Буду-ка я
похитрее и отложу выпивку до лучших времен.
- С-р-ра-а-з-у-у? - заинтересовался Пит.
- Нет, пожалуй, отложим до лучших времен. А сейчас поищем-ка
придорожную закусочную.
Я вдруг с удивлением обнаружил, что к выпивке меня совсем не тянет.
Вот поесть и выспаться я бы не отказался. Да, доктор оказался прав - я был
совершенно трезв и впервые за много недель чувствовал себя хорошо. Может,
и вколол-то он мне в корму всего лишь какой-нибудь B1; но если так, то
доза была реактивная.
Наконец мы увидели придорожную закусочную и заехали во двор. Себе я
заказал цыпленка "по-кентуккски", Питу - полфунта рубленого шницеля и
немного молока. Пока не принесли заказ, я выпустил Пита поразмяться. Мы с
ним часто перекусываем в придорожных заезжаловках - там не надо то и дело
загонять Пита в сумку.
Полчаса спустя машина вывезла нас из деловой части города. Я выключил
зажигание, закурил, почесал Пита за ухом и задумался.
Дэн, старина, а ведь доктор был прав. Ты пытался залить горе вином,
да ничего не вышло - горе осталось. Сейчас ты трезв как стеклышко, сытно
поел, и впервые за последнее время на душе у тебя покойно. И чувствуешь ты
себя нормально.
Что еще? А может, док прав и в отношении всего остального? Разве ты
ребенок избалованный? Или тебе не хватит пороха плюнуть на все и начать по
новой? Почему ты идешь на это? Приключений захотелось? Может, ты просто
пытаешься бежать от себя, прячешь голову в песок - тоже мне, страус!
Но я действительно хочу дожить до 2000 года!
Ладно, хочешь - живи. Но вот можешь ли ты сбежать и не свести кое с
кем счеты здесь? Хорошо, хорошо! Но как я могу свести с ними счеты? Не
буду же я добиваться, чтобы Белл вернулась после всего, что она сделала!
А как я еще могу поступить? Подать на них в суд? Не будь идиотом, у
тебя нет свидетелей. Да и кто, в сущности, выиграет процесс? Только сами
законники.
- М-у-у-у-у-р-р-р-а-а-а! - подтвердил Пит.
Я взглянул на него: вся морда в шрамах. Уж он-то не станет подавать
на кого-то в суд. Не понравится ему, скажем, форма усов у какого-нибудь
кота, так Пит просто предложит ему выйти и зубами да когтями растолкует,
что к чему.
- А пожалуй, ты прав, Пит. Навещу-ка я Майлза, руки-ноги ему
повыдергиваю и выколочу из подонка всю правду. А "долгий сон" подождет.
Должны же мы выяснить в конце концов, кто из них истинный автор этой
подлой затеи.
Из ближайшей телефонной трубки я позвонил Майлзу и велел сидеть дома
и ждать.
Мой старикан дал мне имя Дэниел Бун Дейвис, чем на свой лад выразил
отношение к таким понятиям как свобода личности и вера в собственные силы.
Я родился в 1940 году, когда все в один голос утверждали, что незаурядные
личности находятся на грани вымирания и будущее - за средним человеком.
Отец отказывался верить этому и, назвав меня так, бросил вызов обществу.
До последнего вздоха он стремился доказать свою правоту - и умер, когда
ему прочистили мозги в Северной Корее.
Когда началась Шестинедельная война, я служил в армии и у меня уже
имелся диплом инженера-механика. На призывной комиссии о дипломе я
умолчал; единственно, что я унаследовал от отца, - неудержимое желание
быть независимым, не отдавать и не выполнять приказов и не подчиняться
предписываемым распорядкам. Я хотел тихо-мирно оттрубить свой срок - и
свалить. Во времена "холодной войны" я был техником-сержантом на складе
боеприпасов в городе Сандиа, штат Нью-Мексико, и набивал атомами атомные
бомбы, раздумывая между делом, чем бы заняться после дембеля. В тот день,
когда Сандиа перестала существовать, я находился в Далласе, куда меня
послали за новыми запасами Schrecklichkeit. Радиоактивные осадки отнесло к
Оклахоме, поэтому я продолжал тянуть лямку в армии.
