Это окно той самой комнаты, где засел Мёрфи?
Фурлоу схватил Ли за плечо. Два существа на цилиндре теперь повернули свою трубу в направлении группы полицейских. Фурлоу кивнул на них. Его передёрнуло от острого запаха одеколона, которым разило от репортёра.
– Том, что за чертовщина там в воздухе? – воскликнул он. – Ты можешь сделать фотографию?
Ли повернулся, держа камеру наготове и недоуменно огляделся:
– Где? Что снимать?
– Эту штуку перед окном Мёрфи.
– Какую штуку?
– Разве ты ничего не видишь в воздухе как раз напротив окна?
– Мошки роятся. Их много в этом году. Они всегда слетаются, если где-нибудь горит свет.
– Какой свет? – не понял Фурлоу.
– Хм, ну…
Фурлоу сорвал очки. Похожий на облако цилиндр исчез. На его месте он видел лишь смутные туманные очертания, внутри которых двигались крошечные точки, и угол здания. Он снова надел очки. И опять увидел парящий цилиндр с двумя фигурами на полукруглом выступе. Теперь они направили свою трубу на двери конторы.
– Вот он! – громко крикнул кто-то слева.
Ли чуть не сбил Фурлоу с ног, бросившись вслед за Моссманом с камерой наготове к входу в здание. Офицеры тоже ринулись вперёд.
В проёме появился невысокий лысоватый человек в синем костюме. Он прикрыл рукой глаза, ослеплённый светом прожекторов и вспышкой. Фурлоу прищурился. Глаза снова начали слезиться.
Полицейские плотным кольцом окружили стоящего в дверях человека.
Ли суетился рядом, подняв камеру над головой и направив её в центр группы.
– Дайте мне заснять его лицо! – вопил он. – Расступитесь немного!
Полицейские не реагировали на его просьбы.
Ещё раз сверкнула вспышка.
Фурлоу мельком увидел лицо задержанного – маленькие мигающие глазки на круглом багровом лице. Его удивило спокойное выражение глаз, когда они встретили его взгляд, затем Мёрфи узнал психолога.
– Энди! Позаботься о Рути! Слышишь? Позаботься о Рути!
Мёрфи превратился в дёргающийся кружок лысины, продвигающийся в тесной группе фуражек. Его засунули в машину, стоявшую у правого угла здания. Ли все ещё вертелся вокруг, несколько раз сверкнув напоследок вспышкой своего аппарата.
Фурлоу перевёл дыхание. Ему казалось, что воздух вокруг сгустился, запах толпы разгорячённых людей смешивался с запахом выхлопных газов отъезжающих машин. Запоздалая мысль о таинственном цилиндре заставила его посмотреть вверх – он успел заметить, как цилиндр удаляется от здания и постепенно растворяется в небе.
Один из младших офицеров подошёл к Фурлоу:
– Клинт благодарит вас, – произнёс полицейский. – Он говорит, что вы сможете поболтать с Джо через пару часов – после того, как с ним поработают, или утром.
Фурлоу облизнул губы. Он ощутил металлический привкус во рту:
– Я… утром, я думаю. В следственный отдел зайду, попрошу дать мне с ним свидание.
– Должно быть, придётся повозиться с этим делом, прежде, чем мы передадим его в суд, – заметил офицер. – Я сообщу Клинту ваш ответ.
Он сел в машину, стоявшую позади Фурлоу.
Подошёл Ли, камера висела у него на шее. В левой руке он держал записную книжку, в правой – огрызок карандаша.
– Эй, док, – сказал он, – это правда, что говорит Моссман? Мёрфи действительно не хотел выходить, пока вы не подъехали?
Фурлоу кивнул и отступил назад, давая возможность проехать патрульной машине.
Ли что-то черкнул в блокноте.
– Вы когда-то хорошо дружили с дочкой Мёрфи? – спросил Ли.
– Мы были друзьями, – ответил Фурлоу. Ему показалось, что эти слова произнёс кто-то другой.
– Вы видели тело? – продолжал задавать вопросы Ли.
Фурлоу отрицательно покачал головой.
– Просто какая-то грязная кровавая каша, – сказал Ли.
