Говорят, все ирландцы целуют этот камень.
— Мне не надо целовать камень, чтобы говорить тебе правду, Гордон Кинг, — сказала девушка. — Я не часто говорю людям приятные слова, но мне нравится говорить их тебе.
— Почему?
— Не знаю, Гордон Кинг, — ответила Фоу-тан, отводя взгляд.
Они сидели на сухой траве, служившей им постелями. Кинг молчал, глядя на девушку. В тысячный раз он поражался редкой ее красоте. Вдруг в его сознании всплыло лицо другой девушки — это была Сьюзен Энн Прентайс. Рассмеявшись, Кинг взглянул в сторону ручья. И опять никто из них не заметил, что за ними пристально следят чьи-то маленькие глазки.
— Почему ты смеешься, Гордон Кинг? — посмотрев на него, поинтересовалась Фоу-тан.
— Ты не поймешь, Фоу-тан, — сказал он. Он думал о том, что бы сказала Сьюзен Энн, если бы знала, в какую ситуацию он попал. Он понимал, что ситуация не только невероятная, но и невозможная. Он, Гордон Кинг, дипломированный врач, абсолютно нормальный продукт двадцатого века, сидит почти обнаженный под скалой с маленькой рабыней, принадлежащей к вымершей сотни лет назад расе. Само по себе одно только это уже абсурд. Но была и еще более невероятная причина для смеха: дело в том, что ему это нравилось и больше всего ему нравилось общество маленькой рабыни.
— Ты смеешься надо мной, Гордон Кинг, — проговорила Фоу-тан, — а мне не нравится, когда надо мной смеются.
— Я не смеюсь над тобой, Фоу-тан, — возразил он. — Я не могу смеяться над тобой. Я…
— Ты — что?
— Я не могу смеяться над тобой, — неубедительно объяснил он.
— Ты уже сказал это раньше, Гордон Кинг, — напомнила она. — Ты начал говорить что-то еще. О чем?
Он помолчал, а потом сказал, что не помнит.
Он отвернулся, но она продолжала смотреть на него своими проницательными глазами, затем ее лицо осветила улыбка, и она замурлыкала песенку.
Человек, прятавшийся на противоположной скале бесшумно отполз в сторону. Когда он понял, что его эти двое уже увидеть не смогут, то выпрямился и тихонько ушел в лес. Лук и стрелы он держал наготове. При всех своих гигантских размерах он шел совершенно бесшумно, рыская по сторонам глазами. Внезапно и невероятно быстро он спустил тетиву, затем прыгнул вперед и подобрал добычу — огромную крысу. Затем он продолжил свой путь. При виде обезьянки он прореагировал также стремительно, тетива зазвенела и зверек упал к ногам первобытного охотника. Присев на корточки, он съел сырую крысу, а обезьяну притащил обратно на свой наблюдательный пункт на скале, удовлетворившись тем, что эти двое еще здесь, он принялся за свое основное блюдо.
Фоу-тан не нарушала сконфуженное молчание Кинга, но когда он поднялся на ноги, она спросила:
— Куда ты идешь, Гордон Кинг?
— Там на той стороне лежит сушняк, намытый дождями. Нам нужны дрова для ужина.
— Я пойду с тобой и помогу тебе, — попросилась Фоу-тан, и они пошли собирать сухой хворост для костра.
Американец научился у Че и Кенгри разводить огонь без спичек, и вскоре глубоко под скалой разгорелся огонек. Он почистил и помыл рыбу, затем принялся жарить ее над огнем, а Фоу-тан, надев на палочки большие клубни, положила их на уголья.
— Я не поменяла бы этот грот на королевский дворец, Гордон Кинг, — сказала она.
— Я тоже, Фоу-тан, — признался он.
— Ты счастлив, Гордон Кинг?
— Да, — кивнул он. — А ты, Фоу-тан, счастлива ли ты?
Она тоже кивнула, а потом просто сказала:
— Это потому, что мы с тобой вместе, вдвоем.
— Мы с разных концов света, — принялся он размышлять вслух, — нас разделяют столетия, у нас нет ничего общего, твой и мой миры далеки друг от друга, как звезды, и все-таки, Фоу-тан, у меня такое чувство, что я знал тебя всегда. Просто невозможно, что я жил до сих пор, даже не зная, что ты существуешь.
— Я чувствую то же самое, Гордон Кинг, — промолвила девушка. — Я не могу этого понять, но тем не менее это так. Но в одном ты неправ.
— А в чем?
— Ты сказал, что у нас нет ничего общего. Есть.
— А что? — спросил Кинг.
