- Да, - согласился Умберто. - Это совсем не то.
Директор посвистел.
- Семена, вы говорите. Вы хотите сказать, что это какой-то новый вид?
Потому что, если какой-то улучшенный известный сорт, который легко...
- Мне объяснили, что это новый вид - нечто совершенно новое.
- Значит, своими глазами вы его не видели? Может быть, это
действительно какая-нибудь модифицированная разновидность подсолнечника?
- Я видел фотографию, сеньор. Я не говорю, что там нет ничего от
подсолнечника. Я не говорю, что там нет ничего от турнепса. Я не говорю,
что там нет ничего от крапивы или даже от орхидеи. Но я утверждаю вот что.
Если все они приходятся этому растению папашами, то эти папаши не узнали
бы своего ребенка. И уж во всяком случае они не стали бы им гордиться.
- Понятно. А теперь скажите, какую сумму вы рассчитываете получить от
нас за семена этой штуки?
Умберто назвал сумму, которая сразу заставила директора перестать
посвистывать. Она заставила директора снять очки и пристально уставиться
на собеседника. Умберто это не смутило.
- Судите сами, сеньор, - сказал он, постукивая пальцами о пальцы. -
Это трудно. И это опасно, очень опасно. Я не трус, но опасности не
доставляют мне удовольствия. Есть еще один человек. Я должен буду увезти
его с собой, и ему нужно хорошо заплатить. Там будут и другие, которым
тоже нужно заплатить. Кроме того, мне придется купить самолет - реактивный
самолет, очень быстрый. Все это стоит дорого. И я говорю вам: это не
просто. Вам нужны хорошие семена. Большая часть семян этого растения не
всхожа. Чтобы действовать наверняка, я должен буду доставить вам
отсортированные семена, очень ценные... Да, это будет не просто.
- Я верю вам. Но все-таки...
- Неужели я прошу так уж много, сеньор? А что вы запоете через
несколько лет, когда это масло появится на мировом рынке и ваша фирма
разорится?
- Все это надо тщательно продумать, мистер Палангец.
- Ну, разумеется, сеньор! - согласился Умберто с улыбкой. - Я могу
подождать немного. Но боюсь, что уменьшить сумму не смогу.
Сумму он не уменьшил.
Открыватель и изобретатель - это бич для бизнеса. Палки в колеса по
сравнению с ними - ничто, вы просто меняете сломанные спицы и катите
дальше. Но появление нового процесса, нового вещества, когда ваше
производство отлично налажено и работает, как часовой механизм, - это сам
дьявол во плоти. Иногда даже хуже, чем дьявол. Тогда уже хороши все
средства. Слишком многое поставлено на карту. И если вы не в состоянии
действовать легально, вам приходится искать другие пути.
Ведь Умберто еще недооценил опасность. Дело было не только в том, что
конкуренция нового дешевого масла вытеснила бы с рынка "Арктическую и
Европейскую" и ее коллег. Эта реакция пошла бы вширь. Жестокий, хотя,
возможно, и не смертельный, удар получило бы производство арахисового
масла, оливкового масла и китового жира. Более того, это самым
разрушительным образом отразилось бы на зависимых отраслях, производящих
маргарин, мыло и сотни других товаров, начиная с косметических кремов и
кончая масляными красками. И когда наиболее влиятельные из
заинтересованных лиц осознали серьезность угрозы, условия Умберто стали
казаться едва ли не скромными.
С ним заключили соглашение: очень уж убедительно выглядел образец
масла, хотя все остальное и представлялось несколько туманным.
Фактически все обошлось "Арктической и Европейской" гораздо дешевле,
чем она соглашалась заплатить, потому что Умберто исчез со своим
самолетом, и больше его никогда не видели.
Но нельзя сказать: "Ни слуха, ни духа".
Несколько лет спустя некто, назовем его для простоты Федором, явился
в офис "Арктической и Европейской Компании Жиров" (к тому времени "Рыбьих"
было отброшено и из вывески, и из производства) и заявил, что он русский и
хотел бы получить некоторое количество денег, если любезные капиталисты
будут столь добры, чтобы уделить ему немного.
