Халтура, гово-
рю, подвернулась, уж ты сделай, уж будь добра. Милка, добрая душа, делала
анализы, выдавала на листочке, а однажды взяла меня за грудки, приперла к
стенке, и сказала:
- Генка, выкладывай все начистоту.
- Какую чистоту?
- Не юли. Ты занимаешься бактериологическими опытами? Что это за хал-
тура такая?
- Да так... Долго рассказывать.
- А ты расскажи, расскажи. Знаешь что в твоих пробах? Бактерии, на
Земле неизвестные. Ты бы хоть предупредил, что ли.
- Какие бактерии? Я же просил только газовый анализ...
- Не смеши. Ты же знаешь, чем мы тут занимаемся. Газовый анализ ему.
Когда меня припирают к стенке, я долго выкручиваться не могу. Я выло-
жил ей правду, что эти пробы - с других планет...
- Врешь, - убежденно сказала Милка. - Не хочешь говорить. А почему?
- Да я правду говорю.
- И ты думаешь, я поверю?
- А почему бы и нет? Ну сама посуди, где я буду заниматься микробиоло-
гией? И главное - зачем?
- Иди ты, - Милка оттолкнула меня, села за свой столик и уставилась
зелеными глазами.
- Ну что ты смотришь? - спросил я. - Не высмотришь ведь ничего. Правду
я говорю, правду. - Подумал и добавил: - И ничего кроме правды.
- Издеваешься, - вздохнула Милка.
- Слушай, ты меня с пяти лет знаешь. Когда я над тобой издевался?
- Не издевался, - согласилась она. - А теперь - издеваешься. Что это -
сверхсекретно?
- Ну да, почти. Я тебе потом все обьясню, ладно?
- Ладно. Возьми вот последний анализ. Этот то хоть с Земли? - она пос-
мотрела насмешливо. - Или откуда? Состав атмосферы вроде бы земной, а бак-
терий - никаких. Стерилизовал пробу, что ли?
- Как никаких?
- А вот так - никаких. Ни одной. Споры только растительные, но в этом
я не разбираюсь.
- Милочка, радость моя, ты даже не знаешь, как меня обрадовала! Да я
же тебе по гроб жизни благодарен!
- Иди, иди, секретный мой.
Это была удача. Планета с земным составом атмосферы и полным отсутс-
твием микробов. Об этом можно было только мечтать.
Я назвал планету Отдохновение. Райский угол. Ласковое море, ласковый
ветерок, ласковое солнышко. Фауна отсутствует полностью - одни растения. Я
облюбовал себе местечко где-то на сорока пяти градусах широты, на берегу
моря. Тут был песчаный пляж, росли диковинные пальмы высотой в два челове-
ческих роста с плодами величиной с футбольный мяч, протекал ручеек с уди-
вительно чистой студеной водой. Я соорудил себе хижину из пальмовых листь-
ев, тугих, кожистых, прочных. Дома я ночевать перестал, приходил сюда, ку-
пался, жег костер, ел пальмовые плоды. Плоды я назвал хрумками - это были
необычайно вкусные орехи, с холодным молочком внутри, удивительно хорошо
утоляющим жажду, орехи без скорлупы - очищаешь листья, плотно облегающие
орех, и начинаешь есть, а он хрустит во рту: хрум, хрум - вкуснотища! А из
листьев я стал заваривать чай - притащил сюда старый чайник, повесил на
тагане над костром. Чай оказался настолько бодрящим, что, напившись его
впервые - две кружки - я сутки не мог заснуть.
Словом, здесь было прекрасно и удивительно, только скучно. Хорошо бы
поселиться здесь с любимой женщиной. Но любимой женщины у меня нет. Людми-
лу я не назвал бы любимой женщиной, никак не назвал бы. Приводить сюда
друзей я не хотел, мне их и на Земле хватает, хоть и немного их у меня, в
основном одноклассники.
