МАГИЧЕСКИЙ КСИТАР


К.Уэйнрайт


День умирал. Солнечный Глаз Митры, еще недавно паливший
с немилосердной яростью, устало сник и готовился уйти на
покой. Вскоре, мелькнув последним лучом над городскими
стенами, он скроется совсем, и желанная прохлада опустится
на город и на покрытые редкими ветвями кустарника барханы.
Базар, огромный и шумный, умирал с концом дня. Конан,
как обычно, пробирался сквозь толпу снующих во всех
направлениях заморанцев, невысоких и смуглых, едва
достававших до его плеча. Наступало его время; час, когда
он обходил базар, узнавал новости, прикидывал, чем заняться
нынешней ночью. Он знал тут почти всех, и они его знали;
днем они могли поболтать друг с другом, обменяться
новостями, даже выпить по стаканчику вина в таверне
Абулетеса, но ночью каждый был сам по себе и сам за себя.
Не дай бог попасться кому-нибудь на пути! Ночью шадизарская
шваль превращалась в стаю кровожадных гиен, и почти каждое
утро городские стражники, поминая Нергала и кряхтя, тащили
за город пару свежих трупов тех, кто еще вчера веселился в
кабаке и хвастал своими позавчерашними подвигами.
Конана знали, как говорится, с лучшей стороны; а те,
кто в этом сомневались, время от времени прибавляли
наутро работу страже. По силе и ловкости с молодым
киммерийским волком могли сравниться разве что дюжие рослые
бритунцы, но их пути пока что не пересекались. А потому ни
Конан, ни бритунцы еще не проверили, кто сильней и свирепей.
Пересекая базар, Конан иногда снисходительно кивал
кому-нибудь из знакомых торговцев, с коими имел дело (обычно
по сбыту краденного), иногда подходил к группе из двух-трех
мелких воришек, чтобы узнать у них последние базарные
новости; кто за каким товаром собрался в путь-дорогу, не
идет ли большой караван из Кутхемеса либо Аграпура, не
подвезли ли в торговые склады доброе аквилонское оружие или
вендийские благовония. Как ни старались купцы держать свои
дела в секрете, это удавалось редко, и, бывало, удачное дело
начиналось с казалось бы невинного разговора на базаре.
Дойдя до последних торговых рядов, киммериец вышел через
восточные ворота и дальше продолжал свой путь по кривым
улочкам Пустыньки, той части города, где обитали местные
воры, предводители мелких шаек, скупщики краденного и вообще
всякие темные личности, коих в Шадизаре было не счесть и не
переписать. Городские стражники ночью никогда не заходили в
Пустыньку. Да что там говорить! Днем они тоже побаивались
здесь появляться, а уж если заглядывали, так отрядом человек
в двадцать, не менее пугливо озираясь по сторонам, быстро
пересекали по самому короткому пути сплетение улиц и
переулков и исчезали восвояси.
Конан направлялся прямиком к ловкачу Ши Шеламу. На
базаре Малый Говеха шепнул киммерийцу, что у ловкача есть к
нему дело в тысячу монет, и такой возможности Конан упустить
не хотел. Миновав несколько кривых улиц, он свернул в узкий,
грязный и смрадный проулок, в котором вряд ли могли
разойтись три человека, что-то вроде неясной тропинки вдоль
покосившихся глинобитных заборов. Дойдя до покрытого пылью,
невысокого, но раскидистого тополя, киммериец отворил грубую
деревянную калитку и очутился в небольшом пустынном дворике,
в глубине которого торчало убогое на вид строение, нечто
среднее между собачьей конурой и сараем. Наклонившись, Конан
отодвинул висевшую в проеме занавеску и вошел внутрь.
- А, киммериец! - ощерился в улыбке Ши Шелам. - Добрался
наконец! Хорошо, что пришел, а то мне уж казалось, что ты не
хочешь меня видеть!
- С чего ты взял, коротышка? Мне надо было прогуляться
по базару, - Конан похлопал Ловкача по плечу да так, что
тот чуть задницей не коснулся земли. - Пока встречи с тобой
приносят мне удачу, клянусь Кромом!
- Ну, раз так садись, поговорим! - Ши Шелам шагнул к
стоявшему в уголке кривоногому табурету, на котором виднелся
прикрытый тряпкой поднос и большой кувшин. Этот кувшин, как
рассказывал Ловкач, ему достался в наследство от матери.
