Он никому
не принадлежит. Пиксель - свободный гражданин.
- Вот как? А может, я сумею его подкупить? Что скажешь. Пиксель?
Много конской печенки, свежая рыба, кошачьи консервы - все, что захочешь.
Вокруг полно сговорчивых кошечек, а твои запальные свечи мы трогать не
станем. Ну как?
Пиксель дернулся, что означало "пусти меня", и я послушалась. Он
обнюхал докторские ноги, потерся о них и недоверчиво спросил:
- Да нну-у?
- Соглашайтесь, - сказал мне доктор. - Кажется, я его завоевал.
- Не ручаюсь, доктор. Пиксель любит путешествовать, но всегда
возвращается к моему внуку - полковнику Колину Кэмпбеллу - и к его жене
Хейзел.
Доктор в первый раз посмотрел на меня как следует.
- Внук-полковник? Мисс, да у вас галлюцинации.
Я взглянула на себя его глазами. На Терциусе перед отъездом Иштар
подвергла меня усиленной терапии - мне тогда было пятьдесят два, - а
Галахад перестарался с косметическим освежением. Он предпочитает видеть
женщин юными, особенно рыжих. И моих дочек-близнецов постоянно держит в
подростковом возрасте. Теперь мы с ними выглядим, как тройняшки. Галахад -
безобразник. Он самый любимый мой муж, после Теодора, но я никому этого не
показываю.
- Галлюцинации? Возможно, - согласилась я. - Я не знаю, где нахожусь,
не знаю, какой сегодня день, не знаю, куда делись мои вещи и кошелек, не
знаю, как здесь оказалась, - знаю только, что ехала на иррелевантобусе в
Нью-Ливерпуль и с нами произошла какая-то авария. Не будь со мной Пикселя,
я бы сомневалась, что я - это я.
Доктор Ридпат нагнулся к Пикселю, и тот позволил взять себя на руки.
- На чем, говорите, вы ехали?
- На межвселенском транспорте Бэрроу, из Бундока на Теллус Терциус,
вторая параллель времени, 2149 год по галактическому летоисчислению или
4368 по григорианскому, если вам так проще. Направлялась я в
Нью-Ливерпуль, тоже во вторую параллель, где у меня было задание. Но
что-то не сработало.
- Так-так. И у вас есть внук-полковник?
- Да, сэр.
- Сколько же вам лет?
- Смотря как считать, доктор. Родилась я на Земле, во второй
параллели, четвертого июля 1882-го года. Я жила там до 1982-го, сто лет
без двух недель, а потом перебралась на Терциус, где меня омолодили. Было
это пятьдесят два года назад по моему личному времени, а недавно со мной
провели усиленный курс и сделали меня моложе, чем следовало бы, - я
предпочитаю быть зрелой женщиной, а не девчонкой. Но у меня действительно
есть внуки - много внуков.
- Интересно. Может быть, пройдем в мой кабинет?
- Вы думаете, я не в своем уме?
Доктор ответил не сразу:
- Скажем лучше так: кто-то из нас галлюцинирует. Тесты покажут, кто
именно. И потом, моя медсестра, отличающаяся крайним цинизмом, без всяких
тестов раскусит, у кого из нас крыша поехала. Пойдемте?
- Конечно. Спасибо вам, сэр. Только мне сначала надо что-нибудь
надеть на себя, иначе я не смогу никуда выйти. (Впрочем, так ли это? У тех
людей, что недавно здесь толпились, видимо, другие понятия о "непристойном
виде", чем в Миссури моего детства. А у нас на Терциусе ходить нагишом у
себя дома - в порядке вещей, в общественных местах нагота тоже не вызывает
волнений. Все равно, как если бы кто-нибудь пришел на свадьбу в
комбинезоне: не совсем обычно, но ничего особенного.)
- Зачем? Ведь фестиваль вот-вот начнется.
- Фестиваль? Доктор, я все время пытаюсь объяснить вам, что я здесь
чужая.
- Скоро начнется наш самый большой праздник. Официально он
открывается на закате, но многие могут и не дождаться. Сейчас на нашем
бульваре уже немало голых и пьяных ищет себе партнеров.
- Партнеров? Для чего? - с притворной наивностью спросила я. Оргии не
по мне. Все эти локти и коленки...
- А вы как думаете - для чего? Это праздник плодородия, дорогая моя,
праздник в честь обильного роста плодов земных - и животов. Сейчас все
девственницы, которые еще остались в нашем славном городе, сидят под
замком. Но по дороге в кабинет с вами ничего не случится... а потом я
найду вам что-нибудь из одежды. Комбинезон, сестринскую форму - все равно
что. Ну как, подходит?