Пит выжил по той же причине. У меня был приятель - Майлз Джентри, из
резервистов. Он был женат на вдове с ребенком, но к тому времени, как его
призвали, жена умерла. Он жил вне казармы, в Альбукерке, чтобы у падчерицы
(ее звали Фредерика) был свой дом. Маленькой Рикки (мы никогда не называли
ее полным именем) нравилось заботиться о Пите. Спасибо кошачьей богине
Бубастис, Рикки и Пита в те страшные дни также не было в городе - они все
уехали на выходные: Пита я им подбросил, потому что не мог взять с собой в
Даллас.
Нас всех удивило, когда выяснилось, что военные лаборатории запрятаны
в Туле и других местах, где - мы и не догадывались. Еще в тридцатые годы
стало известно, что человеческое тело можно охладить до состояния, при
котором все жизненные процессы организма замедляются до предела. Но до
Шестинедельной войны такое охлаждение было возможно лишь в лабораторных
условиях и использовалось как крайнее терапевтическое средство. Занимались
этим, конечно, в военных лабораториях. А там, чтобы только добиться
результатов, ни с какими затратами не считались - ни с людскими, ни с
материальными. Напечатай еще миллиард долларов, найми еще тысячу ученых и
инженеров - и любую задачу можно решить, независимо от того, каким
необычным, почти неправдоподобным и даже сомнительным способом это будет
сделано. Так вот, с помощью стазов, или сна в холоде, или гибернации, или
гипотермии, или замедления метаболизма - называйте, как вам больше
нравится - тыловые команды исследователей-медиков нашли способ складывать
людей, как дрова, - штабелями, чтобы потом размораживать по мере
надобности.
Сперва объекту дают наркотик, затем гипнотизируют, охлаждают и
содержат при температуре ровно четыре градуса Цельсия. То есть при
максимальной плотности воды, когда в ней не образуются кристаллы льда.
Если "замороженного" потребуется срочно разбудить, его подвергают
диатермии. Затем снимают гипноз - и все за каких-то десять минут (в Номе
управились и за семь!). Но такая спешка ведет к моментальному старению
тканей, в результате чего "размороженный" до конца дней остается идиотом.
Такой ускоренный метод профессиональные военные называют "продуманный
риск".
И этот риск противник не принял в расчет. Поэтому, когда война
закончилась, я не оказался в числе погибших или направленных в лагеря для
рабов, а демобилизовался и получил расчет.
На "гражданке" мы с Майлзом тут же занялись коммерцией. И как раз в
то время страховые компании стали предлагать "сон в холоде".
Мы сняли пустующий дом на базе ВВС в пустыне Мохаве, открыли там
небольшую фабрику и стали изготовлять "горничных". Техническую сторону
дела взял на себя я, а Майлз занимался юридическими вопросами, благо опыта
в сфере бизнеса у него хватало. Да, да, это я изобрел "горничную" и все ее
семейство - "Вилли-окномоя" и прочих, - хотя в технических паспортах моего
имени вы не найдете. В армии я много размышлял о возможностях человека с
дипломом инженера. Работать на "Стандарт ойл", "Дюпона" или "Дженерал
моторс"? Спустя тридцать лет в вашу честь устроят торжественный ужин с
речами и спровадят на пенсию. Вас не обойдут приглашением на приемы, к
вашим услугам будет принадлежащий фирме самолет... Но вы никогда не будете
хозяином самому себе. Есть что выбрать и среди государственных
предприятий. Там - сразу хорошая зарплата, там - приличная пенсия, там -
ежегодный месячный отпуск и, наконец, щедрые пособия. Свой оплачиваемый
отпуск я уже отгулял и ждал теперь только одного - быть самому себе
хозяином. А что по плечу инженеру-одиночке и не требует затраты шести
миллионов человеко-часов, прежде чем с конвейера сойдет первая модель?
Все в один голос твердили, что времена велосипедных мастерских,
нуждавшихся в небольшом начальном капитале (а с таких мастерских начинали
Форд и братья Райт), миновали. Но я не верил этому. Во все отрасли
производства бурно внедрялась автоматика: предприятию химической
промышленности теперь требовалось всего три работника - два техника для
наблюдения за приборами да охранник; машина продавала билеты на самолет в
одном городе, а в шесть других по маршруту передавала информацию о
проданных местах; стальные кроты добывали уголь, а горнякам на станции
контроля оставалось лишь присматривать за ними, развалясь в кресле.
