Однако реальность отличалась от того, на чем они тренировались. Если они сделают ошибку, то не смогут нажать кнопку «Повтор». В реальности от таких операций пациенты умирали. Поэтому, хотя хирургическая команда и была уверена в своих очах, но не была уверена в исходе операции.
Над толпой гивистамов и о’о’йанов возвышался единственный человек. Он выглядел здесь неуклюже и не к месту. Частным образом он заверил обоих хирургов в том, что не станет мешать им.
– Мы начинаем, – сказал он в транслятор. – Я должен всем напомнить, что мы точно не знаем, каким будет результат наших усилий. Мы в равной степени можем излечить или убить это существо. Как всем присутствующим известно, в результате сканирования мы обнаружили искусственно введенный участок мозга – нервный узел, который представляет опасность для данного индивидуума. Любая попытка удаления, может дать возможность его клеткам разойтись по мозгу. Профилактика и иные способы лечения могут нанести вред пациенту. Если бы подобный механизм был обнаружен в другой части тела, мы бы смогли справиться с ним. Но так как он запрятан глубоко под корой головного мозга, мы не можем рисковать. Поэтому было решено оставить сам узел на месте, но специальной тончайшей хирургической аппаратурой прервать нервные связи между этим узлом и другими частями нервной системы пациента. Наша цель – сделать нарост безвредным, но не удалять его, не травмировать мозг.
– Это действительно очень тонкая операция, – сказала женщина-врач, продолжая объяснение для наблюдателей. – Как и любое иное вторжение в мозг. – Она повернулась к столу. – Мой коллега начинает. Первый-по-Хирурги начал манипулировать чувствительными кнопками. Детали операции были уже заранее заложены в операционные инструменты, все движения и реакции были собраны из иных, аналогичных, предшествующих данной операции. Хирургический компьютер внесет необходимую поправку, заметив даже малейшее расхождение между заложенной программой и действительностью. Так как вся операция была запрограммирована, присутствие самого хирурга может стать необходным лишь в самом крайнем случае. Если же в ходе операции появится нечто непредвиденное, компьютер сделает и попросит соответствующих инструкций. Небольшая металлическая тарелка опустилась в блестящей автоматической руке и замерла в нескольких сантиметрах над черепом Раньи. С обеих сторон активно действовали медицинские сканеры. Несколько небольших иголок были выведены из тарелки.
– Если мы упустили из виду какую-либо аналогичную найденной нейрологическую ловушку, мы можем его потерять, – пробормотал ни к кому специально обращаясь, высокий человек.
Старший Первый-по-Хирургии внимательно смотрел на жужжащий ультразвуковой скальпель. Одна игла незаметно изменила положение на поверхности тарелки. Всякий раз, когда игла передвигалась и жужжала, еще один нейрон в мозгу Раньи перерезался.
– Все, что можно было сделать, сделано. Мы провели полную подготовку к операции.
– Но нанобиоинженерия амплитуров крайне тонка.
– Да, конечно. Но это все-таки наука, а не магия. – Щелчок острых зубов массуда как будто подтвердил эту мысль. Мониторы, расставленные по операционной, отражали каждый эпизод операции. Все ясно видели нервный узел, течение крови по капиллярам, нейроны, которые связывали центр с остальной частью мозга. Один за другим они перерезались невозможно краткими, точно применяемыми взрывами высокочастотного звука. Постепенно нервный центр изолировался от всего мозга и становился не более опасным, чем доброкачественная опухоль.
– Я слышал, – пробормотал высокий человек, и его внимание перекочевало с монитора на пациента и обратно, – что среди присутствующих немало таких, кто не слишком-то огорчится, если во время операции пациент умрет. Этот Раньи-аар вовсе не чудовище. Это обычный человек, которого лишили права рождения еще до того, как он родился.
– Я видел его генетическую карту. Меня не нужно убеждать, – ответил Первый-по-Хирургии.
