Зачарованный, он
медленно двинулся к стене, притягиваемый все ближе и ближе портретом. И
вдруг в туннеле раздался звук, напоминающий щелканье кнута. Сразу вслед за
ним послышался грохот. Морган споткнулся и шагнул в сторону Бугенгагена.
Оба застыли на месте. Секунды растягивались до бесконечности.
Внезапно потолок туннеля перед ними подался и стал рушиться, поднимая
столбы пыли. Пыль клубилась, и Морган стал задыхаться. Бугенгаген
оставался спокойным. Откашлявшись, Майкл обратился к археологу:
- Здесь есть еще выход?
Бугенгаген отрицательно покачал головой и тотчас почувствовал, как
его охватывает дикий страх. Ученый осознал причину происходящего и в тот
же момент понял, что они уже ничего не смогут сделать.
Снова раздался грохот и скрежет. Потолок позади них рухнул. Проход в
туннеле составлял теперь не более пяти футов шириной, туннель становился
их могилой.
Морган в ужасе взглянул на Бугенгагена. Старик закрыл глаза,
смирившись со своей участью. Он был готов к смерти.
И вдруг послышался новый звук. Поначалу Морган не понял, откуда он
доносится, но потом заметил тоненькую струйку песка, просачивающуюся из
крохотного отверстия в потолке. Тут же образовалось второе отверстие.
Через мгновение их было уже четыре. Потом двенадцать. Вскоре пошел
настоящий песочный дождь. Песок попадал в глаза, забивался в рот; песочная
куча у ног археологов росла и росла.
Тут и Морган ясно осознал приближение смерти. Он окинул взглядом
туннель: внизу, под его ногами, покоилась "Вавилонская блудница". Ее уже
почти засыпало песком. В диком и бессмысленном порыве Майкл принялся
разгребать песок, разбрасывая его в разные стороны. Через несколько минут
пальцы начали кровоточить, и Морган заплакал.
- Антихрист здесь! - прокричал Бугенгаген сквозь шум струящегося
песка. - Вручи свою душу Господу!
В ответ снаружи раздался грохот, стены и колонны зашатались и стали
оседать. Глубоко под ними послышался могучий гул. Морган, всхлипывая,
продолжал расшвыривать песок, пытался освободить от него стену, чтобы
докопаться до лаза. Но уровень песка поднялся уже до его пояса и стал
стремительно расти.
Глаза Бугенгагена были закрыты. Он молился: "И дано ему было вложить
дух в образ зверя... чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы
убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя". - Старик
замолчал, затем снова заговорил: "Благослови нас, Иисус Христос, и прости
нам..."
Песок достиг их подбородков. Морган что-то невнятно бормотал.
Бугенгаген же продолжал: "...и покажется, что силы зла одолеют нас и
возьмут верх, но ДОБРО _п_о_б_е_д_и_т_. Ибо сказано в Апокалипсисе: ...и
не войдет ничто нечистое и никто, преданный мерзости и лжи... а ночи там
не будет... ибо слава Божия осветила его, и светильник его - Агнец..."
Песок поднялся до губ, вот он уже засыпал нос, глаза, а когда, накрыл
их каски, свет от фонарей мгновенно погас. Тьма поглотила пространство. И
пришла смерть.
Последний исполинской силы толчок, подняв к небу огромное облако пыли
и щебня, превратил замок в руины.
Лишь две вещи остались нетронутыми. Стена Игаэля и лежащий у ее
основания кожаный мешочек Бугенгагена. Как будто в последний момент
какая-то другая сила, могучая и равная по мощности первой, вырвала у нее
из рук единственное доказательство.
Внезапно из-под клубящихся пылью облаков стремительно вылетел черный
ворон. Он кружил над развалинами, издавая пронзительные и наводящие ужас
крики, затем взмыл в небо к поднимающемуся солнцу и растаял в раннем
утреннем тумане.

1
Неровное, потрескивающее пламя костра освещало не по-детски серьезное
лицо двенадцатилетнего мальчика. Напряженно застыв, он уставился на
мечущиеся огненные языки. Мальчик пытался что-то вспомнить. Он чувствовал
в крови толчки зыбких первобытных ощущений, где-то в глубинах его мозга
таилась древняя мудрость, связывающая подростка с временами давно
минувшими...
- Дэмьен?
Мальчик не шелохнулся. Садовники продолжали сгребать вокруг него
опавшие листья.