Поэтому, пока числился в раздаточной ведомости дяди Сэма, я от корки
до корки проштудировал все засекреченные материалы по связи, электронике и
кибернетике, на какие только мог достать разрешение.
Как вы думаете, что автоматизировалось в последнюю очередь? Ответ
прост: труд домохозяек. Женщине не нужен дом, забитый хитроумными,
сложными в обращении приборами; ей нужна хорошо оборудованная и изящно
обставленная пещера. К тому же домохозяйкам до сих пор свойственно
жаловаться на "проблему прислуги", хотя сами слуги, вслед за мастодонтами,
ушли в область преданий. Но почти в каждой женщине есть что-то от
рабовладельца: они, похоже, до сих пор верят, что где-то должны
существовать здоровенные деревенские девки, почитающие за счастье скоблить
полы по четырнадцать часов в день, питаться объедками с хозяйского стола и
получать гроши, до которых не унизился бы и ученик лудильщика.
Поэтому-то мы и назвали наше чудовище "горничной". Само название
агрегата напоминало о добрых старых временах, когда наши бабушки
обращались с прислугой, в основном из эмигрантов, почти как с рабынями.
Вообще-то "горничная" представляла собой всего-навсего пылесос улучшенной
конструкции. Мы собирались выбросить его на рынок по ценам, ненамного
превышавшим стоимость обычной метлы. Наша "горничная" (первая модель, а не
мыслящий робот, в которого я ее потом превратил) могла драить полы - любые
полы. Делала она это весь день с утра до вечера, не нуждаясь в присмотре.
А где вы видели полы, не требующие, чтобы их время от времени драили?
"Горничная" мыла, чистила, натирала их, а что именно надо делать, ей
подсказывала ее убогая электронная память. Если ей попадался предмет
любого размера, даже с горошину величиной, она поднимала его с пола и
клала на поднос, вмонтированный в верхнюю крышку, чтобы кто-нибудь поумней
решил - выбрасывать его в мусорное ведро или нет. Она неторопливо
разъезжала целый день по квартире в поисках грязи, проникая в самые
дальние закоулки. Если в комнате оказывались люди, она, как вышколенная
прислуга, тут же поворачивала обратно и оставалась, только когда хозяйка
давала на это команду. Ближе к обеду "горничная" направлялась в "стойло" -
быстро подзарядиться. Но так было, пока мы не установили ей "вечные" блоки
питания. "Горничная" первого выпуска немногим отличалась от обычного
пылесоса. Но как раз "немногое" - работа в автоматическом режиме - и
обеспечило ее сбыт.
Основной принцип схемы - "автономное патрулирование" - я содрал из
журнала "Сайнтифик Америкен"; там в конце сороковых годов была описана
схема "электрической черепахи". Блок памяти я "вынул" из электронного
мозга управляемой ракеты. (У этих сверхсекретных штучек есть неоспоримое
достоинство - их не патентуют.) Ну а другие узлы я "позаимствовал" из
самых разных приборов, таких, например, как госпитальный полотер, автомат
по продаже безалкогольных напитков, манипуляторы, применявшиеся на атомных
станциях, и дюжина других. Получалось, что в конструкции самой машины
ничего принципиально нового не было; другое дело - как я скомпоновал
разные узлы в одно целое. А "искру гениальности", что требовалось в
соответствии с "Положением о патентах", мог обнаружить хороший юрист по
патентному праву.
Но настоящая гениальность нужна была для того, чтобы наладить выпуск
нашей продукции. Собрать "горничную" можно было из стандартных деталей,
заказанных по каталогу Свита; исключение составляли несколько эксцентриков
и одна печатная плата. Плату нам поставляли по договору, а эксцентрики я
изготовлял сам из бросовой военной автоматики прямо в сарае, который мы
громко именовали "наша фабрика".