– Извините. – К своему удивлению, человек обнаружил, что прикусил нижнюю губу. Он никогда этого не делал. Но и подобных операций ему не приходилось проводить. Здесь на карту поставлена не просто одна жизнь. Все друзья пациента также были потенциальными кандидатами для подобной операции. Хотя, если они не сумеют привести в порядок этого… Он знал, что, проживи он и лет двести, он никогда не сумеет сравняться по мастерству с медицинским компьютером или с мастерством гивистамов. Но что-то внутри заставляло его пальцы слегка подергиваться, как будто он, а не бинарные импульсы манипулировали инструментами.
Первый-по-Хирургии прервал его размышления:
– Я знаю, о ком вы говорите. Они уверены, что индивидуумы, подобные этому, должны быть уничтожены. Они боятся заразы и скрещивания, которые могут привести людей к зависимости от амплитуров. – Они не думают о спасении отдельного индивидуума. Мы же – врачи, поэтому думаем по-иному. Не говоря уж о том, что от него можно получить массу полезной информации, пока он будет жив, – думал человек. Хотя он не осуждал и гивистама. Тем более, что испытывал подобные же ощущения. В операционной бью тихо, как в гробнице, если не считать методических вспышек и щелчков инструментов. Над пациентом двигался лишь скальпель. Только когда блестящая тарелка убрала иглы и отодвинулась в сторону, выполнив запрограммированные действия, в операционной раздалось разноязычное многоголосие, жужжание трансляторов. Сканеры показывали, что нервный узел был полностью изолирован от всего мозга. Впрочем, в этом случае крики ликования были преждевременны. Видимый успех еще требовал медицинского подтверждения.
Присутствующие врачи столпились вокруг различных технических установок, мониторов. Мозг пациента сохранился. Выпущенные на волю клетки не вышли из центра и не разрушили мозг. Циркуляция крови, дыхание, все иные формы функционирования организма были в норме. Не произошло и внутреннего кровоизлияния. Первый-по-Хирургии позволил себе радостно поскрипеть зубами.
Врач-землянин едва ли заметил, как прошло время операции. Он отошел от монитора и присоединился к Первому-по-Хирургии.
– Все в порядке. Когда он очнется, то не ощутит никаких перемен.
Только что всю оставшуюся жизнь в его мозгу будет находиться совершенно ненужный узел нервных клеток, и любой амплитур, который попытается сделать ему внушение, будет крайне удивлен результатом. Если, конечно, предположить, что в результате операции он полностью восстановил способность к естественной защите своей нервной системы.
– В любом случае, он больше не сможет быть объектом их воздействия, – сказал решительно Первый-по-Хирургии. В этом заключалась главная цель операции. – Ну, а если восстановятся защитные человеческие реакции, тем лучше будет для него. – Первый-по-Хирургии выглядел задумчиво. – Но я думаю, что эту информацию необходимо скрыть от основной массы населения Узора.
Тихо разговаривая между собой, оба врача покинули операционную. За ними последовали остальные медики, присутствовавшие при операции. Вошла вторая хирургическая команда, которая занялась приведением в порядок хирургических инструментов.
Ультразвуковой скальпель был поднят к потолку.На его место опустились инструменты более внушительной формы. Хотя предыдущая процедура была значительно более тонкой по своему характеру, вторая была более продолжительной. Хирурги предполагали убрать излишки костей со щек пациента, перестроить его уши, укоротить его пальцы и восстановить дополнительные кости вокруг неестественно широких глазниц. Первая команда восстановила внутренний человеческий облик пациента, второй команде предстояло восстановить его подлинный внешний облик. Неважно, что среди них не было людей. Гивистамы и о’о’йаны прекрасно знали физиологию Homo Sapiens, потому что значительную часть своей жизни провели, возвращая к жизни наемников с Земли. Художники не в меньшей степени, чем врачи, они были убеждены, что когда будут сняты повязки, пациент будет похож на кого угодно, но только не на представителя враждебной расы.