А потом я встретил Маринку. Ну вот представьте, идет мужчина по улице,
а темно уже, и фонари горят через раз, а пьяные хулиганы пристают к девуш-
ке. Мужчина, естественно, вступается за девушку, чистит хулиганам морды,
уводит девушку и у них начинаются отношения. Так вот, у нас с Маринкой бы-
ло все так с точностью до наоборот. Это она шла по улице, в кожаных шта-
нах, в белой блузке, уверенная, раскованная,рыжие волосы по плечам, и ви-
дит - три пьяных хулигана пристают к мужчине. Мужчина - это я. Я возвра-
щался от Толика, нес подмышкой вожделенные "Опыты" Монтеня, и тут из-за
угла вываливаются трое - один здоровый, толстый, а два других поменьше и
хлипкие, и давай делать из меня посмешище. Ну, из меня посмешище сделать
нетрудно, ноги у меня тут же становятся ватные, голос начинает дрожать и я
ищу способ улизнуть. В своем-то районе я всех знаю, и меня знают, никто бы
не пристал, но Толик живет далеко. Словом, лезут эти трое ко мне, дышат
перегаром и наглеют от безнаказанности, а я уж думаю, чтобы ничего не сло-
мали, когда начнут бить, и тут слышу женский голос:
- А ну стоять! - и подходит девушка лет этак двадцати пяти.
Громила отпустил мой ворот и повернулся с наглой ухмылкой. Поворачи-
ваться ему не следовало, потому что он тут же получил коленом в пах и заг-
нулся, один из хлипких сунулся было и схлопотал каблуком изящной туфельки
по зубам, а третий попятился, и тут уж я сгеройствовал, поставил ему под-
ножку, он грохнулся, встал на четвереньки, пробежал так метров пять, а по-
том перешел на бег с низкого старта. Тех двоих мы так и оставили - хлипкий
лежал ничком и постанывал, а громила обхватил руками свое мужское достоин-
ство и никак не мог разогнуться.
- Так-то вот! - сказала девушка громиле, у которого сделалось синюшное
лицо. - Еще раз тебя увижу, отобью совсем.
Мы пошли с ней по улице, я сбивчиво благодарил, оправдывался, и был
противен самому себе а она остановила меня мановением руки и сказала:
- Меня зовут Маринка. А тебя?
- Геннадий... Гена, стало быть.
- Ну что, Геночка, пойдем, посидим где-нибудь?
Я замялся. Денег у меня с собой всего пятьдесят рублей, а чтобы поси-
деть где-нибудь, нужно значительно больше. Она увидела заминку, поняла,
рассмеялась:
- Я угощаю. Идем.
И мы зашли в какой-то бар, уселись за стойку, и Маринка заказала како-
го-то вина, и мы выпили, и она спросила, что это у меня за книга, и пос-
мотрела уважительно, и мы еще выпили, и язык у меня немного развязался, и
я смотрел на нее с восхищением, и думал, что это судьба, и спасибо хулига-
нам - ведь мы продолжим знакомство, правда? - и мы еще выпили, и было хо-
рошо, так хорошо, что я сказал:
- Маринка! Я тебе так благодарен...
- Пустяки! Я карате занимаюсь, для меня это - раз плюнуть.
- Ты меня не перебивай, ладно? Я тебе так признателен, я хочу отблаго-
дарить тебя, и предлагаю совершить небольшое путешествие.
- Путешествие? Это интересно. Куда?
- В одно чудесное место. Соглашайся, не пожалеешь.
- Уже согласилась. Когда?
- А прямо сейчас.
- Поехали. На такси?
- Почти что.
Я расплатился с барменом - на удивление, мы уложились в пятьдесят руб-
лей - и мы вышли на улицу.
- Дай руку и закрой глаза. Да не подглядывай!
Она закрыла глаза, и на лице ее блуждала выжидательная улыбка. Я потя-
нул ее за руку, и когда под ногами зашуршал песок, она остановилась, под-
няла свои пушистые ресницы, и тут же прикрылась рукой - после темной улицы
даже закатное солнце ударило по глазам.