Сначала как было? Майлз да я - вот и весь "сборочный конвейер":
плоское - тащи, круглое - кати, ржавое - закрась. Опытный образец обошелся
нам в 4317 долларов 9 центов; первая сотня моделей - по 39 долларов за
штуку. Мы сдали всю партию фирме в Лос-Анджелесе с сетью магазинов,
торговавших со скидкой, по 60 долларов за штуку; продавали их уже по 85
долларов. Позволить себе заниматься торговлей мы не могли, а сбыт
обеспечивать надо было. Но даже при этом мы чуть с голоду не подохли, пока
дождались первых денежных поступлений. Потом журнал "Лайф" дал целый
разворот с "горничной", чем оказал неоценимую помощь в реализации нашего
детища.
Белл Даркин появилась вскоре после этого. Мы с Майлзом отстукивали
наши деловые письма одним пальцем на "Ундервуде" образца 1908 года; Белл
была профессиональной машинисткой и получила у нас должность
делопроизводителя. Мы взяли напрокат электрическую пишущую машинку со
стандартным шрифтом и копировальным устройством, а я набросал эскизы
фирменных бланков. Мы все горячо принялись за дело; Пит и я спали прямо в
мастерской, а у Майлза и Рикки была хибара поблизости. Чтобы быть
защищенными от всяких неожиданностей, мы оформили наш юридический статус.
В члены корпорации вошли три человека: Белл, получившая долю в нашем деле
и титул секретаря-казначея, Майлз - как президент и генеральный директор,
и я - в качестве главного инженера и председателя правления с правом на...
51 процент акций.
Хочу, чтобы было понятно, почему я сохранил контроль над делом. Я не
эгоист, но просто мне хотелось быть хозяином самому себе. Конечно, хотя
Майлз, надо отдать ему должное, и вкалывал как лошадь, но больше
шестидесяти-то процентов начального капитала принадлежали мне; а все, что
было изобретено и воплощено в жизнь, на все сто процентов было достигнуто
моим трудом. Майлз вряд ли смог бы сделать "горничную", а вот я смог. И
сделал бы, даже если не сам, то уж с дюжиной первых попавшихся под руку
помощников - наверняка. Но мои попытки превратить "горничную" в деньги
потерпели бы неудачу: Майлз был бизнесменом, а я - нет.
Но я хотел иметь гарантии сохранения контроля за делом... и
предоставил Майлзу равные возможности. Слишком большие возможности, как
выяснилось позже.
Первую модель "горничной" раскупали, как пиво на стадионе. Тем
временем я был занят ее модернизацией, установкой сборочной линии и
подбором управляющего фабрикой. Потом мне в голову пришла счастливая мысль
заняться другими механизмами для работы по дому. Просто поразительно, как
мало внимания уделялось облегчению домашнего труда, хотя он составляет,
как утверждают женские журналы, пятьдесят процентов всей работы,
производимой в мире. Эти журналы толковали об "облегчении домашнего труда"
и "функциональных кухнях", но то был детский лепет; на глянцевых картинках
красовались приспособления, в сущности мало чем отличавшиеся от домашней
утвари времен Шекспира. Техническая революция, заменившая карету
реактивным самолетом, еще не коснулась труда домохозяек.
Я убежден, что домохозяйки - народ весьма консервативный. Они не
признают никаких машин для домашнего труда - только приспособления для
уборки, приготовления пищи и по уходу за детьми, чтобы заменить труд
вымершей породы домашних слуг.
И я задумался о грязных окнах и рыжем налете на эмалированной
поверхности ванн: чтобы соскоблить этот налет, надо согнуться в три
погибели. Оказалось, что электростатическое устройство моментально удаляет
грязь с любой гладкой силикатной поверхности: с оконных стекол, ванн,
унитазов и тому подобного. Вот так и появился "Вилли-окномой", и я только
диву давался, почему никто до меня не додумался сконструировать его. Я не
пускал его в производство, пока не сделал настолько дешевым, что люди
покупали его не задумываясь. Кстати, а вы знаете, во сколько вам обойдется
нанять мойщика окон?
Я не пускал "Вилли" в производство гораздо дольше, чем это устраивало
Майлза: я хотел, чтобы у владельцев не было трудностей и с ремонтом
"Вилли". Самый большой недостаток подобных приспособлений в том, что они
выходят из строя как раз в то время, когда вы позарез нуждаетесь в их
услугах. И чем они лучше, чем больше операций способны выполнять - тем
больше вероятность их поломки. А в этом случае требовался специалист для
их починки, с оплатой не менее пяти долларов в час.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дверь В Лето'
1 2 3 4
похитрее и отложу выпивку до лучших времен.
