Куда все это подевалось?
Тересу злили эти разговоры о колодце, в них она усматривала инсинуации в свой адрес и вообще пустую болтовню, предлагая лучше выработать конкретный план действий. Марек неожиданно поддержал её и даже предложил вернуться к идее Люцины — тайно подглядеть, в каком месте начнёт копаться Эдита, если её допустить на нашу территорию. Тётя Ядя почему-то упорно твердила о второй груше, рекомендуя обратить на неё внимание. Мне стало скучно, захотелось курить, а тут ещё принялись докучать комары. Оставив своих вырабатывать план действий, я пошла за сигаретами в вагончик.
Уходя, мы оставили в вагончике гореть свет, и сейчас его окна ярко светились. Электричество к своему вагончику Хенрик провёл от деревенской электролинии. Ночь уже наступила, но ярко светила лупа, так что света во дворе было достаточно, и мне показалось — у полуразвалившейся хаты что-то тёмное шевелится. Я замерла на месте, напряжённо вглядываясь. Вот опять между бывшей скамейкой и зарослями крапивы, скрывавшими старый колодец, пошевелилось какое-то тёмное пятно. Днём там ничего такого не было, я хорошо помню! Не скажу, чтобы я слишком уж испугалась — в конце концов, все наши тут недалеко, в любую минуту могу позвать на помощь. Однако и соваться очертя голову в неведомую опасность тоже желания не испытывала. Что делать? Подумала и выбрала компромисс.
Сделав несколько шагов, я огляделась по сторонам и громко произнесла: «Кис-кис». Подождала, позвала вымышленную кошку ещё раз, после чего свернула в глухую чёрную тень за вагончиком, где росли кусты и деревья. И оттуда стала наблюдать. Если кто-то там прятался, он просто обязан думать — я его не заметила и о его присутствии на нашей территории не имею ни малейшего понятия. Никого не трогаю, ищу кошку…
Из моего укрытия я хорошо слышала голоса наших. Вот они зашевелились, задвигались, похоже, собираются возвращаться в вагончик. А от скамейки, с которой я не сводила глаз, к дому метнулась чья-то гибкая, тёмная фигура и, обежав дом с той стороны, исчезла в проёме ворот.
— Появилась конкурирующая фирма, — сообщила я Мареку, когда после ужина мы шли к его палатке, разбитой в рощице неподалёку от нас. — Кто-то явно интересовался колодцем, сидел над ним, что-то делал, услышал, как вы идёте, и сбежал.
Казалось, моё сообщение заставило Марека испытать двойственные чувства — с одной стороны, оно его встревожило, с другой стороны — порадовало.
— Слава богу, что твои не обратили внимания на колодец, — сказал он. — Странно, что ещё не угодили в него, когда каждый метр тут буквально ощупывали. Ведь сейчас глубина его больше двух метров, можно и шею свернуть. Не вздумай им напоминать о колодце, не заводи о нем и речи! Сейчас останешься в палатке, а я через часок проберусь туда, может, что и высмотрю.
— Что ты высмотришь в темноте? Через час луна взойдёт… Но мы-то хороши! Ломаем головы, где можно спрятать нужную вещь, а о колодце ни одна не подумала! Самое подходящее место!
Естественно, я не приняла во внимание глупых возражений Марека, — вряд ли воду можно считать идеальным местом для хранения документов. Ведь колодец сухой! — напомнила я ему. Потом мы поспорили относительно времени, когда мог быть засыпан колодец, потом — кем засыпан, потом — почему засыпан не до конца. И в самом деле, если крестьянин из каких-то соображений решил засыпать колодец на своей усадьбе, зачем оставлять глубокую яму, в которую могут угодить и люди, и всякая живность? Вскоре мы дошли до палатки.
— Да, кстати, — вспомнила я, — расскажи, как тебе удалось добраться до корней груши? Там ведь и в самом деле не видать никаких следов подкопа. Не верю, что ты копал под покровом ночной темноты и не оставил следов.
— Конечно же я не раскапывал сверху, потому и нет следов. Я подобрался к корням груши снизу. Из того самого колодца. Вынул несколько камней из внутренней облицовки колодца и прокопал ход к груше. Эх, допустил оплошность — вынутую землю утрамбовал в колодце! Теперь, если Доробеки заглянут в колодец, сразу догадаются, что мы что-то ищем.
— Они уже заглянули. И, если нашли твой подкоп, должны радоваться, что мы ищем не в том месте. Послушай, почему мы должны скрывать колодец от наших? Нам и внешних врагов достаточно!