Хирург-землянин, присутствовавший на операции, хотел бы остаться и увидеть это. Но он знал, что вряд ли ему позволят это сделать. Его присутствие необходимо в сражении. Мало кто из людей выбирал себе профессии, в которых их могли превзойти представители иных рас. Поэтому ценность этих специалистов была особенно большой. Хирург полностью понимал ситуацию. Ведь и легче, и приятнее специализироваться в той области, в которой никто не сможет превзойти человека.
Способность – убивать.
Глава 12
Забавные были эти зеркала. Как и мыслей, их невозможно было избежать…
По прошествии некоторого времени его пришла навестить Нейда Трондхайм. Она говорила, а он слушал. Они обменивались ничего не значащими фразами. Возникали долгие паузы. Затем она ушла. Следующим посетителем Раньи был высокий мужчина немного ниже ростом, чем Раньи, немного старше. Немного более светлый. Не зеркальное отражение, но похож.
Только тогда Раньи позволил себе расплакаться, не интересуясь, ашреганские это слезы или человеческие. Это стало дополнительной нагрузкой для его прооперированных глаз, но он не обращал внимания на это неудобство. Молодой человек был озадачен, вместо него вскоре появилась Трондхайм.
Раньи все еще приходилось разговаривать с ней через транслятор. Пусть он уже внешне и походил на человека, но речь его принадлежала представителям иной расы. Нейда была крайне терпелива.
– Внешность, – бормотал он. – Просто внешность. Почему?
– Потому что ты должен внешне походить на то, кем являешься внутренне, – ответила она прямолинейно.
Он вскинул голову и посмотрел на потолок своей комнаты.
– Я допускаю, что внешнее различие поражает, но это не важно, если я допускаю его умом.
– Тебя изучали и анализировали больше, чем какого-либо человека за всю последнюю историю. Хотя люди и ашреганы выглядят сходно, остается небольшое химическое и физическое различие. Амплитуры недоучли некоторые из них. Они не все изменили. Ты определенно человек. Такой же, как и я. Он взглянул на нее.
– Почему же арго известие не наполняет меня ликованием?
Их разговор прервали – открылась единственная дверь. Появился Первый-по-Хирургии, в форменном пиджаке и шортах. Даже такому космополиту, каким был он, стоило некоторых усилий, чтобы войти в комнату, занятую двумя людьми. Но он скрыл свои переживания.
Он показал Раньи листы с различными схемами и цифрами, десятки трехмерных изображений «все это можно было сфабриковать». Старший гивистам был очень убедителен, но не до конца сумел убедить Раньи. Одними лишь словами и цифрами невозможно описать целую человеческую жизнь. Краткий визит молодого человека, близко на него похожего, был бы более весомым доказательством, чем вся статистика.
Хотя и неготовый к согласию, он выразил готовность подумать о возможностях. Первый-по-Хирургии счел это крупной победой.
– У меня болит голова, – пожаловался Раньи.
Три пальца на руке гивистама щелкнули.
– Это и понятно, учитывая, как много излишних костей пришлось удалить с вашего черепа. Часть из них была использована для восстановления нормального для облика человека размера глазниц. По этой же причине некоторое время будут болеть и должным образом укороченные пальцы. Неудобство пройдет.
Безутешный пациент провел пальцами по простыне.
– Зачем все это?
– Чтобы вы чувствовали себя удобно среди особей своей расы, – сказала ему Трондхайм. Он поглядел на нее.
– Какой «расы»? Моей расы? Ты?
Она не отвела взгляд.
– Да. Со мной. Это поможет тебе объяснить… некоторые вещи.
– И еще. – Первый-по-Хирургии занял удобное место. – Нервный узел, имплантированный амплитурами в ваш мозг, был изолирован. Больше он вам уже не помешает.
– Понятно, – сказал он тихо. – Это означает, что Учителя больше не смогут со мной общаться напрямую?
– Очевидно. Мы надеемся, что операция восстановила и способность вашего мозга противостоять непрошенным умственным исследованиям. Отныне вы в безопасности от внешнего враждебного вторжения. Враждебное вторжение? Кто же теперь враг, а кто союзник? – подумал он устало. Это трудно понять простому солдату. Солдат… За кого он теперь и против кого?
