И тут произошло нечто и вовсе
феерическое - на палубе грянула музыка! Восемь музыкантов судового
оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий свет и
знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность. Первые
шлюпки стали заполняться людьми.
Многие женщины, однако, колебались, все еще не считая положение
настолько угрожающим, чтобы покинуть такие надежные палубы огромного
парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати метрах
над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде
не было заметно признаков паники, не слышалось шума и беготни. Пассажиры
безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу
готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился один из
помощников капитана и крикнул:
- Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
Я тотчас узнал этого человека - это был Чарлз Герберт Лайтоллер,
второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех других. Он
сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне до конца,
даже не пытаясь покинуть его. Однако, чудом спасся, довольно долго
продержавшись на деревянных обломках в ледяной воде, прежде чем его
подобрали в одну из шлюпок. Потом, в ходе расследования катастрофы, на
вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит - "Никак, судно
покинуло меня..." Крепко охватив Мэри за талию, я целенаправленно
протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
- Сэр, - слегка поклонился я, - вы позволите этой леди сесть в
шлюпку?
- Конечно. - окинув мою спутницу острым взглядом, ответил тот, -
Более того, я настаиваю на этом.
- О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы
даже не представляете, насколько я вам обязан...
- Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо
пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке,
чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
- Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на меня,
- А как... Как же ты!?
- Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
- Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду
без тебя...
- Ну послушай, - начал было я, в некотором замешательстве, - я же
не...
- Я не пойду без тебя! - хрипло и страшно закричала Мэри, безумно
вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата, - Нет! Нет!
Не-е-ет!...
Тут вмешался наблюдавший за этой сценой твердокаменный Лайтоллер,
сказав то, что я никак от него не ожидал:
- Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
Я вконец растерялся, и лихорадочно соображая, что предпринять,
промямлил:
- Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
- Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и
присмотреть за мисс.
Оценив благоразумный совет, я кивнул и отвел окаменевшую Мэри в
сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была бледна,
как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно глядя полными боли и
слез глазами.
- Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся, - Посмотри
мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и скажи - неужели ты всерьез
считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так
похож на сумасшедшего?
- Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему мы не
можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
- И не надо. Пока ненадо. - мне удалось беспечно рассмеяться, -
Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я буду там раньше
тебя!
- Как это?
- Ты же знаешь, что я не простой человек. Можешь считать меня
волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
- Да, но...
- А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
- Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
- Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь в шлюпку,
договорились?
- Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя
так, что я почти утонул в ее глазах, чувствуя, как воля моя плавится,
подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех, кинусь за
ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
- Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав себя в кулак, -
Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда. Это будет скоро. А
теперь - иди!
Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз и не выпуская руки,
пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули из моих, и наши руки
опустились.
Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная едва-ли
на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища какого-нибудь
тихого места. С палуб, в адрес тех, кто садился в шлюпки, раздавались
шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому
подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак
обрушилась целая лавина снега, договаривались сыгрть в снежки завтра
утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
Однако, спустя некоторое время, когда судно все ощутимее стало
зарываться носом в воду, и наклон палубы стал заметен невооруженным
глазом, последние оптимисты из пассажиров поняли, что шутить не
приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять уже не
требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы, молчаливо
наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов, офицеры, размахивая
пистолетами, отгоняют от переполненных шлюпок. Прогремело несколько
выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
К чести экипажа, впрочем, замечу, что почти весь он оставался на
своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок
на палубах не было никого из машинной команды лайнера. В полузатопленном
трюме они из последних сил обеспечивали работу динамо-машин и насосов,
чтобы дать возможность спаститсь тем, кто был наверху. Весь машинный
персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом из судового экипажа
уцелела лишь одна четверть.
... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние шлюпки, а
на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг запоздало осознав,
что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение, и вызвав
скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще
оставался на палубах, было явно не до меня, и убедившись, что за мной
никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным скобам лестницы
на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку. Через
минуту скуттер опустился рядом со мной, зависнув в воздухе на
антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его сиденье, и
пристягнувшись, взмыл в ночное небо. Но покидать место трагедии я не
торопился, и отдалившись на километр, стал свидетелем зрелища, которое
запомнил на всю жизнь.