Марек отреагировал так, будто я выстрелила в него из пушки:
— Так они же тогда ни на шаг от меня не отойдут! Так и будут торчать в полном составе у меня над головой! Хорошо, хорошо, пусть ты им все объяснишь, торчать не будут, но хоть два разочка в день каждой из них захочется посмотреть, как продвигается моя работа. А этого вполне достаточно! Вас тут все знают, вон сколько деревенских старух приходит поболтать, через день вся деревня будет в курсе — «что-то там они ищут в колодце». Э, нет, мне ещё жизнь дорога.
Я вытаращила глаза:
— При чем тут жизнь? Даже если и сбежится вся деревня, не станут же тебя так сразу и убивать! У нас ещё не принято убивать людей за то, что они копаются в колодцах.
Марек снисходительно поглядел на меня, тяжело вздохнул и принялся заряжать в фонарик новые батарейки.
— Значит, я буду первым, — растолковывал он мне, как маленькой. — Ну сама подумай. Наш враг ведёт себя спокойно, ибо не знает, что мы напали на след, а вот если узнает… Неизвестно, на что они способны. Работать я буду на глубине двух метров, подкрадутся и сбросят камень, например. Мне бы не хотелось рисковать.
Я прекратила дискуссию. В голове сразу возник гениальный план, о котором я, разумеется, Мареку говорить не стала. Он наверняка его не одобрит, а я уже устала от споров. Как же, так и позволю всяким мердяям забить камнями любимого человека в колодце моей прабабушки! У меня уже давно выработана своя версия относительно панны Эдиты. Согласно этой версии, Эдита вполне могла быть и шпионкой, а что Тереса это отрицает, так ведь Тереса могла быть не в курсе, лишняя реклама Эдите ни к чему. А уж мне ли не знать, какую ценность представляют старые документы и какая кровавая борьба ведётся за обладание ими! И после этого я оставлю своего любимого одного в колодце? Ни за что!
Меж тем Марек давал мне указания:
— Ты отправляйся спать, а я ночью немного поработаю. До рассвета просижу в колодце, как рассветёт, посмотрю, не крутится ли тут кто поблизости. А тебе задача: разузнать как можно больше о колодце.
Я же решила, что для меня самой срочной задачей будет закупить сигареты, причём не обычные мои «Кармен», а «Спорт» или, ещё лучше, «Экстра крепкие». И не только потому, что разорюсь на закупке того количества «Кармен», которые мне понадобятся в самое ближайшее время, по и потому, что комаров дым от «Кармен» совсем не отпугивает. Более того, создаётся впечатление, притягивает. Надеюсь, уж «Спорт» и «Экстра крепкие» подействуют. И к тому же они намного дешевле.
К решению задачи разузнать побольше о колодце я, с разрешения Марека, привлекла Лильку. Сначала мы с ней вдвоём продумали методы действия, потом приступили к действиям.
Начали с того, что хитростью завлекли тётю Ядю с её фотоаппаратом к колодцу, расписав живописность окружающей его крапивы, и щёлкнули её несколько раз на фоне этой самой крапивы, останков лавочки и развалин хаты. Пока щёлкали, несколько раз смогли незаметно заглянуть в колодец.
Колодец был очень старый, можно сказать даже — старинный. Думаю, копал его дед моего прадеда. Сквозь дыры в прогнившей, проломившейся покрышке виднелась глубокая яма, на дне которой просматривалась земля и всевозможный мусор. Стенки колодца сделаны были не из железобетонных колец, а из камня разной формы и разной величины. Из камня же когда-то было выложено кольцо поверху колодца, но теперь оно практически сравнялось с землёй, а вокруг буйно разрослась крапива, лопухи и кусты выродившейся смородины.
— Как разузнать что-нибудь путное про эту дыру? — вполголоса спрашивала Лилька, осторожно присаживаясь на трухлявый столбик, оставшийся от античной скамейки, повернувшись задом к интересующему нас объекту. — Кого расспрашивать и о чем?
— О чем — я знаю, только вот не знаю, как это сделать, чтобы не догадались, зачем расспрашиваем, — отвечала я, примостившись на втором столбике, в то время как тётя Ядя, глядя на нас в объектив аппарата, устанавливала резкость. — Сразу начнутся расспросы — зачем вам да почему. И догадаются. Может, свалиться туда? Тогда расспросы будут выглядеть естественно.