Будто окаменев, стоял мальчик перед большим костром посреди широкой
аллеи, ведущей к огромному старому особняку. Этот дом, напоминающий скорее
дворец, находился в северной части Чикаго и принадлежал его приемным
родителям.
Мысли подростка находились далеко отсюда, в ином времени и
пространстве. Мальчик видел себя в окружении бесконечных ярких пылающих
огней, стоны и непрекращающиеся вопли неслись со всех сторон - это стонали
те, кто безмерно страдал, и боль их была оттого отчаянней и тяжелей, что
конца ей не предвиделось.
- Дэмьен!
Видение исчезло. Дэмьен Торн тряхнул головой и обернулся на голос. Он
прищурился, глядя на солнце, медленно скатывающееся за позолоченную крышу
дома. На балконе третьего этажа стоял его двоюродный брат Марк и изо всех
сил махал ему руками.
Дэмьену нравился Марк. Всегда добродушный и щедрый, Марк искренне
полюбил сводного брата, семь лет назад попавшего в их семью. Между
братьями установилась такая близость, какая редко возникает даже между
родственниками. Оба носили тщательнейшим образом отутюженную форму военной
академии, где они учились. Мальчики приезжали домой, чтобы отметить День
Благодарения в семье. А теперь пришло время возвращаться в школу. День
Благодарения вообще был самым грустным праздником в году - ведь именно
после него Торны закрывали свой летний дом и переезжали на зиму в город. И
так до следующего июня.
Дэмьен помахал в ответ рукой.
- Иду! - крикнул он и, обернувшись, бросил садовнику: - До следующего
лета, Джим. - Старик едва кивнул в ответ.
Пружиня четкий и ладный шаг, Дэмьен помчался к дому, стрелой пронесся
по лужайке и влетел в массивные двери особняка.
Марк тем временем вытащил свой любимый рожок и протрубил что-то
печальное.
Дэмьен уже поднимался по лестнице.
Ему вот-вот должно было стукнуть тринадцать. Необыкновенный возраст,
когда мальчик в полную силу должен ощутить свое мужское начало.
Дедушка Дэмьена - Реджинальд Торн завладел этим угодьем в 20-е годы.
Это был обширный кусок земли на озере Мичиган в северной части Чикаго.
Часть заработанных во время первой мировой войны денег он использовал на
постройку пышного особняка. Злые языки утверждали, что он просто свихнулся
на этой почве. Над ним посмеивались, но всем сплетням пришел конец, когда
сюда проложили прекрасную автомобильную дорогу. И теперь все, у кого
имелся в запасе хоть какой-нибудь капиталец, начали спешно застраивать
северное побережье озера. Но ни у кого из вновь прибывших не было такого
роскошного дома.
Торн часто повторял, что возвел эти чертоги для своих сыновей Роберта
и Ричарда. Он обожал своих сыновей и, видя в них продолжение рода, делал
для мальчиков все возможное. Когда их не приняли в престижную
Дэвидсоновскую Военную Академию по причине того, что их отец занимается
"торговлей", Торн выложил кругленькую сумму на постройку новой гимназии
Мальчиков туда, естественно, приняли, школе было присвоено имя их отца, а
Ричард и Роберт закончили ее с отличием.
Роберт, старший сын, занимался дипломатией. А Ричард с головой ушел в
семейный бизнес. Торн был доволен обоими. Все шло по его плану. Незадолго
до своей смерти Реджинальд вложил деньги в постройку огромного музея в
самом сердце Чикаго. В этом музее должны были демонстрироваться древние
христианские реликвии и произведения искусства.
Он не дожил до того дня, когда был достроен музей. Как не дотянул и
до времени расцвета "Торн Индастриз". И, к счастью, его уже не было в
живых, когда его сын Роберт Торн - посол при английском дворе - был
застрелен на церковном алтаре, где он, вскоре после трагического и
необъяснимого самоубийства горячо любимой жены, пытался, очевидно,
зарезать собственного сына.
Никто не знал, что помнил Дэмьен из событий того страшного дня, семь
лет тому назад, когда отец волочил его к алтарю, чтобы вонзить в его
маленькое, бешено колотящееся сердце кинжал, как замертво упал, сраженный
пулей британского констебля.
Скорее всего Дэмьен ничего не помнил об этом трагическом дне, но
психика его, по-видимому, была травмирована, и Ричард Торн запретил
обсуждать события семилетней давности. Его вторая жена Анна - детский
психолог - была убеждена, что вся эта драма погребена в глубинах
подсознания Дэмьена, что может наступить час, когда мальчик все вспомнит,
и совершенно непредсказуемо, в каких формах поведения проявится это
воспоминание. Анна высказала Ричарду свои опасения. Но муж не дослушал ее.