Фоу-тан вздрогнула.
— Проказа, — прошептала она. — Он дотронулся до нас обоих. У нас обоих будет проказа.
Гордон Кинг засмеялся.
— Мы никогда не заразимся проказой от Лодивармана, — успокоил он. — Я врач, я знаю.
— Почему не заразимся?
— Потому что Лодиварман не прокаженный, — ответил американец.
Х
ЛЮБОВЬ И СТРАШИЛИЩЕ
На противоположном краю ущелья страшилище, жуя обезьянью ногу, следило за парой внизу. Он увидел огонь и забеспокоился. Огня он боялся. Он инстинктивно воспринимал его как некую опасную силу. Страшилище не знало бога, но оно знало, что есть силы, которые причиняют боль, несчастье и смерть, и зачастую они невидимы. Видимой причиной таких же бед были и враги, которые встречались в джунглях в образе человека или зверя, поэтому, естественно, он наделил невидимые причины, обладавшие такими же свойствами, физическими атрибутами видимых ему врагов. Он населил джунгли невидимыми людьми и зверями, которые приносят боль, несчастье и смерть. Их он боялся гораздо больше, чем видимых. Он знал, что огонь — дело рук таких ужасных созданий, и один только его вид приводил его в смятение.
Страшилище голодно не было, оно не испытывало вражды к этим двоим, за которыми следило; им руководило иное чувство, чем голод или ненависть. Оно увидело девушку!
Огонь волновал эту страхолюдину и заставлял держаться поодаль, но для дикаря время ничего не значило. Он видел, что эти двое делали постели, значит, они будут тут же ночевать. А на утро они выйдут, чтобы раздобыть себе еду, и тогда огня с ними не будет. Страшилище ничего не имело против того, чтобы подождать до утра. Он нашел место, поросшее высокой травой, встал на четвереньки и несколько раз покрутился, точно так же, как собаки перед тем, как улечься. Он примял траву таким образом, чтобы она легла вся в одном направлении — он всегда так крутился перед сном, и трава никогда не кололась. Может быть, он научился этому от диких собак, а может быть, и наоборот, — собаки научились этому у человека. Кто знает?
Фоу-тан и Кинг сидели в темноте на своих постелях и разговаривали. У Фоу-тан было множество вопросов. Она хотела знать все о незнакомой стране, откуда пришел Кинг. Большинство вещей ей было непонятно, но довольно часто ее вопросы касались предметов вполне понятных — многое в человеческой жизни не меняется со временем, они общие и понятные для всех эпох.
— Женщины в твоей стране красивы? — спросила она.
— Некоторые да, — ответил Гордон.
— У тебя есть жена, Гордон Кинг? — вопрос был задан шепотом.
— Нет, Фоу-тан.
— Но ты кого-то любишь, — не унималась она, потому что любовь для женщин настолько важна, что она не в силах представить себе жизнь, обделенную любовью.
— У меня не было времени влюбиться, — добродушно ответил он.
— Но сейчас ты не занят, — предположила Фоу-тан.
— Думаю, что я буду очень занят еще несколько дней, пока не доставлю тебя обратно в Пном Дхек, — уверил ее Гордон.
Фоу-тан молчала. Было настолько темно, что он ее почти не видел. Но она сидела рядом, а ее присутствие неподалеку он воспринимал с невероятной силой, почти как физический контакт. Силу столь неопределенной вещи как личность, он познал в разговорах с людьми, в их глазах, но он никогда не испытывал ее влияния в темноте и отдалении, в то время, как он ощущал ее почти как прикосновение теплых пальцев и находил этот эффект волнующим.
Они лежали каждый на своей постели и думали каждый о своем. Дневной жар понемногу спадал, его сменила сырость. Полная тьма вокруг чуть смягчалась тлеющими угольками их потухающего костра. Кинг размышлял о девушке, что была рядом, об ответственности, вызванной ее присутствием, о долге по отношению к ней и к себе. Он старался не думать о ней, но это оказалось невозможно, и чем больше он думал, тем больше он осознавал, насколько она завладела им. Совершенно немыслимым ему казалось даже представить, что чувство, что она в нем вызывает — любовь. Он старался убедить себя в том, что тому причиной ее редкая красота и близость и боролся со своей страстью, чтобы смочь выполнить свой долг по отношению к ней так, чтобы потом ни о чем не сожалеть и ничего не стыдиться.