Сваливаться не пришлось, помогла тётя Ядя со своим фотоаппаратом. Оказывается, она обследовала все уголки нашего участка и осталась очень недовольна, что и высказала нам за обедом:
— Нет, с этим невозможно примириться! Такая живописная тут местность и такой заброшенный участок. А ведь если привести в порядок — игрушечка будет! Ну почему тут все такое захламлённое, заросшее, почему? И вот эта развалина так портит вид!
Обедали мы на свежем воздухе, возле вагончика поставили стол, так что вся захламлённость была как на ладони, вместе с полуразвалившейся хатой на переднем плане.
— Война наследников, — пробурчала Люцина.
— Не только, — поправила сестру Тереса. — Разваливаться все тут начало ещё при жизни дяди. Прекрасно помню, когда я была здесь последний раз, вернее говоря, не была, а скрывалась вместе с этой лахудрой Эдитой в деревне, так незаметно заглянула сюда, чтобы родичи не увидели. И меня ещё тогда поразило общее запустение, заброшенность какая-то… Половинка ворот была сорвана, другая покосилась, сад зарос. И колодца, кажется, не было, зато лежали бетонные кольца для колодца.
— Потому что дядя собирался вырыть новый, — сказала мамуля. — Мне Анелька говорила.
— Какая Анелька?
— Какая может быть Анелька? Павловская, конечно! Утром к нам приходила, мы ещё долго с ней разговаривали. Ты что, не узнала Анельку?
— Не узнала, — ответила Люцина.
— И что же говорила Анелька? — жадно спросила я.
— О, она много чего рассказывала. Оказывается, дядя уже тогда был тяжело болен, сам почти не мог заниматься хозяйством, а никто из детей ему не помогал, да и не было их тут, разлетелись кто куда. Вот почему он и не смог вырыть новый колодец, хотя уже закупил для него бетонные кольца. Анелька рассказывала — это её муж возил с полей камни, чтобы засыпать старый колодец. Она видела дядю за несколько дней до смерти, он говорил, ему осталось ещё два с половиной метра засыпать и он вряд ли дождётся. И действительно не дождался, умер через два дня. А Анелькиного мужа немцы как раз в тот день забрали с его лошадью на какие-то работы, и ни он, ни лошадь так и не вернулись. Вот почему ей все это так хорошо запомнилось.
— Выходит, это уже дядя засыпал колодец? — задумчиво произнесла Люцина, размышляя о чем-то, и Марек поспешил перевести разговор на другую тему:
— Странно, что панны Эдиты здесь никто не видел, — сказал он. — Раз она здесь бывала, могли её узнать…
— Да была-то всего раз, ребёнком, — все так же рассеянно сказала Люцина. — Не запомнили, наверное.
— Почему только ребёнком? — возразила тётя Ядя. — Потом ведь она ещё приезжала, со своим маленьким Войдарским.
— Анелька сказала, что видела её, — сообщила мамуля. — Видела я вашу подружку, говорит, ту самую девочку с такими кукольными голубыми глазами. Ну ту самую, что до войны приезжала вместе с вами. Так она тут появлялась не то под конец войны, не то уже после войны. Я ещё удивилась — приехала одна, без вас…
Эта Анелька оказалось прямо кладезем ценнейшей информации! Сейчас мамуля неторопливо передавала её нам, совершенно не отдавая себе отчёта в её ценности, мы же с Лилькой слушали затаив дыхание, с горящими глазами. Марек делал вид, что вовсе не слушает, всецело занятый обслуживанием обедающих. Зато Люцина навострила уши и, судя по её виду, явно связывала некоторые события, что вызывало во мне растущее беспокойство. Ох, надо принимать какие-то меры!
По словам Анельки, панна Эдита была в этих краях вскоре после окончания войны, ещё весной сорок пятого года. И в связи с её пребыванием в Тоньче Анельке запомнилось ещё то обстоятельство, что тогда в деревне поднялся переполох, кто-то эту Эдиту разыскивал, кажется партизаны, она и тогда не совсем поняла кто, во всяком случае, на другой же день панна Эдита исчезла. И больше её здесь не видели. Но позже, уже через много лет, появился какой-то неизвестный мужчина и расспрашивал о ней. Крутился вокруг нашей хаты, но тогда там проживал кто-то из наследников и того мужчину быстренько прогнали. А наследники тоже вскоре куда-то уехали. Может, мамуля и ещё рассказала бы что-нибудь интересное, но ей помешала Тереса, неожиданно заявив:
— Предупреждаю — если ты ещё будешь мне шелестеть в четыре утра, огрею тебя палкой! Если сама не можешь спать, не мешай другим. Лежи тихо!
