Она кивнула. Ее глаза в эту минуту встретились со взглядом мрачного человека. На его лице мелькнуло подобие улыбки, и он, следуя приглашению Байрда, медленно двинулся к их столу.
— Ну что, Ганнер, — сказал «Воробей», — выпустили?
— А как же иначе, «Воробей», — улыбнулся Ганнер Хэйнс и заказал себе кофе.
— Моя знакомая из газеты, — представил «Воробей», — мисс Бальфорд. Так как она сама принадлежит к этому, стоящему вне закона, классу, то может, не краснея, познакомиться с одним из самых выдающихся воров Англии.
Она увидела в глазах Ганнера веселую усмешку и улыбнулась в ответ.
— Ну вот, теперь вы честно предупреждены, мисс, — произнес Ганнер.
— Значит, обвинение осталось недоказанным? — спросил Байрд и в ответ на утвердительный кивок Ганнера глубоко вздохнул.
— Нет, я не верю больше в справедливость закона, — сказал он с отчаянием. — Ведь я же отлично знаю, почему вы были в отеле, какие блестящие камушки искали вы там! Нет, Ганнер, нет больше справедливости на этом свете!
Ганнер помешал ложечкой кофе и рассмеялся. У него был удивительно мелодичный смех, так не подходивший к его суровому облику.
— Я бы охотно повидал еще раз человека, который тогда помог мне.
— Вы хотели сказать, который предупредил вас? — сыщик испытующе посмотрел на него. — Вам вряд ли удастся это. Он в данный момент совершает свадебное путешествие.
— Мэдиссон, кажется так его звали? Банкир? Вы можете спокойно ответить на мои вопросы, мистер Байрд. Я ничего от него не хочу. Он помечен звездочкой в моей книге.
— Надеюсь, это приведет его в рай, — насмешливо заметил сыщик и перешел на деловой тон.
— Что вы намерены теперь делать, Ганнер? Вы уже созрели для исправительного заведения? В таком случае вы можете получить у меня рекомендацию в дом для бывших преступников.
Но Ганнер Хэйнс не слушал его.
— На ком он женился? Красивая молодая девушка, сидевшая в тот вечер в конце стола? Она напомнила мне… — он вдруг запнулся, и Мэри заметила, как передернулось его лицо.
— Она напомнила мне… женщину, которую я знал раньше… Что ж, желаю им счастья!
— В таком случае вы должны пожелать его каждому из них в отдельности, — сказала Мэри, — они разошлись в день свадьбы.
Он быстро взглянул на нее.
— Что она ему сделала? — спросил он.
Мэри невольно рассмеялась.
— Вы настолько уверены, что он не мог быть виновной стороной?
Он покачал головой.
— Такие мужчины, как он, не могут сделать ничего дурного, мисс. Для меня женщины всегда были загадкой, а мужчин я хорошо знаю и не ошибаюсь в них. А вот вы ошибаетесь, мистер Байрд. В тот вечер в отеле я не гнался за драгоценностями. У меня достаточно денег, чтобы прожить, — он подмигнул «Воробью», — во всяком случае достаточно, чтобы купить себе револьвер… Так где находится Мэдиссон?
Он обратился с этим вопросом к Мэри Бальфорд.
— Спрашивайте меня, — сказал «Воробей», не отрывая своих холодных глаз от лица собеседника, — меня спрашивайте. Я здесь ходячее справочное бюро. Если вы хотите рассказать здесь историю вашей жизни для того, чтобы мисс Бальфорд написала интересную статью — дело ваше, но я пригласил вас подойти не за этим. Вы меня поняли, Ганнер?
Ганнеру показалось, что в глазах девушки мелькнуло выражение боли, и он улыбнулся.
— Он прав, разумеется, он прав, — сказал он. — Позвольте дать вам добрый совет, мисс Бальфорд. — Его голос звучал так мягко, что даже «Воробей» удивленно вскинул глаза. — Никогда не бойтесь оскорбить чувства афериста — это просто невозможно.
Сыщик серьезно кивнул головой.
— Прежде, чем вы начнете чувствовать симпатию к бывшему каторжнику, — продолжал Ганнер, — я вам советую выяснить, почему он сидел и, что самое главное, сколько раз он сидел. Какое преступление он совершил, — неважно, но если он сидел два раза, то вы уже не жалейте его… Я сидел три раза.
Его глаза улыбались, но черты лица, казалось, сделались еще резче. Во время разговора он смотрел девушке прямо в глаза, но вдруг резко отвернулся, подозвал кельнершу и расплатился. Встав, он подал руку Байрду.