“Ты грязная, кровавая свинья!” – хотел сказать Фурлоу, но голос не повиновался ему. Адель Мёрфи… – тело. Тела людей, умерших насильственной смертью, были похожи друг на друга и одинаково безобразны: неуклюжая поза, кровавые лужи, чёрные раны на теле… Полицейские С профессиональной отрешённостью фиксируют эти подробности. Сейчас Фурлоу чувствовал, как собственная профессиональная отчуждённость покидает его. Это тело, о котором Ли говорил с таким жадным интересом, принадлежало человеку, которого Фурлоу хорошо знал – матери женщины, которую он любил… и все ещё любит.
Фурлоу вспомнил Адель Мёрфи, спокойное, улыбчивое выражение её глаз, так похожих на глаза Рут… оценивающие взгляды… он ловил их на себе, когда она прикидывала, подойдёт ли такой муж её дочери. Однако это уже умерло раньше.
– Док, а что вам показалось, вы видели у того окна? – не унимался Ля.
Фурлоу сверху вниз посмотрел на маленького толстяка, отметил толстые губы, маленькие хитрые глазки и представил, какова будет реакция на описание предмета, который висел тогда в воздухе перед окном Мёрфи. Невольно Фурлоу снова бросил быстрый взгляд на окно. Пространство перед ним пустовало. Неожиданно он почувствовал, что ночь становится прохладной. Фурлоу поёжился.
– Что, Мёрфи выглядывал из окна? – спросил Ли. Гнусавый, противный голос репортёра действовал Фурлоу на нервы.
– Нет, – ответил он. – Я думаю… Я просто видел какой-то отблеск.
– Я не знаю, как вы вообще можете что-нибудь разглядеть через такие очки, – заметил Ли.
– Да, вы правы, – отозвался Фурлоу. – Это все очки и мои испорченные глаза.
– У меня ещё полно вопросов, док, – сказал Ли. – Можем заехать в “Индейку”, нам там будет удобно. Давайте поедем в моей машине…
– Нет, – отрезал Фурлоу. Он тряхнул головой, чувствуя, что оцепенение проходит. – Нет. Может, завтра…
– Черт побери, док, уже завтра.
Но Фурлоу отвернулся и перебежал через улицу к своей машине. В его голове звучали последние слова Мёрфи; “Позаботься о Рути!”
Фурлоу понял, что он должен найти Рут и предложить ей свою помощь. То, что она замужем за другим, не перечёркивает всего, что было между ними.

6

Аудитория шевелилась – единый организм в безымянной тьме амфитеатра Корабля историй.
Келексел, сидевший почти в центре огромного зала, чувствовал это странное угрожающее движение в темноте. Они окружали его: съёмочная группа и свободный от дежурства персонал, – все, кому было интересно увидеть новое произведение Фраффина. Две бобины перед ним вращались без перерыва. Все с нетерпением ждали, когда снова прокрутят первую сцену. Время шло, бобины вращались, и Келексел все сильнее ощущал дыхание опасности. Это было как-то связано с историей, но он пока не мог уловить связь.
В воздухе распространялся лёгкий запах озона от перекрещивающихся нитей силового поля, которое обеспечивало пространственную связь аудитории с происходящим. Келексел ощущал дискомфорт, сидя в непривычном кресле. Он занимал место, предназначенное для оператора, – по кромке массивных подлокотников располагались рычажки переключателей для редактирования записываемого сюжета. Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силового поля, нити которой тянулись вниз, к сцене, и сама постепенно приближающаяся сцена были привычными, как в любом просмотровом зале.
И звуки – щёлканье переключателей, профессиональные реплики: “Сократите вступление и переходите к основному действию… эффект бриза чуть ослабить… усильте передачу эмоций жертвы и немедленно повторите предыдущий кадр…”
Келексел провёл здесь уже два дня, используя данную ему привилегию наблюдать ежедневную работу, однако звуки и голоса аудитории звучали диссонансом для его слуха. Он привык к завершённым историям и молчаливой аудитории.
В темноте, слева, поодаль от него раздался голос:
– Запускайте.
Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту. Кто-то кашлянул, прочищая горло. Обстановка была нервозной.
В центре сцены появился свет. Келексел устроился поудобнее. “Всегда одно и то же начало”, – подумал он. Постепенно возникшее свечение материализовалось в свет уличного фонаря. Он освещал часть лужайки, поворот дороги и на заднем плане призрачно сереющую стену дома. Тёмные окна из простого стекла блестели, как невидящие глаза.
Откуда-то из глубины сцены доносилось тяжёлое дыхание и что-то стучало в бешеном ритме.
Застрекотало какое-то насекомое.