— Я шелестела? — удивилась мамуля. — И вовсе я не шелестела! Я просто читала себе «Пшекрой».
— Это называется читала? Мух, наверное, разгоняла этим журналом! Такой шум подняла, что спать невозможно! Это ж надо придумать — читать в четыре утра!
— Правда, правда, — поддержала подругу тётя Ядя. — Шелестела! Я тоже проснулась, посмотрела, кто шелестит, и опять заснула.
— А мне ни за что не заснуть, если меня разбудят в такую рань! — жаловалась Тереса.
— Но что же мне делать, если я в такую рань просыпаюсь и больше спать не могу? — защищалась мамуля. — Так и мучиться? Да и не в четыре это было, а в полпятого!
Люцина очнулась от своих мыслей и посоветовала:
— Можешь отправиться на прогулку. Дверь не скрипит, оденься и выйди потихоньку. Помоги Анельке коров доить.
— А уж если тебе обязательно читать, читай что-нибудь маленькое, чтобы страницы не шуршали, как эти простыни «Пшекроя». Спать не даёшь порядочным людям!
— Так я, по-твоему, не порядочная?!
Вот так благодаря Тересе, к счастью, были забыты и панна Эдита, и колодец, не пришлось переводить разговор на другую тему. Сами перешли.
Военный совет Марек, Лилька и я держали после обеда, уединившись под предлогом мытья посуды. Согласна, предлог не очень убедительный, но другого под рукой не оказалось. Впрочем, тот факт, что мыл посуду Марек, никого не удивил, он давно прославился в нашей семье своим трудолюбием и умением выполнять любую работу. Моё участие в ненавистном домашнем занятии родные могли объяснить желанием побыть вместе с любимым человеком, участие же в нем Лильки сразу всех насторожило.
— Они решили, что ты собираешься отбить у меня Марека, — сказала я Лильке, — вон как пялятся! Приготовься, теперь начнут тебя шпынять.
— А пускай шпыняют! — совсем не огорчилась Лилька. — Как-нибудь отобьюсь. Главное, сейчас пялятся издалека, не услышат, о чем говорим. Дайте мне тоже что-нибудь вытирать.
Итак, вопрос с колодцем прояснился. Его засыпал дядя незадолго перед смертью, и Эдита могла воспользоваться этим обстоятельством. Зная настроение наследников, она могла быть уверена — никто из них не станет засыпать колодец до конца, не продолжит дело отца. И вообще ничего в усадьбе не тронет, так что и через пятьдесят лет все здесь останется в том же состоянии, как тогда, разве что ещё больше обветшает.
— Два с половиной метра, — задумчиво сказал Марек, драя горшок. — Сейчас осталось около двух, учитывая землю, что я сам по глупости подсыпал. Сегодня ночью я уже немного вытащил. Для начала придётся осторожно снять верхний слой в полметра, камни с мусором…
— И куда ты денешь этот мусор? — поинтересовалась я.
— Затолкаю в тот подкоп, что сам вырыл, под корнями груши. Туда много поместится, все-таки я не все оставлял в колодце.
— А почему осторожно?
— Потому что мы не знаем, что спрятано и как оно вообще выглядит. Может, взорвётся? А может, такое маленькое, что придётся внимательно разглядывать каждый ком земли. И делать это надо бесшумно, а там полно разных железок…
— Работа адская! — посочувствовала Лилька, натирая до блеска одну и ту же тарелку. — Не представляю, как ты справишься, ведь работать придётся под землёй.
Я её успокоила:
— Справится! В своё время ему пришлось поработать шахтёром. Да и кем только не приходилось! Зато теперь навыки пригодятся.
— Очень мне мешает там проржавевший таз, — вздохнул Марек. — Большой железный, с дырой посередине. Надо бы в первую очередь его как-то незаметно извлечь.
Я внесла конструктивное предложение:
— Пусть одна из нас завтра вывезет всех наших баб в лес. Отца можно оставить, тот и тысячи тазов не заметит. Вторая же из нас поможет тебе с тазом.
Как-нибудь незаметно выбросит его на свалку за амбаром.