— Байрд и я — ведем одну и ту же борьбу, — сказал он, снова глядя ей прямо в глаза, — но с разных сторон. Я постоянно проигрываю, но зато имею больше удовольствия…
Он повернулся, медленно пошел к двери и исчез.
Глава 13
Люка Мэдиссона положили в отдельную палату. Как-то утром, проснувшись, он обратил внимание на табличку, висевшую у изголовья кровати. Ровным почерком на ней было выведено — Смит.
— С каких пор меня зовут Смитом? — спросил он.
Добродушная сиделка улыбнулась.
— Если мы не знаем имени человека, то, как правило, называем его Смитом… Надеюсь, вы будете благоразумны и сообщите нам ваше настоящее имя.
Он покачал головой.
— К чему? Это уже не имеет значения. Вот если бы меня действительно звали Смитом, мне, наверное, было бы гораздо… лучше.
В тот день, когда врачи вынесли ему смертный приговор, пришел полицейский чиновник, чтобы снять с него допрос, но он не мог сказать ничего интересного для следствия.
Его положили в отдельную палату, и он мог спокойно лежать, думать и следить за игрой солнечных бликов на стене.
О Маргарите он старался не вспоминать.
Однажды мелькнула мысль позвать Стиля, но появление управляющего известного в Лондоне банка сразу бы вызвало различные толки и привело бы к раскрытию его инкогнито. Он не мог бросить тень на честь банка, носящего его имя.
Может быть, он делал это ради Маргариты? Как бы то ни было, он твердо решил оставаться Биллом Смитом.
Ему приносили газеты, но он не читал их. Раньше он хотел умереть, избавиться от тяжкой сердечной боли. Теперь сердце перестало болеть. Скоро настанет время выхода из госпиталя. Будущее не интересовало его. Он спокойно и безразлично думал о том, что будет продавать цветы подобно той красивой девушке, стоящей тем вьюжным днем у входа в банк… Или станет солдатом — он достаточно молод для этого… Или уедет… «в Африку, стрелять львов» — подсказал внутренний голос, полный сарказма… Или…
На шестнадцатый день его пребывания в госпитале вошедшая сестра объявила, что к нему пришел посетитель.
— Это один из ваших друзей. По крайней мере, он говорит, что знает вас.
— Друг? — спросил Люк, нахмурившись, — очевидно он принимает меня за кого-то другого.
— Нет, он спрашивал именно вас. Он сказал, что хочет видеть человека, раненого во время ножевой схватки. Я не говорила ему, что вас зовут Смитом, потому что это ведь… неправда.
— Нет, сестра, это сущая правда, но мне любопытно знать, кто бы это мог быть. Впустите его.
Кто? В первую минуту он подумал о Маргарите, но эта мысль показалась ему настолько смешной, что он расхохотался бы, но страшная боль в груди вернула его к действительности.
Вошедшего «друга» он ранее никогда не видел. Неряшливую наружность визитера еще более подчеркивал ослепительно белый воротничок, очевидно, купленный специально для этого случая.
У него было худое, резко очерченное лицо с беспокойно бегающими глазами.
— Это ваш друг? — спросила сестра.
— Да, мисс, это он, — ответил незнакомец.
Сестра исчезла. Человек подошел к Люку. От его платья пахло сыростью и гнилью.
— Джо сказал, что будет помогать тебе, потому что ты не просвистел его.
— Чего я не сделал? — спросил Люк.
— Не просвистел. Что ты спрашиваешь глупости? Как выйдешь, явишься к нему.
Он сунул под подушку грязный кусок бумаги. Люк услышал знакомый шелест.
— Джо посылает тебе пять фунтов. Он сказал, что будет заботиться о тебе.
— Спаси его Бог, — сказал Люк. — Боюсь, что обо мне, в самом деле, нужно позаботиться.
Глава 14
Перед выпиской из госпиталя Мэдиссона спросили, не хочет ли он побриться. Люк провел рукой по своему обросшему лицу и улыбнулся.
— Мне и так хорошо, — ответил он. — Я не произведу впечатления тщеславного человека, если попрошу зеркало?
Сестра дала ему маленькое ручное зеркало. На него взглянуло совершенно чужое лицо: усы, борода, заострившийся нос. Только глаза смотрели так же ясно, как прежде.
— Великий Боже! — пробормотал он.
— Вы не особенно хорошо выглядите, но…
— Я никогда не был красавцем, — ответил Люк.
