдруг оказалась совершенно голая Кавазашвили. У ее ног лежал аккуратно сложенный смокинг, прижатый цилиндром. «Ты что сделала?» – задыхаясь от страха, прошептала Вика. Нино захохотала: «Пришибла слабака, чтобы деньги не отобрал». Над океаном стремительно заметался похожий на огромную ворону альбатрос…
Проснулась Солнышкина от надсадного вороньего карканья. Стрелки на будильнике показывали восемь утра. От снотворного голова была тяжелой. Чтобы проветриться, Вика настежь отворила в спальне окно. Распахнувшиеся створки напугали сидевшую на тополе у дома горластую ворону. Каркнув на прощанье, птица улетела. Умывшись, Вика на газовой плите вскипятила чайник. Едва собралась заварить чашку растворимого кофе – позвонила Кавазашвили. Встревоженным голосом сказала, что вчера поздно вечером ей в общежитие звонил Теплоухов.
– Что ему надо было? – хмуро спросила Вика.
– Я, балда, ничего не поняла. Спросил, как живу, как учеба, хватает ли «бабок»… Проще говоря, протрепались полчаса обо всем в общем и ни о чем в частности. И не жалко чудаку денег на междугородные переговоры.
– Про меня не спрашивал?
Нино замялась:
– Так, мимоходом, спросил, мол, Солнышкина как живет? Я ответила: «О'кей! Растет и хорошеет. Скоро замуж выдадим». Вроде бы удивился: «За кого?» – «Да тут, – говорю, – за одного чурека с толстым кошельком». – «Она с ума сошла?» – «Нет, это я придуриваюсь. Шучу». – «Ну и шуточки у тебя». – «На хорошие ума не хватает». – «На любовь истратила?» – «Здесь, в райцентре, толком влюбиться не в кого». – «Неужели обходишься без этого?» – «Помаленьку кусочничаю, как побирушка». – «Солнышкина за компанию с тобой по миру с сумкой не ходит?» – «Ну, что вы, Николай Валентинович, Вика блюдет себя для будущего мужа»… Словом, в таком вот духе чесали языки… – Нино опять встревожилась: – Не могу сообразить, чего Теплоухову от меня нужно было? Ты умная, может, подскажешь?
– Не зря я во сне голой тебя видела, – задумчиво проговорила Вика.
– Это к плохому?
– Наверно, не к хорошему.
– Ну, бляха-муха… Везет мне, как утопленнице. Слушай, не «лимоны» свои он хочет у меня забрать? Как тогда жить буду?
– На мои проживем.
– Для двоих маловато будет.
– По одежке станем протягивать ножки.
– Тоска… Придешь в общагу?
– Приду.
Не успела Солнышкина после разговора с Кавазашвили выпить кофе, телефон залился междугородным звонком. Вика недовольно ответила.
– Доброе утро, Виктория, – раздался в трубке голос Теплоухова.
– Здравствуйте, Николай Валентинович.
– Что-то тон у тебя мрачный…
– Сон плохой видела.
– Не переживай. Сны зависят от настроения. Что решила насчет Канарских островов?
– Пока – ничего.
– Сегодня к концу дня буду в райцентре.
– Не надо, Николай Валентинович…
– Надо! Я становлюсь решительным. Где тебя можно будет увидеть?
– Не знаю. Сейчас уйду готовиться в общежитие. Завтра у нас предпоследний экзамен.
– Хорошо, я разыщу.
– Ищите по телефону. Не хочу, чтобы Кавазашвили видела нас вместе. И вообще, что вы торопитесь?
– Кую железо, пока горячо.
– Не спешите. Дайте мне одуматься.
– Все, Виктория, до встречи! – твердо сказал Теплоухов и положил трубку.
Без аппетита закончив завтрак, Вика надела джинсы и кофточку. Села перед зеркалом, чтобы привести в порядок волосы и лицо. Косметикой она пользовалась чисто символически. Чуть подкрасила ресницы, слегка прошлась тюбиком помады по губам. Улыбнулась. Улыбка вышла невеселой. Подумала: «И что только Теплоухов во мне нашел? На настоящую женщину совсем не похожа. Так себе, взросленькая школьница». Причесалась. Отвинтила колпачок с флакончика дешевых духов. Смочив кончик указательного пальца, потерла им за ушами. Задумчиво посидела. Затем поднялась и стала собираться в общежитие.
Свежее ясное утро развеяло тревогу. Вика разрумянилась и повеселела. Кавазашвили была в комнате одна. В распахнутом халате она перебирала на тумбочке маленькие листочки.
– Опять на шпаргалки надеешься? – спросила Солнышкина.
– Угу, – кивнула Нино. – Я, как Брежнев, без бумажки – ни шагу. Видела, как он по телеку с листка читал: «Дорогие товарищи, благодарю вас за высокую награду»?..
– Когда он читал, я «Спокойной ночи, малыши» смотрела.
– Я тоже в детстве мультики любила. Да и теперь до безумия люблю. А престарелого вождя недавно показывали в «Смехопанораме». Ухохочешься… – Кавазашвили наморщила лоб. – Слушай, ну чего это мне вчера Теплоухов звонил? Я прямо обалдела. Девять месяцев молчал и вдруг – звонок…
Солнышкина усмехнулась:
– Наверно, хотел узнать, не родила ли ты ему сына.
– Типун тебе на язык. Николай Валентинович не тот мужик, чтобы по пустякам звонить. Так и знай, какую-то злодейскую козу мне придумал…
– Спрячь «шпоры» и садись за учебник, – тоном строгой учительницы сказала Вика.
Сама Солнышкина знала учебную программу назубок. Пришла она в общежитие, чтобы заставить нерадивую подругу хотя бы в последний день перед экзаменом не бездельничать. Кавазашвили умела только задавать вопросы, с ответами у нее всегда не ладилось.
Занимаясь с Нино, Вика не могла пересилить себя, чтобы избавиться от размышлений насчет предложения Теплоухова о заграничной поездке. Неведомое манило и в то же время пугало неизвестностью последствий, которые такое путешествие наверняка оставит в дальнейшей судьбе. При мысли, что из зарубежного вояжа можно вернуться мамой-одиночкой, по спине пробежали мурашки. Необъяснимую тревогу вызывал вчерашний телефонный разговор Николая Валентиновича с Кавазашвили. Пересказанное Нино содержание этого разговора Вика не принимала за чистую монету. Не блещущая умом подруга в тех случаях, когда дело касалось мужчин, становилась необычайно изворотливой и хитрой. Сама же Вика об отношениях между мужчинами и женщинами знала только по книгам. В голове крутился пушкинский сюжет «Евгения Онегина». При сравнении своего поступка с поступком Татьяны Лариной получалась аналогия прямо-таки один к одному. Вот, если бы еще Николай Валентинович внешне походил на Евгения…
– Нино, что, по-твоему, главное во внешности мужчины? – внезапно спросила Вика.
– Красивые волосы и отличные ботинки, – не задумываясь, ответила Кавазашвили.
– А лицо?..
– С лица воды не пить. Чего не по теме экзаменуешь?
– Сообразительность твою проверяю.
Нино вздохнула:
– Эх, если б на экзамене спрашивали про мужиков, я на пять с плюсом ответила бы.
Постепенно Солнышкина успокоилась. Тревога шевельнулась лишь в конце дня. Опасаясь, что Теплоухов позвонит в общежитие, и надо будет с ним говорить в присутствии вахтерши, Вика решила поскорее уйти домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23