Федор поведал свою историю. Он поступил на экспериментальную
триффидную станцию недалеко от Еловска на Камчатке. Это богом забытое
место ему не понравилось. Вожделение покинуть это место стало причиной
тому, что он принял предложение одного из работавших там (чтобы быть
точным - товарища Николая Александровича Балтинова), к тому же это
предложение было подкреплено несколькими тысячами рублей.
За это не требовалось великих дел. Сначала он просто берет с полки
коробку отсортированных всхожих семян триффидов и ставит вместо нее такую
же коробку с невсхожими семенами. Похищенная коробка должна быть оставлена
в определенное время в определенном месте. Риска практически никакого.
Могли пройти годы, прежде чем подмена была бы замечена.
Дальше однако надо было сделать кое-что похитрее. Он устанавливает
световой маяк на большом поле в миле или двух от плантации и должен сам
дежурить там в определенную ночь. Услыхав прямо над собой самолет, он
включает маяк. Самолет должен приземлиться. Наилучшая вещь, которую он
может сделать после этого - это убраться оттуда как можно скорее, прежде
чем кто-либо прибудет для расследования.
За это его ждет не только хорошее вознаграждение в рублях, но и -
если он сумеет выбраться из России - он нашел бы много денег, ожидающих
его в офисе "Арктической и Европейской" в Англии.
По словам Федора операция прошла точно по плану. Федор, не ожидая
пока самолет сядет, выключил огни и уничтожил маяк.
Самолет остановился только на короткое время, наверное менее десяти
минут, прежде чем взлетел опять. По звуку двигателя он решил, что самолет
круто пошел вверх сразу после взлета. Где-то через минуту после того, как
звук стих, он опять услышал звук двигателей. Несколько самолетов прошло
над его головой на восток вслед за первым. Сколько их было - два или более
- он не мог сказать. Но они шли очень быстро, с пронзительным звуком
турбин...
На следующий день товарищ Балтинов пропал. Это вызвало волнения,
однако в конце концов решили, что он должно быть работает в уединении.
Таким образом для Федора все прошло вполне безопасно.
Из осторожности он выждал год, прежде чем двинуться. Он потратил
почти все свои рубли, купив себе путь через последний препон. Потом, меняя
множество занятий в поисках пропитания, он провел долгое время в пути до
Англии. А теперь он хотел бы некоторое количество денег.
К тому времени кое-какие слухи о Еловске достигли Англии, данные
Федора о посадке самолета были правдоподобны. Поэтому ему дали денег и
работу, а так же приказали держать язык за зубами. Таким образом
становится ясным, что Умберто, хотя и не доставил семена лично, то по
крайней мере спас положение, разбросав их.
"Арктическая и Европейская" не сразу связала появление триффидов с
Умберто, и полиция нескольких стран разыскивала последнего от их имени.
Ничего не было, пока несколько исследователей не получили образец
триффидного масла для своих исследований и не установили, что он в
точности соответствует тому, что показывал Умберто, и именно семена
триффидов он собирался добыть.
Что случилось с Умберто, в точности никогда не узнают. Я догадываюсь,
что где-то над Тихим океаном, высоко в стратосфере его и товарища
Балтинова атаковали те самые самолеты, которые слышал Федор. Возможно они
поняли это только тогда, когда снаряды русских истребителей начали крушить
их машину.
И я думаю также, что один из этих снарядов вдребезги разбил некий
фанерный ящик - тот самый ящик, в который были упакованы семена.
Может быть, самолет Умберто взорвался, может быть, он просто
развалился на куски. Как бы то ни было, я уверен, что когда обломки начали
свое долгое-долгое падение в океан, на их месте осталось в небе легкое
облачко, похожее на клуб белого пара.
Но это был не пар. Это были семена, такие бесконечно легкие, что они
плавали даже в разреженном воздухе. Миллионы опутанных шелковистой
паутинкой семян триффидов, отданных на волю всем ветрам, чтобы лететь
туда, куда понесут их эти ветры...