- Да, доктор, спасибо.
- На вашем месте, чтобы уж совсем не беспокоиться, я бы взял в ванной
купальное полотенце и сделал из него кафтан. Если успеете за три минуты.
Не копайтесь, милочка, мне пора к станку.
- Слушаюсь! - И я нырнула в ванную.
Это была настоящая ванная - не освежитель. Обшаривая номер в поисках
одежды, я видела там стопку турецких полотенец. Теперь я выбрала два
потолще и развернула одно из них. Эврика! Прямо пончо богатого
латиноамериканца, футов шесть в длину и три в ширину. Взяв из аптечки
лезвие, я прорезала посредине дырку для головы. А теперь найти бы, чем
подпоясаться.
Пока я этим занималась, из фена для волос появилась человеческая
голова - женская и довольно красивая. Тела не было. Случись это в мою
первую сотню лет, я бы подскочила, но теперь голограммы для меня - дело
привычное.
- Никак не удавалось застать вас одну, - сказала голова глубоким
баритоном. - Я говорю от имени Комитета Эстетического Устранения. Мы,
кажется, причинили вам некоторые неудобства, о чем искренне сожалеем.
- Надо полагать! А что стало с ребенком?
- Не имеет значения. Мы будем держать с вами связь. - И голова
исчезла.
- Эй, подождите! - Но передо мной снова был только фен.
Доктор Ридпат отвел глаза от Пикселя, продолжая почесывать ему
подбородок:
- Пять минут сорок секунд.
- Извините, что задержалась, но мне помешали. Появилась живая голова
и заговорила со мной. Это здесь часто бывает? Или у меня опять
галлюцинации?
- Вы, кажется, действительно нездешняя. Это телефон. Вот смотрите:
телефон, пожалуйста!
Из рамы с довольно невыразительным натюрмортом высунулась голова, на
сей раз мужская.
- Куда желаете звонить, сэр?
- Отбой. - Голова скрылась. - Так было?
- Да, только у меня была девушка.
- Само собой. Звонок застал вас в ванной, и компьютер выбрал голову
соответствующего пола. Голова шевелит губами согласно произносимым словам
- за этим тоже следит компьютер - и заменяет собой видеоизображение, если
вы не хотите, чтобы вас видели. То же относится и к тому, кто вам звонит.
- Понятно. Голограмма.
- Да. Ну, пошли. Вы очень аппетитно выглядите в своем полотенце, но
без него было еще лучше.
- Благодарю вас. - Мы вышли в коридор, Пиксель зигзагами бежал
впереди. - Доктор, что такое "Комитет Эстетического Устранения"?
- Что? - удивился он. - Это организация убийц. Преступные нигилисты.
А где вы про них слышали?
- Голова сказала в ванной. - И я повторила ему разговор почти
дословно.
- Хмм. Интересно. - Доктор умолк и молчал до самого кабинета, который
находился на антресолях десятью этажами ниже.
Нам встречались постояльцы, не дождавшиеся заката - большей частью
голые и в масках, но некоторые и в маскарадных костюмах: звери, птицы или
нечто абстрактное. Одна пара щеголяла искусной раскраской на коже, ничем
более не прикрытой. Я была рада, что на мне махровый кафтан.
Я задержалась в приемной, а доктор с Пикселем впереди прошли дальше.
Дверь доктор не прикрыл - мне было все видно и слышно. Его медсестра, стоя
ко мне спиной, говорила по телефону - то есть с живой головой. Больше в
кабинете, кажется, никого не было. Меня слегка удивило то, что сестра тоже
поддалась эпидемии обнажения: на ней были трусики, халат и чепчик, а все
прочее она держала на руке - видимо, звонок застал ее, когда она
раздевалась. Или переодевалась. Сестра была высокая, стройная брюнетка -
лица ее я не видела.
- Скажу, док, - говорила она. - Ночью смотрите в оба. Увидимся в
тюрьме. Пока. Это Даффи Вайскопф, босс. Сообщаю вам предварительные итоги.
Причина смерти - удушье. Причем старому стервецу в горло, прежде чем
залить туда кетчуп, засунули пластмассовый футляр с печально знаменитой
карточкой: "Комитет Эстетического Устранения".
- Я так и предполагал. Он не сказал, какого сорта кетчуп?
- Да ну вас совсем.
- А что это вы разоблачились? Фестиваль начнется только через три
часа.