Марек выразил сомнение в том, что такую операцию можно провести незаметно, а это необходимо, ведь за нами следят. Кто следит? Да кто угодно. Панна Эдита с биноклем скрывается где-нибудь на крыше. Молодой Доробек притаился за углом хаты или вообще спрятался в её трубе. Доробек-старший, переодетый пастухом, пасёт коров за дорогой. И кто-нибудь из них может заметить, как извлекают таз из колодца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Тересу злили эти разговоры о колодце, в них она усматривала инсинуации в свой адрес и вообще пустую болтовню, предлагая лучше выработать конкретный план действий. Марек неожиданно поддержал её и даже предложил вернуться к идее Люцины — тайно подглядеть, в каком месте начнёт копаться Эдита, если её допустить на нашу территорию. Тётя Ядя почему-то упорно твердила о второй груше, рекомендуя обратить на неё внимание. Мне стало скучно, захотелось курить, а тут ещё принялись докучать комары. Оставив своих вырабатывать план действий, я пошла за сигаретами в вагончик.
Уходя, мы оставили в вагончике гореть свет, и сейчас его окна ярко светились. Электричество к своему вагончику Хенрик провёл от деревенской электролинии. Ночь уже наступила, но ярко светила лупа, так что света во дворе было достаточно, и мне показалось — у полуразвалившейся хаты что-то тёмное шевелится. Я замерла на месте, напряжённо вглядываясь. Вот опять между бывшей скамейкой и зарослями крапивы, скрывавшими старый колодец, пошевелилось какое-то тёмное пятно. Днём там ничего такого не было, я хорошо помню! Не скажу, чтобы я слишком уж испугалась — в конце концов, все наши тут недалеко, в любую минуту могу позвать на помощь. Однако и соваться очертя голову в неведомую опасность тоже желания не испытывала. Что делать? Подумала и выбрала компромисс.
Сделав несколько шагов, я огляделась по сторонам и громко произнесла: «Кис-кис». Подождала, позвала вымышленную кошку ещё раз, после чего свернула в глухую чёрную тень за вагончиком, где росли кусты и деревья. И оттуда стала наблюдать. Если кто-то там прятался, он просто обязан думать — я его не заметила и о его присутствии на нашей территории не имею ни малейшего понятия. Никого не трогаю, ищу кошку…
Из моего укрытия я хорошо слышала голоса наших. Вот они зашевелились, задвигались, похоже, собираются возвращаться в вагончик. А от скамейки, с которой я не сводила глаз, к дому метнулась чья-то гибкая, тёмная фигура и, обежав дом с той стороны, исчезла в проёме ворот.
— Появилась конкурирующая фирма, — сообщила я Мареку, когда после ужина мы шли к его палатке, разбитой в рощице неподалёку от нас. — Кто-то явно интересовался колодцем, сидел над ним, что-то делал, услышал, как вы идёте, и сбежал.
Казалось, моё сообщение заставило Марека испытать двойственные чувства — с одной стороны, оно его встревожило, с другой стороны — порадовало.
— Слава богу, что твои не обратили внимания на колодец, — сказал он. — Странно, что ещё не угодили в него, когда каждый метр тут буквально ощупывали. Ведь сейчас глубина его больше двух метров, можно и шею свернуть. Не вздумай им напоминать о колодце, не заводи о нем и речи! Сейчас останешься в палатке, а я через часок проберусь туда, может, что и высмотрю.
— Что ты высмотришь в темноте? Через час луна взойдёт… Но мы-то хороши! Ломаем головы, где можно спрятать нужную вещь, а о колодце ни одна не подумала! Самое подходящее место!
Естественно, я не приняла во внимание глупых возражений Марека, — вряд ли воду можно считать идеальным местом для хранения документов. Ведь колодец сухой! — напомнила я ему. Потом мы поспорили относительно времени, когда мог быть засыпан колодец, потом — кем засыпан, потом — почему засыпан не до конца. И в самом деле, если крестьянин из каких-то соображений решил засыпать колодец на своей усадьбе, зачем оставлять глубокую яму, в которую могут угодить и люди, и всякая живность? Вскоре мы дошли до палатки.
— Да, кстати, — вспомнила я, — расскажи, как тебе удалось добраться до корней груши? Там ведь и в самом деле не видать никаких следов подкопа. Не верю, что ты копал под покровом ночной темноты и не оставил следов.
— Конечно же я не раскапывал сверху, потому и нет следов. Я подобрался к корням груши снизу. Из того самого колодца. Вынул несколько камней из внутренней облицовки колодца и прокопал ход к груше. Эх, допустил оплошность — вынутую землю утрамбовал в колодце! Теперь, если Доробеки заглянут в колодец, сразу догадаются, что мы что-то ищем.
— Они уже заглянули. И, если нашли твой подкоп, должны радоваться, что мы ищем не в том месте. Послушай, почему мы должны скрывать колодец от наших? Нам и внешних врагов достаточно!
