А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ничего удивительного, написание моей фамилии по-польски — Lichnicka — могло быть прочитано француженкой только так.
Затем горничная нажала кнопку, вызвав боя. Он появился молниеносно.
— Мадам графиня желает почитать «Элль», «Ля мод нувелль» и «Мари Клэр», — распорядилась она, после чего занялась моим багажом.
И тут появился Роман. Я и сама позабыла, что распорядилась его вызвать. Интересно, что я собиралась ему приказать?
— Роман тоже остановился в этом отеле? — задала я первый пришедший в голову вопрос, чтобы выиграть время.
А главное, я не решила, как обращаться к собственному слуге в эти странные времена. На «вы„? Или, как и раньше, на «ты“? Решила остановиться на нейтральном третьем лице.
Роман не колебался в выборе формы обращения к своей госпоже.
— Разумеется, ясновельможная пани, — ответил он. — Номер 615.
— Обедать я буду в ресторане отеля. Видимо, придётся заранее заказать столик. Пусть Роман позаботится об этом.
— Слушаюсь, милостивая пани. Во сколько?
Я вспомнила о парикмахере.
— Полагаю, часа в два… А потом придётся ехать к месье Дэсплену. Я его извещу, Роман отвезёт письмо.
И я оглянулась в поисках письменных принадлежностей. Их, ясное дело, нигде не было. Я вдруг сообразила, что Роман, хоть и простой слуга, как-то лучше меня разбирается в этом новом странном мире, уж не знаю почему. Пришлось прибегнуть к невинной хитрости.
И я небрежно приказала:
— Прошу приготовить все, что потребуется для написания письма.
Ни слова не говоря, Роман подошёл к столику, вынул из среднего ящика пачку почтовой бумаги, изящно оправленную в кожаный переплёт с эмблемой отеля, достал оттуда же несколько длинных предметов, похожих на карандаши, положил все на стол и поклонился. Выходит, приготовил. А где же перо? Где чернила?
Что ж, хитрить, так хитрить.
— Прошу написать адрес на конверте. Месье Дэсплен проживает…
— Знаю, — перебил меня Роман, — на авеню Марсо. Ведь мне доводилось туда возить пани графиню.
И опять я почувствовала, как в моей бедной голове все перемешалось и пошло кругом. Я же прекрасно помнила, что месье Дэсплен, наш с покойным мужем поверенный, проживал на авеню Жозефины, этой несчастной императрицы, такое название ни с каким другим не спутаешь. Господи, что же происходит? Вот сейчас сойду с ума!
Роман смотрел на меня почтительно, но тут в его глазах словно бы жалость промелькнула и он проговорил:
— У пани в самых старых документах фигурирует прежнее название — авеню Жозефины. Лет сто так называлась улица, если не больше. Покойный граф, ваш батюшка, до конца жизни жалел, что улицу переименовали. Сам лично соизволил мне сообщить, что предпочитает прекрасную женщину какому-то генералу, и часто из упрямства писал прежний адрес. Милостивая пани может этого и не помнить, но батюшка ваш говорил — ему просто интересно знать, многие ли парижане ещё помнят историю своего родного города.
Нет, я этого не помнила, хотя батюшка перед кончиной неоднократно упоминал о том, что напрасно, дескать, французы столь настырно устраняют всякие упоминания о своём императоре. Республика республикой, а историю следует уважать.
Итак, императрицу Жозефину на какого-то генерала заменили…
Пришлось соврать:
— Да, припоминаю. Хорошо, Роман напомнил. Итак, прошу написать адрес.
Роман воспитывался в нашем доме с детства. Умный мальчик не только овладел грамотой, он не хуже меня знал французский и немецкий языки, а также итальянский. Великолепный кучер, он всегда ездил с нами во все заграничные путешествия и вообще стал незаменимым слугой. Я его помнила со своего рождения. Старше меня лет на пятнадцать, это Роман обучал меня всем премудростям обхождения с лошадьми. А когда меня выдали замуж, я упросила батюшку не разлучать меня с Романом. И знала, что на него могу во всем положиться. Вот и в это странное путешествие я без него ни за что бы не отправилась.
Сев за стол, Роман принялся надписывать на конверте адрес месье Дэсплена, а я украдкой подглядывала — как у него получится без чернил и без пера. Чуть было не вырвала у него из рук карандаш, ведь карандашом не пристало писать официальных писем. Но тут, к моему изумлению, то, что я приняла за карандаш, писало чёрными чернилами.