Обширные ресурсы приведены в действие, чтобы убедить его в том, что он – человек. Но он продолжает сопротивляться. Сознательно?.. Или из простою упрямства? Или из страха? Отобрано ли у него нечто жизненно важное? Или восстановлено? Откуда ему знать? Как ему это узнать? Встреча с Учителем смогла бы разрешить все его проблемы, но он подозревал, что вряд ли встретит их на Омафиле. Значит, решение необходимо принимать по-иному. В одном он был абсолютно убежден. Если все, что ему показали и рассказали, правда; если он на самом деле – человек, значит, вся его предшествующая жизнь – хорошо продуманная ложь.
Знали ли об этом его родители? Его мать и отец, которых он так уважал, которыми гордился с того момента, как научился говорить. Или они были лишь послушными орудиями в руках амплитуров? Или, напротив, их участие было более зловещим и продуманным?
Он заморгал, ощутив теплое прикосновение руки Трондхайм.
– С тобой все в порядке, Раньи? – Даже его собственное имя звучало странно, подумал он. Она произносила его с не правильным ударением. Первый-по-Хирургии тревожно приблизился к его креслу.
– Вы не собираетесь вновь прибегать к насилию?
– Нет, я слишком устал для этого. Хотя мне бы и хотелось.
Устало глядя на своего пациента, хирург вновь сел на свое место.
Раньи обратился к Трондхайм.
– Сейчас, слушая тебя, я вспоминал свое детство.
– Своих родителей – ашреганов? – проговорила она сочувственно. Он сделал неопределенный жест. Затем после некоторого колебания сделал характерный жест человека для данного случая – кивнул головой. Движение показалось ему естественным.
– Вольно или невольно, они – лишь инструменты в руках Амплитура, – сказал Первый-по-Хирургии.
Несмотря на обещание, Раньи вдруг захотелось с размаху дать ему по шее. Вполне естественная реакция, сказал он сам себе. Чем больше пытался он себя убедить, что ему лгут, тем больше его разум и тело противились.
– Все будет хорошо, – увещевала его Трондхайм.
– Да? – (Интересно, передает ли переводящее устройство вместе с его словами и испытываемый им страх и неуверенность?) – Всю жизнь я был ашреганом. Теперь на основании каких-то цифр и рисунков вы предлагаете мне стать человеком. Чтобы ни случилось, я всегда буду ашреганом.
К от удивлению, Нейда улыбнулась:
– Ты ведешь себя более по-человечески, чем сам предполагаешь, – сказала она.
* * *
– А я говорю, что вы не можете этого сделать. Это ненаучно, против принятых правил, очень опасно!
– Опасно для кого? – Седогривая дама-массуд высилась над гивистамом.
Хотя на нем была форма командира полевых войск, его последние обязанности носили в основном административный характер. Необычный знак различия на форме с’вана, терпеливо стоящего поодаль, определял его должность как научного советника со специальными привилегиями. Гивистам полагал, что такое сочетание крайне противоречиво. Первый-по-Хирургии, например, точно знал, что не мог бы совмещать службу в войсках с медициной.
Трое ученых стояли на длинной и широкой веранде, словно птичье гнездо прилепившееся к черной базальтовой скале. Рассветная заря, казалось, пытается смягчить их спор. Близился конец второю весеннего сезона. Таково было своеобразие этой планеты, происходившее в результате особенностей ее орбиты. Высокий лес рос у основания скалы, и где-то вдали ему на смену приходили поля. На горизонте солнечный свет, скрываемый горами Оумансы, переходил в желтое сияние.
За дальним городом собиралась гроза.
Странно подумать, – размышлял с’ван, – что в подобный день цивилизованным обитателям Оумансы придется взяться за оружие. Как и его товарищам, как и всем остальным их родственникам. Высоко над ними в незагрязненной атмосфере Омафила передвигались научные корабли, выискивая более удобные стратегические позиции, в поисках наилучшей возможности уничтожить, разрушить, взять в плен. С’ван пытался все это свести к шутке, но для этого ему не хватало чувства юмора.