Остальную часть дня он провел у окна. Напротив, за рекой, находился парламент. Ему показалось странным, что он запросто знаком с доброй полусотней людей, чьи флаги горделиво развевались на башне. Любой из них охотно прошел бы к нему через Вестминстерский мост, чтобы оказать помощь… Нет, он не желал этого. Атрибуты прошлого потеряли для него всякую ценность. Несчастье уничтожило в нем честолюбие и волю к жизни. Он был бы готов спокойно умереть, если бы не чувство благодарности к врачам, выходившим его.
Удивительно, но он почти совсем не думал об ударе ножом, имевшем для него такие тяжкие последствия. Наоборот, его забавляла мысль, что он стал жертвой кровавой вендетты, к которой не имел никакого отношения. Он еще раз прочел слова, написанные на грязном клочке бумаги, который принес ему незнакомый друг.
«Иди на Геннет-стрит, 339 к миссис Фрозер. Она позаботится о тебе».
Люк усмехнулся про себя. Значит, на свете действительно был человек, изъявивший желание позаботиться о нем. Это показалось ему странным. Сначала он не придал значения этому жалкому листку бумаги, но по мере приближения срока выписки из госпиталя таинственная бумажка приобретала для него все большее значение.
Прийти в бюро казалось ему совершенно невозможным. Где-то в Девоншире у него была небольшая вилла, но он не мог вспомнить наверное, переписана ли она на имя Маргариты, или нет.
Можно было бы оставить Англию, но это стоило денег. Люк не хотел ни к кому обращаться за помощью, по крайней мере, к тем, кто олицетворял для него прошлую жизнь. Она перестала существовать. А в будущей жизни было только приглашение на Геннет-стрит. Что ждет его там?
В один прекрасный солнечный день он покинул госпиталь. Физические упражнения, которые он проделывал в период выздоровления, вернули былую силу, но весу не прибавили. Одежда болталась на нем, как на вешалке.
Найти Геннет-стрит оказалось довольно сложно. Это была одна из самых грязных улочек в южной части Лондона. Номер 339 представлял собой маленькую зеленую лавку, выглядевшую не особенно привлекательно. Вывеска у входа сообщала, что в лавке можно купить дрова и уголь.
В грязном помещении находилось несколько полок с гнилой картошкой и капустой. В углу был свален уголь и стояли весы. Видимо, обитатели Геннет-стрит покупали уголь на фунты.
Он прошел дальше, осторожно переступив через немыслимо грязного котенка, прикорнувшего посреди лавки.
Появилась хозяйка — высокая худая женщина с лицом хищной птицы. Образ ее, прямо сказать, не излучал доброты.
— Что вам нужно? — резко спросила она.
— Я должен был к вам прийти и…
— Вы — человек из госпиталя, да? — быстро перебила она его. — Вас зовут Смит?
Люк кивнул, улыбаясь. Она пропустила его за прилавок.
— Проходите, пожалуйста. — Ее тон стал неожиданно мягким и почтительным, — Я думала, что вы выйдете только завтра.
Она провела его в маленькую комнатку и тщательно закрыла дверь, ведущую в лавку.
— Как хорошо, что я успела приготовить комнату для вас, — сказала она. — Не пройдете ли вы со мной наверх?
Любопытство заставило его последовать за ней. При первом взгляде на грязную лавчонку он хотел было уйти, но сейчас изменил свое решение. Одной из главных слабостей Люка Мэдиссона было неудержимое любопытство.
Очевидно дом подвергся значительной перестройке: верхний этаж был гораздо комфортабельнее нижнего. Она ввела его в комнату. Люка приятно поразили сравнительный уют и чистота. Он ожидал увидеть отвратительную конуру и с легким сердцем покинуть этот странный дом, но на вполне приличной кровати сверкали белизной чистые простыни, а в камине весело плясали язычки пламени.
— Здесь было немного сыро, — объяснила она.
Люк понял, что зажженный камин являлся для хозяйки роскошью и особым знаком гостеприимства.
На столе он увидел чернила и бумагу. Заметив его удивление, хозяйка пояснила:
— Некий друг подумал, что вы захотите написать письма вашим знакомым. Вы ведь ничего не писали из госпиталя.
— Откуда, черт возьми, он это знает? — изумленно спросил он.
Миссис Фрозер таинственно улыбнулась.
— Он знает все, — ответила она, понизив голос.
Очевидно «он» был очень важной персоной.
— Надеюсь, вы не собираетесь впредь работать с шайкой Левинга? — спросила она, и ее бледные глаза с тревогой посмотрели на него. — На прошлой неделе полиция рассеяла шайку. Этот Левинг способен был обокрасть собственную мать.
— Я не думал, что он до такой степени…
— Если бы вы с ним начали работать, он, конечно же, накрыл бы вас, тем более что вы — настоящий джентльмен.