- Боже мой, - прошептала она, когда смогла наконец разглядеть море,
пляж, пальмы. - Где это мы?
- Это моя планета. Она называется Отдохновение. Добро пожаловать. Будь
гостьей.
- Твоя планета? Не морочь мне голову. Какая планета?
- Да ты приглядись, к деревьям приглядись. Видела такие когда-нибудь?
Ну хоть на картинке?
- Мало ли чего я в жизни не видела. Где это? Что за море? - Она скину-
ла модельные туфли и пошла по песку босиком. - Что за земля? Это Африка,
да?
- Это не Африка. И не Америка. И вообще не Земля. Отсюда до Земли
больше тысячи световых лет, если хочешь знать.
- Ну? Вот заливать-то! А ты фантазер.
- Я не фантазер. Если хочешь знать - это ты фантазерка. Ну подумай са-
ма - можно оказаться где-то в Африке за считанные секунды?
Она большими глазами посмотрела на меня и покачала головой.
- Правильно.
- А на другой планете, значит, можно?
- И на другой планете, и в Африке, и где угодно. Это мой подарок тебе.
Отдыхай. Купайся. И не забивай голову.
- Я буду загорать, - сказала она и принялась раздеваться.
А я пожалел о том, что не взял купальные трусы. Я же здесь всегда
один, и купальные трусы мне ни к чему.
- Извини, - сказала Маринка и подмигнула, - купальника нет, придется
нагишом.
И она разделась до гола, и даже не предложила мне отвернуться, и я
смотрел на ее гибкое тело и потихоньку сходил с ума. Потом нашел силы от-
вернуться и пробормотал:
- Загореть тебе не удастся.
- Что?
- Я говорю, загореть тебе не удастся.
- Почему?
- А тут слой озона очень мощный, по-видимому. Ультрафиолет не пропус-
кает.
- Да? - разочарованно протянула она. Потом села со мной рядом на пе-
сок, приблизила лицо:
- Слушай, так это правда не Земля?
Я кивнул.
- Ну ты даешь. Я, наверное, сплю и вижу сон.
Она закинула руки за голову, а я настолько свихнулся от ее обнаженного
тела, что готов был уже прикоснуться к ней. Потом опомнился, прокашлялся,
сказал:
- Есть будешь?
- Буду. Слушай, а это чей шалаш, там, среди деревьев?
- Мой. Сам сделал.
- Ну?
- Ну. Ты посиди, а я сейчас.
Я пошел к пальмам, сорвал спелую хрумку, взял в хижине нож.
- Ешь.
- Что это - кокос?
- Это хрумка.
- Ха-ха! Хрумка! У...ммм... И правда - хрумка. Никакой не кокос, я ко-
косы ела, правда - хрумка. Здорово! Еще хочу!
Мы съели хрумку без остатка, я принес еще, а она сказала, что можно
наладить поставку хрумки на рынок Черноземска и заработать на этом хорошие
деньги, бери, мол, идею, дарю.
Потом она купалась в море, спрашивала, есть ли здесь акулы, звала ме-
ня, но мне легче было застрелиться, чем раздеться донага при ней.
- Глупый, - говорила она, - иди же сюда, ну трусы же на тебе есть ка-
кие-нибудь, давай, не стесняйся.
Ну вот еще, сейчас, покажу я мои трусы. Я сам на них без содрогания
смотреть не могу, а уж показывать их Маринке... Они протертые в трех мес-
тах, через ткань все светится... Потом она пошла на берег, а я смотрел на
нее - дева, выходящая из волн. Правда, волны были небольшие, но я не на
волны смотрел, а на нее...
- Что смотришь? Нравлюсь?
Я сглотнул комок и униженно кивнул.
- Хочешь заняться со мной любовью?
И я настолько обалдел, что снова кивнул... Я не люблю это выражение -
заниматься любовью, от него несет дешевым американизмом. Make business.