- Смотрите сюда, погонщик рабов! Видите эти часы, отсчитывающие
драгоценные секунды моей жизни? Видите, что они показывают? Одиннадцать
минут шестого. А в моем контракте сказано, что я работаю до пяти.
- Там сказано, что вы должны оставаться на работе, пока я не отпущу
вас, а после пяти вам просто платят сверхурочные.
- Пациентов не было, и я решила переодеться в карнавальный костюм.
Погодите, шеф, вы его еще не видели! Священника в краску вгонит.
- Сомневаюсь. И потом, у нас пациентка, и мне нужна ваша помощь.
- Ладно уж. Сейчас снова оденусь, Флоренц Найтингейл.
- Чего зря время тратить. Миссис Лонг! Входите, пожалуйста, и
раздевайтесь.
- Да, сэр.
Я вошла, на ходу снимая с себя краденый "кафтан". Все понятно,
благоразумный врач принимает больных женского пола только в присутствии
сестры. Это универсальное правило для любой вселенной годится. Если сестра
при этом голая, тем лучше - не надо и на пациентку напяливать дурацкий
балахон. Помогая сначала отцу, а потом проработав много лет в бундокской
клинике омоложения, я постигла все тонкости медицинского протокола. Сестры
в Бундоке одеваются, только когда это требуется - а требуется редко,
поскольку пациенты обычно раздеты.
- Только не "миссис Лонг", доктор. Меня обычно называют "Морин".
- Хорошо, Морин. А это Дагмар. Окорок - это Алиса. Алиса - это
Окорок. И Пиксель, Дагмар, - это который на коротких ножках.
- Привет, Морин. Здорово, Пиксель.
- Мя-я-у.
- Привет, Дагмар. Извините, что задерживаю вас.
- De nada [ничего страшного (исп.)], лапочка.
- Дагмар, из нас двоих кто-то спятил: или я, или Морин. Скажите кто.
- А может, оба? На ваш счет я давно уже питаю сомнения, босс.
- Это понятно. Но у нее и в самом деле что-то выпало из памяти - это
как минимум. Плюс возможные галлюцинации. Вы учили maleria medica гораздо
позже меня: если бы кто-то захотел вызвать у человека временную амнезию,
какой бы наркотик он выбрал?
- Нечего простачком прикидываться. Алкоголь, конечно. А впрочем, что
угодно - что только нынче молодняк не ест, не пьет, не нюхает, не курит и
не колет.
- Нет, не алкоголь. Алкоголь в необходимом для этого количестве
вызывает жуткое похмелье с дурным запахом изо рта, дрожью и судорогами, и
глаза наливаются кровью. А посмотрите-ка на нее: глаза ясные, здорова как
лошадь и невинна, как щенок на чистом белье. Пиксель! Уйди оттуда! Так что
же будем искать?
- Не знаю - так, посмотрим. Кровь, моча - слюну тоже взять?
- Конечно. И пот, если наберете.
- И мазок?
- Да.
- Погодите, - возразила я. - Если вы собираетесь копаться внутри, мне
надо принять душ и подмыться.
- Фиг тебе, лапочка, - ласково ответила Дагмар. - Нам нужно то, что
есть сейчас... а не то, что будет, когда ты смоешь свои грехи. Не спорь,
мне неохота ломать тебе руку.
Я умолкла. Мне бы хотелось, чтобы от меня хорошо пахло во время
осмотра. Но как докторская дочка и сама терапевт, я знаю, что Дагмар
права, раз они ищут наркотики. Вряд ли найдут - но вдруг. У меня и в самом
деле выпало несколько часов. Или дней? Все может быть.
Дагмар поставила мне баночку помочиться, взяла у меня кровь и слюну
на анализ, потом велела лечь на кресло и поставить ноги в стремена.
- Кому это сделать - мне или боссу? Уйди, Пиксель. Не мешай.
- Все равно.
Дагмар - внимательная сестра. Некоторые женщины не выносят, когда их
там трогают другие женщины, некоторые стесняются мужчин. Меня-то отец
излечил от подобных глупостей, когда мне и десяти еще не было.
Дагмар отошла за расширителем, и я кое-что подметила. Я уже говорила,
что она брюнетка. На ней по-прежнему не было ничего, кроме трусиков -
довольно прозрачных. Казалось бы, сквозь них должен просматриваться
темный, данный природой фиговый листок, верно?
Так вот - ничего такого. Только тень на коже да самое начало Большого
Каньона.