Агония огромного судна завершалась. Плавучий дворец, сияя в ночи
яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но даже в той
его части, что уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных
палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало призрачное
сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса
достиг 45-ти градусов, все огни в салонах неожиданно погасли и судно
исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть
навсегда. Одновременно из чрева судна донесся шум, похожий на раскаты
грома - это срывались с фундаментов котлы и машины, и рушились, круша
переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили
было слышно, как падают тяжелые механизмы...
Когда грохот затих, "Титаник" на какое-то время застыл в почти
вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом воды
на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма слегка повернулась
влево и стала клониться, пока не замерла под углом градусов 70 к
поверхности океана - киль, не выдержав страшной тяжести поднявшейся в
воздух кормы, лопнул, и корпус разломился. Вода вокруг клокотала и
пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
Корма, с мощным шипением вытесняемого изнутри воздуха, быстро
погружалась, и минуту спустя океан сомкнулся над кормовым флагштоком.
Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
Но именно сейчас, когда "Титаник" скрылся под водой, трагедия
достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что оставили
лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной воде,
слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы о помощи и
призывы к Богу долго неслись над черной гладью океана, но время шло,
пронизывающий холод сковывал тела несчастных, крики становились все
слабее, пока не смолкли совсем...
И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных нервов все это
было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода и
страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.
Глава 6
Субдаймон
Брюссель. Европейская Федерация.
Штаб-квартира Координационного
Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.
- Джон! Тебя зовет шеф! - выпалил Рон Стюарт, вбежавший в зал
скуттерного ангара, едва я успел материализоваться и перевести дух,
выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов нашей
группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
- Что за спешка? - удивленно покосился я на его взволнованное лицо,
отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски растерянным, - И
что значит "они" ?
Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом, где как и у
меня размещался крохотный, меньше спичечной головки, штекер разьема
нейрошунта для снятия информации с импланта. Потом, судорожно сглотнув,
ответил:
- Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но мне кажется... - он
перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
Настала моя очередь испуганно сглотнуть. Теряясь в мучительных
догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте на 58-й ярус
пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона Сета
в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то Станислав Лем написал -
"Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла на меня похожие
мысли - воистину, все, что угодно!
Наконец, решившись, я приложил ладонь к панели электронного
контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив
настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг, секретарши
шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет,
по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая это
непозволительной роскошью.
- А-а, явился, красавчик! - прощебетала похожая на
мальчишку-подростка, Маюми, сверля меня темно-карими, слекга раскосыми
глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В ее взгляде, как
мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
- Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
Доложив по селектору о моем прибытии, Маюми с улыбкой развела
широкими рукавами белоснежного кимоно:
- Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не знаю, в чем ты там
набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный ученик не
уронит честь своего первого сэнсэя.
- О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, - Думаю,
обойдется без харакири...
Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись на какое-то время
дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом Сета,
а потом скользнул в кресло - то самое, в котором я сидел, выслушивая
инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
Из кресла поднялось, мгновенно очутившись рядом со мной,
поразительное создание. Не знаю, можно ли было назвать его человеком.
Скорее - ангелом...
Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама
фигура и черты лица. Рост - метра два с половиной, очень тонкое тело,
которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а напротив, было весьма
изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона.
Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически светились
какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я
не заметил. Создавалось впечатление, что тело покрыто тончайшей
стекловидной пленкой...
А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный
монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у него внутри. Там что-то
переливчато мерцало, играя цветовыми бликами, как в древнеяпонских
гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из кристаллов кварца... Тут
мне пришло в голову, что это могло быть вовсе не живое тело, а
искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
Как бы противореча моей последней мысли, "хрустальные" губы
незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти
уходящий в инфразвуковые частоты голос:
- Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь, что
очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие.
Я - рицхини, сопрягатель хрономенталитетов третьего круга. По вашему,
совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И я -
не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не фиезз-зи, кого вы
называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно,
две трансформы. Так что пока я, как сказали бы вы, субдаймон.
Прозрачные губы вытянулись во что-то похожее на улыбку:
- А здесь я даже не в качестве человека, и меня это... Не задевает,
нет. Забавляет немного. Я здесь, как говорят у вас - в роли верительной
грамоты. Вот к этой вещи...
И в руке субдаймона возникла моя не вернувшаяся капсула!
- Джон Севергин. - повторил он, окинув меня взглядом мерцающих глаз,
в которых, казалось, зияет сама Вечность - Великое Ничто, - Вы отправитесь
в прошлое. Да, именно в тот хронопласт, что, как нам известно, совпадает с
вашим желанием.