Для укрепления столь благородного намерения он полностью выбросил Фоу-тан из головы и принялся думать о друзьях в такой далекой Америке. В воспоминаниях он смеялся и танцевал с Сьюзен Энн Прентайс, слушал ее интеллигентный голос и продолжал наслаждаться нежной дружбой с девушкой, что была для него олицетворением всего лучшего, что человек мог бы пожелать для своей сестры. А затем он услышал легкий вздох с соседней травяной подстилки, и образ Сьюзен Энн Прентайс мгновенно растаял.
Вновь продолжилось долгое молчание, нарушаемое мурлыканьем ручейка.
— Гордон Кинг! — раздался шепот.
— Что такое, Фоу-тан?
— Я боюсь, Гордон Кинг, — совсем по-детски сказала она. Но прежде чем он успел ответить, в ущелье послышался шум падающего тела и шорох осыпающейся земли.
— Что это? — прошептала испуганно Фоу-тан. — Что-то идет, Гордон Кинг. Смотри!
Молодой человек молча поднялся и схватил копье. Внизу в ущелье он увидел две горящих точки. Он быстро подошел к своему костру, положил на угли сухие сучья и тихонько принялся дуть раздувая пламя. Две горящих точки продолжали светиться неподалеку.
Кинг подложил еще хвороста в костер, и он разгорелся, осветив маленький грот и сидящую на своей постели Фоу-тан, полными ужаса глазами смотревшую на зловещих предвестников смерти. — Господин Тигр! — прошептала она дрожащим голосом, в котором отразился ужас не только ее самой, но многовековой ужас ее предков, для которых Господин Тигр представлял самую страшную из смертельных опасностей.
Первобытные существа, постоянно живущие среди возможных смертельных опасностей, спят чутко. Прыжок зверя в ущелье и последовавший за ним звук осыпающейся земли и камней разбудили страшилище на другой стороне ущелья. Дикарь, думая, что источником звука была пара внизу в ущелье, быстро подобрался к краю скалы и посмотрел вниз. Как раз в этот момент разгоревшийся костер осветил все вокруг, и страшилище увидело огромного тигра, разглядывавшего мужчину и женщину в их укрытии.
Дикарь разгневался: это был страшный, смертельный враг, которого он расценивал как своего, личного врага. Дикарь выбрал стрелу потолще, самую тяжелую, что у него была, и натянул лук до предела: до тех пор пока тетива не достала до губ, тогда он ее спустил, целясь тигру под лопатку.
Потом все произошло мгновенно. Стрела попала зверю в легкое; шок, удивление и боль привели к мгновенной реакции. Не видя другого противника, Господин Тигр, естественно, решил, что виновники перед ним. И поступил соответствующим образом.
Гигантская кошка с устрашающим ревом, сверкающими глазами и широко раскрыв пасть с блестящими клыками бросилась прямо на Кинга. В свете костра она выглядела как олицетворение силы разрушения.
Крошка Фоу-тан, стоявшая позади Кинга, схватила горящую ветку из костра и бросила в морду тигру. Но тигру было настолько больно, и он был в такой ярости, что не испытывал страха перед огнем.
Рука Кинга пошла назад. В памяти всплыл предыдущий тигр, которого он убил одним ударом копья. Но тогда он знал, что на секунду удача улыбнулась ему. Везение дважды не повторяется, но ему ничего не оставалось как попытаться.
Он сосредоточил нервы и мускулы под абсолютным контролем, все подчинил железной воле. Сознание и тело сконцентрировались на точности и силе удара. Если бы он позволил себе подумать, что произойдет потом, то все пошло бы насмарку. Он решительно и собранно ждал до той доли секунды, до или после которой метнуть копье было бы нельзя. Затем бронзовая кожа на руке с копьем сверкнула при свете костра, и прижав к себе Фоу-тан левой рукой, он отпрыгнул в сторону.
Даже Господин Тигр не мог бы сработать с большей точностью, четкостью и расчетливостью. Даже страшилище на скале издало тихий вопль удивления и восхищения.
Атака привела тигра прямо в костер, горящие ветки разлетелись по сторонам. Сухая трава постелей мгновенно вспыхнула. Ослепленный и испуганный, тигр дико озирался в поисках жертвы, но Кинг быстро перескочил через ручей на другую сторону ущелья. Гигантский кот, грызя копье, торчащее из груди, оглашал окрестности криками боли и гневным рыком. Внезапно все стихло, тигр будто превратился в желто-черную статую из золота и черного дерева, сделал шаг, пошатнулся и упал мертвый на землю.
Гордон Кинг почувствовал слабость в коленях, слабость настолько сильную, что сел внезапно на траву. Ему повезло во второй раз, но он не в силах был в это поверить. Фоу-тан подошла и села рядом, прижавшись щекой к его руке.