У женщины, которая бреет или как-то по-иному уничтожает волосы на
лобке, любимый вид развлечения - секс. Мой любимый первый муж Брайан
открыл мне на это глаза еще в эпоху декаданса, где-то в 1905-м году по
григорианскому календарю. За свои полтораста лет я убедилась в
справедливости этого наблюдения на многочисленных примерах. (Подготовка к
операции или к родам не в счет.) А те, кто делает это потому, что им так
больше нравится - все без исключения веселые, здоровые, раскрепощенные
гедонистки.
Дагмар не собиралась оперироваться и явно не собиралась рожать. Она
собиралась участвовать в сатурналиях - что и требовалось доказать.
Я испытывала к ней теплое чувство. Брайан, мир его распутной душе,
оценил бы ее по достоинству.
Дагмар уже знала, в чем заключаются мои "галлюцинации" - во время
процедур мы с ней все время болтали - и знала, что я в городе чужая. Пока
она прилаживала этот чертов расширитель (всегда терпеть их не могла, хотя
этот обладал температурой тела и его бережно вставляла женщина, сама
знающая, что это за радость), я попросила ее, чтобы отвлечься:
- Расскажите мне о вашем фестивале.
- О фестивале Санта-Каролиты? Эй, лапочка, не зажимайся так,
осторожней. Ты сделаешь себе больно.
Я вздохнула и попыталась расслабиться. Каролита - это моя вторая
дочь, рожденная в 1902-м году по григорианскому календарю.

2. САД ЭДЕМА
Я помню Землю.
Я знала ее, когда она была еще свежей и зеленой, прекрасная невеста
человечества, сладостная, обильная и желанная.
Речь идет, конечно, лишь о моей родной параллели - второй, код "Лесли
Ле Круа". Но все наиболее известные параллели времени, исследованные
Корпусом по поручению Ближнего Круга, в год моего рождения - 1882-й по
григорианскому календарю, через год после смерти Айры Говарда -
представляли собой единую линию. В том году население Земли составляло
полтора миллиарда человек.
Когда же я, всего век спустя, покидала Землю, ее население возросло
до четырех биллионов, и эта куча народу каждые тридцать лет еще
удваивалась.
Помните старую персидскую притчу о том, как удваивали зернышки риса
на шахматной доске? Четыре биллиона человек - это вам не рисовое зернышко:
никакой доски не хватит. В одной из параллелей население Земли перед
окончательной катастрофой раздулось до тридцати биллионов, в других конец
наступил, когда оно еще не достигло десяти. Но во всех параллелях доктор
Мальтус смеялся последним [Т.Р.Мальтус (1766-1834) - английский ученый,
сторонник контроля рождаемости, теория которого вызвала многочисленные
нападки].
Бесполезно скорбеть над хладным телом Земли - это все равно что
плакать над пустой куколкой, из которой вылетела бабочка. Но я неисправимо
сентиментальна и до сих пор грущу о старой родине человека.
У меня было замечательно счастливое детство.
Я не только жила на тогда еще юной и прекрасной Земле - мне выпало
счастье родиться в одном из прелестнейших ее садов, в южном Миссури, чьи
зеленые холмы еще не изуродовали люди и бульдозеры.
И мало того, что я родилась в таком месте, мне еще посчастливилось
родиться дочерью своего отца.
Когда я была еще совсем юной, отец сказал мне:
- Возлюбленная дочь моя, ты - существо глубоко аморальное. Я это
знаю, потому что ты - вся в меня: голова у тебя работает в точности как
моя. Так вот, чтобы твоя натура не сгубила тебе жизнь, тебе придется
выработать свой собственный свод правил и жить по нему.
Я обдумала его слова, и у меня потеплело внутри. Я - существо глубоко
аморальное. До чего же хорошо отец меня знает.
- А какие это правила, отец?
- Придется самой выбирать.
- Десять заповедей?
- А ты подумай. Десять заповедей - это для недоумков. Первые пять
предназначены исключительно для священнослужителей и властей всякого рода;
остальные пять - полуправда, им недостает полноты и точности.
- Тогда скажите, какими они должны быть, эти пять последних
заповедей?
- Так и сказал я тебе, лентяйка. Ты это сделаешь самостоятельно. - И
он внезапно встал, стряхнув меня с колен, так что я чуть не шлепнулась
задом на пол. Это была наша постоянная игра. Я должна была успеть
спрыгнуть и стать на ноги, иначе отцу засчитывалось очко. - Проанализируй
тщательно десять заповедей. И скажи мне, как им следовало бы звучать. А
пока что, если я услышу еще раз, что ты вышла из себя, и мама пришлет тебя
ко мне разбираться, подложи лучше себе в штанишки хрестоматию Мак-Гаффи.
1 2 3 4 5 6 7 8