В дверь постучал бой и принёс заказанные журналы. Роман принял их и сам дал мальчику на чай. А я поспешила схватить отложенный Романом странный карандаш и принялась писать письмо. Ах, как же прекрасно им писалось! Оно не скрипело и не прыскало чернилами во все стороны, как стальное перо, и его не надо было макать в чернильницу. Я даже написала лишнюю фразу в письме месье Дэсплену, уж больно приятно писалось.
Итак, назначив свой приезд к месье Дэсплену на три часа, я запечатала письмо и отдала его Роману, а сама схватила журналы. От них меня оторвал явившийся парикмахер. Ошарашенная журналами, я покорно разрешала делать со мной все, что ему заблагорассудится. И не успела опомниться, как уже сидела в ванной, обставленная со всех сторон какими-то машинами, которые цирюльник привёз с собой. И ещё он прихватил помощницу. Хорошо, что я решила ничему не удивляться, ибо… ибо… это была уже не негритянка, а китаянка! И она принялась мыть мне голову! Я и пикнуть не успела. А ведь, зная свои волосы, должна была бы воспротивиться. Процедура мытья головы для меня — многочасовой церемониал, занимающий обычно целый день. А тут я сама назначила визит к поверенному, и как теперь быть? Ничего, в крайнем случае, если запутаются с расчёсыванием, велю просто отстричь косу — и дело с концом.
Привычно выслушав восторги по поводу своих волос, я откинулась в кресле и отдала себя в руки мастеров.
Китаянка мыла мне голову и делала она это каким-то необыкновенным образом, слегка касаясь волос пальцами, осторожно массируя кожу, от чего я как-то сразу успокоилась, куда-то девались страх и раздражение, блаженное спокойное состояние овладело всем моим существом. Успокоившись, я стала замечать, что со мной происходит. Оказывается, вся волна волос была покрыта густой пеной, которую китаянка то и дело смывала и снова взбивала её водой из душа.
— Рекомендую бальзам «Виши», — щебетал меж тем маэстро. — Мадам сама убедится, какое это замечательное средство. Причёска, полагаю, простая и скромная? Или сразу вечерняя? Нет, ещё слишком рано. Часть волос оставим в неподобранном виде, жаль портить такой эффект. А может, сейчас проходит какой-то конкурс, я и не слышал? Мадам наверняка займёт первое место, с такими-то волосами! Мне и не доводилось видеть подобной красоты! Ведь такие волосы — это целое состояние!
— Простая и скромная, — удалось мне вставить, внутренне подготовившись к тому, что половину волос придётся отрезать. Не расчесать им такую массу волос в оставшееся время.
Ну и я была мило удивлена, ибо не успела и глазом моргнуть, как уж мои волосы были так легко и мягко расчёсаны, что ни разу не пришлось вскрикнуть от боли. Ничего не понимаю! При таком водовороте пены, что я видела в зеркало, колтун на голове был неизбежен.
А парикмахер все расхваливал бесценные свойства бальзама для волос «Виши». Может, именно благодаря ему удалось так безболезненно расчесать волосы? А теперь француз брал в руки пряди мокрых волос и из какого-то аппаратика обдавал их горячим воздухом, благодаря чему они быстро сохли и сами собой укладывались в кольца. С другой стороны волосы подхватывала китаянка, но окончательную укладку оставляла маэстро.
Не прошло и часа, как на моей голове уже возвышался гигантский кок, уложенный из блистающих золотых локонов. Часть этих локонов спускалась изящной волной до половины спины.
Странную они изобразили причёску, но мне даже понравилось. Вот только как может вдова выйти на люди с такими неприбранными волосами?
Пришлось сказать мастерам об этом.
— Я ведь вдова, — обратилась я к мастеру.
Тот не понял.
— Простите?!
— Я вдова! — повышенным голосом повторила я.
— Не может быть! — удивился француз. — В столь молодом возрасте?
Комплименты мне правит, все они, французы, такие. Допустим, я и в самом деле неплохо сохранилась для своих двадцати пяти лет, но не такой уж это юный возраст, случаются и более молодые вдовы.
— И тем не менее. Так что оставить распущенные волосы никак нельзя. Прошу поднять их так, чтобы поместились под шляпу.
Парикмахер был как громом поражён.
— Как вы сказали? Шляпа?!