Их ожидал накрытый стол. Автомат доставил напитки.
– Ваше мнение будет принято во внимание, но это ничего не изменит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Над толпой гивистамов и о’о’йанов возвышался единственный человек. Он выглядел здесь неуклюже и не к месту. Частным образом он заверил обоих хирургов в том, что не станет мешать им.
– Мы начинаем, – сказал он в транслятор. – Я должен всем напомнить, что мы точно не знаем, каким будет результат наших усилий. Мы в равной степени можем излечить или убить это существо. Как всем присутствующим известно, в результате сканирования мы обнаружили искусственно введенный участок мозга – нервный узел, который представляет опасность для данного индивидуума. Любая попытка удаления, может дать возможность его клеткам разойтись по мозгу. Профилактика и иные способы лечения могут нанести вред пациенту. Если бы подобный механизм был обнаружен в другой части тела, мы бы смогли справиться с ним. Но так как он запрятан глубоко под корой головного мозга, мы не можем рисковать. Поэтому было решено оставить сам узел на месте, но специальной тончайшей хирургической аппаратурой прервать нервные связи между этим узлом и другими частями нервной системы пациента. Наша цель – сделать нарост безвредным, но не удалять его, не травмировать мозг.
– Это действительно очень тонкая операция, – сказала женщина-врач, продолжая объяснение для наблюдателей. – Как и любое иное вторжение в мозг. – Она повернулась к столу. – Мой коллега начинает. Первый-по-Хирурги начал манипулировать чувствительными кнопками. Детали операции были уже заранее заложены в операционные инструменты, все движения и реакции были собраны из иных, аналогичных, предшествующих данной операции. Хирургический компьютер внесет необходимую поправку, заметив даже малейшее расхождение между заложенной программой и действительностью. Так как вся операция была запрограммирована, присутствие самого хирурга может стать необходным лишь в самом крайнем случае. Если же в ходе операции появится нечто непредвиденное, компьютер сделает и попросит соответствующих инструкций. Небольшая металлическая тарелка опустилась в блестящей автоматической руке и замерла в нескольких сантиметрах над черепом Раньи. С обеих сторон активно действовали медицинские сканеры. Несколько небольших иголок были выведены из тарелки.
– Если мы упустили из виду какую-либо аналогичную найденной нейрологическую ловушку, мы можем его потерять, – пробормотал ни к кому специально обращаясь, высокий человек.
Старший Первый-по-Хирургии внимательно смотрел на жужжащий ультразвуковой скальпель. Одна игла незаметно изменила положение на поверхности тарелки. Всякий раз, когда игла передвигалась и жужжала, еще один нейрон в мозгу Раньи перерезался.
– Все, что можно было сделать, сделано. Мы провели полную подготовку к операции.
– Но нанобиоинженерия амплитуров крайне тонка.
– Да, конечно. Но это все-таки наука, а не магия. – Щелчок острых зубов массуда как будто подтвердил эту мысль. Мониторы, расставленные по операционной, отражали каждый эпизод операции. Все ясно видели нервный узел, течение крови по капиллярам, нейроны, которые связывали центр с остальной частью мозга. Один за другим они перерезались невозможно краткими, точно применяемыми взрывами высокочастотного звука. Постепенно нервный центр изолировался от всего мозга и становился не более опасным, чем доброкачественная опухоль.
– Я слышал, – пробормотал высокий человек, и его внимание перекочевало с монитора на пациента и обратно, – что среди присутствующих немало таких, кто не слишком-то огорчится, если во время операции пациент умрет. Этот Раньи-аар вовсе не чудовище. Это обычный человек, которого лишили права рождения еще до того, как он родился.
– Я видел его генетическую карту. Меня не нужно убеждать, – ответил Первый-по-Хирургии.