Make money. Make love. (Делать дело. Делать деньги. Делать любовь.) Еще
хуже - трахаться. Но даже если бы она сказала - трахаться, я простил бы
ей, потому что не хотеть ее было нельзя.
Когда все закончилось, она слегка оттолкнула меня и сказала:
- Какой ты неумелый. - И отвернулась.
Лучше ударила бы по лицу. Я погас, я был уничтожен, растоптан. Хоте-
лось умереть. Я - неумелый любовник. И вообще - ничтожество. Я встал и по-
шел в море. Долго плыл от берега. Вот так уплыву и утону - думал я. И пле-
вать. Потом спохватился - ладно, я утону, а Маринка-то как - здесь оста-
нется навсегда, что ли? И я повернул назад.
- Я тебя обидела? Извини, я не хотела.
- Да ладно, - я тоскливо махнул рукой. - Не стоит извиняться.
- Брось, Геночка, чепуха все это. Хочешь, я тебе Кама Сутру дам почи-
тать?
- Угу. Вместо Монтеня.
- Ну почему вместо Монтеня. Вперемешку с Монтенем.
Ладно, думаю я, читал я Кама Сутру, да без толку, судя по всему. Видно
не судьба мне поселиться здесь с любимой женщиной.
- Тебя дома не хватятся? - тускло спросил я. - Полночь у нас уже.
- Ух ты! - Она принялась одеваться. - Мать будет орать... не приведи
Господь.
- Ты на какой улице живешь?
- На Радиальной.
- Это в новостройке, что ли? Ну, знаю. Доставлю.
И я доставил ее почти к самому дому, и довел до подъезда, а на про-
щанье она записала мне свой телефон и взяла обещание звонить, и посетовала
на то, что у меня телефона нет, и чмокнула в щеку. И я побрел по ночным
улицам, сгорая от стыда и кляня себя самыми черными словами. Я не вернулся
на Отдохновение, не мог заставить себя, ведь там на песке остались отпе-
чатки наших тел, пусть ветер и волны сотрут их, тогда я снова смогу бывать
там. Долго лежал с открытыми глазами, курил, зажигая сигареты одну от дру-
гой, и думал. Что-то сломалось во мне, я вернулся каким-то другим, что-то
поднималось из глубин сознания, и долго я не мог понять - что, а потом по-
нял: злость. Злость на себя, такого непутевого, такую размазню, рохлю, не-
удачника. И я понял - неудачливость - это образ жизни. Я могу хоть тысячу
лет ловить удачу за хвост, и никогда не поймаю, я могу ждать чего-то, на-
деяться на что-то, на чудо какое-то, а чуда не произойдет, если его самому
не сделать. Все, сказал я себе, хватит. Маринка говорила что-то о поставке
хрумки в Черноземск. Дело, конечно, но не этим делом я займусь, это слиш-
ком мелко, я сделаю крупное дело, я дам человечеству новый вид транспорта,
я поведу людей на другие планеты, я дам им космос, и заработаю на этом та-
кие деньги, какие никому и представить не удастся, как ни напрягайся. Я
уже воображал огромные рекламные щиты с надписью: "Корпорация Двери. Мы
доставим вас в любую точку вселенной". Теперь я знаю, что делать с моим
знанием. Это будет мое know how. И никому я его не отдам. Вот так. И ника-
ких. И мою планету я буду беречь. Для себя и для Маринки. Завтра же разыщу
эту самую Кама Сутру и вызубрю. От корки до корки. И перестану быть неу-
дачником! И никогда больше не стану им! Спасибо тебе, Маринка, сломала ты
меня, переделала, буду я теперь другим.
Вот и все, мой читатель. Что? Ах, третий постулат. Ну, третий постулат
вам придется придумывать самим. Tantum possumus, quantum scimus (Мы можем
столько, сколько мы знаем). Дерзайте. И до встречи на других планетах.