Разнообразные шумы воспроизводились со всеми оттенками оригинального звучания. Наблюдать за происходящим из зрительного зала было всё равно, что находиться непосредственно на месте действия, где-нибудь на ближайшем пригорке.
Запах пыли от шевелящейся под ветром сухой травы проникал в сознание Келексела. Прохладный бриз касался его лица.
Волна леденящего ужаса вдруг захлестнула Келексела. Она возникла где-то в тёмной глубине сцены и, продвигаясь через проекционное поле, накатывалась сокрушительным валом. Келексел поспешно напомнил себе, что это всего лишь очередной сюжет, он нереальный… по крайней мере для него. Он переживал сейчас страх другого существа – уловленный, записанный и воспроизведённый сверхчувствительными устройствами.
В центре сцены появилась бегущая женская фигура, одетая в выцветший зелёный халат. Женщина прерывисто и тяжело дышала, её босые ноги глухо прошлёпали по газону и затем по дорожному покрытию. Приземистый мужчина, мертвенно-бледный в лунном свете, преследовал её по пятам. Огромный кинжал в его руке сверкнул в свете фонаря, как серебристое змеиное жало.
– Нет! Пожалуйста, Господи, нет! – срывающимся голосом кричала женщина.
У Келексела перехватило дыхание. Кинжал взлетел высоко над головой…
– Перерыв!
Паутина вверху потускнела, возбуждение схлынуло, как будто аудиторию окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
Келексел понял, что голос принадлежал Фраффину. Он донёсся откуда-то справа, издалека. Неистовая жестокость происходящего ошеломила Келексела. Следователю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, он был совершенно раздавлен.
Вспыхнул свет, и он увидел перед собой ряды сидений, расходящиеся клином от диска сцены. Келексел прищурился, разглядывая окружающих его сотрудников Фраффина. Он все ещё ощущал угрозу, исходящую от них и от опустевшей сцены. Келексел доверял своим инстинктам, он чувствовал присутствие опасности в этой комнате. Но в чём же она могла состоять?
Вокруг него расположился персонал – в задних рядах сидели стажёры и свободные от дежурства охранники; в центре – кандидаты в члены экипажа и наблюдатели; внизу, около сцены, – съёмочная группа этого сюжета. Каждый из них, взятый в отдельности, производил сейчас весьма заурядное впечатление. Но Келексел не забыл возникшего у него в темноте ощущения единого организма, стремящегося нанести ему удар, и уверенного в успехе.
Странная тишина воцарилась в помещении. Они ждали чего-то. Далеко внизу у сцены склонились друг к другу люди, неслышно переговариваясь.
“Не слишком ли я мнителен? – спрашивал себя Келексел. – Но ведь они безусловно подозревают меня. Почему они позволяют мне сидеть здесь и наблюдать за их работой?”
Их работа – насильственная смерть. Келексел почувствовал, что выстраиваемая им версия рушится. Он не мог объяснить, почему Фраффин вдруг оборвал действие. Вряд ли эта сцена могла вызвать у Фраффина какие-то отрицательные эмоции, тем более, что он знал развитие сюжета.
Келексел покачал головой. Он был в замешательстве. Ещё раз он окинул взглядом зал. Разноцветная палитра пестрела перед его глазами: цвет униформы каждого из присутствующих указывал на его служебные обязанности – красным выделялись комбинезоны пилотов, оранжево-чёрные костюмы принадлежали охранникам, зелёные – сценарной группе, жёлтые – группе обслуги и ремонта, белые – гардеробщикам. Среди этого многоцветья тут и там чёрными кляксами выделялись Манипуляторы, Помощники Директора, ближайшее его окружение.
Группа у сцены распалась. Келексел увидел Фраффина, который вскарабкался на сцену и прошёл в самый центр, к тому месту, к которому недавно было приковано всеобщее внимание. Это был умышленно рассчитанный манёвр, он отождествлял Фраффина с действием, происходившим в пространстве сцены несколькими мгновениями раньше.
Слегка подавшись вперёд, Келексел внимательно рассматривал Директора – невысокая, измождённая на вид, фигура в чёрной мантии, щётка блестящих чёрных волос над серебристым овалом лица, прямая щель рта с выступающей верхней губой. Глубоко посаженные глаза оглядели зал и нашли Келексела.
Мороз пробежал по коже Следователя. Он вжался в кресло, будто услышал голос Фраффина: “Вот он, этот дурак Следователь! Я заманил его в ловушку, теперь он в ней! Надёжно пойман!”