– Извините. – К своему удивлению, человек обнаружил, что прикусил нижнюю губу. Он никогда этого не делал. Но и подобных операций ему не приходилось проводить. Здесь на карту поставлена не просто одна жизнь. Все друзья пациента также были потенциальными кандидатами для подобной операции. Хотя, если они не сумеют привести в порядок этого… Он знал, что, проживи он и лет двести, он никогда не сумеет сравняться по мастерству с медицинским компьютером или с мастерством гивистамов. Но что-то внутри заставляло его пальцы слегка подергиваться, как будто он, а не бинарные импульсы манипулировали инструментами.
Первый-по-Хирургии прервал его размышления:
– Я знаю, о ком вы говорите. Они уверены, что индивидуумы, подобные этому, должны быть уничтожены. Они боятся заразы и скрещивания, которые могут привести людей к зависимости от амплитуров. – Они не думают о спасении отдельного индивидуума. Мы же – врачи, поэтому думаем по-иному. Не говоря уж о том, что от него можно получить массу полезной информации, пока он будет жив, – думал человек. Хотя он не осуждал и гивистама. Тем более, что испытывал подобные же ощущения. В операционной бью тихо, как в гробнице, если не считать методических вспышек и щелчков инструментов. Над пациентом двигался лишь скальпель. Только когда блестящая тарелка убрала иглы и отодвинулась в сторону, выполнив запрограммированные действия, в операционной раздалось разноязычное многоголосие, жужжание трансляторов. Сканеры показывали, что нервный узел был полностью изолирован от всего мозга. Впрочем, в этом случае крики ликования были преждевременны. Видимый успех еще требовал медицинского подтверждения.
Присутствующие врачи столпились вокруг различных технических установок, мониторов. Мозг пациента сохранился. Выпущенные на волю клетки не вышли из центра и не разрушили мозг. Циркуляция крови, дыхание, все иные формы функционирования организма были в норме. Не произошло и внутреннего кровоизлияния. Первый-по-Хирургии позволил себе радостно поскрипеть зубами.
Врач-землянин едва ли заметил, как прошло время операции. Он отошел от монитора и присоединился к Первому-по-Хирургии.
– Все в порядке. Когда он очнется, то не ощутит никаких перемен.
Только что всю оставшуюся жизнь в его мозгу будет находиться совершенно ненужный узел нервных клеток, и любой амплитур, который попытается сделать ему внушение, будет крайне удивлен результатом. Если, конечно, предположить, что в результате операции он полностью восстановил способность к естественной защите своей нервной системы.
– В любом случае, он больше не сможет быть объектом их воздействия, – сказал решительно Первый-по-Хирургии. В этом заключалась главная цель операции. – Ну, а если восстановятся защитные человеческие реакции, тем лучше будет для него. – Первый-по-Хирургии выглядел задумчиво. – Но я думаю, что эту информацию необходимо скрыть от основной массы населения Узора.
Тихо разговаривая между собой, оба врача покинули операционную. За ними последовали остальные медики, присутствовавшие при операции. Вошла вторая хирургическая команда, которая занялась приведением в порядок хирургических инструментов.
Ультразвуковой скальпель был поднят к потолку.На его место опустились инструменты более внушительной формы. Хотя предыдущая процедура была значительно более тонкой по своему характеру, вторая была более продолжительной. Хирурги предполагали убрать излишки костей со щек пациента, перестроить его уши, укоротить его пальцы и восстановить дополнительные кости вокруг неестественно широких глазниц. Первая команда восстановила внутренний человеческий облик пациента, второй команде предстояло восстановить его подлинный внешний облик. Неважно, что среди них не было людей. Гивистамы и о’о’йаны прекрасно знали физиологию Homo Sapiens, потому что значительную часть своей жизни провели, возвращая к жизни наемников с Земли. Художники не в меньшей степени, чем врачи, они были убеждены, что когда будут сняты повязки, пациент будет похож на кого угодно, но только не на представителя враждебной расы.
Хирург-землянин, присутствовавший на операции, хотел бы остаться и увидеть это. Но он знал, что вряд ли ему позволят это сделать. Его присутствие необходимо в сражении. Мало кто из людей выбирал себе профессии, в которых их могли превзойти представители иных рас. Поэтому ценность этих специалистов была особенно большой. Хирург полностью понимал ситуацию. Ведь и легче, и приятнее специализироваться в той области, в которой никто не сможет превзойти человека.