1 2
рю, подвернулась, уж ты сделай, уж будь добра. Милка, добрая душа, делала
анализы, выдавала на листочке, а однажды взяла меня за грудки, приперла к
стенке, и сказала:
- Генка, выкладывай все начистоту.
- Какую чистоту?
- Не юли. Ты занимаешься бактериологическими опытами? Что это за хал-
тура такая?
- Да так... Долго рассказывать.
- А ты расскажи, расскажи. Знаешь что в твоих пробах? Бактерии, на
Земле неизвестные. Ты бы хоть предупредил, что ли.
- Какие бактерии? Я же просил только газовый анализ...
- Не смеши. Ты же знаешь, чем мы тут занимаемся. Газовый анализ ему.
Когда меня припирают к стенке, я долго выкручиваться не могу. Я выло-
жил ей правду, что эти пробы - с других планет...
- Врешь, - убежденно сказала Милка. - Не хочешь говорить. А почему?
- Да я правду говорю.
- И ты думаешь, я поверю?
- А почему бы и нет? Ну сама посуди, где я буду заниматься микробиоло-
гией? И главное - зачем?
- Иди ты, - Милка оттолкнула меня, села за свой столик и уставилась
зелеными глазами.
- Ну что ты смотришь? - спросил я. - Не высмотришь ведь ничего. Правду
я говорю, правду. - Подумал и добавил: - И ничего кроме правды.
- Издеваешься, - вздохнула Милка.
- Слушай, ты меня с пяти лет знаешь. Когда я над тобой издевался?
- Не издевался, - согласилась она. - А теперь - издеваешься. Что это -
сверхсекретно?
- Ну да, почти. Я тебе потом все обьясню, ладно?
- Ладно. Возьми вот последний анализ. Этот то хоть с Земли? - она пос-
мотрела насмешливо. - Или откуда? Состав атмосферы вроде бы земной, а бак-
терий - никаких. Стерилизовал пробу, что ли?
- Как никаких?
- А вот так - никаких. Ни одной. Споры только растительные, но в этом
я не разбираюсь.
- Милочка, радость моя, ты даже не знаешь, как меня обрадовала! Да я
же тебе по гроб жизни благодарен!
- Иди, иди, секретный мой.
Это была удача. Планета с земным составом атмосферы и полным отсутс-
твием микробов. Об этом можно было только мечтать.
Я назвал планету Отдохновение. Райский угол. Ласковое море, ласковый
ветерок, ласковое солнышко. Фауна отсутствует полностью - одни растения. Я
облюбовал себе местечко где-то на сорока пяти градусах широты, на берегу
моря. Тут был песчаный пляж, росли диковинные пальмы высотой в два челове-
ческих роста с плодами величиной с футбольный мяч, протекал ручеек с уди-
вительно чистой студеной водой. Я соорудил себе хижину из пальмовых листь-
ев, тугих, кожистых, прочных. Дома я ночевать перестал, приходил сюда, ку-
пался, жег костер, ел пальмовые плоды. Плоды я назвал хрумками - это были
необычайно вкусные орехи, с холодным молочком внутри, удивительно хорошо
утоляющим жажду, орехи без скорлупы - очищаешь листья, плотно облегающие
орех, и начинаешь есть, а он хрустит во рту: хрум, хрум - вкуснотища! А из
листьев я стал заваривать чай - притащил сюда старый чайник, повесил на
тагане над костром. Чай оказался настолько бодрящим, что, напившись его
впервые - две кружки - я сутки не мог заснуть.
Словом, здесь было прекрасно и удивительно, только скучно. Хорошо бы
поселиться здесь с любимой женщиной. Но любимой женщины у меня нет. Людми-
лу я не назвал бы любимой женщиной, никак не назвал бы. Приводить сюда
друзей я не хотел, мне их и на Земле хватает, хоть и немного их у меня, в
основном одноклассники.