Прошли, наверно, недели, а может быть и месяцы, прежде чем они,
наконец, коснулись земли, многие за тысячи миль от того места, где они
начали свой полет.
Повторяю, все это только предположения. Но я не вижу более вероятной
причины неожиданного появления этого таинственного растения почти во всех
частях света.

Мое знакомство с триффидами состоялось в детстве. Случилось так, что
один из первых триффидов в округе вырос в нашем собственном саду. Он уже
изрядно развился, когда мы обратили на него внимание, потому что вместе с
множеством других сорняков он пустил корни в укромном месте - в мусорной
яме за оградой.
Там он никому не мешал, и ему никто не мешал. Мы просто время от
времени смотрели, как он растет, и не трогали его.
Но триффид, конечно, своеобразное растение, и он не мог в конце
концов не вызвать у нас некоторого любопытства. Возможно, наше любопытство
не было слишком активным, поскольку всегда можно найти нескольких
незнакомцев, которым удается поселиться в запущенных уголках сада; тем не
менее мы нередко говорили друг другу, что этот незнакомец выглядит как-то
очень уж странно.
В нынешнее время, когда каждый слишком хорошо знает, как выглядит
триффид, трудно восстановить в памяти, каким необычным и в известном
смысле иноземными представлялись нам первые триффиды. Насколько я знаю, ни
дурных предчувствий, ни тревоги они ни у кого не вызывали. Я полагаю, что
большинство людей относилось к ним - если только вообще как-нибудь
относилось - примерно так же, как мой отец.
В памяти моей запечатлена картина, как он озадаченно рассматривает
наш экземпляр. Триффиду, вероятно, не больше года. Почти во всех деталях
это уменьшенная вдвое копия взрослой особи, только он еще не имел названия
и никто еще не видел взрослую особь. Отец нагибается, глядя на него через
очки в роговой оправе, ощупывает стебель и тихонько пыхтит в желтоватые
усы, что делает всегда, погружаясь в задумчивость. Он исследует прямой
ствол и деревянистое основание. Он уделяет особое внимание трем маленьким
черенкам, торчащим из основания рядом со стволом, и в этом внимании нет
прозрения, одно лишь любопытство. Он разглаживает короткие пучки зеленых
кожистых листьев, пропуская их между большим и указательным пальцами,
словно осязание может что-то подсказать ему. Затем он заглядывает в
диковинное воронковидное образование на верхушке стебля и по-прежнему
пыхтит сквозь усы в нерешительной задумчивости. Я помню, как он в первый
раз поднимает меня на руки, чтобы я тоже посмотрел в эту коническую
чашечку. На дне ее я вижу туго скрученную, похожую на молодой, свернутый в
улитку листок папоротника спираль, которая дюйма на два выступает из
липкой массы. Я не притрагиваюсь к ней, но знаю, что вещество это липкое,
потому что в нем медленно барахтаются мухи и другие мелкие насекомые.
Отец не раз однообразно удивлялся, какое это странное растение, и
обещал непременно пойти куда-то на днях и узнать, наконец, что оно такое.
По-моему, он так никуда и не ходил, а если бы и пошел, то вряд ли узнал бы
что-нибудь в то время.
Триффид был тогда высотой более метра. Должно быть, их было много в
округе, и они росли себе спокойно и незаметно, и никто не обращал на них
особенного внимания - так по крайней мере казалось, потому что, если даже
биологи и ботаники интересовались ими, публика об этом не знала. И триффид
в нашем саду продолжал мирно расти, как и тысячи его собратьев в
запущенных уголках по всему белому свету.
Но прошло немного времени, и вот первый триффид вытянул из земли ноги
и зашагал.
Такие невероятные способности триффидов, насколько я знаю, впервые
обнаружились в Индокитае. Это, между прочим, доказывает, что люди все еще
не обращали на триффидов практически никакого внимания. Индокитай был
одной из тех областей нашей планеты, где вечно возникали всякого рода
неправдоподобные и странные слухи. Эти слухи приобретали популярность,
когда в делах наступало затишье и издателям, чтобы несколько оживить
газеты, приходилось прибегать к "духу таинственного Востока". Как бы там
ни было, индокитайский случай недолго оставался уникальным. Через
несколько недель сообщения о ходячих растениях посыпались с Борнео и
Суматры, из Конго, Колумбии, Бразилии и других стран, расположенных вблизи
экватора.