- С-р-ра-а-з-у-у? - заинтересовался Пит.
- Нет, пожалуй, отложим до лучших времен. А сейчас поищем-ка
придорожную закусочную.
Я вдруг с удивлением обнаружил, что к выпивке меня совсем не тянет.
Вот поесть и выспаться я бы не отказался. Да, доктор оказался прав - я был
совершенно трезв и впервые за много недель чувствовал себя хорошо. Может,
и вколол-то он мне в корму всего лишь какой-нибудь B1; но если так, то
доза была реактивная.
Наконец мы увидели придорожную закусочную и заехали во двор. Себе я
заказал цыпленка "по-кентуккски", Питу - полфунта рубленого шницеля и
немного молока. Пока не принесли заказ, я выпустил Пита поразмяться. Мы с
ним часто перекусываем в придорожных заезжаловках - там не надо то и дело
загонять Пита в сумку.
Полчаса спустя машина вывезла нас из деловой части города. Я выключил
зажигание, закурил, почесал Пита за ухом и задумался.
Дэн, старина, а ведь доктор был прав. Ты пытался залить горе вином,
да ничего не вышло - горе осталось. Сейчас ты трезв как стеклышко, сытно
поел, и впервые за последнее время на душе у тебя покойно. И чувствуешь ты
себя нормально.
Что еще? А может, док прав и в отношении всего остального? Разве ты
ребенок избалованный? Или тебе не хватит пороха плюнуть на все и начать по
новой? Почему ты идешь на это? Приключений захотелось? Может, ты просто
пытаешься бежать от себя, прячешь голову в песок - тоже мне, страус!
Но я действительно хочу дожить до 2000 года!
Ладно, хочешь - живи. Но вот можешь ли ты сбежать и не свести кое с
кем счеты здесь? Хорошо, хорошо! Но как я могу свести с ними счеты? Не
буду же я добиваться, чтобы Белл вернулась после всего, что она сделала!
А как я еще могу поступить? Подать на них в суд? Не будь идиотом, у
тебя нет свидетелей. Да и кто, в сущности, выиграет процесс? Только сами
законники.
- М-у-у-у-у-р-р-р-а-а-а! - подтвердил Пит.
Я взглянул на него: вся морда в шрамах. Уж он-то не станет подавать
на кого-то в суд. Не понравится ему, скажем, форма усов у какого-нибудь
кота, так Пит просто предложит ему выйти и зубами да когтями растолкует,
что к чему.
- А пожалуй, ты прав, Пит. Навещу-ка я Майлза, руки-ноги ему
повыдергиваю и выколочу из подонка всю правду. А "долгий сон" подождет.
Должны же мы выяснить в конце концов, кто из них истинный автор этой
подлой затеи.
Из ближайшей телефонной трубки я позвонил Майлзу и велел сидеть дома
и ждать.
Мой старикан дал мне имя Дэниел Бун Дейвис, чем на свой лад выразил
отношение к таким понятиям как свобода личности и вера в собственные силы.
Я родился в 1940 году, когда все в один голос утверждали, что незаурядные
личности находятся на грани вымирания и будущее - за средним человеком.
Отец отказывался верить этому и, назвав меня так, бросил вызов обществу.
До последнего вздоха он стремился доказать свою правоту - и умер, когда
ему прочистили мозги в Северной Корее.
Когда началась Шестинедельная война, я служил в армии и у меня уже
имелся диплом инженера-механика. На призывной комиссии о дипломе я
умолчал; единственно, что я унаследовал от отца, - неудержимое желание
быть независимым, не отдавать и не выполнять приказов и не подчиняться
предписываемым распорядкам. Я хотел тихо-мирно оттрубить свой срок - и
свалить. Во времена "холодной войны" я был техником-сержантом на складе
боеприпасов в городе Сандиа, штат Нью-Мексико, и набивал атомами атомные
бомбы, раздумывая между делом, чем бы заняться после дембеля. В тот день,
когда Сандиа перестала существовать, я находился в Далласе, куда меня
послали за новыми запасами Schrecklichkeit. Радиоактивные осадки отнесло к
Оклахоме, поэтому я продолжал тянуть лямку в армии.