А потом я встретил Маринку. Ну вот представьте, идет мужчина по улице,
а темно уже, и фонари горят через раз, а пьяные хулиганы пристают к девуш-
ке. Мужчина, естественно, вступается за девушку, чистит хулиганам морды,
уводит девушку и у них начинаются отношения. Так вот, у нас с Маринкой бы-
ло все так с точностью до наоборот. Это она шла по улице, в кожаных шта-
нах, в белой блузке, уверенная, раскованная,рыжие волосы по плечам, и ви-
дит - три пьяных хулигана пристают к мужчине. Мужчина - это я. Я возвра-
щался от Толика, нес подмышкой вожделенные "Опыты" Монтеня, и тут из-за
угла вываливаются трое - один здоровый, толстый, а два других поменьше и
хлипкие, и давай делать из меня посмешище. Ну, из меня посмешище сделать
нетрудно, ноги у меня тут же становятся ватные, голос начинает дрожать и я
ищу способ улизнуть. В своем-то районе я всех знаю, и меня знают, никто бы
не пристал, но Толик живет далеко. Словом, лезут эти трое ко мне, дышат
перегаром и наглеют от безнаказанности, а я уж думаю, чтобы ничего не сло-
мали, когда начнут бить, и тут слышу женский голос:
- А ну стоять! - и подходит девушка лет этак двадцати пяти.
Громила отпустил мой ворот и повернулся с наглой ухмылкой. Поворачи-
ваться ему не следовало, потому что он тут же получил коленом в пах и заг-
нулся, один из хлипких сунулся было и схлопотал каблуком изящной туфельки
по зубам, а третий попятился, и тут уж я сгеройствовал, поставил ему под-
ножку, он грохнулся, встал на четвереньки, пробежал так метров пять, а по-
том перешел на бег с низкого старта. Тех двоих мы так и оставили - хлипкий
лежал ничком и постанывал, а громила обхватил руками свое мужское достоин-
ство и никак не мог разогнуться.
- Так-то вот! - сказала девушка громиле, у которого сделалось синюшное
лицо. - Еще раз тебя увижу, отобью совсем.
Мы пошли с ней по улице, я сбивчиво благодарил, оправдывался, и был
противен самому себе а она остановила меня мановением руки и сказала:
- Меня зовут Маринка. А тебя?
- Геннадий... Гена, стало быть.
- Ну что, Геночка, пойдем, посидим где-нибудь?
Я замялся. Денег у меня с собой всего пятьдесят рублей, а чтобы поси-
деть где-нибудь, нужно значительно больше. Она увидела заминку, поняла,
рассмеялась:
- Я угощаю. Идем.
И мы зашли в какой-то бар, уселись за стойку, и Маринка заказала како-
го-то вина, и мы выпили, и она спросила, что это у меня за книга, и пос-
мотрела уважительно, и мы еще выпили, и язык у меня немного развязался, и
я смотрел на нее с восхищением, и думал, что это судьба, и спасибо хулига-
нам - ведь мы продолжим знакомство, правда? - и мы еще выпили, и было хо-
рошо, так хорошо, что я сказал:
- Маринка! Я тебе так благодарен...
- Пустяки! Я карате занимаюсь, для меня это - раз плюнуть.
- Ты меня не перебивай, ладно? Я тебе так признателен, я хочу отблаго-
дарить тебя, и предлагаю совершить небольшое путешествие.
- Путешествие? Это интересно. Куда?
- В одно чудесное место. Соглашайся, не пожалеешь.
- Уже согласилась. Когда?
- А прямо сейчас.
- Поехали. На такси?
- Почти что.
Я расплатился с барменом - на удивление, мы уложились в пятьдесят руб-
лей - и мы вышли на улицу.
- Дай руку и закрой глаза. Да не подглядывай!
Она закрыла глаза, и на лице ее блуждала выжидательная улыбка. Я потя-
нул ее за руку, и когда под ногами зашуршал песок, она остановилась, под-
няла свои пушистые ресницы, и тут же прикрылась рукой - после темной улицы
даже закатное солнце ударило по глазам.