На этот раз они все-таки попали в печать. Однако никто еще не
осознавал, что эти созревшие особи имеют что-то общее с почтенной мирной
травой на нашей мусорной куче. Осознанию мешало то обстоятельство, что
сведения поступали из третьих рук и публиковались с оттенком игривости,
которой газеты прикрываются, если речь идет о морских змеях, о редчайших
явлениях природы, о телепатии и тому подобном. И лишь когда появились
фотографии, мы сообразили, что наша трава отличается от ходячих
экземпляров только размерами.
Кинохроника совершила промах. Возможно, операторы, которые
отправились в заморские страны, сумели в награду за беспокойство получить
хорошие и интересные кадры, но у продюсера бытовала теория, будто любая
тема продолжительностью более десяти секунд, если это не репортаж о
боксерском матче, неминуемо повергает зрителя в скуку. Поэтому то, что
впоследствии сыграло такую громадную роль в моей жизни и в жизни множества
других людей, я впервые увидел на считанных кадрах, втиснутых между
первенством по хулу на Гавайских островах и спуском со стапелей нового
линкора. (Это не анахронизм. Линкоры все еще строились; ведь кормиться
нужно было и адмиралам). Мне дали увидеть, как через экран бредут,
раскачиваясь, триффиды под аккомпанемент изречений, предположительно
соответствующих умственному уровню великого современного кинозрителя.
- А теперь, друзья, получайте, что нашел для вас наш оператор в
Эквадоре. Зелень на прогулке! Вам небось такие штуки мерещатся разве что
после хорошей попойки, а там, в солнечном Эквадоре, их можно видеть в
любое время и безо всякого похмелья! Растения-чудовища на марше! Кстати, у
меня идея! Давайте научим нашу картошку бегать прямо к нам в кастрюли. Как
тебе это понравится, мамочка?
Короткое время, пока длилась эта сцена, я просидел как завороженный.
Вот оно, наше таинственное растение из мусорной ямы, только высотой более
двух метров. Я не мог ошибиться... И оно "ходило"!
Основание, которое я увидел тогда целиком впервые, было косматым от
множества маленьких волосовидных корешков. Оно имело сферическую форму,
только в нижней его части имелись три тупых, сужающихся к концам выступа.
Опираясь на них, основание возвышалось над уровнем почвы на целый фут.
"Шагая", триффид передвигался примерно так, как человек на костылях.
Две тупые "ноги" скользили вперед, задняя "нога" подтягивалась к ним,
растение наклонялось, и передние "ноги" снова скользили вперед. При каждом
шаге длинный стебель отчаянно мотался - это производило тошнотворное
впечатление. Такой способ передвижения выглядел одновременно энергичным и
неуклюжим, триффиды в движении смутно напоминали резвящихся молодых
слонов. Было такое чувство, что у них вот-вот обдерутся листья или даже
сломается стебель. Но при всей своей неказистости они могли "ходить" со
скоростью нормального человеческого шага.
Вот примерно все, что я увидел, пока начался спуск на воду линкора.
Немного, но вполне достаточно, чтобы возбудить в мальчишке
исследовательский дух. Если эта штуковина может показать такой фокус в
Эквадоре, то почему бы ей не показать такой же у нас в саду? Правда, наша
гораздо меньше, но ведь на вид она совершенно такая же...
Через десять минут после возвращения домой я уже окапывал нашего
триффида, осторожно убирая вокруг него землю, чтобы поощрить его к
прогулке.
К несчастью, открытие самодвижущихся растений имело один аспект,
который операторы не испытали на себе или по каким-то причинам решили
скрыть от публики. Во всяком случае, об опасности я не подозревал. Я сидел
на корточках, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не повредить
корни, когда на меня обрушился чудовищный удар, и я потерял сознание.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Триффиды - 1. День триффидов'


1 2 3 4 5