— Поверьте, миссис Фрозер, — сказал Люк, — я никогда не был членом ни шайки Левинга, ни какой-либо другой и…
— Я знаю, — перебила она его. — Он тоже это знал. Просто Левинг любил прихвастнуть знакомством с известными людьми.
Люк насторожился.
— Он рассказывал о вашей отчаянной езде. Ведь вы автомобилист?
— Автомобилист? О, да, — облегченно улыбнулся Люк. — И, говорят, довольно сносный.
— Не скромничайте! Ведь вы брали призы на гонках!
Это было правдой. Однажды Люк взял приз на гонках в Бруклине, хотя, конечно, не мог считать себя профессиональным гонщиком.
— Левинг много чего и о многих болтал всякое, — сказала она уверенно. — Из-за этого и сломал себе шею.
Люк вспомнил свою первую встречу с убитым.
— Он не был другом Ганнера Хэйнса?
Услышав это имя женщина сразу изменилась в лице.
— Я не знаю, я ничего не знаю о мистере Хэйнсе! — сказала она. — Чем меньше говорить, тем лучше. Я никогда не ссорилась с мистером Хэйнсом. Да и зачем нам ссориться?
В ее тоне звучало что-то, заставляющее предположить, что причиной такого глубокого уважения к «мистеру» Хэйнсу был затаенный страх. Узнавать его причину было, разумеется, бесполезно.
Она принесла Люку стакан чаю. Оставшись один, он взглянул на лежащую перед ним бумагу. Его сильно тянуло написать, но кому?.. Маргарите? Об этом он и не думал.
Когда в улей залезает мышь, чтобы полакомиться медом, пчелы, умертвив врага и убедившись, что он слишком тяжел, и они не смогут его выбросить, покрывают жертву воском. Мертвый враг становится большим комом — неотъемлемой частью их жилища. Точно так же он спрятал свои воспоминания о Маргарите. Они не должны его больше тревожить.
Стиль… Что предпринял в этой ситуации Стиль? Внезапно его пронзила ужасная мысль о том, что Стиль мог посчитать его самоубийцей… И тогда в газетах появились статьи об исчезнувшем миллионере… Начались поиски трупа… По его спине пробежали мурашки.
Когда вновь вошла миссис Фрозер, он попробовал расспросить ее, но она только покачала головой.
— Нет, ничего особенного не случилось… В Ист-энде было одно убийство… Да, еще повесили человека, который убил старуху…
— Помню, сестры в госпитале говорили о каком-то богаче, который исчез… Его банк лопнул или что-то в этом роде… Предполагалось самоубийство…
— Я ничего не читала о таком, — уверенно ответила она, — конечно же, я бы не пропустила такое, что тут говорить! Моя мать потеряла все свои сбережения, когда лопнул банк Ваббика.
Когда миссис Фрозер ушла, Люк облегченно вздохнул. Может быть Стиль еще не известил полицию?..
Он уселся за стол, взял лист бумаги и обмакнул перо…
Глава 15
Мистер Байрд был именно тем человеком, с которым Данти Морелль менее всего хотел бы встретиться лицом к лицу. Эту неожиданную и нежеланную встречу в Грин-парке скрашивало, однако, присутствие спутницы Байрда — поразительно красивой молодой девушки, которую он мгновенно оценил по достоинству, будучи опытным знатоком женской красоты. Казалось, что она где-то встречалась ему в лабиринте лондонских улиц… Времени на воспоминания не оставалось. «Воробей» стоял перед ним, загораживая дорогу своей массивной фигурой. Его маленькие глазки блестели, а на широком лице играла радостная улыбка. Со стороны можно было подумать, что сыщик встретил горячо любимого друга.
— Доброе утро, Морелль! Я могу познакомить вас с этим господином, мисс Бальфорд?
Его тон был настолько приветлив и доброжелателен, что Данти на миг утратил осторожность. Он любезно улыбнулся.
— Мне кажется, что мы уже виделись где-то… начал он…
— И, возможно, будете видеться еще чаще — подхватил «Воробей». — Эта молодая леди — репортер. Вы были когда-нибудь в Олд Бэйли, мисс Бальфорд?
— Два раза, и мне не хотелось бы продолжать это знакомство, — рассмеялась она.
— Для вас достаточно и одного раза, — согласился сыщик. — Но для некоторых людей одного раза не достаточно, не правда ли, мистер Морелль?
И прежде чем взбешенный Данти открыл рот для ответа, Байрд добавил:
— Никаких известий от мистера Мэдиссона?
— Он в Париже, — коротко бросил Данти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15