И такой ужас прозвучал в его голосе, что я растерялась. Правда, я и сама обратила внимание на то, что теперь женщины не носят шляп. Но что мне делать, если я ещё ни разу в жизни не выходила из дому без шляпы? И не может быть, чтобы их вдовы ходили с открытыми головами. Просто мне до сих пор ни одна вдова не встретилась, вот и все.
— Но я же не могу в таком виде выйти на улицу! — жалобно проговорила я.
— Ах, как я сожалею, что мадам не соизволила нас предупредить о том, что собирается сделать причёску под шляпу! — отчаивался француз. — И мадам собирается под шляпой скрыть такое чудо?
Ужас в голосе француза заставил меня засомневаться. Я ведь и сама не видела на улице ни одной шляпки. А парикмахер нагнетал:
— С гордостью должен заметить, что вашей причёской, мадам, я мог бы прославить своё имя на конкурсе парикмахерского искусства. А вы собираетесь скрыть этот шедевр от глаз людских!
Чувствовалось, я ранила в нем душу художника. А мне вовсе не хотелось обижать мастера, ведь придётся и впредь пользоваться его услугами. В дверь постучали, вошёл Роман. Я постаралась объяснить маэстро безвыходность своего положения.
— Я всецело ценю создание ваших рук, месье, но посудите сами — не могу же я себя скомпрометировать. Я давно не была в Париже, возможно, здесь произошли изменения в моде, но у меня свои принципы…
— Вы шутите, мадам? — вскричал темпераментный француз. — Какие изменения, да шляп уже сто лет не носят, к тому же летом! Невзирая на семейное положение. То есть, я хочу сказать — такие волосы грех прятать!
Вот уж не подумала, что в первый же день по приезде в Париж стану ссориться со здешним куафером.
Я тоже рассердилась.
— Уж и не знаю, какие у вас здесь порядки, но, в конце концов, надо соблюдать приличия. Или у вас теперь и на похороны ходят в красном?
Парикмахер даже вздрогнул.
— Так мадам отправляется на похороны?
Тут безо всякого моего разрешения в разговор вмешался Роман. Вот уж никогда не подумала бы, что он забудется до такой степени.
— Госпожа графиня овдовела совсем недавно, — обратился он к французу. — И вы должны признать, что в провинции царят свои порядки.
Парикмахер совсем пал духом.
— Итак, все-таки похороны? — упавшим голосом произнёс он.
— Да нет же, — успокоил его Роман, — просто официальный визит к поверенному. Поймите, мадам графиня только что сняла траур, надо же считаться с её чувствами.
До парикмахера дошло. Он принялся кланяться и извиняться, одновременно умоляя не портить его парикмахерского шедевра, ибо такого ему уж точно никогда в жизни не повторить, а уж как я хороша без шляпы — ни в сказке сказать! Взгляд в зеркало подтвердил его мнение, но не это явилось решающим аргументом. У меня просто достало здравого смысла признать, что в шляпе я буду выглядеть на парижской улице и вовсе белой вороной. Особенно утверждали в этой мысли только что просмотренные модные журналы.
— Хорошо, — снизошла я, — сделаем так, как желает месье. А впредь будем предварительно оговаривать наличие головного убора. Завтра прошу явиться к десяти утра. И счастье, месье, что ваша невежливость уступает вашим талантам.
Ставший пурпурным от стыда француз опять принялся виться в поклонах, заверяя, что он не всегда такой невежливый с уважаемыми клиентками, просто в моем случае он создал совершенно потрясающий шедевр, что и заставило его забыться.
Не желая больше выслушивать его комплименты, я махнула рукой, и он поспешил удалиться со своей китаянкой и хитрыми приборами. Роман доложил, что столик в ресторане заказан и времени до встречи с месье Дэспленом в обрез. А я не одета! В панике бросилась перелистывать журналы и пришла к выводу, что таких одеяний не только не найдётся в моем гардеробе, но я ни за что не рискну появиться в них на людях. С равным успехом я могла бы завернуться в оконную занавеску.
Бросив журналы, я поспешила к шкафу, куда горничная повесила мои платья. Только теперь стал мне понятен её удивлённый взгляд, когда она развешивала мои платья. Ни одно из них не походило на те, что фигурировали в модных журналах. И я приняла революционное решение!
Вот это платье — самое скромное. Состоит из двух частей. Юбка нужной длины, то есть до земли, даже с небольшим шлейфом сзади. На эту юбку надевалась верхняя, более короткая, всего до щиколотки. И я решила ограничиться лишь верхней частью! В жар меня бросило при виде собственной персоны в зеркале, столь непристойно одетой. Подумать страшно, что бы сказала тётка Евлалия! Все ноги на виду! И толстые серые чулки, и туфельки!