В конце концов, разве Дэмьену чего-нибудь не хватало?
Марк ничего не знал об этой трагедии, ему лишь сказали, что родители
Дэмьена погибли при ужасных обстоятельствах и любое упоминание об их
гибели может оказаться слишком болезненным для его сводного брата.
Единственным человеком, кто был твердо убежден, что Дэмьен помнил все
отчетливо и ясно, была Мэрион Торн.
Тетя Мэрион, как ее здесь все звали, являлась прямой родственницей
Реджинальда Торна. Это была редкая штучка, упрямая и своенравная. Никто не
шобил тетю Мэрион, ибо она вечно совала нос не в свои дела. Она никогда не
была замужем и весь свой нерастраченный пыл посвятила племянникам и их
семьям. Однако Мэрион всегда предпочитала Роберта, потому что он выбрал
свой-путь, порвал с семейным бизнесом. Известие о неожиданной и
трагической смерти потрясло тетушку до глубины души, с тех пор она
испытывала к Дэмьену неприязнь. Тетя Мэрион чувствовала, что мальчик
каким-то образом причастен к гибели Роберта, хотя и не осознавала
истинного смысла происшедшей трагедии.
Тетя Мэрион прекрасно понимала, что ее не очень-то любят, но ее это
не трогало. Она и раньше не испытывала к себе щедрого внимания. Ее редко
звали на обеды, даже родственники не удостаивали приглашением на семейные
праздники.
На этот раз тетя Мэрион была вынуждена одолеть свою гордыню. Она без
приглашения приехала к Торнам на День Благодарения. Ибо тетя Мэрион
собиралась неожиданно сообщить всем что-то очень важное.
В этот субботний вечер она наблюдала, как мальчики прощались со всеми
в холле; дверь была широко распахнута, чтобы Мюррей, шофер, спокойно
сносил вещи мальчиков в машину. Из года в год повторялось одно и то же:
приезжали они сюда с парой чемоданов, уезжали с шестью. Холодный ветер
внезапно ворвался в холл, и Ричард Торн, красивый черноволосый мужчина лет
шестидесяти, поеживаясь от пронизывающего сквозняка, отошел в сторону. Он
давал Анне возможность не торопясь проститься с мальчиками.
Анна стояла в дверях и обнимала обоих мальчиков, покусывая свои губы,
чтобы не разрыдаться. Целуя детей, она просила их не забывать писать
письма и вести себя хорошо. Ричард, наблюдавший эту сцену, наполнился
вдруг какой-то новой любовью к этой замечательной женщине, вошедшей в его
жизнь в трудное и полное отчаяния время.
Марк обернулся у бросился к отцу, чтобы еще раз обнять его.
- Ну что, встретимся на нашем дне рождения, да, па?
- Спрашиваешь! Дэмьен! Подойди сюда! Обними, что ли, своего старика.
Дэмьен подбежал к Ричарду и прижался к нему, правда, не так пылко,
как Марк. В двери появился Мюррей и деликатно кашлянул.
Анна улыбнулась.
- Мы поняли намек, - проговорила она, направившись к Ричарду и
подросткам. - Ну, мальчики, пора.
Обнявшись на прощание с мачехой, мальчики плюхнулись на заднее
сиденье роскошного черного лимузина. Дверцы захлопнулись, мальчишеские
носы и губы расплющились о холодные стекло в прощальном поцелуе, и машина
плавно покатилась, шурша по дорожному гравию.
Ричард с Анной стояли на ступенях особняка и махали до тех пор, пока
автомобиль не скрылся из виду. Когда они повернулись, чтобы войти в дом,
Анна рассмотрела в окне третьего этажа тетушку Мэрион, наблюдавшую за
отъездом. Старушка тут же отскочила от окна, резко задернув занавески...
Дэмьен вольготно раскинулся на заднем сиденье.
- Ну и дела! - воскликнул он и присвистнул.
- И не говори, - согласился Марк. - Что за уик-энд! Мне уже
показалось, что я начну орать.
- А давай сейчас поорем, - предложил Дэмьен. И они так пронзительно
завопили, что чуть было не оглушили Мюррея.
- Мюррей, - позвал Дэмьен, когда им надоело кричать, - а ну-ка, выдай
нам по сигаретке.
