– Золото присуждено согласно правде и истине, – провозгласил распорядитель. В ответ на справедливое решение раздались радостные крики.
Царица цариц и двор покинули поле, но народ ещё долго не расходился. Начались новые состязания, и многие из тех, кто стоял за верёвками, вышли теперь на поле. Сильных и ловких среди простого народа было не меньше, чем среди знатных, хотя не обучались дети бедняков правилам воинской науки.
В коротких чохах, надетых на голое тело, силились повалить друг друга борцы, перебрасывали противника через спину, опрокидывали навзничь. На другом конце поля вырывали, крутя руки, гладкооструганную палку. Тянули канат.
Но особое оживление вызвала любимая всеми игра – пехбурти. На разных концах поля установили ворота, посередине начал свой бег кожаный мяч. Торговые гости рассказывали, что в Китае додумались надувать мячи воздухом, чтобы прыгали, словно живые. Однако и набитый овечьей шерстью, сшитый из лоскутков кожи шар не задерживался на месте. Он летал и прыгал, отскакивая от ног игроков. Игроки разбились на две команды, по десять участников в каждой, и носились по полю то кучно, то врассыпную, вели мяч возле ноги или посылали вперёд сильным ударом. Выигрывала команда, которой удавалось забить в ворота противника большее число бурти – мячей.
Распорядители, выбранные из цеховых старшин, раздавали награды: конскую сбрую, кинжалы с серебряными рукоятями, узорные пряжки для поясов, столбики медных монет с изображением царя царей Тамар. Силачу, уложившему на лопатки всех, кто пожелал с ним бороться, амирспасалар подарил от себя тяжёлый литой браслет в дорогих каменьях.
Закарэ не покинул поле вместе с двором. Он любил проявление силы и ловкости. Народные игры доставляли ему почти такое же удовольствие, как конная скачка или игра в конный мяч. Доверенный слуга, отосланный с поручением, вернувшись, нашёл своего господина там, где оставил его, – на помосте.
– Водой сквозь землю ушёл, – растерянно проговорил слуга. – Прибежали, по всему берегу – никого.
– Людей каких-нибудь встретили?
– Мальчонка рыскал по склону, птичьи гнёзда искал.
– Кто таков?
– В Тбилиси состоит на обучении. Приехал на праздник вместе с златоваятелем Липаритом.
– Проверили?
– Липарита сыскали. Мальчонка правду сказал.
– Ладно, ступай. Поутру витязь Кольчужной Сетки обещал заявиться. В сто глаз чтобы слежка была.
Глава XV
ВАРДЗИЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Амирспасалар рассчитал правильно. Утром, когда всадники выехали на поле, витязь Кольчужной Сетки выехал на поле вместе со всеми. Как все, он держал в руках согнутую на конце углом длинную палку-човган для игры в конный мяч. Простые люди гоняли мяч пешими, знать – не слезая с коней. В остальном правила были схожими. Турьи рога пропели сигнал. Распорядитель взмахнул жезлом. И началась великолепная и увлекательная игра – цхенбурти.
О достоинствах игрока судят по ловкости взмаха и точности удара, но важнее всего искусство, с которым наездник мгновенно справляется с разгорячённым конём. Шота казалось, что Аргентум чутьём угадывал его волю. Конь нёсся вперёд, поворачивал или отскакивал в сторону, словно сам норовил ударить копытом по стремительно мчавшейся цели.
Один за другим Шота забил два мяча в ворота противника.
– Победу, Шота! – кричали зрители.
– Победу, Шота! – крикнул вместе со всеми амирспасалар.
Он стоял, как вчера, на почётном месте, слева от кресла царицы цариц, но предпочёл бы покинуть помост, расцвеченный праздничными нарядами, сбросить шёлковый ахалух и в простой чохе с короткими рукавами нестись на коне по полю, бить с размаху човганом. Закарэ тревожило обещание Тамар исполнить любую просьбу победителя. В благородстве помыслов витязей, чьи высокие имена всем были известны, сомневаться не приходилось. Однако вряд ли добрую цель преследовал тот, кто явился сюда с риском для собственной жизни и скрыл лицо под чабалахи.
– Победу, Шота! Победу!
Если бы Закарэ знал, какую награду задумал просить Шота, он не кричал бы с таким воодушевлением.
Конь прянул в сторону. Шота изогнулся, ударил, словно пустил мяч из пращи. Витязь Кольчужной Сетки перехватил мяч, ударом сплеча отправил вверх. Шота подоспел к месту падения первым. Човган взвился – мяч полетел прямо в ворота.