- Боже мой, - прошептала она, когда смогла наконец разглядеть море,
пляж, пальмы. - Где это мы?
- Это моя планета. Она называется Отдохновение. Добро пожаловать. Будь
гостьей.
- Твоя планета? Не морочь мне голову. Какая планета?
- Да ты приглядись, к деревьям приглядись. Видела такие когда-нибудь?
Ну хоть на картинке?
- Мало ли чего я в жизни не видела. Где это? Что за море? - Она скину-
ла модельные туфли и пошла по песку босиком. - Что за земля? Это Африка,
да?
- Это не Африка. И не Америка. И вообще не Земля. Отсюда до Земли
больше тысячи световых лет, если хочешь знать.
- Ну? Вот заливать-то! А ты фантазер.
- Я не фантазер. Если хочешь знать - это ты фантазерка. Ну подумай са-
ма - можно оказаться где-то в Африке за считанные секунды?
Она большими глазами посмотрела на меня и покачала головой.
- Правильно.
- А на другой планете, значит, можно?
- И на другой планете, и в Африке, и где угодно. Это мой подарок тебе.
Отдыхай. Купайся. И не забивай голову.
- Я буду загорать, - сказала она и принялась раздеваться.
А я пожалел о том, что не взял купальные трусы. Я же здесь всегда
один, и купальные трусы мне ни к чему.
- Извини, - сказала Маринка и подмигнула, - купальника нет, придется
нагишом.
И она разделась до гола, и даже не предложила мне отвернуться, и я
смотрел на ее гибкое тело и потихоньку сходил с ума. Потом нашел силы от-
вернуться и пробормотал:
- Загореть тебе не удастся.
- Что?
- Я говорю, загореть тебе не удастся.
- Почему?
- А тут слой озона очень мощный, по-видимому. Ультрафиолет не пропус-
кает.
- Да? - разочарованно протянула она. Потом села со мной рядом на пе-
сок, приблизила лицо:
- Слушай, так это правда не Земля?
Я кивнул.
- Ну ты даешь. Я, наверное, сплю и вижу сон.
Она закинула руки за голову, а я настолько свихнулся от ее обнаженного
тела, что готов был уже прикоснуться к ней. Потом опомнился, прокашлялся,
сказал:
- Есть будешь?
- Буду. Слушай, а это чей шалаш, там, среди деревьев?
- Мой. Сам сделал.
- Ну?
- Ну. Ты посиди, а я сейчас.
Я пошел к пальмам, сорвал спелую хрумку, взял в хижине нож.
- Ешь.
- Что это - кокос?
- Это хрумка.
- Ха-ха! Хрумка! У...ммм... И правда - хрумка. Никакой не кокос, я ко-
косы ела, правда - хрумка. Здорово! Еще хочу!
Мы съели хрумку без остатка, я принес еще, а она сказала, что можно
наладить поставку хрумки на рынок Черноземска и заработать на этом хорошие
деньги, бери, мол, идею, дарю.
Потом она купалась в море, спрашивала, есть ли здесь акулы, звала ме-
ня, но мне легче было застрелиться, чем раздеться донага при ней.
- Глупый, - говорила она, - иди же сюда, ну трусы же на тебе есть ка-
кие-нибудь, давай, не стесняйся.
Ну вот еще, сейчас, покажу я мои трусы. Я сам на них без содрогания
смотреть не могу, а уж показывать их Маринке... Они протертые в трех мес-
тах, через ткань все светится... Потом она пошла на берег, а я смотрел на
нее - дева, выходящая из волн. Правда, волны были небольшие, но я не на
волны смотрел, а на нее...
- Что смотришь? Нравлюсь?
Я сглотнул комок и униженно кивнул.
- Хочешь заняться со мной любовью?
И я настолько обалдел, что снова кивнул... Я не люблю это выражение -
заниматься любовью, от него несет дешевым американизмом. Make business.