- Надолго? - понемногу придя в себя, рискнул я спросить.
- До трансформы.
- Что вы понимаете под...
- Да, простите. Я совсем забыл, где нахожусь. Разница менталитетов,
моя специальность. Стыдно... В вашем хронопласте к понятию трансформы
наиболее близкий эквивалент - слово "смерть". Только слово. Понятия -
совершенно различны.
- Ясно. Эзотерики были правы.
- Да, эзотеризм. Древнее название. Ошибки в частностях, но в целом,
схема верна.
- Так... И что же я должен делать там, в прошлом?
- Ничего. Я имею ввиду - просто жить.
- Прекрасно... Но почему? Зачем все это?
- Объяснять долго, и пока излишне. Со временем, минуя энное число
трансформ, вы все узнаете и поймете с должной глубиной.
- И все же я хочу знать, хотя бы в самых общих чертах, смысл моего...
Моей пожизненной командировки. Разве я не имею на это права?
Субдаймон сощурился, и в его призрачных глазах мне почудились озорные
огоньки:
- Имеете. Вне всякого сомнения... Тогда скажите, как вы представляете
себе основное направление деятельности цивилизации фиезз-зи, по вашему -
даймонов?
Если он хотел посадить меня этим вопросом в лужу, то напрасно. Кто
как, но кадровики ФСТК мыслить умеют. И не только на сугубо злободневные
темы.
- Если кратко - главная задача тех, кто слился с Творцом, должна
соответствовать Его миссии. Вероятно, это то, что в наших основных
религиях зовется спасением, а в эзотеризме - бесконечным совершенством. А
конечная цель на нынешнем этапе - это очищение Вселенной от инферно. Или,
по Даниилу Андрееву - просветление Шаданакара, нашей системы миров,
освобождение их от темных, демонических сил, питающихся гаввахом -
эманацией страдания.
- Вы правы. - лицо моего собеседника стало серьезным, - Как правы те,
кто вас избрал... По крайней мере, азов вам объяснять не нужно. Именно -
просветление Вселенной. И совершенство, которое не есть цель, а
направление вечного движения. Добавлю лишь один штрих, которого вы знать
не могли. Просветление идет не только пространственно и хронологически
вперед.
1 2 3 4 5 6 7
феерическое - на палубе грянула музыка! Восемь музыкантов судового
оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий свет и
знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность. Первые
шлюпки стали заполняться людьми.
Многие женщины, однако, колебались, все еще не считая положение
настолько угрожающим, чтобы покинуть такие надежные палубы огромного
парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати метрах
над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде
не было заметно признаков паники, не слышалось шума и беготни. Пассажиры
безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу
готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился один из
помощников капитана и крикнул:
- Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
Я тотчас узнал этого человека - это был Чарлз Герберт Лайтоллер,
второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех других. Он
сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне до конца,
даже не пытаясь покинуть его. Однако, чудом спасся, довольно долго
продержавшись на деревянных обломках в ледяной воде, прежде чем его
подобрали в одну из шлюпок. Потом, в ходе расследования катастрофы, на
вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит - "Никак, судно
покинуло меня..." Крепко охватив Мэри за талию, я целенаправленно
протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
- Сэр, - слегка поклонился я, - вы позволите этой леди сесть в
шлюпку?
- Конечно. - окинув мою спутницу острым взглядом, ответил тот, -
Более того, я настаиваю на этом.
- О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы
даже не представляете, насколько я вам обязан...
- Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо
пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке,
чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
- Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на меня,
- А как... Как же ты!?
- Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
- Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду
без тебя...
- Ну послушай, - начал было я, в некотором замешательстве, - я же
не...
- Я не пойду без тебя! - хрипло и страшно закричала Мэри, безумно
вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата, - Нет! Нет!
Не-е-ет!...
Тут вмешался наблюдавший за этой сценой твердокаменный Лайтоллер,
сказав то, что я никак от него не ожидал:
- Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
Я вконец растерялся, и лихорадочно соображая, что предпринять,
промямлил:
- Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
- Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и
присмотреть за мисс.
Оценив благоразумный совет, я кивнул и отвел окаменевшую Мэри в
сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была бледна,
как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно глядя полными боли и
слез глазами.
- Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся, - Посмотри
мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и скажи - неужели ты всерьез
считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так
похож на сумасшедшего?
- Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему мы не
можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
- И не надо. Пока ненадо. - мне удалось беспечно рассмеяться, -
Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я буду там раньше
тебя!