– Живи вечно, Шота! Славься, месх-победитель!
Распорядитель состязаний вручил Шота саблю с алмазами и бирюзой по всей рукояти.
Две награды завоевал Шота, одну – витязь Кольчужной Сетки. Оставалось последнее состязание: кабалахи – стрельба из лука в цель на скаку.
Слуги поля вынесли шест с установленной наверху медной чашей. Витязи отъехали на короткую сторону поля, к шатрам. Взмах жезла возвестил начало. Кони помчались поочерёдно, без перерыва. Всадники на скаку вскидывали луки, целились, пускали стрелу в сверкавшую на солнце цель. Задача в том заключалась, чтобы сбить чашу с шеста. Стрелы неслись одна за другой, задевали чашу костяным оперением, царапали выпуклые бока. Но чаша упрямо держалась за шест. Вскоре всё поле было усеяно стрелами, не принёсшими никому удачи.
Витязь Кольчужной Сетки натягивал лук последним. Он далеко отвёл тетиву, пустил стрелу быстро, небрежно, почти не целясь. Раздался глубокий протяжный гул. И вот ужа меткий стрелок держит над головой упавшую в руки добычу.
– Слава могучей стреле!
Крики раздались и быстро умолкли. Всех поразила одна и та же мысль: Шота и витязь Кольчужной Сетки поделили победу поровну. Кому же выпадет честь получить награду из рук царицы цариц?
Распорядитель приблизился к креслу Тамар, положил жезл к подножию. Это был знак, что не берётся он сам решить судьбу состязаний и полагается на высшую волю. Мало кто мог услышать, что сказала царица цариц. Увидели только, как отшатнулся распорядитель с выставленными вперёд руками. Амирспасалар сдавил рукоять сабли. Давид Сослани приподнялся с кресла. Было похоже, что государь просил о чём-то супругу, но ему отвечали отказом.
Много раз затихало поле за эти два дня. Теперь наступило время затаить даже дыхание.
Распорядитель вышел на середину. Голосом, в котором слышалась дрожь, проговорил:
– Витязь Кольчужной Сетки получает в награду саблю, ценностью равной той, что получил Шота Руставели. Главная обещанная награда достанется самому меткому и сметливому стрелку. Он должен пронзить стрелой яблоко в руке всеблагой Тамар. Так царица цариц рассудила, такова её воля.
Помощники распорядителя повторили неслыханное.
Витязи спешились, как ядовитых змей, отбросили в сторону луки, высыпали из колчанов стрелы. Только витязь Кольчужной Сетки продолжал держать лук.
Высказать общую волю взялся Саргис Тмогвели, потомок Фарсмана Тмогвели, погибшего в борьбе с завоевателями-сельджуками. Могила героя в пещере близ Тмогви почиталась всеми святыней. Упав перед царицей цариц на оба колена, Саргис проговорил:
– Ни у одного из нас не дрогнет рука, если прикажет светозарная повелительница лишить самих себя жизни. Её же бесценная кровь, пролитая даже по воле случая, навлечёт вечное проклятие на нас и наших детей. Мы, рабы богоподобной царицы, молим её отвратить от себя и от нас роковую опасность.
Тамар покачала в ответ головой.
Дрожавший от ужаса распорядитель был вынужден повторить призыв к безумной затее. И тут все увидели, что витязь Кольчужной Сетки начал оттягивать тетиву. Лук дугой изогнулся в крепких руках. Стрела примерилась к цели.
– Не сметь! – выдохнуло поле.
Давид Сослани вскочил, чтобы прикрыть собой Тамар. Амирспасалар выхватил саблю.
Но витязь сам в бессилии опустил руки. Бычья жила тетивы распрямилась. Стрела упала на землю.
Шота стоял рядом. Он поднял стрелу, сказал:
– Прости, что забираю победу, как эту стрелу. Я сложил бы награду к твоим ногам, если бы не долг перед одним человеком. Он находится в заточении.
– Также верного друга хотел выручить из неволи, – проговорил витязь Кольчужной Сетки и отвернулся.
Со стрелой наперевес, как с копьём или дротиком, Шота поднялся на ступени помоста, приблизился к Светозарной и, придержав в её руке яблоко, с силой вонзил бронзовый наконечник в жёлтый от спелости плод.
Он сделал это и только тогда упал на колени.
– Рустави! Рустави! – понеслось по полю. Казалось, вместе с людьми победителя славили небо, солнце и горы.