Мёртвая тишина охватила зал, как будто все разом задержали дыхание. Все глаза были прикованы к центру сцены.
– Повторяю, – мягко произнёс Фраффин. – Наша цель в утончённости.
И снова посмотрел на Келексела.
“Итак, сейчас он испытывает страх. – думал Фраффин. – Страх усиливает сексуальное влечение. Он видел дочь жертвы, она способна заманить в ловушку любого Чема – экзотична, грациозна, с глазами, подобными зелёным драгоценным камням. А как Чемы любят зелёный цвет! Она хороша, и он клюнет на неё. Ха! Следователь Келексел! Скоро ты будешь просить разрешения поближе познакомиться с туземцами – ну а мы разрешим тебе это”.
– Вы уделяете недостаточно внимания зрительному восприятию, – сказал Фраффин. Тон его голоса неожиданно изменился, стал холодным, жёстким. Лёгкая дрожь пробежала по амфитеатру. – Мы не должны погружать нашего зрителя слишком глубоко в атмосферу страха, – продолжал Фраффин. – Нужно лишь дать ему понять, что страх присутствует. Не надо форсировать восприятие. Дайте ему возможность получить удовольствие – занятное насилие, забавный страх. У зрителя не должно создаваться впечатления, что он один из тех, кем манипулируют. В каждом сюжете должно содержаться нечто большее, чем простое моделирование истории для нашего собственного удовольствия.
Келексел почувствовал угрозу, скрытую в словах Фраффина. Однако, он все ещё не мог найти объяснения происходящему.
“Я должен заполучить одно из этих существ, чтобы узнать их поближе, а заодно и развлечься, – подумал Келексел. – Только туземец может помочь мне отыскать ключ к разгадке происходящего”.
Эта мысль будто открыла двери для искушения: Келексел неожиданно подумал о молодой женщине из истории Фраффина. У неё экзотическое имя – Рут. Рыжая Рут. В ней было что-то от Суби-существ, а Суби славились тем, что они могли доставлять Чемам изысканные эротические удовольствия, Келексел вспомнил Суби, которой он однажды овладел. К сожалению она так быстро увяла, впрочем, как и любое другое смертное существо. “Пожалуй, я должен исследовать эту Рут, – подумал Келексел. – Для подчинённых Фраффина несложно доставить её сюда”.
– Утончённость, – повторил Фраффин. – У аудитории должно обязательно формироваться независимое восприятие. И не забывайте, что наши истории – это не реальная жизнь, а лишь се отражение, волшебная сказка Чемов. Сейчас все вы должны понимать, в чём заключаете цель нашей работы. Надеюсь, вы будете достаточно искусно следовать к ней.
Фраффин поплотнее запахнул чёрную мантию, чувствуя удовольствие, которое должен испытывать хозяин балагана после удачного представления. Повернувшись спиной к аудитории, он гордо прошествовал со сцены.
“Хороший экипаж, – размышлял Фраффин. – Они будут выполнять свои функции с вышколенной аккуратностью. А этот занятный маленький сюжет нужно ввести в банк историй. Вероятно, его можно будет предлагать как вступительную часть перед другими сюжетами, как образец артистического искусства. В конце концов, это неважно: он выполнил свою задачу – заставил Келексела идти намеченным путём, и каждый его шаг будет фиксироваться службой наблюдения. Каждый шаг”.
“Им почти также просто управлять, как туземцами”, – подумал Фраффин.
Он прошёл через служебный тоннель позади сцены, ведущий в голубой холл, из которого извилистым коридором можно было попасть в его личные апартаменты. Фраффин поместился в транспортную капсулу и усилил силовое поле. Капсула рванулась вперёд с такой скоростью, что люки, расположенные в стенах коридора, слились в одно расплывчатое пятно.
“Этого Келексела можно и пожалеть, – думал Фраффин. – Он явно потерпел поражение при первом столкновении с персонифицированным насилием. Видимо, мы способны достаточно обострённо реагировать на проявление жёсткости. В далёком прошлом насилие, по всей вероятности, часто врывалось в нашу жизнь”.
Он почувствовал, что его непроницаемая броня трещит по всем швам под беспорядочным напором воспоминаний. Фраффин вздохнул и остановил капсулу перед люком, закрывающим доступ в его салон.
Он чувствовал, что стоит на краю бездны, в которой скрыты ужасные тайны.
Спасительная ярость захлестнула Фраффина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20