Пит выжил по той же причине. У меня был приятель - Майлз Джентри, из
резервистов. Он был женат на вдове с ребенком, но к тому времени, как его
призвали, жена умерла. Он жил вне казармы, в Альбукерке, чтобы у падчерицы
(ее звали Фредерика) был свой дом. Маленькой Рикки (мы никогда не называли
ее полным именем) нравилось заботиться о Пите. Спасибо кошачьей богине
Бубастис, Рикки и Пита в те страшные дни также не было в городе - они все
уехали на выходные: Пита я им подбросил, потому что не мог взять с собой в
Даллас.
Нас всех удивило, когда выяснилось, что военные лаборатории запрятаны
в Туле и других местах, где - мы и не догадывались. Еще в тридцатые годы
стало известно, что человеческое тело можно охладить до состояния, при
котором все жизненные процессы организма замедляются до предела. Но до
Шестинедельной войны такое охлаждение было возможно лишь в лабораторных
условиях и использовалось как крайнее терапевтическое средство. Занимались
этим, конечно, в военных лабораториях. А там, чтобы только добиться
результатов, ни с какими затратами не считались - ни с людскими, ни с
материальными. Напечатай еще миллиард долларов, найми еще тысячу ученых и
инженеров - и любую задачу можно решить, независимо от того, каким
необычным, почти неправдоподобным и даже сомнительным способом это будет
сделано. Так вот, с помощью стазов, или сна в холоде, или гибернации, или
гипотермии, или замедления метаболизма - называйте, как вам больше
нравится - тыловые команды исследователей-медиков нашли способ складывать
людей, как дрова, - штабелями, чтобы потом размораживать по мере
надобности.
Сперва объекту дают наркотик, затем гипнотизируют, охлаждают и
содержат при температуре ровно четыре градуса Цельсия. То есть при
максимальной плотности воды, когда в ней не образуются кристаллы льда.
Если "замороженного" потребуется срочно разбудить, его подвергают
диатермии. Затем снимают гипноз - и все за каких-то десять минут (в Номе
управились и за семь!). Но такая спешка ведет к моментальному старению
тканей, в результате чего "размороженный" до конца дней остается идиотом.
Такой ускоренный метод профессиональные военные называют "продуманный
риск".
И этот риск противник не принял в расчет. Поэтому, когда война
закончилась, я не оказался в числе погибших или направленных в лагеря для
рабов, а демобилизовался и получил расчет.
На "гражданке" мы с Майлзом тут же занялись коммерцией. И как раз в
то время страховые компании стали предлагать "сон в холоде".
Мы сняли пустующий дом на базе ВВС в пустыне Мохаве, открыли там
небольшую фабрику и стали изготовлять "горничных". Техническую сторону
дела взял на себя я, а Майлз занимался юридическими вопросами, благо опыта
в сфере бизнеса у него хватало. Да, да, это я изобрел "горничную" и все ее
семейство - "Вилли-окномоя" и прочих, - хотя в технических паспортах моего
имени вы не найдете. В армии я много размышлял о возможностях человека с
дипломом инженера. Работать на "Стандарт ойл", "Дюпона" или "Дженерал
моторс"? Спустя тридцать лет в вашу честь устроят торжественный ужин с
речами и спровадят на пенсию. Вас не обойдут приглашением на приемы, к
вашим услугам будет принадлежащий фирме самолет... Но вы никогда не будете
хозяином самому себе. Есть что выбрать и среди государственных
предприятий. Там - сразу хорошая зарплата, там - приличная пенсия, там -
ежегодный месячный отпуск и, наконец, щедрые пособия. Свой оплачиваемый
отпуск я уже отгулял и ждал теперь только одного - быть самому себе
хозяином. А что по плечу инженеру-одиночке и не требует затраты шести
миллионов человеко-часов, прежде чем с конвейера сойдет первая модель?
Все в один голос твердили, что времена велосипедных мастерских,
нуждавшихся в небольшом начальном капитале (а с таких мастерских начинали
Форд и братья Райт), миновали. Но я не верил этому. Во все отрасли
производства бурно внедрялась автоматика: предприятию химической
промышленности теперь требовалось всего три работника - два техника для
наблюдения за приборами да охранник; машина продавала билеты на самолет в
одном городе, а в шесть других по маршруту передавала информацию о
проданных местах; стальные кроты добывали уголь, а горнякам на станции
контроля оставалось лишь присматривать за ними, развалясь в кресле.