Мюррей отрицательно покачал головой и взглянул в зеркальце.
- Ты знаешь мое отношение к этому, Дэмьен.
Дэмьен, вздрогнув, пожал плечами.
- Пока не спросишь, никогда не узнаешь. - Внезапно он развернулся на
сиденье, приставил большой палец к носу и, пошевелив другими пальцами,
загримасничал: - Тетя Мэрион! Это тебе наш прощальный приветик! -
выкрикнул Дэмьен. Марк протрубил в свой охотничий рожок.
- Боже, - произнес он, оборачиваясь, - до чего она противна. И чего
они вообще разрешили ей приехать?
- Да все для того, чтобы она тыкала в нас пальцем и своей
сварливостью портила праздник. Вот почему, - объяснил Дэмьен.
- По крайней мере нам не пришлось еще и сегодня с ней обедать. -
Когда Марк сильно волновался, он начинал излишне четко выговаривать
отдельные слова. - Ей, должно быть, уже лет сто, - продолжал он. - А чем
это несет от нее постоянно?
- Дурак, это лаванда, - пояснил Дэмьен. - Все старые леди ею
поливаются.
- Мальчики, - прервал их Мюррей, - только потому, что леди -
старушка...
- Старушка действует нам на нервы, - смеясь, перебил его Марк.
Дэмьен вдруг изменился в лице.
- Мюррей прав, - заявил он.
Марк уставился на брата, пытаясь уловить в его голосе шутку. Но
Дэмьен не шутил.
- Время бедняжки кончилось, - продолжал он, сам себе удивляясь. - И
не следует нам над ней подтрунивать!
Дэмьен говорил такие странные вещи, что Марк, замолчав, разинул рот.
Мюррей попытался изменить тему разговора.
- Вы уже встречались с новым командиром взвода?
Оба подростка отрицательно покачали головами.
- Я надеялся, что они не смогут найти замену, - сказал Марк.
Дэмьен опять вздрогнул: "Пока не спросишь, не узнаешь".
- Вам когда-нибудь говорили, что случилось с сержантом Гудричем? -
поинтересовался Мюррей.
- Нет, а... - протянул Дэмьен, пихнув Марка локтем под ребра. Он
снова, похоже, включился в игру.
- Говорят, он покончил жизнь самоубийством. - Мюррей бросил взгляд в
зеркальце. Но никакой реакции на эти слова не последовало. Самоубийство
бывшего взводного, видимо, совершенно не волновало мальчиков.
- Эка невидаль - сержант взвода, - воскликнул Дэмьен. - Да все они
одним миром мазаны. - И он, войдя в раж, начал выкрикивать команды: -
Внимание! Глаза на лоб! Уши торчком! Пузо вперед! Целься!
Мальчики просто зашлись от хохота. Марк с обожанием взглянул на
брата.
- Ты все-таки рехнулся, ты это знаешь?
Дэмьен кивнул, а затем, склонившись, таинственно прошептал:
- Я практикуюсь.
Марк хмыкнул.
- Еще один приветик тете Мэрион! - закричал Дэмьен.
Марк, всегда готовый доставить своему странному, чудному и обожаемому
брату удовольствие, громко протрубил в свой любимый охотничий рожок. Звук
получился какой-то хрустальный и завораживающий. Он долго еще звенел в
холодном ночном воздухе уже после того, как машина скрылась в темных
окрестностях Иллинойса.

Обеденного стола вполне хватало для того, чтобы свободно разместить
двенадцать человек, но сегодня за ним восседало всего лишь четверо. Ричард
Торн занимал место во главе стола, слева сидела Анна. По правую руку
расположилась тетушка Мэрион, а рядом с ней примостился взъерошенный
мужчина средних лет, звали его доктор Чарльз Уоррен. Будучи одним из самых
выдающихся знатоков христианских артефактов, он являлся куратором Музея
Древностей, основанного Реджинальдом Торном.
Тетушка Мэрион собиралась произнести речь, и окружающим ничего не
оставалось, как выслушать ее. Ричарду, правда, очень не хотелось, чтобы
при этом присутствовали посторонние.
- Уже поздно, и я устала, - начала тетушка Мэрион, окидывая
присутствующих взглядом и убеждаясь, что все трое внимательно слушают ее.
- Перейду сразу к делу. Я старею и скоро умру. - Она в упор взглянула на
Анну. - А вздохи свои поберегите на потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17