Марек отреагировал так, будто я выстрелила в него из пушки:
— Так они же тогда ни на шаг от меня не отойдут! Так и будут торчать в полном составе у меня над головой! Хорошо, хорошо, пусть ты им все объяснишь, торчать не будут, но хоть два разочка в день каждой из них захочется посмотреть, как продвигается моя работа. А этого вполне достаточно! Вас тут все знают, вон сколько деревенских старух приходит поболтать, через день вся деревня будет в курсе — «что-то там они ищут в колодце». Э, нет, мне ещё жизнь дорога.
Я вытаращила глаза:
— При чем тут жизнь? Даже если и сбежится вся деревня, не станут же тебя так сразу и убивать! У нас ещё не принято убивать людей за то, что они копаются в колодцах.
Марек снисходительно поглядел на меня, тяжело вздохнул и принялся заряжать в фонарик новые батарейки.
— Значит, я буду первым, — растолковывал он мне, как маленькой. — Ну сама подумай. Наш враг ведёт себя спокойно, ибо не знает, что мы напали на след, а вот если узнает… Неизвестно, на что они способны. Работать я буду на глубине двух метров, подкрадутся и сбросят камень, например. Мне бы не хотелось рисковать.
Я прекратила дискуссию. В голове сразу возник гениальный план, о котором я, разумеется, Мареку говорить не стала. Он наверняка его не одобрит, а я уже устала от споров. Как же, так и позволю всяким мердяям забить камнями любимого человека в колодце моей прабабушки! У меня уже давно выработана своя версия относительно панны Эдиты. Согласно этой версии, Эдита вполне могла быть и шпионкой, а что Тереса это отрицает, так ведь Тереса могла быть не в курсе, лишняя реклама Эдите ни к чему. А уж мне ли не знать, какую ценность представляют старые документы и какая кровавая борьба ведётся за обладание ими! И после этого я оставлю своего любимого одного в колодце? Ни за что!
Меж тем Марек давал мне указания:
— Ты отправляйся спать, а я ночью немного поработаю. До рассвета просижу в колодце, как рассветёт, посмотрю, не крутится ли тут кто поблизости. А тебе задача: разузнать как можно больше о колодце.
Я же решила, что для меня самой срочной задачей будет закупить сигареты, причём не обычные мои «Кармен», а «Спорт» или, ещё лучше, «Экстра крепкие». И не только потому, что разорюсь на закупке того количества «Кармен», которые мне понадобятся в самое ближайшее время, по и потому, что комаров дым от «Кармен» совсем не отпугивает. Более того, создаётся впечатление, притягивает. Надеюсь, уж «Спорт» и «Экстра крепкие» подействуют. И к тому же они намного дешевле.
К решению задачи разузнать побольше о колодце я, с разрешения Марека, привлекла Лильку. Сначала мы с ней вдвоём продумали методы действия, потом приступили к действиям.
Начали с того, что хитростью завлекли тётю Ядю с её фотоаппаратом к колодцу, расписав живописность окружающей его крапивы, и щёлкнули её несколько раз на фоне этой самой крапивы, останков лавочки и развалин хаты. Пока щёлкали, несколько раз смогли незаметно заглянуть в колодец.
Колодец был очень старый, можно сказать даже — старинный. Думаю, копал его дед моего прадеда. Сквозь дыры в прогнившей, проломившейся покрышке виднелась глубокая яма, на дне которой просматривалась земля и всевозможный мусор. Стенки колодца сделаны были не из железобетонных колец, а из камня разной формы и разной величины. Из камня же когда-то было выложено кольцо поверху колодца, но теперь оно практически сравнялось с землёй, а вокруг буйно разрослась крапива, лопухи и кусты выродившейся смородины.
— Как разузнать что-нибудь путное про эту дыру? — вполголоса спрашивала Лилька, осторожно присаживаясь на трухлявый столбик, оставшийся от античной скамейки, повернувшись задом к интересующему нас объекту. — Кого расспрашивать и о чем?
— О чем — я знаю, только вот не знаю, как это сделать, чтобы не догадались, зачем расспрашиваем, — отвечала я, примостившись на втором столбике, в то время как тётя Ядя, глядя на нас в объектив аппарата, устанавливала резкость. — Сразу начнутся расспросы — зачем вам да почему. И догадаются. Может, свалиться туда? Тогда расспросы будут выглядеть естественно.