Способность – убивать.
Глава 12
Забавные были эти зеркала. Как и мыслей, их невозможно было избежать…
По прошествии некоторого времени его пришла навестить Нейда Трондхайм. Она говорила, а он слушал. Они обменивались ничего не значащими фразами. Возникали долгие паузы. Затем она ушла. Следующим посетителем Раньи был высокий мужчина немного ниже ростом, чем Раньи, немного старше. Немного более светлый. Не зеркальное отражение, но похож.
Только тогда Раньи позволил себе расплакаться, не интересуясь, ашреганские это слезы или человеческие. Это стало дополнительной нагрузкой для его прооперированных глаз, но он не обращал внимания на это неудобство. Молодой человек был озадачен, вместо него вскоре появилась Трондхайм.
Раньи все еще приходилось разговаривать с ней через транслятор. Пусть он уже внешне и походил на человека, но речь его принадлежала представителям иной расы. Нейда была крайне терпелива.
– Внешность, – бормотал он. – Просто внешность. Почему?
– Потому что ты должен внешне походить на то, кем являешься внутренне, – ответила она прямолинейно.
Он вскинул голову и посмотрел на потолок своей комнаты.
– Я допускаю, что внешнее различие поражает, но это не важно, если я допускаю его умом.
– Тебя изучали и анализировали больше, чем какого-либо человека за всю последнюю историю. Хотя люди и ашреганы выглядят сходно, остается небольшое химическое и физическое различие. Амплитуры недоучли некоторые из них. Они не все изменили. Ты определенно человек. Такой же, как и я. Он взглянул на нее.
– Почему же арго известие не наполняет меня ликованием?
Их разговор прервали – открылась единственная дверь. Появился Первый-по-Хирургии, в форменном пиджаке и шортах. Даже такому космополиту, каким был он, стоило некоторых усилий, чтобы войти в комнату, занятую двумя людьми. Но он скрыл свои переживания.
Он показал Раньи листы с различными схемами и цифрами, десятки трехмерных изображений «все это можно было сфабриковать». Старший гивистам был очень убедителен, но не до конца сумел убедить Раньи. Одними лишь словами и цифрами невозможно описать целую человеческую жизнь. Краткий визит молодого человека, близко на него похожего, был бы более весомым доказательством, чем вся статистика.
Хотя и неготовый к согласию, он выразил готовность подумать о возможностях. Первый-по-Хирургии счел это крупной победой.
– У меня болит голова, – пожаловался Раньи.
Три пальца на руке гивистама щелкнули.
– Это и понятно, учитывая, как много излишних костей пришлось удалить с вашего черепа. Часть из них была использована для восстановления нормального для облика человека размера глазниц. По этой же причине некоторое время будут болеть и должным образом укороченные пальцы. Неудобство пройдет.
Безутешный пациент провел пальцами по простыне.
– Зачем все это?
– Чтобы вы чувствовали себя удобно среди особей своей расы, – сказала ему Трондхайм. Он поглядел на нее.
– Какой «расы»? Моей расы? Ты?
Она не отвела взгляд.
– Да. Со мной. Это поможет тебе объяснить… некоторые вещи.
– И еще. – Первый-по-Хирургии занял удобное место. – Нервный узел, имплантированный амплитурами в ваш мозг, был изолирован. Больше он вам уже не помешает.
– Понятно, – сказал он тихо. – Это означает, что Учителя больше не смогут со мной общаться напрямую?
– Очевидно. Мы надеемся, что операция восстановила и способность вашего мозга противостоять непрошенным умственным исследованиям. Отныне вы в безопасности от внешнего враждебного вторжения. Враждебное вторжение? Кто же теперь враг, а кто союзник? – подумал он устало. Это трудно понять простому солдату. Солдат… За кого он теперь и против кого?