- Как это?
- Ты же знаешь, что я не простой человек. Можешь считать меня
волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
- Да, но...
- А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
- Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
- Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь в шлюпку,
договорились?
- Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя
так, что я почти утонул в ее глазах, чувствуя, как воля моя плавится,
подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех, кинусь за
ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
- Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав себя в кулак, -
Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда. Это будет скоро. А
теперь - иди!
Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз и не выпуская руки,
пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули из моих, и наши руки
опустились.
Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная едва-ли
на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища какого-нибудь
тихого места. С палуб, в адрес тех, кто садился в шлюпки, раздавались
шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому
подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак
обрушилась целая лавина снега, договаривались сыгрть в снежки завтра
утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
Однако, спустя некоторое время, когда судно все ощутимее стало
зарываться носом в воду, и наклон палубы стал заметен невооруженным
глазом, последние оптимисты из пассажиров поняли, что шутить не
приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять уже не
требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы, молчаливо
наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов, офицеры, размахивая
пистолетами, отгоняют от переполненных шлюпок. Прогремело несколько
выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
К чести экипажа, впрочем, замечу, что почти весь он оставался на
своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок
на палубах не было никого из машинной команды лайнера. В полузатопленном
трюме они из последних сил обеспечивали работу динамо-машин и насосов,
чтобы дать возможность спаститсь тем, кто был наверху. Весь машинный
персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом из судового экипажа
уцелела лишь одна четверть.
... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние шлюпки, а
на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг запоздало осознав,
что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение, и вызвав
скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще
оставался на палубах, было явно не до меня, и убедившись, что за мной
никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным скобам лестницы
на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку. Через
минуту скуттер опустился рядом со мной, зависнув в воздухе на
антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его сиденье, и
пристягнувшись, взмыл в ночное небо. Но покидать место трагедии я не
торопился, и отдалившись на километр, стал свидетелем зрелища, которое
запомнил на всю жизнь.
Агония огромного судна завершалась. Плавучий дворец, сияя в ночи
яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но даже в той
его части, что уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных
палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало призрачное
сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса
достиг 45-ти градусов, все огни в салонах неожиданно погасли и судно
исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть
навсегда. Одновременно из чрева судна донесся шум, похожий на раскаты
грома - это срывались с фундаментов котлы и машины, и рушились, круша
переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили
было слышно, как падают тяжелые механизмы...
Когда грохот затих, "Титаник" на какое-то время застыл в почти
вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом воды
на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма слегка повернулась
влево и стала клониться, пока не замерла под углом градусов 70 к
поверхности океана - киль, не выдержав страшной тяжести поднявшейся в
воздух кормы, лопнул, и корпус разломился. Вода вокруг клокотала и
пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
Корма, с мощным шипением вытесняемого изнутри воздуха, быстро
погружалась, и минуту спустя океан сомкнулся над кормовым флагштоком.
Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
Но именно сейчас, когда "Титаник" скрылся под водой, трагедия
достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что оставили
лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной воде,
слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы о помощи и
призывы к Богу долго неслись над черной гладью океана, но время шло,
пронизывающий холод сковывал тела несчастных, крики становились все
слабее, пока не смолкли совсем...
И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных нервов все это
было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода и
страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.
Глава 6
Субдаймон
Брюссель. Европейская Федерация.
Штаб-квартира Координационного
Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.
- Джон! Тебя зовет шеф! - выпалил Рон Стюарт, вбежавший в зал
скуттерного ангара, едва я успел материализоваться и перевести дух,
выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов нашей
группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
- Что за спешка? - удивленно покосился я на его взволнованное лицо,
отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски растерянным, - И
что значит "они" ?
Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом, где как и у
меня размещался крохотный, меньше спичечной головки, штекер разьема
нейрошунта для снятия информации с импланта. Потом, судорожно сглотнув,
ответил:
- Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но мне кажется... - он
перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
Настала моя очередь испуганно сглотнуть. Теряясь в мучительных
догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте на 58-й ярус
пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона Сета
в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то Станислав Лем написал -
"Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла на меня похожие
мысли - воистину, все, что угодно!
Наконец, решившись, я приложил ладонь к панели электронного
контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив
настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг, секретарши
шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет,
по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая это
непозволительной роскошью.