Сваливаться не пришлось, помогла тётя Ядя со своим фотоаппаратом. Оказывается, она обследовала все уголки нашего участка и осталась очень недовольна, что и высказала нам за обедом:
— Нет, с этим невозможно примириться! Такая живописная тут местность и такой заброшенный участок. А ведь если привести в порядок — игрушечка будет! Ну почему тут все такое захламлённое, заросшее, почему? И вот эта развалина так портит вид!
Обедали мы на свежем воздухе, возле вагончика поставили стол, так что вся захламлённость была как на ладони, вместе с полуразвалившейся хатой на переднем плане.
— Война наследников, — пробурчала Люцина.
— Не только, — поправила сестру Тереса. — Разваливаться все тут начало ещё при жизни дяди. Прекрасно помню, когда я была здесь последний раз, вернее говоря, не была, а скрывалась вместе с этой лахудрой Эдитой в деревне, так незаметно заглянула сюда, чтобы родичи не увидели. И меня ещё тогда поразило общее запустение, заброшенность какая-то… Половинка ворот была сорвана, другая покосилась, сад зарос. И колодца, кажется, не было, зато лежали бетонные кольца для колодца.
— Потому что дядя собирался вырыть новый, — сказала мамуля. — Мне Анелька говорила.
— Какая Анелька?
— Какая может быть Анелька? Павловская, конечно! Утром к нам приходила, мы ещё долго с ней разговаривали. Ты что, не узнала Анельку?
— Не узнала, — ответила Люцина.
— И что же говорила Анелька? — жадно спросила я.
— О, она много чего рассказывала. Оказывается, дядя уже тогда был тяжело болен, сам почти не мог заниматься хозяйством, а никто из детей ему не помогал, да и не было их тут, разлетелись кто куда. Вот почему он и не смог вырыть новый колодец, хотя уже закупил для него бетонные кольца. Анелька рассказывала — это её муж возил с полей камни, чтобы засыпать старый колодец. Она видела дядю за несколько дней до смерти, он говорил, ему осталось ещё два с половиной метра засыпать и он вряд ли дождётся. И действительно не дождался, умер через два дня. А Анелькиного мужа немцы как раз в тот день забрали с его лошадью на какие-то работы, и ни он, ни лошадь так и не вернулись. Вот почему ей все это так хорошо запомнилось.
— Выходит, это уже дядя засыпал колодец? — задумчиво произнесла Люцина, размышляя о чем-то, и Марек поспешил перевести разговор на другую тему:
— Странно, что панны Эдиты здесь никто не видел, — сказал он. — Раз она здесь бывала, могли её узнать…
— Да была-то всего раз, ребёнком, — все так же рассеянно сказала Люцина. — Не запомнили, наверное.
— Почему только ребёнком? — возразила тётя Ядя. — Потом ведь она ещё приезжала, со своим маленьким Войдарским.
— Анелька сказала, что видела её, — сообщила мамуля. — Видела я вашу подружку, говорит, ту самую девочку с такими кукольными голубыми глазами. Ну ту самую, что до войны приезжала вместе с вами. Так она тут появлялась не то под конец войны, не то уже после войны. Я ещё удивилась — приехала одна, без вас…
Эта Анелька оказалось прямо кладезем ценнейшей информации! Сейчас мамуля неторопливо передавала её нам, совершенно не отдавая себе отчёта в её ценности, мы же с Лилькой слушали затаив дыхание, с горящими глазами. Марек делал вид, что вовсе не слушает, всецело занятый обслуживанием обедающих. Зато Люцина навострила уши и, судя по её виду, явно связывала некоторые события, что вызывало во мне растущее беспокойство. Ох, надо принимать какие-то меры!
По словам Анельки, панна Эдита была в этих краях вскоре после окончания войны, ещё весной сорок пятого года. И в связи с её пребыванием в Тоньче Анельке запомнилось ещё то обстоятельство, что тогда в деревне поднялся переполох, кто-то эту Эдиту разыскивал, кажется партизаны, она и тогда не совсем поняла кто, во всяком случае, на другой же день панна Эдита исчезла. И больше её здесь не видели. Но позже, уже через много лет, появился какой-то неизвестный мужчина и расспрашивал о ней. Крутился вокруг нашей хаты, но тогда там проживал кто-то из наследников и того мужчину быстренько прогнали. А наследники тоже вскоре куда-то уехали. Может, мамуля и ещё рассказала бы что-нибудь интересное, но ей помешала Тереса, неожиданно заявив:
— Предупреждаю — если ты ещё будешь мне шелестеть в четыре утра, огрею тебя палкой! Если сама не можешь спать, не мешай другим. Лежи тихо!