Сейчас заморанец с неторопливостью перенес на стол,
торчавший посреди лачуги, сперва кувшин, затем поднос, и,
сдернув покрывало, заставил Конана в удивлении приподнять
бровь: там, на блюде, лежал хорошо прожаренный поросенок в
локоть длиной. Жаркое, правда, остыло; значит, Ловкач
стянул днем, никак не позже. Однако и такое угощение было
удивительно богатым для Ши Шелама.
- Что, нашел родню? Отца или брата? Они, случаем, не
богатые караванщики? - ухмыльнулся Конан.
- С чего ты взял? - Ловкач, как и все заморанцы, шутки
понимал плохо.
- Такая жратва откуда?
- Стянул сегодня у Восточных Врат, - честно ответил
Шелам.
У Восточных Врат обитала публика пожирней, чем в
Пустыньке. Там селились торговцы, придворные прихлебатели,
писцы и прочая мелкая государственная сволочь; не те,
конечно, люди, что в богатых кварталах, но все же с
Пустынькой не сравнить. Район Восточных Врат начинался
сразу же за ней, как перейдешь Большой Канал, но жители
Пустыньки днем остерегались попадать туда, зато стражники
чувствовали себя там, как дома. Правда, у Восточных Врат
обитатели и бандиты, как было всем известно, но они
являлись предводителями крупных и удачливых шаек, они
дружили и с писцами, и с судейскими, и со сборщиками
податей, и с надзирателями. Впрочем, так и полагалось,
ибо всегда в городах люди селились по ремеслу: ткачи с
ткачами, медники с медниками, грабители с грабителями.
- Как тебе это удалось? - спросил Конан, кивая на стол.
Он представил себе, как босой и лохматый Ловкач несется
вдоль улицы с поросенком на блюде, а за ним, громыхая
щитами и бранясь, бежит стража.
- Повезло, - с серьезной миной ответил Ши Шелам. -
Значит, проведывал я Зихара, знакомца своего, и когда шел
обратно, почувствовал аромат. Жареным, понимаешь ли,
запахло! Ну, глянул через забор, смотрю - на вертеле
поросенок, рядом блюдо, а кухарка куда-то отлучилась. Я
схватил поросенка, бросил на блюдо и спустил в Канал, а сам
двинулся по переулку. Криков-то было! Даже стражник со
двора выскочил, но разглядел, что я пуст, как торба нищего,
дал по шее, и все. Припустил я тогда во всю прыть, а как
перебрался по мосту к нам, блюдо и приплыло! Был полдень,
жара, на улице никого... Ну, вот тебе и угощенье! Вина,
правда, пришлось купить, - с горестной гримасой закончил
свой рассказ заморанец.
Но Конана больше интересовал не поросенок на деревянном
блюде, а упоминание имени Зихара.
- Клянусь Кромом, - рявкнул он, - ты неспроста позвал
меня к себе, коротышка! Что за дела у тебя с Зихаром,
этой вонючей задницей?
Все знали, что проныра Зихар ходил в собутыльниках у
сотника городской стражи; еще поговаривали, что он-де связан
с Синими Тюрбанами Кривого Хиджа. И хоть это могло быть
только слухами, все равно Зихар являлся человеком из
другого мира, с коим Пустынька чаще враждовала, чем
вступала в союз. Конана удивило, что Ши Шелам имел с ним
какие-то дела.
- Сам не знаю, зачем я ему понадобился. Клянусь
милостью Бела, он толком мне и не сказал ничего. Спросил,
как жизнь, не обижает ли меня кто, не надо ли чем помочь...
Понимаешь, Ловкач, говорит, я все могу!
- Ну, а о чем еще разговор шел? - нахмурился Конан,
мучительно стараясь вспомнить, нет ли между ним и Зихаром
каких-нибудь незаконченных и неясных дел. Но, как киммериец
ни напрягался, перебирая в памяти последние стычки с
последующими трупами, он не мог припомнить, где и когда
перешел дорогу Зихару, этому паршивому козлу. Да и вообще,
откуда Зихар мог знать о его делах с Ловкачом?