- А-а, явился, красавчик! - прощебетала похожая на
мальчишку-подростка, Маюми, сверля меня темно-карими, слекга раскосыми
глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В ее взгляде, как
мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
- Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
Доложив по селектору о моем прибытии, Маюми с улыбкой развела
широкими рукавами белоснежного кимоно:
- Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не знаю, в чем ты там
набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный ученик не
уронит честь своего первого сэнсэя.
- О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, - Думаю,
обойдется без харакири...
Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись на какое-то время
дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом Сета,
а потом скользнул в кресло - то самое, в котором я сидел, выслушивая
инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
Из кресла поднялось, мгновенно очутившись рядом со мной,
поразительное создание. Не знаю, можно ли было назвать его человеком.
Скорее - ангелом...
Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама
фигура и черты лица. Рост - метра два с половиной, очень тонкое тело,
которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а напротив, было весьма
изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона.
Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически светились
какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я
не заметил. Создавалось впечатление, что тело покрыто тончайшей
стекловидной пленкой...
А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный
монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у него внутри. Там что-то
переливчато мерцало, играя цветовыми бликами, как в древнеяпонских
гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из кристаллов кварца... Тут
мне пришло в голову, что это могло быть вовсе не живое тело, а
искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
Как бы противореча моей последней мысли, "хрустальные" губы
незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти
уходящий в инфразвуковые частоты голос:
- Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь, что
очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие.
Я - рицхини, сопрягатель хрономенталитетов третьего круга. По вашему,
совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И я -
не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не фиезз-зи, кого вы
называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно,
две трансформы. Так что пока я, как сказали бы вы, субдаймон.
Прозрачные губы вытянулись во что-то похожее на улыбку:
- А здесь я даже не в качестве человека, и меня это... Не задевает,
нет. Забавляет немного. Я здесь, как говорят у вас - в роли верительной
грамоты. Вот к этой вещи...
И в руке субдаймона возникла моя не вернувшаяся капсула!
- Джон Севергин. - повторил он, окинув меня взглядом мерцающих глаз,
в которых, казалось, зияет сама Вечность - Великое Ничто, - Вы отправитесь
в прошлое. Да, именно в тот хронопласт, что, как нам известно, совпадает с
вашим желанием.
- Надолго? - понемногу придя в себя, рискнул я спросить.
- До трансформы.
- Что вы понимаете под...
- Да, простите. Я совсем забыл, где нахожусь. Разница менталитетов,
моя специальность. Стыдно... В вашем хронопласте к понятию трансформы
наиболее близкий эквивалент - слово "смерть". Только слово. Понятия -
совершенно различны.
- Ясно. Эзотерики были правы.
- Да, эзотеризм. Древнее название. Ошибки в частностях, но в целом,
схема верна.
- Так... И что же я должен делать там, в прошлом?
- Ничего. Я имею ввиду - просто жить.
- Прекрасно... Но почему? Зачем все это?
- Объяснять долго, и пока излишне. Со временем, минуя энное число
трансформ, вы все узнаете и поймете с должной глубиной.
- И все же я хочу знать, хотя бы в самых общих чертах, смысл моего...
Моей пожизненной командировки. Разве я не имею на это права?
Субдаймон сощурился, и в его призрачных глазах мне почудились озорные
огоньки:
- Имеете. Вне всякого сомнения... Тогда скажите, как вы представляете
себе основное направление деятельности цивилизации фиезз-зи, по вашему -
даймонов?
Если он хотел посадить меня этим вопросом в лужу, то напрасно. Кто
как, но кадровики ФСТК мыслить умеют. И не только на сугубо злободневные
темы.
- Если кратко - главная задача тех, кто слился с Творцом, должна
соответствовать Его миссии. Вероятно, это то, что в наших основных
религиях зовется спасением, а в эзотеризме - бесконечным совершенством. А
конечная цель на нынешнем этапе - это очищение Вселенной от инферно. Или,
по Даниилу Андрееву - просветление Шаданакара, нашей системы миров,
освобождение их от темных, демонических сил, питающихся гаввахом -
эманацией страдания.
- Вы правы. - лицо моего собеседника стало серьезным, - Как правы те,
кто вас избрал... По крайней мере, азов вам объяснять не нужно. Именно -
просветление Вселенной. И совершенство, которое не есть цель, а
направление вечного движения. Добавлю лишь один штрих, которого вы знать
не могли. Просветление идет не только пространственно и хронологически
вперед.
1 2 3 4 5 6 7