— Мой Гордон Кинг! — тихонько шепнула она.
Бессознательно он обнял ее одной рукой.
— Моя Фоу-тан! — сказал он. Девушка тесно прижалась к нему.
Некоторое время они следили за тигром, не решаясь приблизиться до тех пор, пока в нем может теплиться хоть искорка жизни, они оба знали, что даже этого достаточно, чтобы зверь расправился с ними. Но животное больше не шевелилось.
Разгоревшийся было костер начал угасать, Фоу-тан и Кинг, понимая теперь необходимость постоянно его поддерживать, встали и отправились в грот. Перейдя через ручей, они подобрали разбросанные горящие и потухшие ветки, собрали их и подбросили еще дров в костер.
Страшилище продолжало следить за ними со скалы, и из его груди еще раз вырвался восхищенный звук, когда он увидел, как Кинг выдергивает копье из груди тигра. Американцу пришлось упереться одной ногой в грудь зверя и напрячь все силы, чтобы вытащить оружие — настолько глубоко оно вошло в тело его жертвы.
— Боюсь, что нам не удастся сегодня выспаться, — сказал вернувшись к костру Кинг.
— Мне не хочется спать, — ответила девушка. — Я не усну, и потом, становится прохладно. Я лучше посижу у костра до утра. Пока Господин Тигр разгуливает по ночам, лучше не спать.
Они опять сели рядом, опершись спиной о согревшуюся от костра скалу.
Страшилище, убедившись, что они устроились на ночь, тоже вернулось к своей примитивной постели и улеглось досыпать.
Фоу-тан тесно прижималась к Кингу, его рука обвивала ее плечи. Кинг крепко прижал ее к себе.
— Фоу-тан! — сказал он.
— Да, Гордон Кинг, что ты хочешь сказать? — спросила она. Он заметил, что голос ее дрогнул.
— Я люблю тебя, — сказал Кинг.
В ответ послышался прерывистый вздох. Он услышал, как забилось ее сердце у него под боком.
Нежная рука робко поднялась и обвила его шею, ласково притягивая его голову к ее очаровательному лицу. Глазами, полными слез, она смотрела ему прямо в глаза. Губы ее задрожали, и он притиснул ее к себе в первом поцелуе любви.
Красота подобной цветку девушки, ее мягкость, беспомощность в сочетании с восторгом его первой любви окружили Фоу-тан ореолом святости. Он испытывал благоговение перед этой верховной жрицей святая святых его сердца. Он был поражен, что завоевал любовь такого дивного существа. Маленькая рабыня стала ангелом, а он — ее рыцарем. Это-то и был секрет любви Кинга к Фоу-тан. Он был рад, что она маленькая и беспомощная, потому что ему нравилось думать о том, что он ее опора и защита. Ему приятно было ощущать, что безопасность любимой девушки — его дело, и что он и физически и морально способен исполнить обязательства, что Провидение возложило на него.
Но несмотря на свою нежность и слабость Фоу-тан была не лишена уверенности в себе и мужества, что она убедительно доказала бегством из дворца Лодивармана и тем, как она переносила опасности в диких джунглях. Но она была настолько женственна, что величайшее счастье видела в защите со стороны любимого.
— Я очень счастлива, — прошептала Фоу-тан.
— И я тоже, — признался Кинг, — я никогда не был так счастлив, но теперь нам следует полностью изменить наши планы.
— Что ты этим хочешь сказать? — удивилась она.
— Мы можем не возвращаться в Пном Дхек. Нам надо найти выход из джунглей, чтобы я мог забрать тебя с собой в мою страну.
— Зачем? — спросила она.
— Прежде, чем я отвечу тебе, — промолвил он, — я хочу задать тебе один вопрос и получить на него ответ раньше, чем мы начнем строить планы на будущее.
— А что это за вопрос?
— Ты будешь моей женой, Фоу-тан?
— О, Гордон Кинг, я ведь уже ответила на него, ведь я тебе сказала, что люблю тебя. Фоу-тан никогда бы этого не сказала человеку, за которого не хотела бы у или не могла выйти замуж. Но какое отношение это имеет к нашему возвращению в Пном Джек?
— Очень большое, — ответил Кинг, — потому что я не хочу возвращать женщину, что будет моей женой, опять к рабству.
Она посмотрела ему в лицо, сияя счастьем.
— Теперь у меня никогда не возникнут сомнения в твоей любви, Гордон Кинг.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Что-то я не понимаю тебя.
— Потому что ты думаешь, что я рабыня, и все равно берешь меня в жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20