Покачав головой, Ши Шелам сказал:
- Пустая болтовня была. Ну, рассказал он про несколько
случаев, как храбрая стража отбивала от наших парней
караваны, какие невольницы у сотников да как они с ними
развлекаются... - Тут глаза Ши Шелама загорелись, и он уже
раскрыл рот, чтобы донести до гостя все живописные
подробности, но Конан невежливо перебил его:
- И все? Кром! Не может быть, чтоб этот вонючий ублюдок
позвал тебя ради таких дурацких баек! Ты лучше вспомни, не
говорил ли он о Кривом Хидже?
- Давай-ка сперва выпьем и закусим, - разливая вино в
глиняные кружки, предположил Ши Шелам. - Конечно, говорил!
Стал бы я иначе тебя искать! Говорил он непонятное, но
поминал, что есть у Кривого какой-то кситар.
Кусок поросенка застрял у Конана в горле. Он едва не
поперхнулся, но мощная глотка совершила нужное движение, и
кусок медленно поплыл вниз по пищеводу. Рыгнув, Конан запил
его глотком вина и на миг задумался. Ему доводилось слышать
о кситаре, но не здесь, а давно, и где именно, он
припомнить не мог. Поговаривали, что это снадобье, если им
намазаться в нужных местах, то ли наделяет необыкновенной
мужской силой, то ли делает человека на пару дней
невидимым, то ли еще что... Правда: люди, которые сами
пользовались зельем, киммерийцу не попадались, да и вряд ли:
кто в этом добровольно признается. Тут и головы можно не
снести, если будешь болтать о волшбе! Может, зелье не так
уж сильно или вообще не действует, как о нем толкуют, но
что все серьезные люди о нем слышали, это уж точно!
В крайнем случае, если уж не пользоваться кситаром
самому, то можно продать его в Немедию тамошним алхимикам,
либо в Аквилонию. Тысячи две монет можно выручить!
Запросто! Такая удача приходит не каждый день, и весьма
разумно наведаться к Хиджу, одноглазому ублюдку, хоть это
может стоить головы...
Конан задумчиво прожевал очередной кусок, запил вином.
Вино было хорошее, даром что купленное, и поросенок был
неплох, хотя и ворованный, и эти соображения, мысли о том,
что лучше - краденое или покупное, мешали варвару
сосредоточиться.
Он отрезал кинжалом еще кусок и посмотрел на Ловкача.
Вот хитрая морда! Следит, приглядывается!
Ши Шелам подмигнул киммерийцу.
- Понимаешь, бычий загривок, Зихар неспроста меня
позвал. Я ему нужен! И ты нужен, скорей, не ему, а этой
одноглазой жабе. Уж очень хочет Кривой Хидж, чтоб ты на
него поработал! Он ведь помнит, как ты разделался с парой
его лучших свистунов! Потому я в разговоре тебя упомянул
как бы между прочим; да сказал, что, может, завтра с тобой
встречусь на базаре. Случайно, разумеется.
- А сам подослал Говеху, чтобы он тихонько шепнул мне
на ухо? Так, мошенник?
- Ну да, - ответил Ловкач, дочиста обгладывая последнюю
косточку. - По крайней мере, у тебя будет время подумать
или же смыться куда-нибудь. Поверь мне, пахнет жареным, и
если Зихар с Хиджем взялись за тебя, то дело плохо. Не
совладать тебе с ними, киммериец! Это сила! Опять же
кситар... Неспроста это!
- Кситар, говоришь? - Конан заложил за голову могучие
руки и потянулся. - Выходит, эта крыса наложила лапы на
кситар?
- Выходит, так, приятель, - подтвердил Ловкач Ши Шелам,
покачивая черноволосой взлохмаченной головой. По внешности
он являлся типичным заморанцем, невысоким, щупловатым,
смуглым, с близко посаженными темными глазками и острой
мордочкой хорька. И нрав у него был как у хорька. Ши Шелам
умел разнюхать, где что плохо лежит, не забывая при том об
осторожности. В последний месяц Ловкач Ши сделался для
Конана незаменимым помощником. Отличный наводчик, умевший,
к тому же, выгодно сбыть награбленное!
Конан опять потянулся, да так, что хрустнули суставы.
- Клянусь задницей Крома, - буркнул он, - тот караван!
Караван из Замбулы! С ним-то и притащили зелье!
- Вероятно. Или привез доверенный посланец из Хоарезма
либо Султанапура... Один Бел ведает!