Поэтому, пока числился в раздаточной ведомости дяди Сэма, я от корки
до корки проштудировал все засекреченные материалы по связи, электронике и
кибернетике, на какие только мог достать разрешение.
Как вы думаете, что автоматизировалось в последнюю очередь? Ответ
прост: труд домохозяек. Женщине не нужен дом, забитый хитроумными,
сложными в обращении приборами; ей нужна хорошо оборудованная и изящно
обставленная пещера. К тому же домохозяйкам до сих пор свойственно
жаловаться на "проблему прислуги", хотя сами слуги, вслед за мастодонтами,
ушли в область преданий. Но почти в каждой женщине есть что-то от
рабовладельца: они, похоже, до сих пор верят, что где-то должны
существовать здоровенные деревенские девки, почитающие за счастье скоблить
полы по четырнадцать часов в день, питаться объедками с хозяйского стола и
получать гроши, до которых не унизился бы и ученик лудильщика.
Поэтому-то мы и назвали наше чудовище "горничной". Само название
агрегата напоминало о добрых старых временах, когда наши бабушки
обращались с прислугой, в основном из эмигрантов, почти как с рабынями.
Вообще-то "горничная" представляла собой всего-навсего пылесос улучшенной
конструкции. Мы собирались выбросить его на рынок по ценам, ненамного
превышавшим стоимость обычной метлы. Наша "горничная" (первая модель, а не
мыслящий робот, в которого я ее потом превратил) могла драить полы - любые
полы. Делала она это весь день с утра до вечера, не нуждаясь в присмотре.
А где вы видели полы, не требующие, чтобы их время от времени драили?
"Горничная" мыла, чистила, натирала их, а что именно надо делать, ей
подсказывала ее убогая электронная память. Если ей попадался предмет
любого размера, даже с горошину величиной, она поднимала его с пола и
клала на поднос, вмонтированный в верхнюю крышку, чтобы кто-нибудь поумней
решил - выбрасывать его в мусорное ведро или нет. Она неторопливо
разъезжала целый день по квартире в поисках грязи, проникая в самые
дальние закоулки. Если в комнате оказывались люди, она, как вышколенная
прислуга, тут же поворачивала обратно и оставалась, только когда хозяйка
давала на это команду. Ближе к обеду "горничная" направлялась в "стойло" -
быстро подзарядиться. Но так было, пока мы не установили ей "вечные" блоки
питания. "Горничная" первого выпуска немногим отличалась от обычного
пылесоса. Но как раз "немногое" - работа в автоматическом режиме - и
обеспечило ее сбыт.
Основной принцип схемы - "автономное патрулирование" - я содрал из
журнала "Сайнтифик Америкен"; там в конце сороковых годов была описана
схема "электрической черепахи". Блок памяти я "вынул" из электронного
мозга управляемой ракеты. (У этих сверхсекретных штучек есть неоспоримое
достоинство - их не патентуют.) Ну а другие узлы я "позаимствовал" из
самых разных приборов, таких, например, как госпитальный полотер, автомат
по продаже безалкогольных напитков, манипуляторы, применявшиеся на атомных
станциях, и дюжина других. Получалось, что в конструкции самой машины
ничего принципиально нового не было; другое дело - как я скомпоновал
разные узлы в одно целое. А "искру гениальности", что требовалось в
соответствии с "Положением о патентах", мог обнаружить хороший юрист по
патентному праву.
Но настоящая гениальность нужна была для того, чтобы наладить выпуск
нашей продукции. Собрать "горничную" можно было из стандартных деталей,
заказанных по каталогу Свита; исключение составляли несколько эксцентриков
и одна печатная плата. Плату нам поставляли по договору, а эксцентрики я
изготовлял сам из бросовой военной автоматики прямо в сарае, который мы
громко именовали "наша фабрика".