Обширные ресурсы приведены в действие, чтобы убедить его в том, что он – человек. Но он продолжает сопротивляться. Сознательно?.. Или из простою упрямства? Или из страха? Отобрано ли у него нечто жизненно важное? Или восстановлено? Откуда ему знать? Как ему это узнать? Встреча с Учителем смогла бы разрешить все его проблемы, но он подозревал, что вряд ли встретит их на Омафиле. Значит, решение необходимо принимать по-иному. В одном он был абсолютно убежден. Если все, что ему показали и рассказали, правда; если он на самом деле – человек, значит, вся его предшествующая жизнь – хорошо продуманная ложь.
Знали ли об этом его родители? Его мать и отец, которых он так уважал, которыми гордился с того момента, как научился говорить. Или они были лишь послушными орудиями в руках амплитуров? Или, напротив, их участие было более зловещим и продуманным?
Он заморгал, ощутив теплое прикосновение руки Трондхайм.
– С тобой все в порядке, Раньи? – Даже его собственное имя звучало странно, подумал он. Она произносила его с не правильным ударением. Первый-по-Хирургии тревожно приблизился к его креслу.
– Вы не собираетесь вновь прибегать к насилию?
– Нет, я слишком устал для этого. Хотя мне бы и хотелось.
Устало глядя на своего пациента, хирург вновь сел на свое место.
Раньи обратился к Трондхайм.
– Сейчас, слушая тебя, я вспоминал свое детство.
– Своих родителей – ашреганов? – проговорила она сочувственно. Он сделал неопределенный жест. Затем после некоторого колебания сделал характерный жест человека для данного случая – кивнул головой. Движение показалось ему естественным.
– Вольно или невольно, они – лишь инструменты в руках Амплитура, – сказал Первый-по-Хирургии.
Несмотря на обещание, Раньи вдруг захотелось с размаху дать ему по шее. Вполне естественная реакция, сказал он сам себе. Чем больше пытался он себя убедить, что ему лгут, тем больше его разум и тело противились.
– Все будет хорошо, – увещевала его Трондхайм.
– Да? – (Интересно, передает ли переводящее устройство вместе с его словами и испытываемый им страх и неуверенность?) – Всю жизнь я был ашреганом. Теперь на основании каких-то цифр и рисунков вы предлагаете мне стать человеком. Чтобы ни случилось, я всегда буду ашреганом.
К от удивлению, Нейда улыбнулась:
– Ты ведешь себя более по-человечески, чем сам предполагаешь, – сказала она.
* * *
– А я говорю, что вы не можете этого сделать. Это ненаучно, против принятых правил, очень опасно!
– Опасно для кого? – Седогривая дама-массуд высилась над гивистамом.
Хотя на нем была форма командира полевых войск, его последние обязанности носили в основном административный характер. Необычный знак различия на форме с’вана, терпеливо стоящего поодаль, определял его должность как научного советника со специальными привилегиями. Гивистам полагал, что такое сочетание крайне противоречиво. Первый-по-Хирургии, например, точно знал, что не мог бы совмещать службу в войсках с медициной.
Трое ученых стояли на длинной и широкой веранде, словно птичье гнездо прилепившееся к черной базальтовой скале. Рассветная заря, казалось, пытается смягчить их спор. Близился конец второю весеннего сезона. Таково было своеобразие этой планеты, происходившее в результате особенностей ее орбиты. Высокий лес рос у основания скалы, и где-то вдали ему на смену приходили поля. На горизонте солнечный свет, скрываемый горами Оумансы, переходил в желтое сияние.
За дальним городом собиралась гроза.
Странно подумать, – размышлял с’ван, – что в подобный день цивилизованным обитателям Оумансы придется взяться за оружие. Как и его товарищам, как и всем остальным их родственникам. Высоко над ними в незагрязненной атмосфере Омафила передвигались научные корабли, выискивая более удобные стратегические позиции, в поисках наилучшей возможности уничтожить, разрушить, взять в плен. С’ван пытался все это свести к шутке, но для этого ему не хватало чувства юмора.
Их ожидал накрытый стол. Автомат доставил напитки.
– Ваше мнение будет принято во внимание, но это ничего не изменит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35