Замбулийский караван пришел позавчера, и с ним, как
всегда бывало, для шадизарской воровской "Пустыньки"
наступили горячие деньки. Лазутчики полусотни шаек и
вольные бандиты вроде Конана разведывали, чем забиты тюки у
замбулийцев, кому они сбудут товар и куда тот товар потом
денется - то ли осядет на складах, то ли будет выставлен
на продажу в лавках Шадизара, то ли, покачиваясь на спинах
мулов и ослов, отправится через Карпашские горы в Коринфию
и Офир. Надежные сведения - первое дело в воровском
ремесле, и тут глаза и уши Ши Шелама были незаменимы.
Конан взболтнул кувшин, убедился, что тот еще полон на
треть, и, взяв со стола стилет с узким, как змеиный хвост,
лезвием, принялся ковырять в зубах. От жаренного поросенка
на щербатом деревянном блюде остались уже одни косточки, а
мясо, по большей части, переместилось в бездонный желудок
киммерийца. Ловкач Ши обглодал лишь заднюю ногу. Это было
вполне справедливо, если учесть, что весил он ровно вдвое
меньше Конана.
- Ну, Нергал с ним, с этим караваном, и с посыльными
заодно, - пробормотал киммериец. - Главное, не откуда
привезли, а что привезли! Верно, тощий обглодыш?
- Верно, - согласился Ши Шелам, протянул тонкую руку и
похлопал молодого варвара по могучему плечу. Верно, бычий
загривок! Главное, что привезли и кому сбыли! Я так думаю,
что без Кривого Хиджа дело не обошлось.
- Кривая крысомордая падаль! - рявкнул Конан, отложив
стилет.
Хиджа он не любил. Под Хиджем ходили Синие Тюрбаны,
одна из самых многочисленных шадизарских банд, и еще два
десятка шаек помельче сбывали добычу только ему. В
заморанских краях Кривой Хидж являлся видной фигурой и
входил в десятку богатейших купцов; не важно, что торговал
он, по большей части, краденым. В Шадизаре и Аренджуне это
большого значения не имело. Конан же своей добычи
крысомордому никогда не сбывал, а потому оставался для него
бельмом на единственном оке, ибо, несмотря на свои
восемнадцать лет, юный киммериец был удачлив и дерзок.
Кривой Хидж уже несколько раз пытался подгрести его под
свою руку, да никак не выходило - Конан выскальзывал,
словно смазанный маслом черенок ножа, оставляя на память
Хиджу свежие трупы.
Он потянулся к кувшину, отхлебнул глоток и спросил:
- Значит, думаешь, без Хиджа не обошлось? Он прибрал
товар? А почему? Почему он?
- Во-первых, - Ловкач принялся загибать пальцы, -
слухи. Во-вторых, лавка Кривого... новая дверь, новые
замки, новые решетки на окнах и прутья толщиной в три
пальца!
- В три твоих пальца, - уточнил Конан, не отрываясь от
кувшина. - Моих будет один.
- Все равно, решетка-то новая! К чему бы Хиджу ее
ставить? Ну и, в-третьих, бритунцы! Дюжина бритунских
наемников, да таких, что каждый теленка сожрет в одиночку!
Ростом с мой шкаф!
- Да-а... - протянул Конан, - бритунцы - это серьезное
дело... Целая дюжина, говоришь, и все как твой шкаф?
Не дожидаясь ответа, он уставился на шкаф Ловкача,
самый солидный предмет обстановки в грязноватом и убогом
логовище Ши Шелама, затерянном среди кривых переулков и
тупиков воровской "Пустыньки". Шкаф, в котором Ловкач
хранил добычу, и в самом деле казался солидным сооружением
- семь локтей в высоте и пять в ширину. Кроме него в
каморке Ши Шелама помещались только колченогий стол, два
табурета да застланное всяким тряпьем узкое ложе.
- Значит, дюжина... Клянусь Кромом, они еще пожалеют,
что со мной связались! - сверкнул глазами варвар. Он
снова попытался припомнить все, что знал о кситаре, но
решение "пойти и взять!" уже зрело в нем. - Я покажу этим
потомкам верблюжьего дерьма, чего стоят бритунцы против
киммерийца! Хиджу надо, чтоб я работал на него? Поработаю!
Поработаю на его кривой вонючей роже!
- Не спеши, приятель, остановитесь! Не сносить тебе
головы, если ты пойдешь к нему.
1 2 3