Сначала как было? Майлз да я - вот и весь "сборочный конвейер":
плоское - тащи, круглое - кати, ржавое - закрась. Опытный образец обошелся
нам в 4317 долларов 9 центов; первая сотня моделей - по 39 долларов за
штуку. Мы сдали всю партию фирме в Лос-Анджелесе с сетью магазинов,
торговавших со скидкой, по 60 долларов за штуку; продавали их уже по 85
долларов. Позволить себе заниматься торговлей мы не могли, а сбыт
обеспечивать надо было. Но даже при этом мы чуть с голоду не подохли, пока
дождались первых денежных поступлений. Потом журнал "Лайф" дал целый
разворот с "горничной", чем оказал неоценимую помощь в реализации нашего
детища.
Белл Даркин появилась вскоре после этого. Мы с Майлзом отстукивали
наши деловые письма одним пальцем на "Ундервуде" образца 1908 года; Белл
была профессиональной машинисткой и получила у нас должность
делопроизводителя. Мы взяли напрокат электрическую пишущую машинку со
стандартным шрифтом и копировальным устройством, а я набросал эскизы
фирменных бланков. Мы все горячо принялись за дело; Пит и я спали прямо в
мастерской, а у Майлза и Рикки была хибара поблизости. Чтобы быть
защищенными от всяких неожиданностей, мы оформили наш юридический статус.
В члены корпорации вошли три человека: Белл, получившая долю в нашем деле
и титул секретаря-казначея, Майлз - как президент и генеральный директор,
и я - в качестве главного инженера и председателя правления с правом на...
51 процент акций.
Хочу, чтобы было понятно, почему я сохранил контроль над делом. Я не
эгоист, но просто мне хотелось быть хозяином самому себе. Конечно, хотя
Майлз, надо отдать ему должное, и вкалывал как лошадь, но больше
шестидесяти-то процентов начального капитала принадлежали мне; а все, что
было изобретено и воплощено в жизнь, на все сто процентов было достигнуто
моим трудом. Майлз вряд ли смог бы сделать "горничную", а вот я смог. И
сделал бы, даже если не сам, то уж с дюжиной первых попавшихся под руку
помощников - наверняка. Но мои попытки превратить "горничную" в деньги
потерпели бы неудачу: Майлз был бизнесменом, а я - нет.
Но я хотел иметь гарантии сохранения контроля за делом... и
предоставил Майлзу равные возможности. Слишком большие возможности, как
выяснилось позже.
Первую модель "горничной" раскупали, как пиво на стадионе. Тем
временем я был занят ее модернизацией, установкой сборочной линии и
подбором управляющего фабрикой. Потом мне в голову пришла счастливая мысль
заняться другими механизмами для работы по дому. Просто поразительно, как
мало внимания уделялось облегчению домашнего труда, хотя он составляет,
как утверждают женские журналы, пятьдесят процентов всей работы,
производимой в мире. Эти журналы толковали об "облегчении домашнего труда"
и "функциональных кухнях", но то был детский лепет; на глянцевых картинках
красовались приспособления, в сущности мало чем отличавшиеся от домашней
утвари времен Шекспира. Техническая революция, заменившая карету
реактивным самолетом, еще не коснулась труда домохозяек.
Я убежден, что домохозяйки - народ весьма консервативный. Они не
признают никаких машин для домашнего труда - только приспособления для
уборки, приготовления пищи и по уходу за детьми, чтобы заменить труд
вымершей породы домашних слуг.
И я задумался о грязных окнах и рыжем налете на эмалированной
поверхности ванн: чтобы соскоблить этот налет, надо согнуться в три
погибели. Оказалось, что электростатическое устройство моментально удаляет
грязь с любой гладкой силикатной поверхности: с оконных стекол, ванн,
унитазов и тому подобного. Вот так и появился "Вилли-окномой", и я только
диву давался, почему никто до меня не додумался сконструировать его. Я не
пускал его в производство, пока не сделал настолько дешевым, что люди
покупали его не задумываясь. Кстати, а вы знаете, во сколько вам обойдется
нанять мойщика окон?
Я не пускал "Вилли" в производство гораздо дольше, чем это устраивало
Майлза: я хотел, чтобы у владельцев не было трудностей и с ремонтом
"Вилли". Самый большой недостаток подобных приспособлений в том, что они
выходят из строя как раз в то время, когда вы позарез нуждаетесь в их
услугах. И чем они лучше, чем больше операций способны выполнять - тем
больше вероятность их поломки. А в этом случае требовался специалист для
их починки, с оплатой не менее пяти долларов в час.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дверь В Лето'
1 2 3 4