Отвернувшись от зеркала, я вышла в коридор, где в ожидании меня прохаживался Роман, и неожиданно для самой себя поинтересовалась у слуги:
— Не слишком ли я вызывающе одета, что Роман скажет?
— Да ведь теперь такая мода пошла — каждый ходит в чем хочет, — со всей почтительностью отвечал слуга. — А милостивая пани, как всегда, выглядит элегантной дамой. Боюсь лишь, жарко пани будет. Здесь, в отеле, у них ведь работает кондиционер.
— Спустимся на лифте! — потребовала я. — Что, ты сказал, у них работает?
Роман тем временем нажал кнопку лифта, которая тут же засветилась рубиновым цветом, и поднял голову. Следуя его примеру, я увидела, как над дверью лифта побежали цифры, попеременно зажигаясь и гаснув. Когда зажглась двойка, дверца раздвинулась, и мы оба вошли в уже знакомую мне клетку.
— Кондиционер, это такая установка для охлаждения, — пояснил Роман. — Вот, скажем, сейчас, когда стоит жара, установка пускает охлаждённый воздух, и сразу дышать легче. И влажность регулирует.
Наверное, это очень хорошо, когда регулируется влажность, но я все равно ничего не поняла, да и не пыталась понять. Сейчас меня страшил ресторан, куда я в одиночестве направлялась обедать. Ни за что на свете не отправилась бы я туда одна, без сопровождения мужчины, но уж очень хотелось увидеть вблизи современных женщин, не то я приказала бы подать обед в номер. Неужели и в самом деле я увижу и непристойные одеяния, и непристойный макияж, как в журналах?
Метрдотель усадил меня за маленький столик. Я заказала лёгкое белое вино, бросив взгляд на меню, выбрала салат из омара и куру с овощами, после чего осмелилась украдкой оглядеться.
Ну так и есть, я увидела точно то же, что было в журналах. Царствовала нагота, превосходящая всякое понятие. Обнажены не только руки и плечи, но и ноги. Правда, некоторые дамы были в длинных платьях, но с такими разрезами, из-под которых должны были выглядывать драгоценные ткани нижнего платья, здесь же во всем безобразии представали ноги до самого конца. Прямо Содом и Гоморра! Вот за соседний столик села молодая женщина, и я с ужасом констатировала — на ней не только не было корсета, но даже и лифчика. Голый бюст бесстыдно просвечивал сквозь прозрачную ткань!
В ужасе закрыв глаза, я открыла их, лишь почувствовав рядом с собой Романа. Какой молодец, что оказался тут в тяжёлую для меня минуту!
— Где я? — холодно поинтересовалась я. — В ресторане отеля «Ритц» или в публичном доме?
— В ресторане отеля «Ритц», проше пани. Мода и обычаи очень изменились. Слева от пани, под пальмой, сидит Бенедикта Датская, в публичном доме она бы не сидела.
— Кто такая Бенедикта Датская?
— Сестра королевы Маргериты.
— Какой королевы Маргериты?
— Королевы Маргериты Датской. Я ошарашенно молчала — ни о какой Датской Маргерите мне не доводилось слышать. В Англии царствовала королева Виктория, за эти восемь лет я могла и проморгать изменения на европейских тронах. В Дании вполне могла править королева Маргерита, а её сестра — сидеть со мной в одном зале.
Нет, я не уставилась, как какая-нибудь неотёсанная провинциалка, на августейшую особу, я оглядывала её украдкой. И должна признать, моя кухонная девка, отправляясь в корчму, выбрала бы себе наряд поприличнее! Как особа королевского рода могла так ужасно вырядиться? Кофтёнка и до пупа не доходит, обтрёпанная какая-то, а ниже… Езус-Мария! Никакой юбки, коротюсенькие панталончики в полосочку, что же это такое? Новейшая придворная мода? Неужели и мне придётся, отправляясь ко двору, точно так же одеваться? Да у меня просто не сыщется столь обшарпанной рубашки.
Словно этого было мало, Роман вполголоса сообщил:
— А напротив неё сидит шейх из Саудовской Аравии в обществе герцогини фон Фалькендорф, которая твёрдо решила выйти за него замуж, — если милостивая пани готова слушать светские сплетни.
Я невольно взглянула туда, куда кивнул Роман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43