Make money. Make love. (Делать дело. Делать деньги. Делать любовь.) Еще
хуже - трахаться. Но даже если бы она сказала - трахаться, я простил бы
ей, потому что не хотеть ее было нельзя.
Когда все закончилось, она слегка оттолкнула меня и сказала:
- Какой ты неумелый. - И отвернулась.
Лучше ударила бы по лицу. Я погас, я был уничтожен, растоптан. Хоте-
лось умереть. Я - неумелый любовник. И вообще - ничтожество. Я встал и по-
шел в море. Долго плыл от берега. Вот так уплыву и утону - думал я. И пле-
вать. Потом спохватился - ладно, я утону, а Маринка-то как - здесь оста-
нется навсегда, что ли? И я повернул назад.
- Я тебя обидела? Извини, я не хотела.
- Да ладно, - я тоскливо махнул рукой. - Не стоит извиняться.
- Брось, Геночка, чепуха все это. Хочешь, я тебе Кама Сутру дам почи-
тать?
- Угу. Вместо Монтеня.
- Ну почему вместо Монтеня. Вперемешку с Монтенем.
Ладно, думаю я, читал я Кама Сутру, да без толку, судя по всему. Видно
не судьба мне поселиться здесь с любимой женщиной.
- Тебя дома не хватятся? - тускло спросил я. - Полночь у нас уже.
- Ух ты! - Она принялась одеваться. - Мать будет орать... не приведи
Господь.
- Ты на какой улице живешь?
- На Радиальной.
- Это в новостройке, что ли? Ну, знаю. Доставлю.
И я доставил ее почти к самому дому, и довел до подъезда, а на про-
щанье она записала мне свой телефон и взяла обещание звонить, и посетовала
на то, что у меня телефона нет, и чмокнула в щеку. И я побрел по ночным
улицам, сгорая от стыда и кляня себя самыми черными словами. Я не вернулся
на Отдохновение, не мог заставить себя, ведь там на песке остались отпе-
чатки наших тел, пусть ветер и волны сотрут их, тогда я снова смогу бывать
там. Долго лежал с открытыми глазами, курил, зажигая сигареты одну от дру-
гой, и думал. Что-то сломалось во мне, я вернулся каким-то другим, что-то
поднималось из глубин сознания, и долго я не мог понять - что, а потом по-
нял: злость. Злость на себя, такого непутевого, такую размазню, рохлю, не-
удачника. И я понял - неудачливость - это образ жизни. Я могу хоть тысячу
лет ловить удачу за хвост, и никогда не поймаю, я могу ждать чего-то, на-
деяться на что-то, на чудо какое-то, а чуда не произойдет, если его самому
не сделать. Все, сказал я себе, хватит. Маринка говорила что-то о поставке
хрумки в Черноземск. Дело, конечно, но не этим делом я займусь, это слиш-
ком мелко, я сделаю крупное дело, я дам человечеству новый вид транспорта,
я поведу людей на другие планеты, я дам им космос, и заработаю на этом та-
кие деньги, какие никому и представить не удастся, как ни напрягайся. Я
уже воображал огромные рекламные щиты с надписью: "Корпорация Двери. Мы
доставим вас в любую точку вселенной". Теперь я знаю, что делать с моим
знанием. Это будет мое know how. И никому я его не отдам. Вот так. И ника-
ких. И мою планету я буду беречь. Для себя и для Маринки. Завтра же разыщу
эту самую Кама Сутру и вызубрю. От корки до корки. И перестану быть неу-
дачником! И никогда больше не стану им! Спасибо тебе, Маринка, сломала ты
меня, переделала, буду я теперь другим.
Вот и все, мой читатель. Что? Ах, третий постулат. Ну, третий постулат
вам придется придумывать самим. Tantum possumus, quantum scimus (Мы можем
столько, сколько мы знаем). Дерзайте. И до встречи на других планетах.
1 2