– Встань, Шота Руставели, доблестный воин и мудрый поэт. Ты один догадался, что не назначила я расстояние, с которого должно направить стрелу, – весело проговорила Тамар.
От радости нежные щёки покрылись румянцем, глаза под частоколом ресниц заискрились, уголки пухлого маленького рта приподнялись в улыбке. «Слепцом родился и незрячим покинет мир каждый, кто не видел лучезарной красоты Тамар», – любили повторять во всех семи землях.
– Разум большая сила, чем сила рук, – продолжала Тамар, когда Шота поднялся. – Догадка, осенившая ясный ум, привела героя к победе, и я тороплюсь услышать просьбу победителя, чтобы порадовать себя её исполнением.
– Пусть простит царь царей, если произнесёт верный раб недозволенное, – сказал Шота и посмотрел на Закарэ. Он знал, какую бурю поднимет сейчас в душе амирспасалара, но было бы против чести и совести поступить по-другому.
– В крепости Верхняя заключён узник, – продолжал Шота твёрдо. – Его обвиняют в грабеже и бродяжничестве, хотя грабителей держат в тюремных ямах, а не в крепостных башнях. Этот человек спас мне жизнь, и я припадаю к стопам царицы цариц, моля вернуть ему самое дорогое, чем обладают люди, – свободу.
– Твоё благородное сердце бьётся не для себя – для других, – произнесла Тамар. – Надеюсь, амирспасалар, – обратилась она к Закарэ, – мы не заставим победителя повторять свою просьбу дважды.
– Желание царя царей для всех нас – закон, – с поклоном ответил Закарэ. – Однако мне придётся молить победителя умерить своё нетерпение и подождать до завтра. Начальник крепости Верхняя – гость нашего праздника, и, справедливости ради, за которую ратует победитель, не стоит лишать старого воина удовольствия разделить с нами веселье. Завтра Реваз Мтбевари вернётся в крепость и отдаст нужные распоряжения. До той поры сами стены и башни Верхней ручаются за безопасность узника.
Закарэ нуждался в отсрочке, хотя бы на день. Сегодня, самое позднее завтра, витязь, закрытый кольчугой, окажется у него в руках. Вот тогда пусть поэт забирает своего подопечного. Едва двор покинет Тмогви и переедет в южные замки, место в крепости Верхняя навечно займёт другой, более важный узник. Не придётся ему больше тревожить установившийся в государстве порядок.
– Принимает ли Шота условие амирспасалара? – спросила Тамар.
– Я благодарю царя царей за великую щедрость.
– Щедрым был ты, победитель. Ты имел случай наполнить свою казну несметным богатством, но отдал обещанный дар другому.
– Что припрячешь – то погубишь, что раздашь – вернётся снова, – ответил Шота строчкой своих стихов.
– Ступай, – улыбнулась Тамар. – Поле ждёт своего героя.
Верхом на коне Шота проделал круг торжества и почёта. На ходу он похлопывал и гладил Аргентума в знак того, что победа принадлежала обоим. Им кричали слова приветствий. Повсюду были весёлые лица, сияющие глаза. Шота помахал рукой Липариту, стоявшему у самых верёвок. «Всё будет, как должно, и преданную любовь увенчает награда», – подумал он про себя и удивился, что не увидел поблизости Микаэла.
Конь мчался по берегу Мтквари дорогой, проложенной возле скал. Всадник доверился быстрому, ровному бегу, не горячил коня плетью, хотя время от времени с тревогой оглядывался назад. Тёмное облако, сгустившееся вдали, казалось, висело на месте. На самом деле, это двигалась по пятам погоня. «В один миг снарядили, – думал всадник, – готовились, должно быть, со вчерашнего дня. Только где обычным коняшкам сравняться в беге с конём, названным в честь Мерани? Недаром здешние сказывали, что был крылатым тот конь».
Всадник откинул кольчужную сетку, подставил ветру разгорячённые щёки и лоб: «Вывози, Мерани. Теперь уж близко. Возле вардзийских пещер Михейка ждёт с запасной лошадкой».
Неподалёку от Тмогви находился царский монастырь, вернее сказать, монастырский город Вардзия. Необычным был этот город. Не каменные плиты или кирпич послужили для него строительным материалом. Залы, церкви и кельи, кладовые, конюшни, склады продовольствия и фуража – все помещения были вырублены в скале. Много лет, изо дня в день, вгрызались в каменную твердь кирки камнетёсов, в корзинах и мешках отправлялась наружу отторгнутая порода, пока не вырос в скале многоярусный город с улицами, подъёмными мостами и падающими воротами. Город, скрытый каменной толщью, недоступной самым мощным таранам, – твердь, поднявшаяся на защиту месхетских земель.