— Я шелестела? — удивилась мамуля. — И вовсе я не шелестела! Я просто читала себе «Пшекрой».
— Это называется читала? Мух, наверное, разгоняла этим журналом! Такой шум подняла, что спать невозможно! Это ж надо придумать — читать в четыре утра!
— Правда, правда, — поддержала подругу тётя Ядя. — Шелестела! Я тоже проснулась, посмотрела, кто шелестит, и опять заснула.
— А мне ни за что не заснуть, если меня разбудят в такую рань! — жаловалась Тереса.
— Но что же мне делать, если я в такую рань просыпаюсь и больше спать не могу? — защищалась мамуля. — Так и мучиться? Да и не в четыре это было, а в полпятого!
Люцина очнулась от своих мыслей и посоветовала:
— Можешь отправиться на прогулку. Дверь не скрипит, оденься и выйди потихоньку. Помоги Анельке коров доить.
— А уж если тебе обязательно читать, читай что-нибудь маленькое, чтобы страницы не шуршали, как эти простыни «Пшекроя». Спать не даёшь порядочным людям!
— Так я, по-твоему, не порядочная?!
Вот так благодаря Тересе, к счастью, были забыты и панна Эдита, и колодец, не пришлось переводить разговор на другую тему. Сами перешли.
Военный совет Марек, Лилька и я держали после обеда, уединившись под предлогом мытья посуды. Согласна, предлог не очень убедительный, но другого под рукой не оказалось. Впрочем, тот факт, что мыл посуду Марек, никого не удивил, он давно прославился в нашей семье своим трудолюбием и умением выполнять любую работу. Моё участие в ненавистном домашнем занятии родные могли объяснить желанием побыть вместе с любимым человеком, участие же в нем Лильки сразу всех насторожило.
— Они решили, что ты собираешься отбить у меня Марека, — сказала я Лильке, — вон как пялятся! Приготовься, теперь начнут тебя шпынять.
— А пускай шпыняют! — совсем не огорчилась Лилька. — Как-нибудь отобьюсь. Главное, сейчас пялятся издалека, не услышат, о чем говорим. Дайте мне тоже что-нибудь вытирать.
Итак, вопрос с колодцем прояснился. Его засыпал дядя незадолго перед смертью, и Эдита могла воспользоваться этим обстоятельством. Зная настроение наследников, она могла быть уверена — никто из них не станет засыпать колодец до конца, не продолжит дело отца. И вообще ничего в усадьбе не тронет, так что и через пятьдесят лет все здесь останется в том же состоянии, как тогда, разве что ещё больше обветшает.
— Два с половиной метра, — задумчиво сказал Марек, драя горшок. — Сейчас осталось около двух, учитывая землю, что я сам по глупости подсыпал. Сегодня ночью я уже немного вытащил. Для начала придётся осторожно снять верхний слой в полметра, камни с мусором…
— И куда ты денешь этот мусор? — поинтересовалась я.
— Затолкаю в тот подкоп, что сам вырыл, под корнями груши. Туда много поместится, все-таки я не все оставлял в колодце.
— А почему осторожно?
— Потому что мы не знаем, что спрятано и как оно вообще выглядит. Может, взорвётся? А может, такое маленькое, что придётся внимательно разглядывать каждый ком земли. И делать это надо бесшумно, а там полно разных железок…
— Работа адская! — посочувствовала Лилька, натирая до блеска одну и ту же тарелку. — Не представляю, как ты справишься, ведь работать придётся под землёй.
Я её успокоила:
— Справится! В своё время ему пришлось поработать шахтёром. Да и кем только не приходилось! Зато теперь навыки пригодятся.
— Очень мне мешает там проржавевший таз, — вздохнул Марек. — Большой железный, с дырой посередине. Надо бы в первую очередь его как-то незаметно извлечь.
Я внесла конструктивное предложение:
— Пусть одна из нас завтра вывезет всех наших баб в лес. Отца можно оставить, тот и тысячи тазов не заметит. Вторая же из нас поможет тебе с тазом.
Как-нибудь незаметно выбросит его на свалку за амбаром.
Марек выразил сомнение в том, что такую операцию можно провести незаметно, а это необходимо, ведь за нами следят. Кто следит? Да кто угодно. Панна Эдита с биноклем скрывается где-нибудь на крыше. Молодой Доробек притаился за углом хаты или вообще спрятался в её трубе. Доробек-старший, переодетый пастухом, пасёт коров за дорогой. И кто-нибудь из них может заметить, как извлекают таз из колодца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29