«Тамар взялась строить церковь и кельи для монахов, причём их вырубили в скале, превратив в необоримое для врагов место. Эту Вардзию начал строить ещё отец царицы Гиорги, но он оставил скалу незаконченной. Великая же Тамар, завершив, украсила её всячески. Невозможно описать словами мощь и великую красоту. Если кто желает знать, пусть повидает Вардзию, высеченные в ней пещеры и всё, что в ней сделано».
Так было записано в хронике, и историограф, написавший эти строки, не позволил себе прикрас или преувеличений.
Всадник поравнялся с отвесной скалой, изрезанной рядами окон и входов, в последний раз обернулся. Тёмное облако, едва теперь различимое, осталось далеко позади. Зато впереди произошло движение. Редкий кустарник у подножия скалы зашевелился. Из кустов выпрыгнул мальчонка и помчался навстречу, крича и размахивая руками.
– Засада, государь Юрий Андреевич! Сверху увидел.
– Где? Быстро сказывай.
– Дорогу перегородили с обеих сторон.
Юрий Андреевич повернул к воде, готовый вместе с конём броситься вплавь.
– Поостерегись, государь. На том берегу также воины.
Погоня, оставленная позади, приближалась. Впереди обозначился конный отряд. По правую руку быстро и шумно неслась река, по левую руку надвигались отвесные скалы.
– Возвращайся в Тмогви. Мерани укрой.
Юрий Андреевич спрыгнул на землю и побежал к скале.
– Возьми с собой, государь! – в отчаянии крикнул Михейка. – Вместе хочу погибнуть.
– Делай, как сказано. Погибнуть всякий сумеет. Спастись – вот что достойно.
Юрий Андреевич подбежал к скале. Михейка увидел, как взвился в воздухе крюк. Острие впилось в камень, закачалась привязанная к железу верёвка. В одно мгновение Юрий Андреевич очутился на неприметной снизу площадке, где впору уместиться лишь одному. Он раскачал и выдернул крюк, забросил выше. Вскарабкался вверх по отвесной стене, упираясь в скалу ногами. Снова нашёл площадку, снова забросил крюк.
– Скорее, скорее, – шептал Михейка.
Конский топот нарастал. Камни дрожали от стука копыт. И в тот момент, когда Юрий Андреевич подтянулся, чтобы перекинуть тело в узкий проём, с двух сторон показались отряды.
Михейка сжался. Он представил, как вскинутся луки и выпустят смертоносные стрелы, как рухнет вниз и разобьётся о скалы пронзённый стрелами государь. Но воины не подняли луки. Они подождали, пока Юрий Андреевич скрылся в оконном проёме, и бросились к входам.
«Живым приказано захватить», – подумал Михейка.
Догадка оказалась верной. Вскоре на наружных лестницах и площадках, соединявших пещеры, встали недвижные, как изваяния, воины с копьями в руках. Теперь даже совы и летучие мыши не смогли бы вылететь незамеченными.
На Михейку никто внимания не обратил. С Мерани на поводу он пробрался в ближний овраг, где оставил привязанную к кусту Яшму. Лошадке назначалось заменить уставшего за день Мерани, да не понадобилась замена.
О встрече близ Вардзии сговорено было вчера, когда Михейка скатился следом за Юрием Андреевичем с берегового обрыва. Пока Юрий Андреевич прятался в яме-пещере, скрытой в камнях, Михейка отводил глаза слугам амирспасалара, про птичьи гнёзда сказывал небывальщину. Потом, когда слуги ушли, они с Юрием Андреевичем обо всём толково договорились.
Вчера была радость от встречи, сегодня – беда.
– Реву, как малолетка, – сказал он сам себе вслух. – Юрий Андреевич жив, и пусть ещё изловчатся его схватить.
Михейка привязал Мерани неподалёку от Яшмы и вернулся к скале, схожей от множества окон и входов с гигантскими сотами. Внизу, у подножия, громоздились скопища тёмно-коричневых острых камней, косматых из-за проросшей в щелях травы. Михейка выбрал убежище поудобнее и залёг.
Глава XVI
ЗАПАДНЯ
Простые монахи довольствовались кельями, напоминавшими каменные склепы. «Братья-князья», как называли в Вардзии представителей знатных семей, пожелавших уйти от мирской суеты, располагались со всевозможным роскошеством. Им отводились по три или четыре просторных кельи с гладкотёсаными стенами и сводчатыми потолками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17